Kitobni o'qish: «Ведьмина деревня», sahifa 3

Я поднялась с дивана, на котором все это время сидела, и подошла к нашей гостье вплотную.

– Вылезай, кому сказала!

Он осторожно высунулся наружу. Вблизи серый гаденыш походил на облачко плотного грязного пара.

– Давай-давай, не задерживайся! Нечего тебе тут делать! Посмотри, ты же ее измучил! Уходи!

Мохнатое облачко медленно отделилось от лисичкиной головы и зависло в воздухе, будто размышляя, к кому же прикрепиться теперь.

– Даже не думай! – снова воскликнула я. – Для тебя тут лакомства нет. Уходи! Рассейся, погань!

И он рассеялся. Просто взял и растворился в воздухе.

Я тут же открыла окно, и крошечные частицы неведомого существа моментально вынесло наружу потоком воздуха.

Закрыв створку, я обернулась и обнаружила позади себя забавную картину: тетя Катя, прямая, как струна, глядела на меня совершенно круглыми глазами, а у двери стояла бабуля с большой банкой мази в руках и радостно улыбалась.

– Валя, – изумленно пробормотала лисичка. – А ухо-то мое больше не болит!

– Конечно, не болит, – ласково усмехнулась бабушка. – И болеть больше не будет. Что, Катенька, посмотрела, как работает говоруха?

– Посмотрела, – кивнула тетя Катя. – Спасибо, Людочка. Ты не представляешь, насколько серьезно помогла! Как же мне тебя отблагодарить?

Отблагодарить? За что?

– Не болейте, тетя Катя, – серьезно ответила ей. – А благодарить меня не нужно. Ничего сложного я сейчас не сделала.

…Домой соседка ушла только через полчаса – выпив чашку чая и пообещав завтра передать нам еще одну банку сметаны и пару десятков домашних куриных яиц.

– Внучка твоя – сокровище, – сказала она у порога бабуле. – Девка сильная, а силы своей не понимает. Береги ее.

Когда за Катериной закрылась дверь, мы с бабушкой не сговариваясь вернулись в зал.

– Ну что, убедилась? – насмешливо спросила Лекарцева-старшая. – Или все еще считаешь себя обычной девушкой?

– Знаешь, я в шоке, – призналась ей. – У Катерины в ухе облако сидело. Представляешь?! Серое такое, гадкое. Я его прогнала. Просто крикнула, что бы оно ушло, и оно исчезло. Честное слово, ба!

– Облако, говоришь, – задумчиво произнесла она. – Как интересно… А мне они видятся грязью. Причем разной, от легкого налета пыли, до густой болотной жижи.

– Кто – они?

– Болезни, – серьезно ответила бабуля. – Ты ведь поняла, что сейчас сделала, Люся?

– Вроде бы, – кивнула я. – Это облако было недугом, да?

– Да. Ты велела ему уйти, и он ушел. Со стороны это смотрелось забавно, – она улыбнулась. – Представь, захожу в комнату, а там ты над Катей стоишь и тарабарщину какую-то кричишь. Я-то сразу поняла, что происходит – дед твой тоже заклинателем был. За годы нашей с ним совместной жизни вдоволь нагляделась на то, как он зубы заговаривал, да грудные жабы лечил. А вот соседка наша на тебя почти с ужасом смотрела.

– Вообще-то я говорила по-русски, – заметила ей. – У меня с иностранными языками отношения не очень.

– Это ты думаешь, что по-русски, – хихикнула бабушка. – Впрочем, не забивай себе голову. Ты – говоруха, а значит, нужные слова найдешь даже для болезни.

Как же все это странно!

– Знаешь, бабуля, за свою жизнь я множество раз встречала людей с самыми разными заболеваниями. Но никогда не видела их недуги вживую – ни грязью, ни облаками, ни тучами.

– Значит, время тогда к этому не пришло, – пожала плечами бабушка. – А, может быть, ты просто не вглядывалась. В медицине, Люся, серьезное внимание нужно. Тем более в нетрадиционной. Но не переживай, теперь-то ты многое станешь замечать. В том числе то, что другие не увидят никогда.

Глава 3

– В этом доме тетя Клава живет. Ну, в смысле Клавдия Константиновна. Говорят, в молодости она была самым лучшим в области специалистом по фольклору и славянской мифологии. Вроде бы даже какую-то диссертацию защитила.

– Здорово!

– Думаю, ей это было не сложно. Она ж ягиня.

– Ягиня?..

– Ну да. Это как баба Яга, только наоборот. Добрая, умеющая видеть сквозь время и пространство. Не удивлюсь, если она своих славян воочию рассмотреть сумела.

– А кто живет здесь?

– Тарас Петрович, погодник. Интересный старик, очень умный. Но настроение у него, как ветер. Постоянно меняется.

– Он умеет управлять погодой?

– Ага. Метеорологом раньше работал.

Марина вздохнула. Несмотря на яркое солнце, воздух по-прежнему оставался прохладным, а потому ее желание устроить коллективный заплыв, рисковало превратиться в мечту – близкую, но несбыточную. Гулять, впрочем, капризная погода не мешала, и лично меня это очень радовало.

Соседку-водяницу я встретила на улице почти сразу, как вышла из бабушкиного дома – после волшебного изгнания болезнетворного облака захотелось немного пройтись и заново собраться с мыслями.

Марина мгновенно обратила внимание на мой растерянный беспокойный взгляд, а узнав причину душевной тревоги (скрывать свое удивление по поводу последних событий я не видела никакого смысла), тут же предложила прогуляться по селу и посмотреть на его жителей с другой, особенной стороны.

– А это чей дом?

– О! – улыбнулась Марина. – Тут живет очень интересная пара – Ивашины Петр Иванович и Татьяна Павловна. Полевик и зеленушка.

– Полевики?.. А разве это не духи из славянских мифов?

– Славянские, может, и духи. А наши – живые люди. Хотя, конечно, правильнее будет назвать их магами земли. Видела, какой у них шикарный огород? Вот! Там даже тропические растения приживаются. Ивашины любят землю, а земля любит их. Так. Кто у нас следующий?

– Вон тот дом, с красной крышей.

– Тут Ирина Матвеевна отдыхает. Тоже дачница, как и я. Очень милая, симпатичная женщина. В городе семейным психологом работает.

– А кто она такая?

– Сирин.

Ээ…

– Женщина-птица, которая предсказывает несчастья?

– Вроде того. Крыльев у нее, правда, нет, но про беды, смерти и болезни столько может рассказать, что бессонница тебе будет гарантирована.

– И она психолог?..

– Да. А еще очень позитивный и оптимистичный человек.

Собственно, это и понятно. С таким-то даром недолго руки на себя наложить, наверняка, один только оптимизм от этого и спасает.

Прогулка наша получилась интересной и очень познавательной. Марина оказалась не просто знакома со всеми жителями Волховского, но и была осведомлена о некоторых аспектах их личной жизни. По крайней мере, род занятий и особенности каждого соседа знала на зубок.

Мы неторопливо шагали вдоль домов, вежливо здоровались с проходившими мимо людьми. При этом меня не покидало ощущение, будто я нахожусь не в знакомой деревне, а в странной волшебной сказке, которую какой-то чудак-доброхот придумал специально для взрослых скучающих людей.

Вот выходит из маленького сельского магазина старушка – кругленькая, в простом цветастом платье, в руках буханку хлеба несет. А Маринка в ухо шепчет: это обережница. Такую куклу-мотанку сделает, что ни один недруг в дом не войдет, а уж какие браслеты на удачу плетет – закачаешься!

Или, к примеру, косит сорняки у ворот мужчина – рыжий, веснушчатый, самый, казалось бы, обычный. И тут же выясняется, что обычного в нем не так уж много, ибо этот дядька в растянутых трениках – огневик, способный виртуозно обращаться с любым пламенем. Пожарным работает, ага.

Когда мы обошли все село, я окончательно уверилась в том, что поездка в Волховское была самой лучшей и полезной идеей, пришедшей мне в голову за эти месяцы.

Последним строением, которое мы миновали, стала избушка Зинаиды Семеновны. В отношении этой женщины разъяснять ничего не требовалось, а потому ее серый бревенчатый домик прошли быстро и без остановки.

Далее дорога свернула влево и превратилась в узкую тропинку, ведущую к озеру. Едва мы на нее ступили, как выяснилось, что хибарка бабы Зины последней вовсе не была. На противоположной стороне волховского водоема обнаружился красивый двухэтажный коттедж с высоким забором и коваными воротами. С другой стороны нашего берега, там, где располагались дома Марины и моей бабули, его видно не было – скрывали высокие деревья близлежащего леса, зато теперь он предстал перед нами во всей красе.

– А кто живет там? – спросила я у своей новоиспеченной приятельницы.

– Еще один дачник, – как-то неохотно ответила она. – Купил за озером земельный участок и отгрохал эту домину.

– Давно?

– Пять или шесть лет назад, меня тут тогда еще не было.

Наверное, это его бабушка и дядя Игнат назвали заозерным богатеем.

– Знаешь, – продолжила Марина, – я ведь даже не знаю, как его зовут. О нем вообще мало что известно. В село он приходит редко, ни с кем не общается, в гости никого из местных не приглашает. Впрочем, никто с ним близкое знакомство свести и не стремится.

– Почему?

– Он… странный. Да, я знаю, в Волховском все жители с секретами, но этот – самый таинственный. Мрачный, нелюдимый. Приезжает сюда чуть ли не каждые три месяца и сидит один в своих хоромах.

– А кто он такой?

– Кошчак.

– Кто?

– Некромаг.

Мы с Мариной вздрогнули и дружно обернулись – позади нас стояла Зинаида Семеновна.

– Некромант? – удивленно переспросила я.

– Некромаг, – повторила старушка. – Некромант, девочки, как и кошчак, – это черный гадатель. Тот, кто через смерть или умерших людей будущее предсказывать может. Наш же соседушка такой ерундой не занимается, он больше по нежити да по покойникам специализируется.

Я бросила на свою спутницу вопросительный взгляд. Она утвердительно кивнула.

– У нас тут, Милочка, не только люди обитают, – заметила Семеновна. – К источнику много всякой дряни лезет – подпитаться на дармовщинку. Сосед же – наш парень серьезный, мимо него ни один анчутка не пройдет. Кстати. Вы-то здесь чего бродите?

– Гуляем, – пожала я плечами.

– Просто так или по делу какому?

О! Дело.

– Бабушке моей отворот-трава нужна, – вспомнился мне утренний разговор бабули с котом-оборотнем. – К нам в кладовку какой-то чудо-грызун бегает. Надо прогнать.

– Отворот-трава тут не поможет, – хмыкнула баба Зина. – Есть у меня составчик посерьезнее. Пойдем ко мне в избу, Милочка, я тебе его отсыплю. А ты, рыбка, тут подожди. У нас с тобой никаких общих дел нет. И никогда не будет.

Марина тут же схватила меня за локоть – испуганно и жестко.

– Не бойся, – усмехнулась Зинаида Семеновна. – Ничего плохого я ей не сделаю. Мне теперь пакостничать не с руки.

После ее слов пальцы водяницы сжались еще сильнее. Я же в ответ обернулась и заговорщицки ей подмигнула.

Действительно, что Семеновна может мне сделать? Проклятье наложит? Или в жертву принесет?

Наши с ней отношения пока еще ничем не испорчены, а потому и первое, и второе весьма сомнительно. К тому же (что греха таить?), поглядеть, как живет настоящая черная ведьма, лично мне было очень любопытно.

Марина несколько секунд недоверчиво смотрела мне в глаза, а потом медленно и неохотно отпустила мою руку.

– Только не задерживайся, – сказала она, демонстративно облокотившись спиной на старенькие доски бабы Зининого забора.

– Я мигом, – пообещала ей.

Семеновна усмехнулась еще раз и распахнула передо мной скрипучую калитку.

Мы прошли через узкий чистенький дворик, поднялись на крыльцо.

Скажу честно: перешагивая высокий порог ведьминого дома, на один короткий миг мне стало не по себе. Однако потом неприятное чувство прошло – оказалось, что жилище Зинаиды Семеновны практически ничем не отличается от любого другого деревенского дома.

Полутемные сени, в комнате крепкий советский буфет, стол с колченогим стулом, маленький диван, за ширмой аккуратно застеленная кровать, на стене чьи-то пожелтевшие фото. А еще терпкий запах сухих трав, пучками развешанных в небольшой кухне.

Ничего особенного.

– Проходи, не стой в дверях, – мягко подтолкнула меня вперед баба Зина. – Раз уж пришла, познакомлю тебя с Гансом.

– А кто это? – удивилась я.

Мне почему-то всегда казалось, что Зинаида Семеновна живет одна.

– Мой верный друг и надежный помощник, – улыбнулась старушка.

Заинтригованная, я сделала несколько шагов в глубину дома. Огляделась по сторонам, но не обнаружила ни одной живой души.

– Не туда смотришь, Милочка.

Она кивнула куда-то вправо. Я повернула голову и – оторопела.

На широкой жердочке у распахнутого окна сидел ворон. Большой, черный, с огромным клювом и мощными когтями.

Насколько мне известно, у всех жителей Волховского обитает та или иная живность – кошки там, собаки, куры, индюки… У бабы Зины домашнего зверья тоже хватает. По крайней мере, кудахтанье кур и ворчливые голоса гусей с ее заднего двора доносятся весьма и весьма отчетливо. Но ворон!..

Хотя… Если верить сказкам, у каждой уважающей себя ведьмы должен быть какой-нибудь особенный зверь, который бы помогал ей в колдовских ритуалах и создавал в доме соответствующий антураж. Правда, в книгах этим зверем обычно являлется черный кот.

– Это ваш фамильяр? – поинтересовалась у Семеновны, с восхищением рассматривая красивую птицу.

Птица в ответ посмотрела на меня таким взглядом, что я почему-то почувствовала себя идиоткой.

– Ганс – друг, – повторила баба Зина. – Хотя, он, конечно, необычный ворон. Очень умный и способный. Как человек.

– Как же вам удалось его приручить?

– Никак. Мы просто однажды встретились, друг другу понравились и с тех пор больше не расставались.

Во взгляде ворона на мгновение скользнула настоящая нежность. Или мне показалось?..

– Это Мила, Ганс, – сказала птице ведьма. – Очень добрая и славная девочка. Она умеет превращать обычные слова в волшебные. Надеюсь, вы с ней подружитесь.

Ворон смерил меня долгим взором, а потом кивнул – совершенно по-человечески.

Я вздрогнула.

– Зинаида Семеновна, а Ганс, случайно, не оборотень?

– Нет, – ответила она и кивнула в сторону двери. – Пойдем, деточка, отсыплю тебе обережного порошка. Рыбка-то, небось, уже заждалась.

Из комнаты мы перешли в кухню. Баба Зина открыла один из шкафчиков, висевших на ее стене, загремела какими-то банками.

– Напитки предлагать не буду, – сказала она, извлекая на свет большую коричневую банку. – Не с руки мне тебя задерживать. Да ты и сама вряд ли согласишься попробовать мое угощение.

Я кивнула.

Семеновна вынула из шкафчика высокий узкий флакон и через пластиковую воронку щедро сыпанула в него какой-то буро-зеленой пыли.

– Забыла предупредить, Мила, – старушка оторвала от лежавшей на столе тряпки длинную полоску, свернула в несколько раз и ловко закупорила ею флакон. – Порошок-то мой не бесплатный.

– И сколько вы за него хотите? – поинтересовалась я.

Что ж, каждый зарабатывает, как умеет. Ничего особенного или зазорного в этом нет.

– Деньги мне не нужны, – покачала головой баба Зина. – Они мне уже ни к чему. Но я готова отдать тебе этот состав в обмен на обещание.

– Обещание? – переспросила я. – На какое же?

Старушка грустно улыбнулась.

– Я скоро умру, Мила. Совсем скоро. И очень беспокоюсь о том, что станется после моей кончины с Гансом. Птичник-то соседи разберут, да и с домом что-нибудь придумают, а вот он останется круглым сиротой. Ты – девочка хорошая и наверняка сумеешь найти с моим вороном общий язык. Позаботься о нем, пожалуйста. Поверь, много хлопот Ганс тебе не доставит – пищу добывает себе сам, клетка или вольер ему не нужны. А вот без общения он скоро зачахнет и пропадет.

– Зинаида Семеновна, – удивилась я, – почему вы решили, что скоро умрете? Плохо себя чувствуете? Так мы с бабушкой вам поможем. Я, правда, в лекарском деле новичок, однако, как выяснилось, кое-что все-таки умею.

Она покачала головой.

– Болячек у меня хватает, но лечить их нет никакого смысла. Просто подходит мое время, Мила. И с этим ничего не поделаешь, – она усмехнулась. – Твои бабушка и отец однажды здорово это время продлили. Я ведь должна была умереть еще тридцать лет назад, а Лекарцевы меня буквально с того света вытащили – организм здорово отмыли, целое ведро гнили из него выкачали. Эх… Жаль, что они умеют чистить только тело.

Несколько секунд мы молчали.

– Страшно мне умирать, Мила, ох как страшно, – тихо сказала баба Зина. – ТАМ с меня за каждый проступок спросят, а их за все эти годы накопилось столько – аж оторопь берет. Когда же я думаю о том, что из-за меня еще и птица страдать будет, совсем худо становится. Пожалей моего Ганса, девочка. Тогда уж мне уходить будет легче.

Вот что тут можно ответить?

– Я его не брошу, – пообещала ей. – Если действительно случится беда, позабочусь о вашем вороне.

– Спасибо, – Семеновна кивнула и протянула мне флакон. – Порошок этот бабушке отдай. Скажи, чтобы на закате им весь дом по периметру посыпала. Средство это сильное, поэтому пусть кидает понемногу – по щепотке на каждые три метра. Поняла?

– Да.

– И еще, Мила. Когда я отходить буду, не вздумай в избу мою приходить. И на похороны не иди. Ты сейчас, как котенок, – ни магичить, ни защищаться толком не умеешь. Мало ли что может случиться? Моя скверна должна уйти в землю вместе со мной.

…Из дома волховской ведьмы я выходила, снова чувствуя некоторое душевное смятение. Господи, когда же кончится этот долгий невероятный день?!

– Я уже хотела идти за тобой, – сказала мне Марина, когда я закрыла за собой калитку. – Что вы так долго делали?

– Ничего, – ответила ей. – Совсем ничего.

***

Они приехали рано утром. Постучали в дверь как раз в тот момент, когда соседский петух возвестил Волховское о том, что солнце уже показалось из-за горизонта.

Открывать мы с бабушкой пошли вместе. Она к этому моменту встала и собралась готовить завтрак, а я только-только выбралась из постели.

На самом деле, то, что сон покинул меня вместе с первыми петухами, в очередной раз здорово порадовало. Вчера мы с бабулей снова засиделись допоздна. Сначала до самой темноты посыпали отмостку дома бурой пылью, которую мне вручила Зинаида Семеновна, потом долго пили чай и разговаривали.

– Так значит, баба Зина серьезно заболела, и вы с папой ее вылечили?

– Да, – кивнула Лекарцева-старшая.

– И что же это оказался за недуг?

– Рак прямой кишки. У Семеновны с пищеварением всегда были проблемы, поэтому, когда появились симптомы, она на них и внимания-то особого не обратила. А зря. Рак – гадость хитрая, маскируется под другие болезни, а себя раскрывает только тогда, когда без оперативного вмешательства уже не обойтись. Вот Зина его и запустила. Спасибо, Саша увидел, что у нее опухоль растет, до того, как эта дрянь метастазы пустила, – бабуля вздохнула. – Долго мы ее чистили, в три приема.

– Так ты можешь вылечить рак? – восхитилась я.

– Могу, – снова кивнула она. – Если, конечно, он находится не в последней стадии – в этом случае нужно больные ткани здоровыми заменять, а я этого не умею.

Я вздохнула.

– Баба Зина сказала, что скоро умрет.

– Глупости, – отмахнулась бабуля. – Я ее сегодня видела и не заметила ничего подозрительного. Она еще лет десять проживет, а то и больше. Разве что руки на себя наложит. Но это вряд ли, с психическим здоровьем у нее тоже все нормально.

…Когда раздался тихий нерешительный стук, моя Валентина Петровна тут же оставила все дела и почти бегом бросилась ко входной двери.

– Ты кого-то ждешь? – удивилась я, двинувшись за ней.

– Такие гости всегда появляются внезапно, – ответила бабушка. – И впускать их нужно незамедлительно.

Люди, которые обнаружились на пороге, лично мне были совершенно не знакомы – невысокая полная женщина с усталым затравленным взглядом, крепкий лысоватый мужчина и худенький мальчик лет восьми, которого этот самый мужчина держал на руках. Впрочем, с первого взгляда стало понятно, что эти трое – семья.

Бабуле данное семейство также известно не было, потому как при виде визитеров она вежливо улыбнулась и сказала:

– Здравствуйте. Чем мы можем вам помочь?

– Доброе утро, – с виноватой улыбкой ответила ей женщина. – Ради Бога, простите что так рано подняли вас с кровати. Нам нужна помощь, очень-очень нужна.

Судя по всему, эти люди приехали издалека. В пути им явно пришлось провести ночь, потому как выглядели они уставшими и какими-то затравленными. Впрочем, ребенок, в отличие от своих родителей, был сравнительно бодр и с живым любопытством осматривался по сторонам.

– Что ж, входите.

Бабушка провела их в зал. Там мужчина осторожно усадил сына на диван, сел рядом с ним. Я было хотела уйти в кухню и заняться-таки приготовлением завтрака, но бабуля остановила меня жестом руки, кивнула на одно из соседних кресел.

– Рассказывайте, что у вас за беда, – потребовала она, после того, как все гости удобно устроились на диване.

– Ребенок у нас болеет, – сказала женщина. – Два года назад он очень неудачно сломал ногу, врачи ее тогда по кусочкам собирали. Пришлось сделать несколько операций, потом был курс реабилитации. Сейчас вроде все хорошо – кость срослась, можно ходить и даже бегать. А Павлик не может. Когда на ноги встает, кричит от боли и падает. Даже на костылях держаться не способен. Доктора говорят – боли у него психосоматические, на самом деле не должно там ничего болеть. Так это или нет, а ребенок наш теперь неходячий. Что мы только не делали! По больницам ездили, с психологами общались, а все без толку, – в ее глазах появилась мольба. – Пожалуйста, помогите! Нам сказали, вы любой недуг сумеете прогнать. Мы денег не пожалеем, сколько угодно заплатим, только бы Павлик снова стал здоровым.

Пока она говорила, я внимательно рассматривала ее сына. Бабушка оказалась права – стоило немного напрячься, как взору теперь открывалось много интересного.

Ноги мальчика действительно были в порядке. По крайней мере, никаких темных сущностей или черной гнили я на них не заметила. Между тем, левая нога явно подвергалась разного рода вмешательствам, ибо казалась едва ли не сплошь укутанной тонкими полупрозрачными ниточками. Впрочем, это было далеко не самое интересное – воздух вокруг поврежденной ноги почему-то виделся мне гуще и плотнее, чем в других частях комнаты, а потому означенная конечность будто бы находилась в узком прозрачном панцире.

Как интересно…

– Про деньги разговаривать рано, – сказала между тем моя бабушка. – Без завтрака, на голодный желудок дела делать нельзя. Давайте-ка мы сначала поедим, а уж потом и полечимся маленько. Ты, милая, помоги мне каши на всех наварить, а муж твой пусть в кухне электрическую розетку посмотрит – она со вчерашнего дня искрит. Павлика своего тут оставьте, его внучка моя до завтрака развлечет. Присмотришь за мальчиком, Люда?

– Присмотрю, – кивнула я.

Гости недоуменно переглянулись, но потом послушно встали и последовали за бабушкой на кухню. Павлик проводил их чуть растерянным взглядом, а потом с любопытством уставился на меня. Я улыбнулась и пересела к нему на диван.

– Ты тоже колдунья? – поинтересовался мальчик.

– Ага, – подтвердила я. – Самая настоящая.

– Значит, ты тоже будешь меня лечить?

– Неа, – покачала головой. – Не буду.

– Почему?

– Потому что тебя лечить не нужно. Ты здоров.

– А вот и нет, – возразил Павлик. – У меня ноги не ходят. Больные они.

– И вовсе нет. Они не больные, а ленивые.

– То есть как? – удивился ребенок.

– А так. Им понравилось отдыхать, и теперь они делают вид, что не могут двигаться.

– Разве так бывает?

– Сплошь и рядом, – вздохнула я. – Тебе нужно договориться со своими ногами, чтобы они опять начали ходить. Ты ведь этого хочешь?

– Конечно, – кивнул Павлик. – И в футбол хочу играть, и на самокате ездить, и машинки с горки спускать.

Ну да, машинки – это хорошо.

– Знаешь, – вспомнила я, – у меня здесь есть одна машинка. Старая, правда, ею еще мой папа играл. Мы с бабушкой вчера убирали в кладовке и случайно ее нашли. Она хорошая, с большими колесами. Если хочешь, мы могли бы с тобой немного поиграть. У нашего забора лежат ненужные доски, из них получится классная горка. С трамплином.

– Ого, – глазки мальчишки радостно загорелись. – Было бы круто. Но ведь у меня не ходят ноги. Придется папу просить, чтобы он вынес меня во двор.

– Папа сейчас занят, – заметила я. – Ты лучше договорись со своими ногами, чтобы они перестали баловаться и начали трудиться.

– А как?

– Не знаю, – пожала плечами. – Это же твои ноги. Ты им хозяин, вот и прикажи встать и пойти. Да построже! А то совсем разленились. Я же пока в кладовку схожу, за машинкой.

Лицо Павлика стало задумчивым.

Перед тем, как выйти из комнаты, еще раз бросила взгляд на его левую ножку. Воздушный панцирь теперь казался тонким и едва заметным.

Нарочито неторопливо я прошла через коридор в кладовку, взяла с полки металлическую копию карьерного самосвала и также не спеша вернулась обратно.

Маленький гость по-прежнему сидел на диване.

– Вот, смотри, – я снова села рядом с ним и протянула принесенную игрушку.

– Какая-то она покоцанная, – заметил ребенок. – Колеса-то у нее хоть крутятся?

– Сейчас проверим.

Я наклонилась и легко пустила машинку в сторону двери.

– Крутятся, – удовлетворенно кивнул Павлик.

– И очень неплохо, – согласилась я. – Бери ее и пошли играть.

Прозрачный панцирь лопнул, как мыльный пузырь – мальчик тут же соскочил с дивана и резво потопал к двери. Поднял машинку, еще раз критически осмотрел.

– А она ничего, симпатичная, – сказал мне он.

– Ага, – теперь я улыбалась во весь рот. – Иди к маме и спроси можно ли тебе пойти со мной на улицу.

Павлик кивнул и скрылся за дверью. Через пару секунд из кухни донесся громкий возглас, потом изумленные охи, а вслед за ними надрывный женский плач.

Хм.

Похоже, я немного поторопилась. Надо было потянуть время хотя бы до завтрака. Или до обеда.

Впрочем, пусть. Я ведь еще не волшебница, а только учусь.

…Кашу, к слову сказать, наши гости есть не стали. Оно и понятно: до еды ли будет, когда практически на глазах случилось самое настоящее чудо?

Едва родители осознали, что их ребенок явился к ним на своих ногах, в нашем доме начался настоящий бедлам – с воплями, рёвом и попытками членовредительства (нас с бабушкой по очереди пытались задушить в объятиях). Потом Павликова мама, размазывая по лицу слезы, совала мне в руки какие-то деньги, а ее муж изо всех сил прижимал к себе возмущенно пищащего мальчика, словно боясь поверить, что сын теперь окончательно выздоровел.

– Как считаешь, ба, не совершила ли я глупость? – спросила я у Лекарцевой-старшей, когда маленький автомобиль визитеров отъехал от нашего забора. – Они ведь приедут домой и станут о чудесном исцелении Павлика рассказывать всем родственникам и друзьям. Не будет ли у нас после этого проблем?

– Не бери в голову, звездочка, – усмехнулась бабушка. – Им все равно никто не поверит.

– Думаешь?

– Конечно. Ты сама бы поверила в то, что в какой-то глухой деревне инвалидов за полчаса на ноги ставят?

– Нет, не поверила. Я бы решила, что это подействовали ранее принимаемые лекарства. Или что организм просто пришел в норму сам по себе.

– Вот! – бабуля наставительно подняла вверх указательный палец. – Их родственники и друзья тоже придумают случившемуся какое-нибудь простое понятное объяснение. Знахарок-лекарок вроде меня в каждом регионе пруд пруди и, что же, всех считать волшебницами?

Хм.

А что? Получается очень удобно: шарлатанов сейчас действительно много, и настоящим целителям и колдунам затеряться среди них не проблема.

– И часто к тебе обращаются такие «пациенты»? – поинтересовалась я.

– Часто, – кивнула бабушка. – Если я в силах помочь, помогаю. Однако, бывают такие случаи, когда толку от моего целительства мало. Как сегодня, например. Я ведь лечу только тело, Люсенька, а тут врачевать надо было душу. Повезло ребятам, что ты у меня гостишь, – она ласково поцеловала меня в щеку. – Как ты, кстати, мальчонку-то вылечила?

– А я его и не лечила, – пожала плечами. – Просто убедила в том, что он не болен. Вот и все.

Бабуля чмокнула меня еще раз.

– Моя умничка. Только знаешь, Люда, у нас теперь появилась новая проблема. Куда мы столько каши-то денем?..

***

– Дядя Тарас!

– Нет.

– Ну пожалуйста!

– Я сказал – нет.

– Ну что вам стоит-то? Я, между прочим, прогноз погоды сегодня смотрела – солнце и тепло только через неделю обещают.

– Ну и хорошо.

– Что ж хорошего?! Через десять дней Иван Купала!

– И?

– Вода прогреться не успеет! Ни искупаться людям, ни венок по-человечески отпустить.

– Подумаешь, проблема! Никто еще не умер от того, что лишний раз в речке не посидел. А венки – это вообще ерунда. Ты, Маринка, к слову сказать, замужем, а значит, все равно никаких цветов пускать не будешь.

У водяницы от возмущения дернулся глаз.

– Я, может, и не буду, – сказала она. – А вот Люся будет. Ей надо, у нее даже жениха нет.

– Смотри, заботливая какая! – Тарас Петрович – сосед-погодник скептически покачал головой. – Марина, рыбка моя, погода – это не платье, которое можно каждый день менять по собственному желанию – сегодня желтое, а завтра зеленое. Это сложная система, состоящая из множества взаимосвязанных элементов. Ну подвину я сейчас циклон. Думаешь, он пропадет? Рассеется в воздухе? Нет! Он уйдет в другое место, где ему могут быть совсем не рады. Последствия, к слову, окажутся катастрофическими! В климат просто так вторгаться нельзя.

– Не преувеличивай, Тарас, – вмешалась в разговор бабушка, шлепая соседу в тарелку половник горячей овсянки. – Можно подумать, это не ты для своих помидоров каждый день облака разгоняешь.

– Так они же без солнца не растут, – возмутился погодник. – И гнить с космической скоростью начинают. К тому же, Валюша, мои помидоры все село потом ест, а от их Ивана Купалы пользы – ноль.

– Кому ноль, а кому наоборот, – заметила бабуля. – Ты ведь знаешь, Тарас, что наша Клава в этот праздник в соседней Степановке каждый год народные гуляния организует? С соблюдением обычаев и обрядов ее любимых славян. Весь район туда на Ивана Купалу съезжается, через костры прыгает и в реке плещется. Представляешь, как Клава расстроится, если часть обрядов придется отменить?

Тарас Петрович задумчиво пригладил свои длинные седоватые усы. Мы с Маринкой напряглись. Неужели напрасно мы нашего переменчивого соседа полдня на улице стерегли, а потом к бабушке на обед заманивали?..

– Ну, если расстроится… Ладно, черт с вами. Организую и тепло, и солнце. Но только для того, чтобы ягинюшка наша довольной осталась.

– Мы Клавдии Константиновне расскажем о вашей поступке, – вставила я. – Она его обязательно оценит.

– Думаете? – недоверчиво спросил погодник.

Мы с Мариной дружно кивнули.

Не знаю как подруге, а лично мне так сильно хотелось вместо опостылевших джинсов и ветровки хотя бы на пару дней надеть босоножки и сарафан, что я бы не только рассказала ягине о том, как дядя Тарас добр и отзывчив, но и убедила ее выйти за него замуж (Маринка по секрету сообщила, что у него к ученой волховской даме давно имеется глубокое неразделенное чувство).

К счастью, прибегать к столь крайним мерам оказалось не нужно.

После обеда погода действительно стала налаживаться – воздух ощутимо потеплел, небо засверкало ослепительной лазурью, а в бабушкином палисадники внезапно обнаружились бабочки.