Kitobni o'qish: «Маршрут перестроен»

Три орешка для Наташи

Где-то высоко-высоко над головой тихонько треснула сухая ветка, и через несколько секунд – шшууррххх! буххх! – большая, увесистая, как снаряд, шишка приземлилась в полуметре от Наташиной кроссовки. Девушка присела на корточки и протянула руку к свежей добыче. Нитяные перчатки были все уже выпачканы кедровой смолой, пахнущей лучше самых дорогих духов. Ноги и поясница ныли от бесконечных наклонов и приседаний. Очень хотелось пить. Но Наташа упорно, размеренно и неустанно, словно машина, продолжала собирать паданку, так щедро рассыпанную под деревьями и местами уже надёжно припрятанную хозяйкой-тайгой под толстым охряным ковром опавшей листвы.

Кедровая шишка лежала в её ладони: тяжёленькая, серо-коричневая и словно слегка тронутая голубоватым инеем по краешкам твёрдых, как дерево, чешуек. Сколько уже Наташа собрала их? Она не считала. Знала только, что штук пять-шесть, наверное, пришлось оставить лесу, потому что они были уже погрызаны бурундуками. Кабанам тоже надо бы что-то оставить… Но когда люди уйдут с кедрача, деревья накидают ещё шишек, и для всего шерстяного лесного народца пропитания будет вдоволь.

– Натаха! Натаха! Ты где? Эй!

Наташа кинула шишку в общую кучку возле корней мощного старого кедра и оглянулась на зов.

– Здесь я! Чего тебе?

– Чего, чего! С мешком уже иду! Ого! Тут у тебя целая куча! – крепкий, коренастый парень в сдвинутой на затылок чёрной вязаной шапочке удивлённо поднял рыжеватые брови и махнул рукой. – Ещё не влезет!

– Не влезет, так снова придёшь. Саш, у тебя попить есть?

– Конечно. – Сашка вытащил из широкого кармана болоневых штанов пластиковую пол-литровку с водой и протянул Наташе. – Перчатки только сними, а то потом бутылку не отдерёшь.

Парень и девушка присели на ствол поваленного дерева, и Наташа, запрокинув голову, жадно сделала несколько глотков из горлышка.

– Ого, выворот какой огромный! – прищелкнул языком Сашка, внимательно глядя на корни, будто вырванные из земли ручищей какого-то великана. – Целый шалаш можно сделать… А дерево вроде и небольшое. Молодое ещё.

– Так и у человека… – задумчиво отозвалась девушка и вытерла губы тыльной стороной ладони. – Сам ещё маленький, а сколько предков у него!… В самую глубь веков. Жаль, что мы их всех не знаем. До последнего колена… Или до первого, наоборот? Так мне интересно, кто же они были, мои пра-пра-пра-прадеды… Откуда пришли? … Ой, я тебе совсем ничего не оставила!

Она протянула парню бутылку, в которой оставалось воды почти на самом донышке. Виновато пожала плечами, прямо глядя ему в лицо большими светло-карими глазами и улыбаясь одними краешками губ.

– Да ничего. Я пока не хочу. Поможешь мне паданку в мешок сложить? Или устала?

– Устала. Но помогу. – Наташа снова натянула перчатки, поднялась и, вскинув вверх руки, привстав на цыпочки, потянулась всем телом, будто хотела достать до подпирающих пронзительно-синее октябрьское небо кедровых крон.

– Я вот знаю только, что мои прадед с прабабкой сюда с Белоруссии перебрались. Не помню только, в каком году. Тут землю бесплатно давали, вот они и поехали. – Сашка кинул в мешок ещё несколько шишек и рукавом куртки смахнул капельку пота с кончика своего конопатого курносого носа.

– Погоди. Если землю, да бесплатно, то это, получается, было ещё до Революции. Значит, не прадед, а прапра…или даже ещё дальше надо идти, – возразила Наташа и попыталась встряхнуть мешок, который крепко держала за «ушки». Но он был уже слишком тяжёлый.

– Ну, тебе виднее, ты ж у нас историей увлекаешься, – улыбнулся парень. – Только нафига она тебе, эта история? Чтоб шишковать каждую осень, всех царей знать необязательно. Лучше уж повадки кабанов изучить. Сегодня следы видела? Прямо возле нашего бивака. Где-то рядом они. Просто боятся выйти, пока народу столько, да костёр.

– А с чего ты взял, что я всю жизнь шишковать собираюсь? – Наташа помогла Сашке затянуть тесёмки мешка и снова глянула ему прямо в глаза из-под длинных, как стрелы, тёмных ресниц.

– А чего тебе ещё делать? Не коз же доить? Или ты хочешь на бухгалтера выучиться? Бухгалтер – самая большая шишка в нашей Заготконторе!… Отойди-ка! – парень не без труда взвалил мешок на свои широкие плечи и, крякнув, как дед, медленно пошёл вперёд. Сухие листья и ветки громко зашуршали и захрустели под его массивными, пыльными берцами.

– Нет. На бухгалтера не хочу. Я вообще не хочу здесь оставаться, Саш, – девушка пошла с ним рядом, то и дело с беспокойством поглядывая на его покрасневшее от усилий лицо.

– Хех! Ну, понятное дело. В городе-то побывала разок, и всё – теперь только и мечтаешь, как по асфальту будешь на каблуках ходить.

– Да при чём тут каблуки, Саш! Я учиться хочу. В университете. На историческом. Археологом хочу стать, на раскопки ездить по всему миру… Хочу быть учёным. Учёной, вот.

Наташа снова украдкой взглянула на Сашку, опасаясь увидеть на его лице презрительную усмешку, но парень только сильно сморщил нос, потому что на нём опять повисла тяжелая солёная капля.

– Остановись, отдохни. Дай-ка, пот тебе вытру, – девушка извлекла из кармана куртки носовой платок, развернула его и приложила к веснушчатому лицу паренька.

– А ты знаешь, что я слышал? – негромко и серьёзно заговорил Сашка, когда перевёл дух. – Что? – заинтересовалась Наташа, снова гипнотизируя его своим карим взглядом.

– Дядь Мишу с пасеки знаешь?

– Ну?

– Так вот, у его жены племянница уехала в город, в институт. В медицинский, кажется, поступила…Училась, училась и – того! – заучилась. Кукуха поехала. В психушку попала. Вот так.

Наташин звонкий смех, казалось, распорол тугую тишину прозрачного и холодного таёжного воздуха. Прямо над их головами невидимо вспорхнула с ветки испуганная птица, да где-то поодаль снова с глухим, мягким стуком упала на толстую лиственную подстилку созревшая шишка.

– Сашка-а-а… Ну что за ерунда!

– Ничего не ерунда. Если не веришь, сама у дядь Миши спроси. – Сашка переступил с ноги на ногу, глядя на свою спутницу исподлобья.

– Да никто от учёбы с ума не сходит. Это наследственное. Просто проявляется у всех по-разному: у кого раньше, у кого позже.

– Всё-то ты знаешь. Умная слишком, – парень вынул из кармана бутылку с остатками воды и, открутив крышку, припал к ней пересохшими губами.

– Пока ещё не умная. Вот когда закончу университет, тогда стану умной… Ой, посмотри, что здесь! Гляди! – Наташа наклонилась над низким замшелым пеньком с небольшим круглым углублением посередине. В нём, словно в чашечке, лежали три кедровых орешка. Маленькие, размером с ноготь девичьего мизинца, серовато-коричневые древесные капельки, в которых под прочной скорлупкой прятались желтоватые, ароматные, маслянистые ядрышки.

– Не трожь! Это бурундук нычку сделал на зиму. Вернётся, а нет ничего! У него этих нычек дофига, конечно, по всему кедрачу, но всё равно, – деловито и немного сварливо объяснил Сашка.

– Да я и не думала трогать. Я только сфотаю, маме покажу. – Наташа полезла во внутренний карман куртки за телефоном.

– Ой, а тетя Таня, поди, никогда нычек не видела!… Ты, Натах, вроде всю жизнь в деревне живёшь и каждый год шишкуещь чуть не с первого класса, а как будто не местная. Мож, у тебя, правда, какие-то предки городские? Потому тебя так туда и тянет, в университеты эти.

Сашка покрутил головой, снова закинул на плечи мешок и, стараясь идти быстро и ровно, зашагал по направлению к биваку.

Наташа, сделав пару кадров на свой старенький смартфон, побрела за парнем, на ходу обрывая с низко склонившихся веток кисточки калины, алой, как заря.

Девушка любила тайгу – эту прекрасную страну, полную разнообразных звуков, запахов, движений… Полную загадок и тайн… Такую, казалось бы, знакомую, но в то же время всегда открывающую что-то новое, доселе неизвестное. Она любила её так же сильно, как своих родителей, как свою родную деревню, и всё-таки большой город, лишь однажды увиденный ею во время экскурсии, на которую они ездили с классом на прошлый Новый год, теперь постоянно появлялся в её снах. Он звал и манил широкими улицами, высокими зданиями, задорными звонками трамваев и гудками автомобилей, золотыми гирляндами вечерних огней, а главное – обещал исполнение самой заветной её мечты: выйти в люди, получить образование, сделать что-то очень-очень важное и значительное в жизни.

Положив на язык и раскусив кроваво-красную ягоду, Наташа скривилась от её терпкой кислоты, выплюнула косточку и побежала догонять Сашку, который уже скрылся со своей ношей за высокими деревьями.

***

Первое, что слышала Наташа ещё издали, возвращаясь домой из школы, это высокий заливистый лай, полный радостного восторга. А едва свернув с главной улицы в свой узенький переулок, уже видела, как Белка, взобравшись на плоскую крышу будки, изо всех сил машет пушистым рыжим хвостом и подпрыгивает, чтобы из-за забора увидеть любимую хозяйку. В те счастливые для Белки дни, когда её отвязывали, она прибегала к школе, ровнёхонько к тому моменту, как давали звонок с последнего урока, и бежала с Наташей до самого дома, по пути деловито обнюхивая все кусты и загоняя на деревья не успевших вовремя ретироваться кошек.

– Белка! Белочка! Белушечка ты моя! – Наташа открыла внутренний засов, просунув руку через отверстие в калитке, вошла, и тут же на неё обрушился поток собачьего ликования в виде прыжков на грудь и бесчисленных поцелуев мокрым носом и языком.

Невысокая худощавая женщина в спортивном костюме и фартуке вышла на крыльцо и, щурясь от яркого солнца, с улыбкой смотрела на дочь, которая играла со своей четвероногой ушастой любимицей. И когда Наташа успела так быстро вырасти? Кажется, совсем недавно счастливый и гордый Сергей встречал жену с охапкой оранжевых лилий-саранок у роддома. Кажется, только вчера их малышка с серьёзным и гордым видом и огромным букетом золотых шаров в первый раз переступила порог школы… А вот теперь Татьяна с гордостью и нежной грустью смотрит на совсем уже взрослую девушку, которая, скинув рюкзак с учебниками на лавку, утопающую в рыжих бархатцах, звонко смеётся, носится по двору, дразня Белку, и в движениях её уже нет ни детской неуклюжести, ни подростковой угловатости: за последний год она превратилась в настоящую красавицу – статную, как молодая ель, и гибкую, как лоза. Выпускница. Невеста. Только вот какое будущее ждёт их любимую, единственную девочку? Как сложится её жизнь в этом затерянном среди приморской тайги, забытом богом посёлке с дышащим на ладан зверосовхозом и маленькой заготконторой?… До ближайшего райцентра – сто километров по бездорожью, никаких регулярных автобусных рейсов… Продукты для сельпо и газовые баллоны завозят два раза в месяц на ЗИЛах. Повезло ещё, что школа здесь есть, а кабы не было? Кабы не было, так, наверное, давно бы уехали они отсюда поближе к цивилизации. Только любит Сергей свою тайгу, обожает охоту, рыбалку в студёных таёжных речках, и жизни без всего этого не представляет. Да и Татьяне здесь нравится: у неё своё хозяйство – огород, куры, козы, – и ей совсем не в тягость такоё житьё-бытьё. А Наташе? Она ведь у них совершенно не похожа на других деревенских детей: летом все айда гулять с утра до вечера, а она наберёт книжек в школьной библиотеке и сидит целыми днями, уткнувшись носом, даже на обед не дозовёшься. И в кого пошла, неизвестно…

– Дочура, насыпать тебе ещё ухи?

– Мам, ну ты опять? «Насыпать» это неправильно. Нельзя насыпать что-то жидкое, только налить… – Наташа протянула матери пустую тарелку. – Налей ещё, пожалуйста. Очень вкусно!

– Ой, дочура… Моя мама так всегда говорила, и бабушка, и прабабушка. Я привыкла. Насыпать, налить… какая разница, не пойму! Хлебушек бери ещё, наедайся.

– Спасибо. А папа когда приедет?

– Сказал, что завтра. Ещё попутчиков подождёт, да что-то там починить надо в машине, как раз всё заодно и сделает. Ты ему напиши, если что купить надо в райцентре.

– Хорошо.

– Как в школе дела?

– Как обычно. Елена Борисовна снова запуталась с логарифмами, а потом ещё одному из её первоклашек стало плохо, и она повела его домой. Так что алгебры, считай, и не было. А Семён Игнатьич сказал, что разбираться с причинами Карибского кризиса это всё равно, что пытаться вывести колорадского жука, и что в жизни он не думал историю преподавать, да вот пришлось!

– Ох, дочура… ну, что поделаешь! Хоть так, да вас всё-таки учат! Кто сейчас сюда поедет, к чёрту на куличики?… Спасибо, что учебники все есть. Ваша Людмила Ивановна молодец, школу сохраняет всеми силами, как может. Пока школа есть, деревня ещё живёт…

Татьяна убрала со стола тарелки и поставила на газ старенький эмалированный чайник. Наташа задумчиво смотрела на мать, водя указательным пальцем по выцветшей клетчатой клеёнке.

– Да… Людмила Ивановна мне, кстати, дала контакт репетитора по истории!

– Ой! Правда? Ты уже позвонила?

– Нет ещё. Она в Пушкине живёт, это около Петербурга где-то. Там сейчас совсем раннее утро. Надо подождать… Но я так волнуюсь, ужасно! Вдруг у неё уже мест нет. Или вдруг она увидит, что я ничего не знаю, и откажется заниматься… Страшно.

– Ну как же ты ничего не знаешь, дочура! У тебя же «пятёрка» по истории… – Татьяна выложила печенье из пачки на блюдце, дотронулась до крошечного скола на его краешке и вздохнула. Надо бы уже обновить посуду, но пока не на что.

– Мам, эта «пятёрка» на самом деле совсем не «пятёрка»! Семён Игнатьич у нас только даты спрашивает, а их выучить совсем нетрудно. А я задания по ЕГЭ как глянула, так там, знаешь, сколько всего, кроме дат и имён исторических деятелей!…. Я на половину вопросов вообще не знаю, как ответить. Даже как подступиться к ним, не понимаю!

Чайник на плите сипло засвистел и чихнул кипятком из носика, словно подтверждая Наташины слова. Мать налила в кружки кипяток и снова присела к столу. Опустила чайный пакетик сначала в дочкину кружку, потом, аккуратно поддерживая ложкой, перенесла его в свою.

– Ну, будем надеяться, что эта учительница тебе поможет подготовиться. А откуда Людмила Ивановна знает её, если она, как ты говоришь, под Петербургом живёт?

– А она туда переехала несколько лет назад… Раньше здесь жила, в Приморье, тоже в школе работала. Они где-то на учительских конференциях встречались, что ли. Теперь у неё там, в Пушкине, есть свой Центр по подготовке к ЕГЭ. И индивидуально она занимается с учениками, и онлайн тоже.

– Ох, так, наверное, это будет дорого, дочура… Нам с папой, конечно, для тебя денег не жалко… только… – Татьяна запнулась, не стала продолжать. Не надо дочке знать об их денежных затруднениях, ни к чему. Она ведь девочка неизбалованная, хоть и одна в семье, – никогда ничего не требует, даже не просит. По осени всегда ездит шишковать с другими ребятами, чтоб подзаработать. А что заработает, всё матери отдаёт, «в общую копилку», как она сама говорит.

– Я сразу спрошу у неё про цену, и если дорого, тогда сама как-то буду готовиться, – Наташа разломила печенье на две неравные части и снова сложила их в одно целое на блюдце.

По её нежному, чистому лицу с бледно-розовыми щеками, с широко распахнутыми глазами золотисто-орехового цвета, как будто тень пробежала, как будто в ясный день солнце вдруг скрылось за маленьким облачком. Татьяна знала, о чём сейчас подумала дочка. О широких шумных улицах, о высоких красивых зданиях и гирляндах ночных огней большого города… О том, как бы ей хотелось туда уехать. Из всех Наташиных рассказов о городе мать больше всего впечатлило, что там, – это и представить трудно! – горячая вода бежит прямо из крана! Но сама Наташа мечтала, конечно, совсем не об этом. Ей виделись большие светлые учебные аудитории, огромные читальные залы библиотек с книжными стеллажами от пола до потолка, интерактивные доски, на которых разворачиваются перед студентами карты Древнего мира и оживают исторические события давно минувших веков…

– А как зовут эту учительницу? – прервала молчание Татьяна.

– Ольга Александровна… Я, наверное, лучше напишу ей на WhatsApp. Звонить очень страшно.

– Ну, напиши, дочура. Очень интересно, что она тебе ответит. Я сама что-то так волнуюсь, аж голова начала болеть.

– Мам, ну ты что! Иди приляг, отдохни, а я посуду помою. Что тебе ещё помочь сделать?

– Да ничего не надо, дочура. Садись за уроки лучше. Успеешь ещё в своей жизни по хозяйству нашуршаться… – Татьяна поднялась из-за стола, поцеловала дочку в русую кудрявую макушку и принялась убирать на кухне.

***

– Доброе утро, Наташа! Ох, то есть, у вас уже день! Добрый день!

С экрана телефона Наташе приветливо улыбалась женщина средних лет. Элегантный синий жакет, тёмно-каштановое каре, сдержанно-красная помада на красивых полных губах. Настоящий преподаватель, ментор, наставник – даже просто по внешности. Девочка почувствовала, как заколотилось сердце, как запылали щёки. Вчера, после того, как они списались по WhatsApp, Наташа отправила Ольге Александровне выполненные задания экспресс-теста по истории, и сейчас эта элегантная, строгая дама вынесет ей свой приговор. Девушка застенчиво улыбнулась:

– Да, у нас уже даже почти вечер!… Уф… Как мой результат? Всё плохо?

– Ну, что я хочу сказать… – женщина на экране надела очки в стильной тонкой оправе и внимательно посмотрела в бумаги, лежащие перед ней на письменном столе. За её спиной был виден просторный светлый кабинет, кремовые жалюзи на окнах, картины на стенах и многочисленные полки с книгами. – Хочу сказать, что ты сама достаточно правильно оценила свои знания по истории, как почти нулевые.

Наташа кивнула и отвернулась, чтоб скрыть мгновенно подступившие к глазам слёзы. Невысокий мягкий голос с противоположного конца страны продолжал:

– Признаться, я тебе не поверила вчера, потому что у тебя хорошая, грамотная речь, и сразу заметны и начитанность, и широкий кругозор. Предполагаю, что ты увлекаешься историческими романами и прочитала их немало. Но требования, которые предъявляет экзамен, к сожалению, несколько другие. Вернее сказать, совсем другие.

– У меня нет никаких шансов? – спросила Наташа чуть слышно.

– Знаешь, шанс есть всегда, – ответила Ольга Александровна после короткой паузы. – Особенно, когда есть желание, цель и решимость её достичь.

Она вдруг негромко рассмеялась:

– Как говорил Наполеон: «Сначала ввяжемся, а потом разберёмся!». Если ты действительно хочешь сдать этот экзамен и сдать успешно, я готова тебе помочь.

Наташино сердце подпрыгнуло и забилось ещё быстрее.

– Правда? Вы, правда, можете мне помочь?

– Да, могу. Но тебе придётся очень и очень серьёзно потрудиться. – Женщина в синем жакете, которая теперь казалась Наташе настоящей Феей-Крёстной, сняла очки и внимательно посмотрела девочке в глаза.

– Я сделаю всё, всё, что вы скажете! Потому что это моя единственная возможность выйти в свет, выйти в люди, увидеть мир, стать кем-то в жизни!

– Я понимаю. Давай посмотрим вместе. Сейчас октябрь. Экзамен в июне. То есть, у нас с тобой в запасе восемь месяцев. Я посчитала. Чтобы освоить весь необходимый материал, тебе придётся заниматься каждый день по два-три часа, и каждый день отправлять мне выполненное домашнее задание. Я буду присылать тебе видео-разборы, таблицы, презентации, всё, что нужно. Один раз в неделю у нас будет занятие по видеосвязи, потом работа над ошибками.

– Хорошо. Хорошо! Я готова!

– Наташа, когда я говорю, что заниматься нужно каждый день, это значит именно каждый день, без выходных и праздников… И скорее всего, тебе придётся пожертвовать развлекательным чтением, кино, общением с друзьями. – «Фея-Крёстная» смотрела теперь без улыбки, её лицо стало очень строгим и немного печальным.

Наташа набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула. Заправила тёмно-русые кудряшки за уши. И сказала тоже без улыбки, твёрдо:

– У меня нет выбора. Я готова.

– Я очень рада это слышать! – Ольга Александровна ободряюще кивнула своей новой ученице. – Тогда приступим прямо сегодня.

Когда Наташа, раскрасневшаяся, взбудораженная, рискуя сломать шею, скатилась с чердачной лестницы (связь ловила сегодня только на чердаке) и влетела в комнату, родители, которые всё время её разговора с учителем тревожно прислушивались и переговаривались шёпотом, бросились к ней с расспросами. Вернее, спрашивала только мать. Отец внимательно слушал, то хмурясь, то улыбаясь сквозь усы, со слезами на глазах глядя на свою совсем уже взрослую дочь… Давно ли он помогал своей жене пеленать крошечный тёплый комочек, давно ли носил маленькую Нату на закорках, привозил ей игрушки и конфеты из райцентра?… А вот теперь она стоит перед ними: юная красавица, настоящая принцесса, которая так стремится поскорее сбежать из родного королевства в дальние страны… Отцу ужасно не хотелось отпускать дочь. Отпускать одну в незнакомый, неведомый, чужой, враждебный мир… В город, где столько соблазнов, столько опасностей. Здесь, в тайге ему не раз приходилось сталкиваться нос к носу и с кабаном, и даже с тигром, но он знал, что люди бывают гораздо более жестокими и коварными, чем дикие звери. А его девочка такая наивная и доверчивая! Хорошо, что она не глупа. Может быть, именно ум станет её главным оберегом.

– Ольга Александровна обещала уже сегодня прислать первые задания. Я засижусь допоздна! Хорошо, что сегодня пятница, и завтра не надо в школу, – щебетала Наташа, и глаза её так и сияли.

– Дочура, я так рада за тебя, так рада!… А ты что молчишь, батя? Тебе всё равно, что ли? – обернулась Татьяна к мужу. Она тоже вся прямо светилась. И будто помолодела на десять лет.

– Ну, раз вы обе так довольны, значит, и мне положено радоваться, – ответил отец, пряча улыбку и слёзы. – Только я по-настоящему обрадуюсь, когда Ната экзамен сдаст и в университет поступит. Вот это будет реальный повод для радости. А сейчас пойдёмте-ка ужинать, девчонки. С вашими мечтами да разговорами с голоду тут помрёшь.

***

Белка заходилась возбуждённым лаем, и рыхлый снег фонтаном летел из-под её лап с крыши будки, а пушистый рыжий хвост вращался, как пропеллер, в то время как замерзший Сашка топал изо всех сил ногами, обутыми в тяжёлые зимние ботинки на меху, и колотил обоими кулаками в калитку. Наконец, дверь дома отворилась, и в облаке белого пара на крыльце показалась Наташа: она на ходу застегнула молнию своего пуховика и, нахлобучив на голову шапку, побежала к калитке.

– Ты хочешь, чтоб я совсем окоченел? Дубак, капец! Чего ты так долго-то? – недовольно пробурчал Сашка, беря девушку под руку и искоса глядя на её лицо с непривычно яркими губами и какими-то блёстками около глаз. – Накрасилась, что ль?

– Да я ещё днём накрасилась… чуточку совсем, помада только и – вот, – она дотронулась варежкой до сияющих звёздочек на скулах. – Нравится тебе?

– Ну, так, ничего. А если днём накрасилась, то чего сейчас возилась-то?

– Я не возилась, мы с Ольгой Александровной занятие заканчивали. Сегодня связь прорвалась, и мы целых сорок минут без перерыва говорили… Столько всего успели разобрать!

Парень и девушка вывернули из узенького переулка на главную улицу посёлка, слабо освещённую только горящими окнами домов. Фонарей здесь не было и в помине. Утоптанный снег тоненько поскрипывал под их ногами, от губ при каждом слове шёл густой пар.

– Ну, понятно. Всё учишься! – хмыкнул Сашка, сморщил нос и покрепче прижал к себе Наташин локоть. – Поступишь в свой университет и – до свидания! А мне что делать?

– Ну, как что делать, Саш! Тоже поступать! В городе же много всяких ПТУ, туда не так трудно попасть, – весело говорила Наташа, стараясь шагать в ногу со своим спутником.

– Тебе просто сказать… А я вот не знаю даже, на кого учиться. Да и зачем это мне? Буду, как батя, охотой и рыбалкой промышлять… На кетовой икре в этом году, знаешь, сколько денег срубили, да и на кедровом орехе…

– Ох, Саша… Охота, рыбалка, собирательство… Ну, это же первобытно-общинный строй какой-то получается!… Зачем Пётр Первый из Европы столько учёных в Россию пригласил? Зачем Елизавета Петровна Московский Университет основала? Чтобы ты через триста лет вот так же в лесу за кабаном охотился? Орехи собирал всю жизнь?

– Знаешь, Натаха, если все вот так будут рассуждать, как ты, то кто же вас, учёных, кормить будет, а? Небось икорку-то красную на Новый год все трескают в городе-то твоём?

Наташа хотела что-то возразить, но они уже подошли к высокому забору, украшенному мишурой, из-за которого виднелась заснеженная двускатная крыша дома их одноклассницы Настюхи.