Kitobni o'qish: «Чёртова бабушка»

Моя мама развелась с папой три года назад, и он уехал из нашего города на север на заработки. Там он и умер. Но его мать, моя бабушка, серьезно заболела. И соседи обратились к моей маме как к единственному человеку, кто еще хоть как-то был связан с бабкой родством: они рассказали ей, что та совсем плохая стала. Мама очень не любила свою свекровь, как и она ее, но делать было нечего, не бросать же пожилого больного человека без помощи на произвол судьбы. Дело было еще в том, что мы жили на съемной квартире и денег нам катастрофически не хватало. Мама работала обычной медсестрой в городской больнице и получала очень мало. И так случилось, что бабка Марфа переписала свою трехкомнатную огромную квартиру на меня ни с того ни с сего. Это было странно, потому что это случилось сразу же перед ее болезнью, а до этого все мои четырнадцать лет она меня знать не хотела и всем рассказывала про маму гадости, что, мол, я не папина дочь вовсе. Очень у нее был вздорный характер.

Мама не хотела ухаживать за ней, но, узнав, что квартира теперь достанется нам, смягчилась, и мы решили переехать к бабке Марфе.

Вот тогда мы стали собирать вещи и потихоньку вечерами перевозили сумки на новое место жительства. А на выходных мамин знакомый должен был помочь перевезти оставшиеся вещи, мебель и технику.

На утро после переезда я не нашла свою Муську и пошла ее искать, чтобы взять с собой. Она часто по ночам убегала гулять, но всегда утром ждала под подъездом. Но на месте ее не оказалось. Я начала звать ее, оглядывая все кошачьи любимые места. Кошки не было, и она не отзывалась. Тут я вдалеке на детской площадке углядела соседских восьмилетних мальчишек, что всегда играли втроем в войнушки, чем очень раздражали бабусь на лавочках. Они всегда были шумные и задорные, чем тревожили тихую жизнь пожилых. Но на этот раз они тихо стояли, окружив что-то, что лежало на земле, и тыкали в него палками, проверяя что-то.

Я сначала не поняла, что они там нашли и любопытно разглядывали, но решила подойти поближе. На дороге лежал комок шерсти, и до меня не сразу дошло, что расцветка шерсти походила на окрас моей Муськи. Но, подойдя поближе, я в ужасе схватилась за голову. Мертвая, моя кошка лежала, распластавшись по асфальту. Не было видно признаков жизни, она точно была мертва. Я схватила ее трупик, напугав ребятню, и отчаянно помчалась к матери, не зная как быть и что делать.

Мама увидела меня из окна кухни и выбежала навстречу. Она точно понимала что делать, в отличие от меня, и, забрав ее у меня из рук, сказала идти в квартиру. Я послушалась. Слезы горечи и жалости лились у меня по щекам. Оцепенение по всему телу, широко открытые глаза и тихий ужас внутри – вот так я и села на полу возле входной двери. Мама вернулась через полчаса. Она-то в своей жизни, работая в больнице, много видала всякого, но я нет. Она успокаивала меня как могла и положила на кровать, чтобы я немного пришла в себя.

Мама тогда говорила, что, скорее всего, машина сбила кошку, мол, ничего не поделаешь. Такое случается. Я, конечно же, все понимала, но верить не хотелось.

Я принесла Муську совсем котенком, брошенную на произвол судьбы кем-то, я подобрала ее и прикипела к ней всей душой. А она была такая умная, будто человек. Это она была всегда рядом, когда мне было плохо, это она выслушивала мои жизненные ситуации и по-кошачьи отвечала лаской и мурлыканьем, что меня всегда успокаивало.

Через полтора часа машину погрузили, и мы сели в кабину газели. Ехать до бабки Марфы было недалеко, минут двадцать пять, и мы отправились на новое место жительства. А я все думала, что мама мне рассказывала о ней. Она ненавидела кошек. И кажется невероятным совпадением, что именно сейчас Муськи не стало.

Еще я помнила, что мама рассказывала еще давным-давно: у бабушки было три сына. Один сын повесился, когда ему стукнул двадцать один год; тогда люди говорили, что от несчастной любви. Второй сын пропал давным-давно; говорили, что сидел в тюрьме, а после того, как вышел, скрывался от каких-то людей из-за своих нехороших дел. Мама не знала его, но говорила, что род у моего отца нехороший. Все мужчины умирают. Бабка Марфа два раза была замужем: первого мужа завалило на шахте при аварии, а второй умер от проблем с печенью. Мама рассказывала, что он болел желтухой. Я почти не помню его, мне было тогда три года, помню лишь его страшные желтые глаза и иссохшее болезненное лицо в больничной постели. Так все мужчины, кто так или иначе был близко связан с бабушкой, и умирали. Я же ее не знала близко, но по рассказам матери понимала, что мы ей ненавистны. Отец мой был самым младшим из ее сыновей, но и его участь была печальна. Мне было десять с половиной, когда у него остановилось сердце на другом конце страны.

Все эти знания моей родственной части по отеческой линии мне тогда не казались столь ужасными, ведь выросла я, не выбирая, у кого рождаться. Мне казалось, что много таких семей, кто сталкивается с тяжкими событиями за всю свою жизнь.

Как-то на городском рынке мы с подружками повстречали цыганку, что приставала к прохожим, рассказывала им судьбу по линии руки. Она им – пророчество, они ей – деньги, кто сколько давал. Я ее увидела издалека, и наши взгляды пересеклись. Подойдя к нам, она заговорила глубоким мягким голосом, усыпляя бдительность и приковывая внимание. Мы же, девчонки, желавшие знать будущее, легко поддались на ее сказки и по очереди протягивали ей руку. Маринке она нагадала, что та родит двух дочерей от рыжего парня из ее класса. Это нам показалось враньем, так как в нашем классе не было рыжих. Ольке она рассказала, что будет она жить богато, но муж будет гулять от нее и будет она несчастна с ним. А, взяв мою руку в свою ладонь, она долго молчала. Ее лицо искривилось страхом и внутренней паникой. Она лишь произнесла слово "бес" и, бросив мою руку, убежала в толпу. Меня будто что-то бросило за ней вдогонку, я не могла успокоиться, не поняв, что она увидела там. Я догнала ее, крича ей вдогонку. Она остановилась и очень серьезно мне тогда сказала:

– Девочка моя, ты в большой опасности, но не смею я тебе говорить о таком. Не спрашивай, прошу. Не в праве я.

Тогда она скрылась, и я даже не заметила, как, оставив меня в недоумении и тихом страхе какого-то огромного нечто, что представляло для меня угрозу. А через два месяца мама узнала о болезни бабки Марфы. И тогда же к нам в класс перевелся рыжий парнишка из другой школы. Тогда еще, мы подшучивали над Маринкой, что жених ее прибыл собственной персоной.

На переезд в новую квартиру мама решилась к концу моего учебного года. Тогда ей уже невмоготу стало ездить к бабке, чтобы ухаживать за ней.

Приехав в квартиру, мы занесли оставшееся, и мама позвала водителя на чай в знак благодарности, что помог с переездом. Пока закипал чайник, мама сходила в комнату старухи и помогла ей с утренним туалетом. Затем накрыла на стол и ей тоже в комнату отнесла чай с оладьями. Пока мама с другом сидели на кухне, я решила взглянуть на бабку своими глазами и подошла к ее приоткрытой двери, наблюдая в щель. Мне не было видно ее целиком – лишь руку, бравшую с тарелки оладьи. Но она будто почувствовала, что я за дверью, и окрикнула:

– Саша, зайди, зайди ко мне.

Я стояла, не решаясь войти. Она же продолжила разговаривать со мной. Ее шторы напрочь были закрыты, комната была темная, и запах старости и мочи ударил мне в нос из дверной щели. Она сначала звала полушепотом. Я стояла, не шевелясь, затихла, будто мышь, прячущаяся от кота.

Затем она затихла. Я захотела уйти, но что-то меня будто держало прикованной к полу – это был страх. Я не понимала, почему, но такая жуть меня пробрала до костей, что я дышать не могла. И зловонный запах стал все больше окутывать меня. Тут я услышала легкое шарканье, будто шелест листвы или что-то подобное. И дверь резко распахнулась, а ее красные глаза с полопавшимися капиллярами, совсем безумные и дикие, впились в мое лицо. Я даже отпрянуть не смогла, настолько была вколочена в пол. Она приблизилась лицом к моему лицу и начала меня нюхать, как собака. Я и слова вымолвить не могла, страх паучьими лапками оплетал меня паутиной от пяток до макушки.

Далее она прошептала:

– Он придет поиграть с тобой, ты только жди!