Kitobni o'qish: «24 h»

В этот день никто не умер. Никто. На всей земле ни одного человека. Ни от рака или сердечного приступа, ни от голода или старости, никого не убили и не было ни одной аварии или катастрофы, где погибли бы люди.

Первыми на это явление обратили внимание ученые. Сначала в Японии, потом в Европе и Америке.

Но этот день был предсказан монахом Афонского монастыря.

День 21 декабря 2012 года, вопреки ожиданиям конца света, стал днем полного переполоха в научном и религиозном мире.

Япония. Токио. Токийский университет

0 часов 23 минуты 22 декабря 2012 года¹

Масатоки Кокиба, физик, лауреат Нобелевской премии, сидел около монитора, вглядываясь через стекла очков в цифры на экране. Статистика показателей смертности в Японии была вполне достоверной, даже небольшая погрешность никак не могла объяснить то, что происходило за последние сутки.

– 127 миллионов человек, – вслух рассуждал ученый, – точнее, 127 миллионов 76 тысяч 183 человека, по данным прошлого года. Смертность в год: 9,26 на 1 тысячу – получаем 117 тысяч 602 человека в год, делим на 365 дней – получаем 332 и 62 сотых в день, а в високосный год – 331 и 31 сотая, а сегодня – ни одного.

Дверь приоткрылась, и в комнату бесшумно, как только умеют ходить японские женщины, вошла помощница, тихо подошла к столу, положила перед профессором бумаги и так же тихо удалилась. Масатоки посмотрел и от удивления приподнял очки. После 24 часов зафиксировали три смерти. Мужчина 76 лет. Житель Киото. Болел раком. Две женщины в Токио – 83 и 94 лет, причины смерти уточняют. Данные из других регионов Японии еще не поступили.

Профессор снова перевел взгляд на монитор и продолжил размышления вслух:

– Причины смерти не важны. Важен факт. Люди в Японии не умирали ровно сутки – с нуля до 24 часов вчерашнего дня.

США. Вашингтон. Джорджтаунский университет

11 часов 35 минут 21 декабря 2012 года

Звонок застал профессора Джека Николсона, когда он, закутавшись от холодной погоды в пальто, шел по красивому университетскому дворику на кафедру. Он остановился, разглядывая широченный пень и аккуратно сложенные рядом поленья от дерева, поваленного недавним ураганом. Дерево считалось символом университета, говорили даже, что его посадили в год основания.

Профессор Николсон смотрел на пень с сожалением. Он вспоминал развесистую лиственную крону, под которой в жаркие летние дни, расположившись прямо на траве, отдыхали и занимались студенты. Николсон любил смотреть на эту картину из окна своего кабинета. Этот вид напоминал ему полные романтики и надежд студенческие годы. И еще он представлял дерево как природный храм науки, скрывающий от палящих солнечных лучей таинство постижения знаний.

Звонок. Скайп показал в айфоне лицо Масатоки Кокибы – его старого японского друга по Рочестерскому университету. Дело, которое Масатоки хотел изложить другу, наверняка было очень важным, потому что Николсон впервые видел такой взволнованный взгляд у обычно по-японски сдержанного и спокойного товарища. Именно для того, чтобы спокойно во всем разобраться, Николсон попросил у Масатоки разрешения перезвонить попозже, когда доберется до кафедры.

Греция. Македония. Полуостров Афон. Монастырь Святого Пантелеймона (Россикон)

18 часов 37 минут 7 декабря 2012 года

(по юлианскому календарю)

В дверь кельи игумена монастыря – архимандрита Иеремии (Аркадьева) постучались. Архимандрит отвлекся от молитвы, медленно повернулся к двери, приподнялся с колен и произнес:

– Войди, сын мой.

Дверь отворилась, и на пороге появился Иов – монах средних лет крупной и мощной статуры с голубыми глазами и седеющей по краям русой бородой. Он поклонился игумену, встал на колени и поцеловал настоятелю руку. Затем, получив молчаливое согласие говорить, сказал тихо:

– Отец, сбывается…

Иеремия повернулся к окну и, глядя на синеву Эгейского моря, полностью осознал, что в свои 92 года, отдав почти всю жизнь служению Господу, он оказался на пороге чего-то Великого, что невозможно понять умом. Некоего события, которое станет поворотным моментом для всего человечества, для всей истории людского существования. Это день, который обозначен проведением Господним, его планом и идеей: от Адама и до сегодняшнего дня. За всю историю человечества таких дней было немного: когда Господь создал человека, когда выгнал его из Рая, когда спас Ноя и ковчег, когда заговорил с Авраамом и когда распяли Иисуса. Сегодня такой день. Сегодня никто не умрет.

Он из окна окинул взглядом весь монастырь. Зеленые купола с золотыми крестами величественно возвышались над светящимися на заходящем солнце белыми стенами монастырских строений. Некогда Россикон, один из самых почитаемых монастырей, насчитывал до двух тысяч монахов. Сегодня его братия состояла из 48 служителей. Глядя на свою обитель, архимандрит предался размышлениям и воспоминаниям.

Он стал игуменом Россикона в 1978 году. Тогда их было 212 братьев-монахов. Почти все – греки русского происхождения и выходцы из СССР. Он – сын священника, приехал служить на Афон в 1943 году. Сегодня большинство монахов монастыря моложе его. Один только брат Иона года на три старше, живет и молится Богу в Старом Нагорном ските. Монахи носят ему хлеб и воду раз в день. Монастырь почти пуст. За последние двадцать лет только в девяностых годах пришли новые братья в монастырь. В девяностых было тяжело. Вот и потянулись люди к Богу. Кто от безысходности, кто разочаровался в мирской жизни, а кто и грехи замаливать. А в новом тысячелетии – никого.

«Почему не идут люди к Господу? – думал Иеремия. – Нет Веры. Молятся Богу, а для себя просят богатства и власти. Приезжают и спрашивают не о душе, а о теле. Вот президент российский приезжал – ведь все у него есть, самый богатый, власть царская, а он не о душе своей просил. А о господстве.

Приезжают и просят святыни показать. Прикоснуться хотят. Сила в них. Силу все чувствуют. Шкурой чувствуют. Так ведь сила-то от чего? Вот они, мощи Святого Пантелеймона, стопа Андрея Первозванного, честная глава апостола Луки, мощи Иоанна Предтечи, апостолов: Петра, Филиппа, Фомы, Варфоломея и Варнавы. Все в монастыре хранятся. А иконы? Чудотворная икона Божьей Матери – Иерусалимская, икона Святого Иоанна Предтечи, древняя икона Святого Великомученика и целителя Пантелеймона. Цены им нет. Сила от них такая идет, что болезни отступают.

Приезжают лечиться, а Богу служить не хотят.

А ведь святые отцы ни богатством, ни властью не обладали. В служении Богу и Человеку подвиг свершали. Вот и память о них тысячи лет. И тела нетленны, и мощи их силу имеют. Силу неисчерпаемую. А ныне веру для приличия держат. Забежали да покрестились. Модно стало по церквям хаживать. Истинной веры нет. Дух слабый. И не ведают они, что бренные, уйдут и память о них умрет в день смерти, и дети на могилу не придут.

Не идут люди служить Господу, а в монастырях монахов не хватает, чтоб за реликвиями следить. Истинно сказано: «И будет суд над вами по делам вашим».

На этой мысли игумен повернулся к монаху, послушно стоявшему в ожидании указаний.

Архимандрит приподнял голову, показывая, что готов слушать монаха далее.

– Отец Иеремия, в 18 часов 41 минуту в интернете появилось сообщение. В Японии с нуля до 24 часов 21 декабря 2012 года, по григорианскому календарю, не умер ни один человек. Эту информацию сообщил профессор Токийского университета Масатоки Кокиба, физик, занимался высокоэнергетическим космическим излучением, распадом протонов, смог зарегистрировать космические нейтрино, нобелевский лауреат, премию получил за работу по обоснованию существования бозона Хиггса. Я его знаю лично, но какое отношение к этой проблеме он имеет – не ведаю.

– Как и предсказано, «дальние острова» – Япония, – задумчиво произнес настоятель, не обращая внимания на последние слова монаха.

– Да, – утвердительно качнул головой Иов, – Япония.

– Наблюдай далее, сын мой, и готовь доклад на совет монастырей, – произнес игумен и, перекрестив голову Иова, позволил ему удалиться.

Монах Иов (Ткаченко) попал в Афонский монастырь Святого Пантелеймона в середине 90-х годов, уехав навсегда из Киева. В монастыре его никто и ни о чем не спрашивал. После того как Иов принял постриг, он надолго засел в монастырской библиотеке, которая насчитывала более 20 тысяч старинных книг и рукописей. Так прошло несколько лет. Все время, которое оставалось после молитв и трапезы, монах проводил в библиотеке, иногда оставляя себе для сна только пару часов в сутки, а иногда и вовсе забывая про сон.

И вот однажды он попросил игумена об исповеди, на которой признался отцу Иеремии, что он – известный математик, что стал профессором в 28 лет и работал в киевском академическом институте. Его работа касалась математической разработки правдоподобных рассуждений. Но, когда институт, без его ведома, продал эту работу в Америку за копейки, он разуверился в справедливости и решил никогда больше математикой не заниматься, посвятив свою жизнь служению Богу. Далее Иов показал отцу Иеремии выводы и расчеты, которые касались Библии и других святых книг, пророчеств и предсказанного племенем Мая конца света 21 декабря 2012 года. После чего отец Иеремия срочно запросил собрать совет двадцати монастырей Афона.

Украина. Киев. Святая Успенская Киево-Печерская Лавра

18 часов 47 минут 21 декабря 2012 года

Отец Феодосий (Дмитренко) сев за компьютер в пять часов утра, больше не вставал. Он ждал. Ждал того, что может произойти сегодня. Если все будет так, как предсказал Иов, мир изменится. Сегодня сбудется промысел Господа нашего.

Отец Феодосий встал перед иконой Иисуса Христа и начал читать 50-й псалом: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну. Тебе Единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих, яко да оправдишися во словесех Твоих, и победиши внегда судити Ти. Се бо в беззакониях зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя. Се бо истину возлюбил еси, безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси…»

Внезапно раздался тихий, но четкий сигнал полученного по электронной почте сообщения. Сообщения, которое он ждал весь день. Ждал и боялся. Боялся и подтверждения, и опровержения – любое, что могло прийти сегодня на его адрес, вызывало у него необъяснимый страх перед неизведанным, непонятным, непознанным.

Монах прервал чтение Псалма, трижды перекрестился и подошел к ноутбуку. Сообщение было от того, от кого он его и ждал. Писал брат Иов.

Отец Феодосий знал Иова давно. Очень давно. Они вместе учились в школе. Только тогда они были – два мальчика-подростка, один из которых, Саша, идеально знал математику, а второй, Константин, любил литературу и был склонен, как говорили, к гуманитарным наукам. Средняя школа № 90 находилась недалеко от Лавры. Костик жил фактически на территории монастыря и сразу после окончания школы решил поступать в Киевскую духовную семинарию. Саша без экзаменов поступил в университет на физико-математический факультет.

Подружились они еще в школе, во-первых, потому что помогали друг другу: Саша Косте – по математике, а Костя Саше – по языкам, и, во-вторых, потому что были влюблены в одну и ту же девочку – одноклассницу Свету. Она выбрала математика. Но Костя не обижался и поддерживал дружбу. Вскоре Костик стал отцом Феодосием, Саша защитился сразу после университета, а за три года осилил и докторскую диссертацию. Начал ездить за границу на семинары и симпозиумы. Света, как раз в год защиты докторской, родила ему дочь Лену, и отец Феодосий ее крестил. Дочь подрастала. И все было бы хорошо. Если бы однажды Саша не пришел к отцу Феодосию и не попросил рассказать ему о служении в церкви. Именно тогда друг рассказал Александру о великом центре Православной церкви – греческом Афоне.

Все случилось очень быстро. Саша исчез в одно мгновение. Ни жена, ни дочь не знали, где он. Какие только версии не выдвигала Света. Измена, убийство, кража… Несколько месяцев его искала милиция. Но потом все как-то само собой улеглось. Света продолжала жить, смирившись с отсутствием мужа. Говорили даже, что видели ее с другими мужчинами. И только отец Феодосий подозревал, куда исчез его друг. Но никому этого не говорил, да у него никто и не спрашивал. И вот недавно, года два назад, Саша обнаружил себя в социальных сетях и ошарашил отца Феодосия своим предсказанием.

Через несколько дней Феодосия вызвал настоятель и дал ознакомиться с тайным посланием из Москвы. Бумага была подписана лично вновь избранным Патриархом Русской православной церкви. Содержимое документа точь-в-точь совпадало с Сашиной информацией. Тогда же, два года назад, сам митрополит лично благословил его на паломничество в Грецию и дал поручение внимательно изучить все документы, целиком возложив на него ответственность за сопровождение и изучение вопроса в Киевской Лавре.

США. Вашингтон. Джорджтаунский университет

12 часов 00 минут 21 декабря 2012 года

Профессор Николсон любил все основательное, и поэтому, прежде чем перезвонить Масатоки Кокибе, он налил себе большую чашку кофе, пододвинул к столику удобное кресло и только после того, как сделал первый глоток, включил компьютер.

Через секунду на экране появилось беспокойное лицо японца.

– Хэллоу, мистер Николсон!

– Хэллоу, Масатоки! Что случилось? Вы снова номинированы на Нобеля? – попытался пошутить американец.

– Нет, тут такое дело. Я знаю, что вы, мистер Николсон, в свое время занимались математическим моделированием случайностей и вероятности. Скажите, какова вероятность того, что в Японии при количестве населения более 127 миллионов жителей никто не умрет в течение одних суток?

– Ну, коллега, если мы представим, что среднестатистический возраст жителей 40 лет, а продолжительность жизни японца 90 лет, при этом японская медицина на сто процентов справляется с раковыми и сердечнососудистыми заболеваниями, и ни один автомобиль, поезд или самолет не попадет в аварию, и Якудза перестала существовать, и…

– Нет. Конечно, всего этого нет. Вы прекрасно меня понимаете, – перебил Николсона профессор из Токио.

– При любых иных условиях отсутствие в течение суток летальности в стране с населением в 127 миллионов человек практически равна нулю или равна нулю, – пробасил в веб-камеру американец и отхлебнул кофе.

– Тогда позвольте сообщить вам, что в Японии на протяжении всего дня 21 декабря 2012 года с нуля и до 24 часов не было зафиксировано ни одной (слышите, ни одной!) смерти японца, или туриста, или приезжего. Я разместил информацию на моей страничке университетского сайта. Можете глянуть.

– Не может быть, – меняя настроение разговора и отставляя чашку с недопитым кофе, пробормотал Николсон. – Откуда вы это знаете?

– Мой аспирант заведует государственным отделением статистики и информации. Он мне еще в обед позвонил. Мы с ним до самого конца 21 декабря просидели на связи. В Японии нет ни одного умершего за этот день.

– Позвольте, сейчас всего 12 с хвостиком.

– В Японии – час ночи 22 декабря 2012 года, у нас 11 часов разница, – медленно, как студенту, объяснил Масатоки Кокиба.

– Ах да, простите… – извинился в ответ Николсон.

– В нашей стране статистическая служба работает четко. Если врач констатирует смерть, то через одну секунду это фиксирует государственная статистика. Но ни одной смерти не было – ни в Токио, ни в каком-либо другом месте Японии.

– Это только в Японии?

– Не знаю, я еще вечером звонил в Китай своему знакомому – профессору Ли Вин Таню. Он обещал проверить данные. Но у них система учета сложная, много провинций, до сих пор данных нет.

– Хорошо Масатоки, я сейчас позвоню в американское бюро, потом свяжусь со Швецией и Германией. Оставайтесь на связи, – с этими словами Николсон отключил скайп.

Греция. Македония. Полуостров Афон. Монастырь Святого Пантелеймона (Россикон)

19 часов 55 минут 7 декабря 2012 года

(по юлианскому календарю)

Архимандрит Иеремия открыл Библию и стал читать: «Книга первая. Бытие. Глава 12. «И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе, и Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение; Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные».

Иеремия стоял, всматриваясь в пожелтевшие страницы старой книги, и, набрав воздух, громко воскликнул:

– Все племена земные!

Ему стало легко. Раздумывая над тем, что еще надо сделать для проведения внеочередного священного кинота, он обвел взглядом собравшихся монахов.

– Где Иона?

– Идет, отец. Иона стар. И путь от Старого Нагорного скита к монастырю неблизок. Поди, лет пять не выходил. Может, вообще ходить разучился, – ответил монах с лицом старца, но светлым и бодрым взглядом. – Чтоб не помер по дороге…

– Сегодня никто не умрет. В монастыри послали?

– Да.

– Все приготовили?

– Все готово, отец.

– Хорошо, тогда молитесь, братья, молитесь.

Географический центр Европы. Украина

20 часов 05 минут 21 декабря 2012 года

Распластанная ночная тень покрыла Европу. Подчиняясь движению Земли и Солнца, в этот день – 21 декабря 2012 года – была самая длинная ночь. Зимнее солнцестояние произошло в 11 часов 12 минут. После чего Солнце на секунду замерло, развернулось и двинулось в обратную сторону на прибыль дня, навстречу лету. Каждый год Солнце двигалось по этому пути, создавая дни и ночи, лето и зиму, то обогревая, то охлаждая Землю, давая импульс для жизни. Все живое, следуя ритму, установленному движением светила, подчинялось солнцевороту: то пробуждаясь, то замирая, рождалось, развивалось и умирало. Этот ритм, казалось, никто и ничто не могло изменить. Но постоянство было только кажущимся, потому как никогда Солнце не повторяло свой путь в точности. Каждый день, каждый год что-то происходило иначе. В мире нет ничего, что повторялось бы в точности. Все, что происходит, – меняется. Миром правит изменчивость.

В этот день Солнце двинулось не только навстречу летнему солнцестоянию, оно развернулось навстречу новой эре. Наступал золотой век, второй век Сатурна, с него начиналась новая эпоха, которая будет длиться более двух тысяч лет. Эпоха Шестого солнца эры Водолея.

Посреди великолепных закарпатских гор, в нескольких километрах от двухметрового каменного столба, на котором в 1887 году была сделана надпись на латыни, указывающая, что именно это место является географическим центром Европы, в уютном деревянном доме на смертном одре лежал один из старейших людей планеты.

Он пожил немало – сто пятнадцать лет и умирал при здравом уме и цепкой памяти, которой обладал всю свою жизнь, помня все, что происходило с ним за долгие годы. Помнил Первую Мировую, когда юным и сильным солдатом служил в артиллерийском полку, и времена, когда работал на карьере у венгра, помнил и коллективизацию. Помнил страшную войну, которая забрала всю его семью.

Он жил долго и пережил многих. Сначала ушли ровесники, потом те, кто завидовал его крепкому здоровью, состарились уже и те, кто почитал его возраст.

Он любил работу. После войны отстроил дом. Чуть свет поднимался и ухаживал за скотиной, потом уходил в поле. Так каждый день. Даже этим летом, уже чувствуя немощность, все же накосил сена для коровы. Почему он жил долго, он не знал.

И вот сейчас, лежа в кровати, чувствовал, что непременно умрет. Он хотел умереть сегодня, но не умирал.

Он устал жить. За последний год почувствовал какую-то пресыщенность от суматохи всей своей жизни. Осенью, когда появилась боль, мысли о смерти стали приходить все чаще и чаще. К врачам он не ходил, не привык. Заваривал травы и пил, но последнее время ему становилось хуже. Настойка мака уже не помогала. Боль была такой сильной, что даже в молитвах он стал просить смерти, но она не приходила.

Сегодня он почувствовал, что умрет. День закончился, наступила ночь, – он ждал.

Швеция. Уппсала

19 часов 10 минут 21 декабря 2012 года

Альва Йохинсон прогуливалась возле Кафедрального собора в ожидании традиционно проводимого по пятницам концерта органной музыки. Она специально пришла заранее, чтобы дольше побыть на улице. Ее самое любимое время – зимний вечер в Уппсале. Легкий морозец очищал воздух, делая его насыщенным, кристально чистым и вкусным, когда каждый вдох доставляет удовольствие, и Альва, остановившись, несколько раз с наслаждением глубоко вдохнула.

На улице стемнело, и уже включили освещение. Аккуратно расчищенные от снега дорожки были посыпаны мелким гравием, а тени высоких снежных холмов, расползались от низких фонарей по бокам, придавали скверу таинственный вид.

Люди потихоньку собирались. Альва подошла к небольшой афише у входа, уточнила время начала концерта, глянула на часы. Оставалось 20 минут, и она, решив побыть немного наедине с Богом, купила билет и прошла внутрь собора. Опустила несколько крон в копилку, взяла свечку и тут же почувствовала вибрацию «Nokia» в сумочке. Поспешно, дабы не заметили, что она забыла отключить телефон, Альва вышла на улицу.

– Хэллоу, Альва! – раздался в трубке знакомый голос. Она глянула на экран телефона. На нее смотрела фотография улыбающегося Николсона. Ее старый американский друг. И даже больше, чем друг. Альва была в него влюблена. И если бы он позвал ее, она, ни секунды не раздумывая, бросила бы все и переехала к нему. Но это было невозможно.

Они познакомились лет десять тому назад на проекте ООН по изучению народонаселения. Веселый американец сразу привлек внимание шведки. Ей даже показалось, что он флиртует с ней, но оказалось, что его внимание было продиктовано простой учтивостью, и правда заключалась в том, что Джек Николсон был нетрадиционной сексуальной ориентации. Несмотря на это, его трудолюбие и научная хватка вызывали у нее восхищение, которое смешивалось с непонятным чувством сродни женского взаимопонимания, и все это перерастало в платоническую любовь.

– Хэллоу, Джек, что случилось? – приветствуя друга по имени, радостно и настороженно спросила она.

– Альва, ты в университете?

– Нет, сегодня пятница. Уже начало восьмого. Я дома. Вернее, пошла на концерт.

– Альва, возвращайся в университет, когда будешь возле скайпа, перезвонишь мне.

– А что случилось? – повторила она вопрос.

– Сегодня происходит что-то, чего я не могу понять. Во всяком случае, сегодня никто не умирает. Понимаешь, никто. Ни один человек в мире. В Японии за сутки 21 декабря никто не умер. Представляешь, ровно с нуля до 24 часов 21 декабря не умер никто?! Масатоки Кокиба, ты его помнишь, выложил эту информацию на сайте Токийского университета и перезвонил мне. Его данным можно верить. Он сейчас проверяет Китай. Я кое-что узнал по Америке. Похоже, такая же ситуация и у нас. Но в Америке плохо налажен сбор информации, в каждом штате по-разному. Надеюсь, в Швеции все работает четко. Нужно отследить до конца суток и в течение завтрашнего дня по всем странам. Я буду связываться с Вальтером из Берлина, а ты попробуй отследить по скандинавским странам.

– Как – никто не умер? – переспросила Альва, уловив самое главное.

– Как? Как? Так. Подожди, мы еще не уверены. Если это просто тенденция, тогда можно предположить внешнее влияние каких ни будь испарений, извержений, электромагнитных излучений, вспышек на Солнце и еще Бог знает что. Если факт – тогда я не знаю. У нас день только на половине, у вас подходит к концу. Если к концу временных суток, до 24 часов, в Швеции никто не умрет, то это факт. И тогда мы никак не сможем объяснить это физическим влиянием. Если ситуация повторится во всех странах, то это неопровержимый факт.

– А если не повторится?

– Я молюсь, чтобы не повторилась. Если есть простая тенденция уменьшения смертности только в Японии и она случайно связана со временем суток, тогда мы будем искать то явление, которое останавливает смерть. Если мы его найдем, мы сможем его изучить, а может, и попытаемся воспроизвести.

– Тогда мы сможем… – подхватила Альва.

– Да, тогда мы сможем влиять на продолжительность жизни человека и его смерть или произведем универсальное лекарство – панацею.

– Подожди, я уже возле кабинета, – с этими словами Альва вставила ключ в замок и открыла дверь.

Она даже не заметила, как прошла от собора к зданию университета и, кивнув дежурному, быстро поднялась на третий этаж. Пока грузился компьютер, Альва пыталась разобраться в ситуации. Привыкшие к научной работе мысли работали с быстротой молнии, то сосредотачиваясь на общем, то разбегаясь по отдельным уголкам разных вопросов поставленной задачи.

На экране монитора засветилась комната Джорджтаунского университета.

– Сейчас подойду, – раздался голос Николсона.