Kitobni o'qish: «Мартынов. Неделя стюарда»

Глава 1

    хх.хх.1984

    Понедельник

    03:52

Горе в княжеском роду Гурие́ли. Совсем юным погиб младший внук старого князя. Он отважно выпрыгнул из парящего над Средиземным морем летнего дворца Государя Императора, чтобы спасти рыбака, чью лодку перевернули волны, да так и потонул сам, несчастный.

Такова официальная версия, только кто же поверит, что княжичу, пусть даже и перебравшему алкоголя, не хватило бы Яра, чтобы из воды взлететь обратно до дворца? Роду Гурие́ли, конечно, далеко до по-настоящему сильных князей, но даже у младшего, упокой Господь его душу, энергетический резервуар, вместилище мужской энергии Яра, был большим.

Поэтому и ежу понятно, что Гурие́ли утонуть не мог. А лично я от себя мог бы добавить, что в воду княжич отправился уже мёртвым, и что умер он, убившись о собственную наглость.

Откуда я это знаю? Оттуда, что умер он на моих глазах, и я – тот человек, который сбросил его в прибрежные воды русского города Константинополя. Ровно через год и два дня после моего возвращения из Японии.

В отличие от погибшего, который был в Парящем дворце по приглашению одного из княжичей императорской крови, я, единственный сын младшего сына влиятельного князя Мартынова, находился там по долгу службы. Я – стюард летнего Парящего Его Императорского Величества дворца. Стюард Мартынов. С детства мой энергетический резервуар был огромен. И совершенно пуст. Но во время стычки с молодым Гурие́ли всё заверте…

Вышло это так. Во дворце, где я несу свою почётную службу, прислуживая князьям императорской крови, а в перспективе и самим Императорским Высочествам, существуют соответствующе обустроенные комнаты на случай, если благородным гостям нужно будет побыть в одиночестве или, наоборот, срочно разделить с кем-то радость общения настолько тесного, что окружающие могут ему помешать. Это я про секс, если кто не понял.

В одну из своих смен мимо такой комнаты и шёл я с пустым подносом из-под шампанского, когда услышал приглушённые женские вскрики, натолкнувшие меня на мысль, что находящаяся там дама вовсе не планирует сейчас уединяться. В такую минуту я совсем позабыл о том, что последний раз использовал Яр в возрасте семи лет.

Тогда, на своей первой тренировке, я полностью опустошил свой резервуар, выполняя команду учителя ударить его волной силы. До этого обучавший моего кузена (о котором я расскажу в своё время) инструктор не ожидал, бедный, что у ребёнка Яра будет больше, чем у него, и отправился в кому. Я, впрочем, тоже, и мне ещё повезло: взрослого человека яровой шторм может убить.

Конечно, неразумно было врываться в комнату, защищая честь неизвестной мне дамы, зная, что никаких сил, кроме тех, что в руках и ногах, у меня нет, и что любой дворянин сомнёт меня как банку из-под газировки. Но аристократическое воспитание взяло верх, вытеснив все остальные мысли.

Я бросил поднос и открыл дверь своим отпечатком пальца, который обеспечивал мне, как придворному стюарду, доступ во многие помещения дворца.

– Извольте прекратить безобразие! – попытался гаркнуть я как можно более грозно.

Фигура, нависавшая над дамой, повернулась ко мне. Это был младший Гурие́ли. Его чёрные глаза горели страшным огнём.

– Ты кто такой?! – зарычал он.

– Стюард Мартынов, – ответил я. – Возьмите себя руки, сударь. И обращайтесь ко мне уважительно, на брудершафт не пили.

Сомневаюсь, что он чётко расслышал мой ответ. Узнав мою фамилию, Гурие́ли, очевидно, сразу вспомнил, что во дворце служит только один Мартынов в чине стюарда, и это тот самый Мартынов, у которого нет Яра.

– Пшёл вон, – презрительно прошипел он. И тут же получил от меня звонкую пощёчину, которую, сам не заметив как, я ему отвесил.

Я понял, что это конец. Оставалось малодушно надеяться, что дама, за которую я так безрассудно вступился, сможет хотя бы частично прикрыть меня своей женской силой, Ярой. В этом случае, может быть, я доживу до завтрашнего утра, когда мои секунданты будут безуспешно пытаться выбрать пригодный для меня, как лишённого Яра, способ дуэли.

Гурие́ли ничего говорить про дуэль не стал. Рассвирепев от пощёчины, он решил прихлопнуть меня как комара, ударив с двух сторон своим Яром. Понял я это только тогда, когда обнаружил, что остановил его удар своими руками. Но человеческое тело слишком слабо против силы Яра, а это значит, что, инстинктивно выставив руки в стороны, я каким-то образом пустил через них свой Яр!

Действительно, я ощутил, что мой резервуар наполовину полон (в такую минуту не хотелось думать, что он наполовину пуст, знаете ли). Как это вышло, Бог его знает, но здесь и сейчас у меня была сила!

Гурие́ли, увидев, что я каким-то образом остановил его удар, – хотя абсолютно каждому в высшем свете Константинополя известно, как минимум на уровне слухов, что мой резервуар пуст – яростно вскрикнул и обрушил на меня всю свою мощь.

И я её сдержал, представив перед собой большой щит и выставив руки вперёд. Я действовал инстинктивно, так как меня никто не тренировал с пор той первой и единственной тренировки, когда я чуть не зашиб учителя и чуть не убился сам.

Это-то и сыграло с Гурие́ли злую шутку. Из-за того, что я пользовался защитой неуверенно, ему показалось, что нужно ещё чуть-чуть поднажать, чтобы сломить меня. И он поднажал. А потом ещё. А потом, не заметив из-за своей великой лютости, что выходит за свой предел, ещё чуть-чуть. И свалился замертво. Яровой шторм, будь он не ладен, прикончил забывшегося от алкоголя и злобы княжича. Не знаю как, но я сразу почувствовал, что он мёртв.

Яровой шторм случается тогда, когда человек использует много Яра за один раз. Выброс энергии настолько велик, что резко опустошившийся резервуар, подобно вакууму, засасывает в себя жизненные силы носителя. У мальчиков поначалу, как правило, Яра очень мало. Резервуар увеличивают тренировками, постепенно, поэтому к восемнадцати годам каждый молодой дворянин знает класс своего резервуара и умеет с ним обращаться.

Мой же резервуар с самого начала был огромен и, ничего не подозревая, я выполнил самое первое указание моего горе-учителя атаковать его, сразу попав под яровой шторм. Но куда страшнее, чем штормовая кома, из которой, в конце концов, попавшие в неё в возрасте до пятнадцати лет почти всегда выходят без последствий, оказался тот факт, что мой, опустошённый однажды резервуар не восполняется со временем, как у любого дворянина. Выходило, что я истратил все, отпущенные мне в этой жизни, силы будучи семи лет от роду.

Но в этот раз у меня откуда-то взялся Яр! Правда, в тот момент я думал о другом.

– Сударыня, вы в порядке? – наклонился я над сидящей на полу совсем молодой девушкой. Одежда на ней была цела, так что, судя по всему, её девичья честь не пострадала.

– Да, благодарю вас, – слабым голосом ответила она. Я подал ей руку, помогая подняться.

– Фрейлина Елизавета Георгиевна Аматуни́, – представилась она, слегка согнув ноги, обозначив книксен.

Её густые чёрные волосы растрепались, образуя роскошную копну, спадавшую на хрупкие голые плечи и красивыми завитками облегая тонкую шею. Её вечернее платье было слегка разорвано, что позволяло мне видеть значительную часть её красивой и, нужно отметить, довольно большой груди. Она заметила мой взгляд, глаза её распахнулись, полные губы приоткрылись…

– Стюард Матвей Михайлович Мартынов, – быстро, чтобы она не успела возмутиться, представился я, наклонив голову.

Она продолжала смотреть на меня большими влажными глазами. Я повернулся к Гурие́ли. Что же делать?

– Он мёртв, – услышал я за спиной голос Елизаветы.

Я кивнул.

– Матвей Михайлович, – она обожгла меня прикосновением руки. – Выбросите его в окно. Сейчас ночь, никто ничего не узнает!

– Но как же? – воскликнул я. – Нужно рассказать всем, как всё было!

– Нет, мой друг. Вы же позволите мне называть вас своим другом? – произнесла Елизавета Георгиевна. – Если вы расскажете об этом случае, то для всего нашего общества я стану глупой фрейлиной, которую любой княжич может утащить в тёмный уголок.

– Но… – попытался возразить я.

– Сегодня вы спасли меня, мой друг, и я навсегда запомню это, – сказала она. – Спасите мою честь ещё раз, прошу!

В растерянности я потянул мертвеца за руку. Был он большим и очень тяжёлым.

– Матвей Михайлович, что вы делаете? – удивилась фрейлина Аматуни́. – Используйте же Яр.

Точно! Мне, прожившему всю жизнь пустышкой, и в голову не пришло воспользоваться силой Яра для поднятия чего-то тяжелого. Или кого-то. Скажем, мёртвого наглеца.

Делая пассы руками, я представил, что надеваю огромные перчатки и поднимаю ими тело Гурие́ли. Труп действительно поднялся в воздух. Сделав взмах руками, я выбросил его в окно.

– Никогда раньше не видела, чтобы кто-то так размахивал руками, поднимая что-то, – задумчиво сказала фрейлина.

– Елизавета Георгиевна, если вы хотите, чтобы я называл вас другом, то никому не рассказывайте, что я использовал Яр. Это секрет, – спохватился я.

– Конечно, Матвей Михайлович, – кивнула она. – Прошу вас, если удобно, перейдём на «ты».

– Хорошо, Елизавета.

– Уведи меня отсюда, Матвей, тут есть другие комнаты? – попросила она.

Я кивнул. Кто-нибудь мог услышать всплеск от падения тела Гурие́ли в воду и предположить, из какого именно окна выпало тело. Нужно было перейти на другую сторону дворца. Я посмотрел на часы, моя смена уже закончилась, сейчас заступят другие стюарды и фрейлины, а когда празднество закончится, обычные, неблагородные, слуги придут прибираться.

Я открыл дверь и осторожно выглянул, чтобы убедиться, что нас никто не увидит. Мы выскользнули в коридор и перешли на другую сторону парящего дворца. Там я открыл отпечатком пальца дверь в точно такую же комнату. Пропустив вперёд Елизавету, я вошёл сам и, оперевшись на дверь, вздохнул с облегчением.

– Сколько тебе лет, Матвей? – спросила фрейлина.

– Восемнадцать, – поднял глаза я. – А тебе?

– Тоже восемнадцать, – она посмотрела на меня, не моргая. Я почувствовал, что тону в чёрных озёрах её больших глаз.

– Я тебя раньше не видел… – начал было я, как вдруг она сделала шаг ко мне, прижавшись ко мне своей упругой грудью. У меня перехватило дыхание. Я почувствовал, как её сочные губы касаются моих, как её тонкая изящная ладошка начинает хозяйничать в моих форменных брюках.

– Матвей, – шептала она, продолжая осваиваться с содержимым моего нижнего белья, – поверь мне, я так в первый раз… и вообще в первый… я просто чувствую, что так правильно, что ты…

Я собрал все свои силы и отстранил от себя фрейлину.

– Елизавета, тебе нужно прийти в себя, поезжай домой, наша смена закончилась, – как можно строже сказал я.

Она продолжала что-то лепетать, затем как-то вдруг расплакалась. В комнате была небольшая душевая с раковиной и зеркалом, где я помог ей умыться и привести себя в относительный порядок. К счастью, от природы яркая Елизавета Георгиевна в силу молодости пренебрегла в этот вечер косметикой, так что никаких потёков туши её слёзы не вызвали.

Мы добрались до гостевого лифта, которым пользовался, как лишённый возможности летать, и я. Гости-мужчины без дам обычно прилетали самостоятельно, на лифте же поднимались те, кто приходил парами. Для слуг не-дворян и разных грузов использовался отдельный лифт.

Мы спустились на стоянку, держащуюся на воде на понтонах. Я проводил Елизавету Аматуни́ до ждущей её машины, кажется, что-то из Руссо-Балтов средней ценовой категории, видимо, встречал кто-то из дворни. Или это был её личный автомобиль, который Елизавета Георгиевна использовала для неофициальных визитов, так как на нём не было гербов. Посмотрев, как машина удаляется, двигаясь по понтонному мосту к берегу, я ещё раз вздохнул и направился к своему скутеру, глядя на яркую полоску утреннего зарева над морем.

Пустыми дорогами, я быстро добрался до квартиры, которую нанимал в старом городе. Она была небольшой и занимала половину двухэтажного дома с плоской крышей. Мои комнаты были на втором этаже, гостиная, спальня и ванная комната. Внизу были помещения, где властвовал Тарас, но о нём я расскажу чуть-чуть позже.

Скромность моего жилья компенсировалась тем, что оно находилось достаточно близко к летнему дворцу, парящему над Мраморным морем в километре от берегов Константинополя. На службу и обратно я предпочитал добираться самостоятельно на скутере, а не на машине с водителем. Занималась заря, когда я вошёл к себе.

Моя бестолковая прислуга, дядька Тарас – дядька не в том смысле, что он, упаси Боже, брат моего отца или матери, а в том, что он был приставлен ко мне с самого моего рождения – спал. В нормальных случаях, мальчика забирают от дядьки в возрасте семи лет, когда начинают учить использовать Яр. Всё время ребёнка поделено между гувернёрами, учителями отдельных дисциплин и тренировками с Яром. В моём же случае махнули рукой, оставив дядьку при мне.

Конечно, я прошёл базовый курс наук, меня обучили манерам, я худо-бедно выучил фамилии аристократов, но у меня всё ещё оставалось много свободного времени, которое у других уходило на развитие и контроль резервуара. Предоставленный самому себе я читал, играл в видеоигры, купался, занимался сёрфингом, плебейским, таким, каким обычно занимаются люди незнатного происхождения, конечно. В настоящем сёрфинге без Яра делать нечего.

Я старался не унывать, но правда была в том, что дворянин без Яра в Российской империи – это инвалид. А инвалид в Российской Империи, означает, инвалид во всём мире, потому что зачем жить где-то ещё? А значит, в этой жизни мне ничего выдающегося не светило.

Но в тот вечер произошло что-то необыкновенное. У меня был Яр, его было много, так много, что бедный Гурие́ли убился, пытаясь пробить мою защиту. С другой стороны, он убился, потому что не знал, что у меня вообще есть Яр, но это уже детали. В конце концов, я ведь и сам не знал.

Я прислушался к себе. Яр был на месте. Я потратил довольно значительную часть на схватку и немного на то, чтобы избавиться от тела. Потом, как будто, потраченная часть возвратилась, да ещё и с лихвой. То есть, сейчас у меня было даже чуть больше Яра, чем до схватки.

Пока я, стоя возле двери, анализировал свои ощущения, из своей комнаты на первом этаже высунулся заспанный Тарас.

– Нужно чего, барин? – спросил он, стараясь держать глаза открытыми.

– Нет, – быстро, чтобы не потерять ощущения Яра, ответил я, – ступай, спи дальше. Не беспокой меня.

Я поднялся на второй этаж, комнаты которого предназначались для меня.

Обычно после смены я ложился спать, но сейчас мне было не до сна. Слишком много событий произошло. Ещё неизвестно, сойдёт ли мне с рук смерть княжича Гурие́ли. Можно ли считать её убийством?

Потом эта прекрасная фрейлина Елизавета Георгиевна Аматуни́ набросилась на меня как пантера. Раньше такого поведения княжон по отношению ко мне я не припомню. Да и не только княжон. Наверное, совсем от стресса разум потеряла, бедняжка.

Я вернулся к сканированию резервуара. Естественно, что резервуар Яра – понятие нефизическое, более того, визуализируют его люди по-разному. Я, как человек необученный, представлял его буквально как огромный прозрачный стеклянный пузырь, который всю мою жизнь был пуст. Но сейчас в нём плескалась приятная на вид жидкость насыщенного голубого цвета – Яр. Было её чуть больше половины.

Я решил попробовать то, чего попробовать никогда даже и не надеялся: взлететь. Но как это сделать? Я попытался визуализировать крылья, как продолжения рук. Взмах, второй, третий…

– Матвей Михалыч, дак вам массаж, может? – услышал я голос Тараса.

– Какой массаж? – не понял я.

– Ну дак руками-то машете, устали руки-то, подносы держать во дворце, чтоб ему пусто было…

– Тарас! – окрикнул его я.

Ещё не хватало в моём доме крамольных речей в адрес императорского дворца.

– Простите, барин, виноват, дурак я старый, – притворно испугался Тарас. «Старому дураку» не было ещё и сорока. – Только не жалеют онé вас совсем.

– Сгинь! – шикнул я на него. Тарас, шаркая, направился к двери. – Стой. А ты чего пришёл-то, я же велел не беспокоить?

– А! – хлопнул себя по лбу дядька. – Дак эт. Хотел сказать, что давеча, когда вы отсутствовали, на крыше, то ли соседнего дома, то ли нашего, кто-то на дудке играл. Пилик-пилик. Так вот, если вам, барин, мешать будут, вы только знать дайте, я им быстро устрою, пусть они хоть даже самого знатного семейства будут…

– Ой, всё, иди! – махнул я рукой.

Вообще Тарас, судя по всему, был незаконнорождённым ребёнком, бастардом или, иначе говоря, ублюдком, кого-то из нашей семьи, нагулянным от дворовой девки, так как у него был небольшой резервуар Яра, и он даже умел им пользоваться.

Естественно, его желание меня защитить было продиктовано не только многолетней привязанностью, но и жалостью к тому, что у меня Яра нет, а значит, в его глазах я всегда буду больным несчастным ребёнком, которого обязательно нужно оберегать.

В том, что Тарас, если потребуется, отдаст за меня жизнь, я был уверен абсолютно. С другой стороны, если бы, например, для спасения моей жизни, нужно было бы каждый час нажимать какую-нибудь кнопку, то я не удивился бы, если уже на втором часу он бы задумался, замечтался, задремал и всё бы проспал, тем самым меня погубив.

Тарас скрылся за дверью, отправившись к себе на первый этаж. Там у него были свои комнаты. Там же находилась большая кухня, где он готовил нам еду. В подвале, кажется, была стиральная машина, какой-то генератор и кто знает, что ещё. В этих местах своей квартиры я бывал нечасто.

Я снова визуализировал крылья и начал махать руками. Втуне. Тогда я представил как огромная рука охватывает меня пальцами и сразу почувствовал на себе это прикосновение. Затем я представил, как эта рука поднимает меня в воздух…

Глава 2

…и ударился головой о потолок!

От удара в глазах засверкало, но я был счастлив: я смог взлететь!

Потирая макушку, я проверил резервуар и обнаружил, что количество Яра в нём слегка уменьшилось. Я попытался запомнить все состояния, связанные с Яром, которые я испытал сегодня, чтобы, проснувшись, их сверить. С этими мыслями я поднялся с пола на кровать и заснул.

Пробудился я неожиданно, обнаружив себя подскочившим как пружина. Видимо, даже во сне я подсознательно всё время думал о новоприобретённом Яре. Первым делом я провёл анализ резервуара, который дался мне на этот раз совсем легко. В прошлые разы мне требовалось некоторое усилие, чтобы картинку прозрачного пузыря с голубой жидкостью из головы совместить с реальным ощущением. Сейчас же это произошло моментально.

Количество Яра было тем же, что и перед сном, после полёта. Если таран головой потолка можно назвать полётом. Конечно, я расстроился: у меня была надежда, что количество Яра увеличится после сна, как у нормальных людей, которые максимум за двое суток заполняют резервуар полностью.

Причём, двое суток это у высшей аристократии, у тех, у кого огромные резервуары. Впрочем, насколько я понял, изучая истории княжеских и графских родов, резервуары у них такие же как у меня, в лучшем случае. Только вот они свои восстанавливают, а я свой – нет. Интересно, почему он подзарядился вчера?

Если бы мне кто-то предложил решить подобную загадку со стороны, то я бы, естественно, предположил, что дело в смертельной опасности, которая что-то в моём организме активировала. Но, во-первых, история не знает случаев, чтобы пустой резервуар наполнялся до половины в одно мгновение, а во-вторых, меня, как минимум, два раза в жизни без предупреждения подвергали смертельной опасности, как раз в надежде активировать Яр. И ещё один раз меня подвергли стрессу иного рода, с той же целью. Но с тем же результатом.

Всю жизнь склонный к одиночеству, десятилетним ребёнком я имел привычку гулять по нашим землям по нескольку часов. Однажды, я пришёл в место, в котором никогда раньше не бывал. Я засмотрелся на величаво текущую в полуденном свете реку внизу, стоя на краю высокого обрыва.

Вдруг край, на котором я стоял, сам собой откололся, и я стремительно полетел вниз, прямо на торчащие из реки скалы. От резкого падения у меня перехватило дух, я не успел даже закричать. Коротких мгновений полёта мне хватило, чтобы принять неизбежность гибели, однако перед самыми скалами меня поймал непонятно откуда взявшийся отец.

Только через несколько лет я осознал, что произошло на самом деле. Мой отец, Михаил Юрьевич Мартынов, проследил за мной и осознанно, силой своего Яра, отколол кусок скалы, на котором я стоял, чтобы, испугавшись, я разбудил спящий во мне Яр. Так думали мои родители, ошибочно полагавшие, что у меня не развит резервуар, в то время как на самом деле, он был развит чрезвычайно, но совершенно пуст.

После моего спасения отец вернул меня на верх, где меня ждал Тарас. Они снова усадили меня на край скалы, чтобы избежать развития у меня боязни высоты, и принялись расспрашивать о том, не почувствовал ли я чего-нибудь необычного. Увы, в ту секунду, кроме выброса адреналина и осознания неминуемой гибели, я ничего не почувствовал.

После этого отец потерял интерес к разговору и, взмыв в небо, вернулся в поместье. Тарас, на тот момент малый лет тридцати, остался со мной. Его Яра хватило нам, чтобы спуститься к реке, где мы провели остаток дня, купаясь и кувыркаясь на песке так, что к вечеру страшное падение стало казаться чем-то далёким и нереальным.

Следующий раз произошёл через год. Так же, на прогулке в лесу, я встретил незнакомого человека, которого я никогда до этого не видел.

Без лишних предисловий, он сообщил мне:

– Княжич, я тебя убью.

Его простота поразила меня. Человек знал о моём высоком происхождении, и тем не менее, не боялся возмездия со стороны моего отца.

Пока я обмозговывал эту информацию, человек распахнул свой дорожный плащ, внутри которого висело множество ножей. Он достал один из них, показал мне и метнул в мою сторону.

Нож вонзился в дерево по правую руку от меня. Я закричал и побежал в сторону поместья. Человек внезапно оказался метрах в семи впереди. И снова метнул нож, который чиркнул мне по руке, порвав рукав.

Я побежал обратно, вырвал первый нож из дерева и повернулся к человеку, намереваясь дорого продать свою жизнь. Тот улыбнулся, медленно достал очередной нож, и направился ко мне.

– Глупый княжич, – сказал он. – Где же твой Яр? Без него тебе не победить.

Я молчал, выставив вперёд нож. Человек подошёл и начал размахивать передо мной ножом, как бы пытаясь ударить меня. Я, в свою очередь, отмахивался своим ножом, стараясь зацепить человека.

Вдруг я почувствовал, как невидимая сила поднимает меня в воздух, разводя мои руки в стороны.

– Последний шанс, княжич, – с той же страшной улыбкой сказал человек. – Я разорву тебя как листок бумаги.

Я почувствовал, как та же невидимая сила тянет меня в противоположные стороны. От боли я вскрикнул. Но я не мог даже попытаться применить Яр, потому что нельзя применить то, чего нет. Так же, как, например, можно напрягать зрение, тщась увидеть что-то даже в кромешной темноте, но нельзя даже попытаться что-то увидеть, если у тебя совсем нет глаз.

Из леса послышались голоса. Человек прислушался, отпустил меня и взлетел, скрываясь за верхушками деревьев. Через мгновение показались мой отец и Тарас.

– Ты кричал, что случилось? – услышал я голос отца.

– Папа, – заплакал я, – на меня напали, он полетел туда.

Пальцем я указал направление. Отец сразу взлетел.

– Не бойтесь, Матвей Михайлович, – сказал Тарас, – Михаил Юрьевич его найдут.

Тарас доставил меня домой, где меня ждал новый мощный компьютер, за которым я и провёл следующие несколько недель, играя во все игровые новинки тех лет. Через час отец вернулся и сказал, что убил напавшего на меня сумасшедшего и что бояться мне нечего. За этим, вновь последовали расспросы о моих ощущениях, на которые я ничего нового ответить им не смог.

Сейчас смешно вспоминать, что такое нелепое представление могло меня напугать, но нужно понимать, что оно было рассчитано на одиннадцатилетнего мальчика. Человек, который якобы собирался меня убить, так много болтал о том, какой он страшный, так много показывал свои ножи и так старательно направлял их куда угодно, только не в меня, что это не могло быть ничем иным, как попыткой пробудитьво мне Яр. А точнее, пытались заставить лучше чувствовать мой резервуар.

Новый компьютер был способом родителей отвлечь меня от возможных страхов и дурных воспоминаний после этого мнимого нападения на меня. Заместить дурные воспоминания хорошими.

Будучи ребёнком, к тому же, робея перед родителями, я затруднялся внятно объяснить, что я чувствую свой резервуар прекрасно, может быть даже лучше, чем они, каждую стенку резервуара могу «ощупать» как раз потому, что он совершенно, отчаянно пуст. Родители же тогда полагали, что Яр у меня есть, только его, как у многих мальчишек, мало, и что я просто плохо чувствую его вместилище.

Это недопонимание, в данном случае, вещь абсолютно объяснимая: даже взрослому человеку затруднительно объяснить врачу, где именно у него что-то болит и какой именно болью. Что же тогда говорить о ребёнке, который пытается объяснить то, чего у него нет, взрослым, которые уверены, что не быть этого не может.

Третий же случай абсолютно нелепый и даже, как говорят простолюдины, «кринжовый». Убедившись, что угроза смерти никак не помогает моему развитию, мой отец решил зайти с другой стороны.

Мне было уже пятнадцать лет, и в тот день я занимался сёрфингом в месте, где обычно занимались не-дворяне. Там были неплохие волны, и можно было не стесняться отсутствия Яра, необходимого для сёрфинга настоящего.

Таким образом, пляж был общественным, самым обыкновенным, и народу там было много. Всплывая на поверхность, после очередного падения в воду, я вдруг почувствовал, что мои завязки на моих пляжных шортах ослабли и, намокшие, они идут ко дну со скоростью необыкновенной.

Всё произошло очень быстро, и я понял, что я, молодой княжич Мартынов, нахожусь у берегов общественного пляжа совершенно голым. Если бы у меня был Яр, то я бы просто взлетел, прикрывшись доской, и долетел бы до раздевалок, где у меня была одежда в закрытом шкафчике. На деле же мне оставалось лишь пытаться докричаться до Тараса.

Тараса, однако, не было. Наверное, зная, что я хороший пловец, ушёл перекусить. В принципе, вполне в моём характере было бы выйти голым, по возможности, прикрываясь доской, но можно было бы и без неё, и спокойно дойти до раздевалки. Проблема заключалась в том, что я – княжич, и подобные выходки нашли бы отклик в светской хронике, что создало бы репутационные проблемы для моей семьи.

Второй причиной, почему я так не поступил, даже если бы я смирился с тем, что кадры меня, разгуливающего голым по заполненному людьми пляжу, станут достоянием общественности, являлось то, что вода была довольно прохладной. И выйти из холодной воды, которая, как известно, вызывает некоторое сжатие во всём организме, на весь честной народ, держа в руках свою достаточно приметную доску, означало бы ещё бо́льшие репутационные проблемы для нашего рода.

В общем, я стоял по грудь в воде, ожидая возвращения Тараса, которого всё не было. Вдруг, прямо напротив меня появилась компания каких-то молодых девушек в купальниках, которые, зашли в воду и непринуждённо начали со мной разговор.

В этот момент мне было не до знакомств, поэтому я отвечал односложно, но девушки не отставали. Они стали плескаться и пригласили меня присоединиться. Я вежливо отказался.

– Да что с тобой, – вдруг бесцеремонно спросила одна из них, – трусы, что ли, потерял?

Они захохотали.

– Да нет, почему это?.. – пробормотал я.

– А ну-ка, давайте проверим! – вдруг воскликнула одна из них. Окружив меня, они приблизились и стали меня щупать в том месте, где должны были быть шорты.

Я изо всех сил старался убрать их руки из этой области, но этих рук было слишком много.

– Точно, без трусов! – хихикали они.

В другой обстановке ситуация была бы для меня интересной, но не тогда. Наконец, я увидел Тараса. Он шёл с хотдогом в одной руке и с полотенцем на плече.

– Полотенце мне, быстро! – крикнул я ему, специально не назвав по имени, чтобы девушкам сложнее было меня идентифицировать. Тарас без лишних вопросов кинул мне полотенце, подкорректировав траекторию Яром. Я выскочил из воды, обмотав полотенце вокруг бёдер, и под хихиканье девчонок быстрым шагом направился к раздевалке,.

– Доску забери, ни с кем не разговаривай, бегом к машине, – бросил я Тарасу, проходя мимо.

К счастью, машина наша была неприметная, обычная «ЗИЛ», да, мощная, с кожаным салоном и электроникой, но без гербов отличить её от тысячи таких же в городе очень непросто.

Нужно ли говорить, что девушки были проплаченными, может быть даже из какого-нибудь борделя, вряд ли даже простолюдинки бы согласились на такое, а вся ситуация, включая то, как сгинули в морской пучине мои шорты, срежиссирована моим отцом, в надежде, что, убоявшись позора, я воспользуюсь Яром.

После этого случая, родители отчаялись и попытки пробудить во мне Яр прекратились. То есть, меня по-прежнему каждый день по часам поили особыми препаратами, которые должны были развить чувство резервуара. Из моего питания исключались некоторые продукты, которые, по данным некоторых исследований, могут помешать росту резервуара.

Не знаю, помогали ли эти препараты и диета, но резервуар я действительно чувствовал на отлично. Другой разговор, что я его так же хорошо чувствовал и в семь лет, с того момента, как он опустошился. Но я допускаю, что вещества, которыми меня пичкали, позволили мне научиться его чувствовать экстраординарно.

Правы ли были мои родители, подвергая меня этим испытаниям? С одной стороны, они хотели как лучше, с другой же доставляли мне только неприятности. По большому счёту, я думаю, им следовало оставить меня в покое, ведь я сын младшего сына князя, то есть титул не наследую.

Денег у нас достаточно, поэтому я мог бы всю жизнь провести, играя в видеоигры, занимаясь сёрфингом морских волн и Всемирной Паутины да крутя сальто на золотых песках пляжей нашей любимой родины.

Так бы, вероятно, и было, будь мы простыми дворянами с тем же уровнем достатка. Или вовсе незнатными мещанами. Но у князей ответственность перед Богом, Их Императорским Величеством и обществом гораздо выше.

И мой отец должен растить из меня потенциального наследника титула на случай, если, по каким-то причинам, что-то нехорошее станется с другими наследниками, то есть, в порядке очереди, с моим дядей Николаем Юрьевичем, с моим отцом Михаилом Юрьевичем и моим кузеном Валерием Николаевичем (сыном дяди и старшим внуком князя).