Kitobni o'qish: «Миша и его приключения. Рыбалка»
Миша проснулся не от будильника, собачьего лая или даже крика петуха: было еще слишком рано и для первого, и для второго, и даже для третьего. Тем более, что кур бабушка с дедушкой не держали. И в этот раз он пробудился не от кошмара, в котором за ним гонится страшный безликий призрак в черном одеянии. Нет! Мишу поднял аромат, идущий с кухни, щекочущий ноздри и тихо, но настойчиво шепчущий: «проснись». Мальчик улыбнулся сам себе, откинул простынку, которой укрывался, не потому что было холодно, а чтобы комары не кусали, и полусонный побрел на кухню.
– Родной! – радостным возгласом встретила его бабушка. – А я решила побаловать тебя.
Она указала на тарелку полную блинов, похожую на высокую волшебную башню, в которой сидит Рапунцель, в ожидании своего принца. Миша обожал бабушкины блины. Он знал, что каждый слой этой башни был смазан вкуснейшим сливочным маслом и посыпан сахарком, который хрустел на зубах и делал лакомство просто невероятным.
Мальчик подошёл и обнял бабушку, а та поцеловала его в лобик.
– Бабуль, а дедушка где?
– В будашке уже, – она бросила взгляд на настенные часы-ходики с гирьками, раскрашенными под березовое полено, и добавила, – ни свет, ни заря. Не терпится ему, в хламе в своем ковыряется.
Бабушка называла «хламом» любые дедушкины приспособления будь то рыболовные снасти, сапожные инструменты или просто болтики, гаечки и винтики, которые хранились у деда в будашке в большом количестве.
Миша согласно кивнул и уселся за стол: на свой стул, который отличался от других тем, что на нём стояла специальный деревянный ящичек-подставка. Небольшой трон, на котором было удобно сидеть, болтать босыми ногами и быть при этом выше остальных. Потянулся к блинчику и увидел, что на второй сковороде жарятся оладушки. Бабушка усмехнулась, поймав его взгляд, и погладила внука по голове:
– Голодными не останетесь. Кушай дружочек, сейчас чаю с медом налью.
– Спасибо, бабуль, – уже с набитым ртом промычал мальчик и уставился на часы на стене. На прямоугольном полотне была изображена березка, на ветвях которой сидели какие-то птички. И всё это на фоне огромной луны. Или солнца. Художник, рисовавший картинку, видимо так и не определился, какое небесное светило должно быть на ней изображено.
Часы монотонно тикали и через определённый момент гирька опускалась все ниже. Миша иногда специально стоял рядом и отсчитывал секунды, чтобы узнать, сколько должно пройти, чтобы она соскользнула вниз. Но ему не хватало терпения: гирька меняла свое положение только тогда, когда он уставал от счета. А еще ему нравилось тянуть за цепочку, чтобы вернуть гирьку в изначальное положение, если она опускалась в самый низ. И часто делал это, когда бабуля не видела: та запрещала, справедливо опасаясь, что мальчик, дергая за цепочку, сорвёт часы со стены.
В сенях зашелестело, загремело, заворчало, запыхтело, и дверь в кухню отворилась. Вошел дедушка и подмигнул мальчику:
– Ну что, пермяк, солены уши, готов ехать на рыбалку?
Мальчик не знал, что означает это обращение и почему у него соленые уши. На всякий случай потрогал их рукой и лизнул пальцы, но соли не обнаружил. Дедушка залился смехом, заметив его жест. Потрепал внука по голове и промолвил:
– Доедай и собирайся. Сегодня нас ждут великие дела!
Бабушка фыркнула себе под нос и тихо проговорила:
– Начало пятого, не торопись, внучек. Ваша электричка только в 5:30. А идти здесь всего ничего.
Перевела взгляд на дедушку, покачала головой и пробормотала:
– Ишь ты, великие дела у него. Попробуй вернуться только с одними ершами размером с мизинец, и я тебе покажу великие дела. Вместе со мной их будешь чистить.
Дедушка ничего не ответил, только ухмыльнулся. Схватил блин с вершины башни и поспешно ретировался на улицу.
Мальчик послушно дожевал еду, отпил ароматного душистого чаю и побрел в спальню, которая одновременно служила и гостиной. Бабушка с дедушкой жили в «квартире» в старом бараке на четыре семьи. И каждая такая «квартирка» состояла из сеней, кухни и спальни. Крохотное жилье, не самое лучшее: зимой здесь было очень холодно, летом слишком жарко, но мальчику оно казалось очень уютным и очень родным. А другим он дедушкин дом себе и не представлял.
В спальне включил свет, снял со спинки стула с вечера приготовленные вещи и начал одеваться. И хотя май подходил к концу, Миша кутался так, словно была глубокая осень: шерстяная кофта, теплые штаны, толстые носки. Вернулся на кухню, где слева от входа находилась вешалка. Снял с неё ветровку, сунул ноги в резиновые сапоги, которые принёс дед откуда-то из кладовки в сенях, нахлобучил на голову старенькую кепку и выжидающе посмотрел на бабушку. Та, раскладывала блины и оладьи по прозрачным целлофановым пакетикам. Потом из металлического закопченного чайника начала наливать чай в 1,5 литровую бутылку, которую дедушка почему-то упрямо называл «баклажкой». Добавила туда пару-тройку ложек тягучего меда янтарного цвета и, закончив все приготовления, обратила внимание на внука.
– Настоящий маленький мужичок, – улыбнулась она ему, складывая еду в черный пакет с полосками, – сейчас положим сюда немножко конфет, плавленый сырок, сосисок, хлеба и тормозок готов. Иди сюда внучек, дай я тебя поцелую. Будь осторожен, слушайся дедушку и далеко от него не убегай.
С этими словами бабушка передала Мише пакет со снедью и выпроводила его за дверь. Пройдя через темные сени, мальчик оказался во дворе. Дедушка уже ждал его, сидя на скамейке, стоящей прямо напротив входа. Он был одет, как и его внук: плотно и тепло. Рядом с ним на лавочке лежал темно-зеленый рюкзак, набитый всякой всячиной. Чуть поодаль в чехле стояла дедушкина гордость – телескопическая удочка, прислоненная к забору.
– Готов, сынок? – дедушка никогда не называл Мишу внуком, – значит, не спеша пойдем.
Он принял протянутый ему пакет с едой и уложил в свободное отделение рюкзака. Затем встал, надел его и, взяв удочку как посох, пошел вперед. Мальчик потрусил следом. Выход со двора лежал через узкий переулочек, мимо высокой черемухи и соседского дома. Было еще слишком рано, и в окнах не светилось ни единого огонька. Только соседская лайка по кличке Амур, неохотно вышла из будки, лениво, ради проформы, тявкнула пару раз и также лениво вернулась на место.
***
Выйдя на широкую улицу, по обеим сторонам которой мирно спали деревенские домики, и, следуя за старшим, Миша, задрав голову, любовался звёздами, иногда спотыкаясь о камни и неровности дороги. Но оторвать взгляда от черно-синего неба он не мог. Сотни и тысячи небесных глаз смотрели на него сверху. Одни пристально и даже как-то печально, другие – наоборот весело подмигивали Мише, переливаясь, синим, красным и желтым светом. Может быть, с этих далеких звёзд на меня тоже смотрит какой-нибудь мальчик. И даже если у него три руки, зеленая кожа или четыре глаза, он также идёт со своим дедушкой ловить рыбу, только неземную. Наверное, это очень интересно ловить необычную рыбу на другой планете. Вот бы там оказаться: увидеть изумрудные водопады, серебряные реки и странных четырехкрылых рыбок, выпрыгивающих из воды и парящих над её поверхностью.
Размышления мальчика были прерваны словами деда, который остановился и, ткнув пальцем в определенное место на небосводе, произнес:
– Смотри, сынок.
Миша посмотрел и увидел яркую мерцающую точку, медленно плывущую среди других звёзд.
– Дедушка, что это? Метеорит? Инопланетный корабль? – удивился мальчик.
– Это орбитальная станция «Мир», – услышал он ответ. – Иногда она пролетает над нами и в безоблачную погоду ночью, ее можно увидеть.
– Там живут инопланетяне?
– Нет, такие же люди, как и мы. Изучают космос и осуществляют давнишнюю мечту всего человечества, – гордо произнес дедушка. – И путь к этой мечте проложил наш соотечественник, советский космонавт Юрий Гагарин. Эх, Юра, Юра… – у дедушки внезапно сменилось настроение. – Ладно, посмотрели и хватит. Идём дальше.
Но Миша еще долго не мог отвести взора от сверкающей точки на небосводе. Он то и дело спотыкался. Неровная дорожка вела в горку: с возвышенности открывался вид на обе части поселка. Та, что лежала по правую руку была больше, но видна была хуже. С левой же – под горой (хотя горой это назвать было сложно) расположились ровные ряды домишек с огородами, примыкающими прямиком к основанию холма. В паре домиков светились окошки, а над трубами струился дымок. Это хозяйки, не имеющие летних кухонь, топили печи, заранее готовя еду, чтобы не страдать от духоты днём.
Рыбаки двинулись в путь по узкой тропинке. Вскоре они добрались до заросшего травой и бурьяном поля. Чуть дальше за полем высилась одинокая коробка заброшенного здания. Асфальт перед ним давно растрескался, кое-где проступала трава – природа брала своё. Дедушка рассказывал, что там, в советское время находилась пекарня, и поселок всегда был обеспечен свежим ароматным хлебушком с хрустящей корочкой. А сейчас изрезанный трещинами асфальт, сквозь который к небу пробивались подорожник, одуванчик и другие луговые травы, был щедро украшен битым стеклом и прочим мусором. А за заброшкой находился пустырь, огороженный массивными плитами.
Но сейчас Мишу это мало интересовало: впереди уже показался железнодорожный мост, состоящий из двух длинных пролётов, соединенных между собой небольшой лестницей. Мост представлялся мальчику кем-то вроде древнего динозавра, опирающегося на множество толстых бетонных ног. Однажды он просто устал и стоя уснул. И окаменел. И так до сих пор и стоит. Но когда-нибудь он проснётся и продолжит свой путь. Наверное, пойдет искать других своих сородичей, заблудившихся в нашем мире, фантазировал Миша.
И хотя мальчик любил вышагивать по мосту, свысока взирая на тех людей, что иногда переходили железнодорожные пути под ним, но он все равно побаивался. А вдруг «динозавр» в этот момент очнется и пойдет вперед. Мальчику такое однажды приснилось, и теперь он забирался по многочисленным ступенькам наверх с некоей опаской.
А ступенек было много: 70 штук. Миша давно узнал это. Он часто считал их заново, когда поднимался, но в последнее время сбивался со счета: такое развлечение ему уж поднадоело. Оказавшись наверху мальчонка, продолжил любоваться звёздами. Теперь они стали немного ближе. И немного ярче и веселее подмигивали ему с небес.
Дедушка остановился на минутку, чтобы отдышаться. Мальчик воспользовался перерывом и в очередной раз оглядел ночной посёлок. Обычно Миша видел его с высоты только при дневном свете. А ночью – крайне редко. Именно в это время поселок приобретал какую-то необъяснимую таинственность и очарование.
Отсюда очертания старой пекарни были едва видны. Дом дедушки нельзя было разглядеть даже днем: он находился очень низко у подножия холма и его заслоняли деревья, которые сейчас в темноте также не были видны. Внизу справа при желании можно было разглядеть близлежащие дома: кое-где горели уличные фонари, озаряя все вокруг себя тусклым желтым светом. А чуть поодаль, мальчик знал это, текла грязная и узкая речушка. Деревья, растущие по берегам, скрывали её быстрые и мутные воды от взора людей.
Дедушка продолжил путь, окликнув внука. Миша послушно поспешил следом. И вскоре, миновав первую половину «динозавра», они оказались у второй его части, которая была выше первой на 20 ступенек. Эти ступеньки были «шеей», а вторая половина – «головой» монстра. По крайней мере, так казалось мальчику.
И если под туловищем пролегало всего несколько железнодорожных путей, по которым изредка проезжали составы, груженные «черным золотом», то под головой «динозавра» располагалось всё остальное. Множество металлических «тропинок», ярких фонарей —красных, фиолетовых и белых точек, лязгающих вагонов, цистерн, платформ, думпкаров, дрезин и прочего транспорта, названия которого мальчик даже не знал. А дальше – там, где у «динозавра» должен быть «нос», находился властитель всего этого великолепия – железнодорожный вокзал.
