Kitobni o'qish: «По следам Почемучки. Рассказы и сказки»
Рассказы маленького мальчика
Запасайтесь морковкой!
Мама очистила мне морковку.
– Хрум-хрум-хрум, – начал я.
– Здорово у тебя получается! – позавидовала мама. И очистила морковку себе.
– Хрум-хрум-хрум, – начали мы с мамой.
– Чего это вы тут делаете? – удивился папа, заглянув на кухню.
– Морковку жуём, – говорим мы.
И папа очистил себе морковку. Стали мы жевать втроём.
– Хрум-хрум-хрум!
Тут к нам в дверь постучали.
– Чего вы делаете? – спросила соседка. – У нас в квартире от вас шумно.
– Морковку жуём! – говорим мы.
И соседка присела за стол.
– Хрум! Хрум! Хрум! – хрумкали мы вчетвером.
Потом к нам зачастили соседи по подъезду.
– Чего вы тут творите?! – изумлялись они.
– Морковку жуём! – отвечали мы.
И они по очереди присоединялись к нам.
– Хрум!!!! Хрум!!! Хрум!!! – хрумкали мы все вместе.
У нас с полок стали падать кастрюли. Стол и шкафы ходили ходуном. Оконные рамы хлопали, стёкла дребезжали.
Прохожие останавливались возле дома и смотрели на наши окна.
– Эй! Чего вы там затеяли?! – кричали они.
– Морковку жуём! – вопили мы в ответ. – Хрум!!! Хрум!!! Хрум!!!
Во дворе зашумели деревья, тревожно закричали кошки. Ещё немного, и мы устроили бы МОРКОВНЫЙ УРАГАН. Да вот только морковка кончилась…
Зверская фотография
У папы болели зубы. И от боли он делал зверское лицо. А ему надо было на новый паспорт фотографироваться.
– Немедленно получите новый паспорт! – говорит ему дяденька милиционер.
– Не могу же я с таким лицом на паспорт фотографироваться, – возражает папа, мычит от боли и снова делает зверскую физиономию.
– Как хотите, только у нас в стране без паспорта нельзя, – говорит милиционер. – С таким лицом и без паспорта вас запросто могут в тюрьму посадить.
– Эх-х! – вздыхает папа и идёт фотографироваться.
А тут у папы зубная боль и прошла. Отправились мы с ним к морю отдыхать. Только нас в самолёт не пускают. Потому что теперь у папы лицо нормальное и на паспортную фотографию не похоже.
– Это не ваш авиабилет и паспорт не ваш, – говорит папе милиционер в аэропорту. – Вы на себя не похожи.
– Конечно, не похож, – соглашается папа. – Я теперь здоровый, а тогда больной был.
– Может вы и теперь больной, – не верит милиционер. – Потому что не свой паспорт предъявляете. А у нас даже здоровых без паспорта в самолёт не сажают.
– Ну и дела! – говорит папа и в сторонку отходит.
Я боюсь, что папа домой вернётся, и хнычу:
– Папочка, к морю хочется…
– И мне хочется, – отвечает папа. Потом грустно вздыхает и зверское лицо корчит, будто у него зубы болят.
– Вот теперь другое дело, – говорит милиционер. – Теперь у вас и в паспорте и наяву одно лицо. Всё по правилам. Можете в самолёт садиться.
Прилетели мы с папой к морю и в Дом отдыха пришли. Стали нас в комнату поселять и паспорт у папы спросили. А папа забыл зверское лицо сделать.
– Гражданин! Почему у вас паспорт чужой? Там ведь совсем другой человек сфотографирован, – говорит ему начальник Дома отдыха. – Мы по чужим паспортам не селим.
– Ох, извините! – говорит папа, быстренько в сторонку отходит и зверское лицо делает.
– Совсем другое дело! – хвалит папу начальник Дома отдыха. – А то ишь вздумали – паспортную внешность изменять.
И поселяет нас в комнату.
Сложили мы с папой вещи в уголок и обедать пошли. Папе есть очень хотелось, он про зверское лицо-то и позабыл. А навстречу – начальник Дома отдыха.
– Гражданин! Гражданин! – кричит начальник. – Вы тут не живёте! У нас жильцов с такими лицами нет. Прошу покинуть столовую!
Весь обед папа зверское лицо делал. От этого у него зубы снова разболелись.
– Эх! – вздохнул папа. – Если я с таким лицом постоянно ходить буду, меня зубы вконец изведут. А с нормальным лицом меня отсюда выгонят…
– Ладно! – говорю я и тоже вздыхаю. – Ну его, это море, если здесь с нормальным лицом нельзя.
Папа обнимает меня, и мы возвращаемся домой. Мама радуется, паспорт у папы не требует и из дома не выгоняет. Потому что она папу просто так любит. А не за документы.
Ух, котище!
Мама, папа и я ужинали. А кот Лукьян сидел возле стола и смотрел на нас просящими глазами.
Мама отломила кусок сыра и сказала:
– Хочешь сыра, Лукаша? Скажи «мяу».
Кот молчал.
Тут к нам пришла тётя Паша – родственница по папиной линии – и села к столу.
– Лукаша, скажи «мяу», и тебе дадут сыра, – пропела она.
Кот молчал.
Тут к нам пришёл дядя Саша – родственник по маминой линии – и тоже сел к столу.
– Ну, кот, выдай «мяу» и получишь кусок сыра, – строго сказал он.
Кот молчал.
«Эх! – подумал я. – Если бы кот был большим и сильным как тигр, они бы не стали дразнить его».
И тут кот начал расти на глазах. Он рос, рос, рос и превратился в огромного котищу-тигрищу!
– Ну-ка, все хор-р-ром, – зарычал он, – скажите «мяу», или я вас сожру!
Родственники задрожали, прижались друг к другу. И я услышал стук их зубов.
– Быстр-р-ро! – рычал Лукьян.
– М-м-м-я-а-а… – заблеяли родственники.
– Др-р-ружно! – командовал Лукьян.
– Мяу-у-у!!! – завопили родственники.
А я подошёл к Лукьяну, погладил его, почесал за ухом. И котище-тигрище снова стал маленьким котом.
Сколько весит голова?
Мама взвешивала на домашних весах арбуз, а папа смотрел-смотрел и вдруг говорит:
– Слушай! Идея! А что если положить на весы голову и взвесить её?
Мама посмотрела на него и ничего не сказала. А папа задумался и говорит:
– Вообще-то, наверное, ничего не получится. На эти весы можно положить не больше пяти килограммов.
А мама сказала:
– Ты думаешь, твоя голова больше весит?
Папа нахмурился и ушёл из кухни. Мама положила арбуз на подоконник и тоже ушла.
А потом они выясняли отношения в комнате.
– Ага!.. – говорила мама.
– Ну-ну! – сердился папа.
А я думал: «Всё-таки наш папа умный! Я бы никогда до такого не додумался бы!»
Они всё выясняли отношения, а я взвешивал свою голову. Только у меня ничего не получалось. Когда я клал голову на весы, то не мог видеть стрелку. Как только снимал голову с весов, стрелка сразу же возвращалась на «ноль».
И тут меня осенило. Я принёс из ванной большое зеркало и поставил его напротив весов. Теперь-то я всё увижу!
Я положил голову на весы и стал смотреть в зеркало. Но тут в комнату вошла мама.
– Сумасшедший дом! – говорит она. – Ты посмотри, чем занимается ребёнок!
Тут в комнату вбежал испуганный папа.
– Ох, – вздохнул он с облегчением. – Я думал, что-то случилось. А ребёнок просто экспериментирует. Развивает отцовскую идею.
– Ага-а, – говорит мама. – Значит, вы заодно?!
– Почему бы и нет? – говорит папа. – Давайте все будем заодно?
И наклоняется к весам.
Тогда и я кладу свою голову на папину голову.
Мама смотрела на нас, смотрела, а потом махнула рукой:
– Была не была!
И положила свою голову на наши. Мы все вместе стали смотреть в зеркало.
Тут в весах что-то звякнуло, и стрелка убежала на «ноль».
– Ну вот, доигрались, – говорит мама. – Сломали аппарат.
А папа говорит:
– Не огорчайтесь. Давайте гордиться! Ведь умственную силу нашей семьи не измерить никакими весами в мире!
И кошки храпят
На папин день рождения собралось много гостей. Тётушки с их мужьями, дядюшки с их жёнами, мамины и папины сослуживцы. Они пили, ели и громко разговаривали.
И вдруг папа сказал:
– Внимание! Маленький сюрприз – загадка природы!
Он погасил свет и включил магнитофон.
Из магнитофона послышалось сонное сопение и храпение.
Папа зажёг свет и, таинственно улыбаясь, спросил:
– Ну? Что это было? Кто храпел?
Гости поглядывали то на папу, то на маму и смущённо пожимали плечами.
– Ни за что не догадаетесь! – торжествующе заявил папа и выбежал из комнаты.
Вернулся он, держа на руках кота Лукьяна.
– Вот! – сказал папа. – Это кот храпел, а я его на магнитофон записал.
Ну, тут все, конечно, начали смеяться. Потом захохотали.
А я ушёл на кухню. Там на подоконнике сидел кот Лукьян, и в глазах у него были слёзы. Я забрался на подоконник, сел рядом с ним.
– Не расстраивайся, – сказал я. – Ты ещё не знаешь, как храпят папа с мамой. Вот мы их запишем на магнитофон и прокрутим кому надо.
Открытые двери
Мы сидели дома: папа, мама и я. Мама вязала носок, папа читал газету, а я рисовал корову.
Тут кто-то постучал в дверь.
Мама посмотрела на папу, вздохнула и снова принялась за носок.
Папа зевнул, посмотрел на маму и опять уткнулся в газету.
А я ни на кого не смотрел, я рисовал корову. И мне тоже некогда было дверь открывать.
Тот, кто был за дверью, начал сердиться и застучал громче и сильнее. Потом ещё громче и ещё сильнее. Потом был сплошной грохот!
– Так и дверь с петель слетит, – сказал папа и отложил газету.
Только он приоткрыл дверь, как в нашу квартиру ворвалась молния.
– Ши-и-их… Баба-а-ах!!!
Папа сидит в одном углу, мама сидит в другом углу, а я в коридоре валяюсь. А все мы чёрные, как негры. Это молния нас закоптила.
– Ничего себе взрывчики! – говорит чёрная мама. – Опасно сердить молнию и держать её за дверью.
– Ещё не то бывает! – говорит чёрный папа, сверкая белыми зубами. – Лучше и вовсе дверь не запирать. Пусть молния влетает и вылетает, когда ей захочется.
Так мы и решили, оставили дверь открытой.
А на следующий день мы все вместе чистили картошку. Захотелось нам жареной картошечки.
И тут в нашу квартиру влетела молния. Сначала она сверкнула в коридоре, потом появилась на кухне. Пошелестела немного, добродушно фыркнула и юркнула в форточку.
На кухне запахло печёной картошкой.
– Ну, что я вам говорил?! – воскликнул папа, перестав дрожать. – Если держать двери открытыми, можно и печёной картошечкой побаловаться.
Тут мы стали пробовать картошку, которую испекла молния. И глаза зажмурили. У-у-у!
Печёная – не то что жареная!
Солнце на потолке
Люблю греться на солнышке. Сядешь во дворе на скамейку и греешься. Можно ещё в лес пойти или на пляж. Везде – солнце!
Это летом так хорошо. А зимой на пляже не согреешься. И в лесу снега полным-полно. Увязнешь по горлышко и… И привет!
Зимой я греюсь на солнышке дома. Жаль только, что стены мешают солнцу осветить комнату целиком. Вот луч и прорывается сквозь окно, греет комнату по кусочкам. Сначала кресло, потом пол, потом шкаф. И я догоняю солнечный луч, сижу то в кресле, то на полу, то на шкафу.
И вдруг луч ложится на стену. Как же быть?! Ведь так хочется погреться на солнышке…
– Эх!
И я забираюсь на стену!
Там тепло-тепло, даже спать хочется. Я засыпаю и не слышу, как в комнату входит мама.
– Ты зачем на стену забрался?! – спрашивает она.
– На солнышке греюсь, – говорю я, открывая глаза.
– Солнце уже на потолке, – говорит мама.
И правда, пока я лежал на стене, солнце на потолок убежало.
– В новой рубашке на потолок не лезь, – строго говорит мама. – Перепачкаешься в побелке.
– Ладно, – соглашаюсь я. И одеваю старую, рваную рубаху.
Как мы поздравляли папу
Обычно по праздникам у папы грустное настроение. А тут наступило 23 февраля – праздник всех мужчин.
– Давай поздравим папу, – сказала мама.
– Конечно, – согласился я. – Ведь наш папа – мужчина.
– Постараемся развеселить его, – сказала мама. – Сделаем ему приятное.
Чтобы сделать папе приятное, мы решили поздравить его на танке. Ведь в армии папа был танкистом. Ему будет приятно вспомнить прошлое.
Танк мы устроили в большой картонной коробке из-под шкафа. Дно у коробки оторвали, а спереди просунули швабру.
– Это будет дуло, – сказала мама и засмеялась.
– А ещё у современных танков скоро будут захваты, – сказал я. – Как у роботов. Этими захватами можно расчищать завалы на пути.
– Как знаешь, – говорит мама. – В этом деле вы с папой разбираетесь лучше меня.
Захват мы с мамой сделали из палки с рогатиной на конце. С этой палкой папа ходит по грибы.
Потом мы с мамой сели в танк и поехали в комнату, где спал папа.
– Дыр-дыр-дыр, – гудели мы, но папа не просыпался.
– Бых! Бых! – стреляли мы из пушки. А папа всё спал.
– Придётся применить захват, – сказала мама и ткнула в папу рогатой палкой.
Папе, наверное, снился какой-то страшный сон. Поэтому он подскочил на кровати как ужаленный.
– А-а-а! – закричал папа спросонья.
Он не стал бы кричать, если бы узнал нас. Но мы с мамой сидели в коробке. И папа, конечно, нас не узнал. Он начал швыряться в нас подушками.
– Гранатами забрасывает, – сказала мама. – Давай газовую атаку!
У нас в танке был баллончик с жидкостью для мух. Из него я дал газовую атаку.
Папа выкатил глаза и раскрыл рот. Потом он прыгнул с кровати на стол, со стола на пол. И убежал из комнаты.
– Кажется, мы немного переборщили, – огорчилась мама. – Противник оказался морально не подготовлен.
– Ведь мы хотели, чтоб всё было по-настоящему, – сказал я.
Мы вылезли из танка и пошли разыскивать противника. Папы нигде не было. Только из-под двери в ванной виднелся свет.
– Эй! Это мы, – говорит мама через дверь. – Сдавайся!
И я тоже кричу:
– Сдавайся! Ты окружён!
Папа услышал наши голоса и выглянул из ванной.
– А, это вы, – сказал он. Вид у него был неважный.
– Поздравляем тебя с праздником, – сказала мама. И протянула папе подарок – новую бритву. – Сюрприз с пробуждением. Ты не обижайся. Праздник есть праздник!
Папа не очень обижался. Он только долго молчал. Потом он пил чай и грустно приговаривал: «Праздник есть праздник… Праздник есть праздник…»
По праздникам у папы всегда грустное настроение.
В ожидании верблюда
Мы играем в футбол в нашем дворе. Мяч летает из угла в угол. У нас во дворе полным-полно углов.
– Им есть, где разгуляться! – говорят наши родители.
И мы разгуливаемся вовсю. Дым коромыслом!
А после дождя в футбол играть совсем негде. Посреди двора – большая лужа.
Но вот приходит верблюд и медленно выпивает всю лужу. А потом уходит восвояси.
– Ура! – кричим мы. – Да здравствуют верблюды!
Мы снова играем в футбол. Целое утро, целый день и целый вечер. Потом снова льёт дождь, и лужа полным-полна.
Мы долго ждём верблюда. Но его нет. А в школе нам рассказывают, что верблюд – корабль пустыни и запасается водой на много дней.
Из-за этого верблюда мы теперь долго не сможем играть в футбол. От скуки мы валяем дурака.
– Им негде разгуляться, – с грустью говорят наши родители.
Они тоже ждут верблюда. Мы ждём верблюда все вместе.
Как мы неграми были
Мы мчались на поезде в неведомую даль. Там, вдали, жила-была наша любимая бабушка. Нам хотелось поскорее её увидеть, и мы с папой то и дело высовывались в поездное окно. То он, то я, то я, то он.
Вот папа высунулся, ойкнул, чихнул и всунулся обратно с чёрным лицом.
– Ну, здорово! – воскликнул я. И быстренько в окно выглянул. Только я ничего не успел увидеть. Просто дёрнулся, ойкнул, чихнул – и обратно. А в оконном стекле моя чёрная физиономия отразилась.
– Интересно, отчего это вы так моментально закоптились?! – удивляется мама и сама в окно высовывается. Только она ничего не успела увидеть, как сама чёрная стала.
Сидим мы в купе, друг на друга пальцами показываем и смеёмся. Надо же, какие грязные!
– Ладно, – говорит мама. – Хватит баловаться, пойдём в туалет умываться.
Пришли мы в туалет, а там кран сухой из стены торчит.
– Кончилась вода, граждане негры! – говорит нам проводник и почему-то по-иностранному добавляет: – Гитлер капут!
– Ура! – кричу я. – Хоть немножко грязными походим!
– Ай, да мальчик! Ай, да молодец! – восхищается проводник. – Мало, что негр, а по-нашему говорит. Ты, мальчик, передай своим родителям-неграм, что я телеграмму на вокзал вышлю. Чтоб, значит, вас встретили как почётную африканскую делегацию.
Подъезжаем мы через час к вокзалу, а возле нашего вагона сразу беготня начинается. Все с цветами носятся и разными плакатами машут. На одном написано: «Негры – тоже люди!», а на другом – «Мы – тоже негры!».
Я успел только два плаката прочитать. Потому что начальник вокзала в бубен ударил и плясать начал на платформе. А нас подхватили и в машину стали запихивать.
Когда нас в гостиницу привезли, мы даже умыться не успели. И маму, и папу, и меня сразу в ресторан поволокли, незрелыми бананами угощать стали. А сами вокруг расселись и «Катюшу» петь начали. А потом нас на руках в комнату отнесли.
– Отдыхайте, – говорят, – граждане негры. Мы пока для вас подготовим встречу с тружениками села.
Когда все из комнаты вышли, папа наконец отдышался и говорит:
– Кажется, нас приняли за негритянскую делегацию.
– Это их проводник надоумил, – говорю я.
– Теперь они нас в покое не оставят, – говорит мама. – Затискают совсем, заставят негритянские танцы перед тружениками села танцевать. А у бабушки, наверное, пироги стынут…
Тут мы все вспомнили про бабушку и нам ещё сильнее захотелось перестать быть почётными неграми.
– Побежали отсюда, – говорю я. И потихоньку дверь в коридор приоткрываю. А из-за двери нам опять кричат: «Гитлер капут!» – и суют недозрелые бананы.
– Просто так они нас не выпустят, – грустно говорит папа. И начинает раздеваться. Потом он мажет себя гуталином, чтобы не только лицо, но и всё тело как у негра было. А из листьев фикуса юбочку негритянскую себе делает.
И в таком виде папа как за дверь выскочит, как зарычит по-иностранному! Тут все наши встречальщики вмиг разлетелись.
А мы быстренько в ванной отмылись, стали беленькими и к бабушке в гости побежали. Пока пироги у неё не остыли.
Папа и цыгане
– Что-то долго нет отца, – сказала мама и посмотрела на часы. А я не стал смотреть на часы, я знал, что папа скоро придёт. Тут в прихожей раздался звонок.
– Ура! – закричал я и побежал открывать дверь.
На пороге стоял цыганский мальчик. Он хотел пить.
Потом пришла цыганская девочка и тоже попросила пить. Потом пить попросила взрослая женщина в разноцветной юбке. Скоро у нас в квартире был целый табор. Они все хотели пить.
А потом они захотели посмотреть нашу квартиру. И пошли гулять по комнатам.
И тогда у нас стали исчезать вещи. Сначала исчезла мамина кофта, потом папины зимние ботинки. А цыганские люди всё ходили и ходили.
Мама сидела на диване и плакала. Я бегал по квартире и искал свою тельняшку. Когда я надеваю свою тельняшку, то ничего не боюсь. Но тельняшки нигде не было.
– Я в отчаянии! – сказала мама.
И тут пришёл папа. Он долго смотрел на наших гостей и наконец сказал:
– Эх ма!
И исчез в своей комнате. Скоро он появился с гитарой.
– Дай-дай-дай! – пел папа.
– Дари-дари-дари! – в ответ ему запели цыганские люди.
Они собрались вокруг папы и стали трясти плечами, руками и ногами.
– Жги! – закричал папа и начал прыгать вприсядку.
Вместе с папой запрыгал весь табор.
А мы с мамой сидели на диване и смотрели на них. Откуда-то стали вываливаться наши вещи. Сначала папины зимние ботинки, потом мамина кофта. И, наконец, моя тельняшка.
Пока мы с мамой собирали вещи, папа ушёл с табором.
Он пропадал где-то всю ночь. А когда утром папа вернулся, на нём была рваная красная рубаха и облезлые сатиновые шаровары.
– Где же твой новый австрийский костюм? – строго спросила мама.
– Ерунда! Я выучил новую цыганскую песню, – сказал папа.
И спел нам песню.
Шкаф
Мы купили новый шкаф. С ящиками, дверцами и ручками. Шкаф как шкаф. Но лучше старого.
– Куда же девать старый? – спрашивает мама.
– А мы его с балкона сбросим, – говорит папа.
– Да, на голову управдому Федоскину, – говорит мама. – Может, хоть это чуточку встряхнёт его, и он вспомнит, что обещал заменить нам кран.
Я испугался за управдома Федоскина. Он хоть толстый и ленивый, но добрый. Выбежал я на улицу и встал под нашим балконом. А тут как раз Федоскин идёт. Я и говорю:
– Федоскин, вы здесь не ходите. Папа собирается шкаф с балкона скидывать.
– Это ещё что такое? – кричит Федоскин. – По какому праву?
А я и говорю:
– Шкаф-то совсем старый, никуда не годный.
– Старый-то он старый, – рассуждает Федоскин. – А по голове хлопнет не хуже нового. Это самое настоящее хулиганство. Надо протокол составлять и штраф взимать.
Федоскин ушёл составлять протокол, а я ещё постоял немного, подождал, пока шкаф с балкона вылетит. Но он всё не вылетал и не вылетал.
Тогда я прихожу домой и говорю:
– Что ж вы шкаф-то не скидываете? И Федоскин уже ушёл…
– Ха-ха-ха, – смеются мама и папа. – Неужто ты и вправду думал, что мы шкаф сбросим? Это шутка.
Тут к нам заходит управдом Федоскин с милиционером.
– Нечего смеяться, граждане, – говорит он. – Сейчас штраф взимать будем. Готовьте ваши денежки.
– Это была шутка, – говорит папа. – Ребёнок не так понял.
– А вот чтоб неповадно было так шутить, мы вас и оштрафуем, – отвечает Федоскин. – А то ребёнок опять что-то неправильно поймёт и в ваше отсутствие всю мебель честным людям на головы повыкидывает.
Мама заплатила штраф, и Федоскин с милиционером ушли восвояси. Папа стал совсем грустный и говорит:
– Штраф не за дело заплатили. Если бы за дело, не так обидно было бы.
– А давай за дело? – говорю я.
Папа подумал, подождал, пока уйдёт мама, и говорит:
– Давай!
И мы с папой скинули шкаф вниз.
Ух, как он летел! Ух, как он грохнул! Развалился на фанерки, досочки и планочки.
Тут к нам снова заходит управдом Федоскин. Он смущённо улыбается и говорит:
– Может, и вправду это шутка была? Со шкафом, то есть?
И отдаёт штраф обратно.
– Чего уж теперь, – грустно говорит папа. – Шкаф мы уже, того…
– Ну, тогда другое дело, – успокаивается Федоскин. – А то я уж подумал, что обидел вас.
– Садитесь-ка лучше пить чай, – приглашает мама.
Папа и управдом Федоскин садятся и пьют чай.
