Kitobni o'qish: «Великий Дракон»

Shrift:

* * *

– Да, Николай, спасибо, что навестили, – сказала я уже в пятый раз.

Фомичев хороший человек, но, когда хочет помочь другому хорошему человеку, становится чудовищно болтлив. Уже стоя на пороге, он вспоминал все новые и новые подробности. Ему думалось, что мне они важны.

Выпроводив его наконец, я вернулась в гостиную. Август сидел на диване и внимательно изучал подарок. Он уже рассмотрел его так и сяк, а теперь, кажется, обнюхивал. Подарок хранился в папке из черной натуральной кожи с золотым замочком и представлял собой фотографию на баснословно дорогой глянцевой бумаге. Фотографию молодого холеного китайца в форме полковника имперского космофлота. С дарственной надписью и автографом.

Я никогда не встречалась с этим китайцем, но, конечно, слыхала о нем. И много. Удивительно, что и он слышал обо мне. Вот так живешь и не знаешь, что твоя слава долетела до самого закрытого и таинственного государства в обитаемой Вселенной. Прямо до его сердца – императорского дворца.

Потому что молодой китаец, решивший, что я никак не обойдусь без его портрета, три месяца назад сделался законным императором Шанхая.

– Фотогеничный, – с оттенком похвалы заметил Август. – Не чета своим предкам.

Он бережно уложил фотографию обратно в папку, защелкнул замочек и выжидательно уставился на меня.

– Слушай, я понимаю не больше твоего.

– Ну, я-то понимаю довольно много, – сказал Август.

Вот спасибо, дорогой начальник, осчастливил, подумала я, теперь осталось дождаться, когда ты мне все объяснишь – через год?

– Я абсолютно точно никогда не встречалась с ним. Даже если предположить, что он бывал за пределами Шанхая…

– Во-первых, бывал, во-вторых, тебя живьем не видел. Только в сети. Иначе зачем ему спрашивать Фомичева, красива ли ты.

– Этот момент меня беспокоит.

– А меня – нисколько.

– Ну еще бы. Не твоя же внешность его занимает.

– Думаешь, он тобой интересовался как мужчина женщиной? Сомневаюсь.

– В остальных случаях внешность не имеет значения.

– Расскажи это декану факультета тактической разведки, – посоветовал Август. – Или декану филфака.

Ишь ты, босс изволил пошутить. Но ведь по сути он дело говорит. Все мои подруги – как на подбор хорошенькие и с правильными чертами лица. А на филфаке – сногсшибательные красавицы, глаз не оторвешь, зачастую с отступлениями от классического канона, что делает их только ярче. Нас подбирали под разные задачи. Хотя вроде бы работа схожая: пудрить людям мозги.

– Внешность значима всегда, – сказал Август. – Делла, я не стал бы спрашивать у постороннего, как ему кажется, красива ли та девушка, с которой я хочу завязать отношения. И ни один нормальный мужчина этого не спросит. Он соберет побольше картинок и составит мнение сам. А чужое мнение ему будет интересно, когда важно, чтобы женщину сочли красивой окружающие. Когда речь идет о какой-то пиар-акции. Думаю, император хочет предложить тебе работу, и она связана с публичными выходами. Кстати, именно поэтому он интересовался еще и твоей личной жизнью.

Я хмыкнула:

– Сомневаюсь, что сейчас гожусь для пиар-акций.

Я не напрашивалась на лесть. Конечно, если потрачу неделю на походы по косметологам, то в результате сойду за симпатичную или хотя бы ухоженную дамочку. Но вообще-то выглядела я ужасно. Экспедиция на Саттанг сильно подорвала мое здоровье, да и нервы расшатала. А еще беременность. Я родила раньше времени и почти сразу после родов заболела – двустороннее воспаление легких. Чудовищно исхудала, мне пришлось очень коротко постричься, спала по двадцать часов в сутки и не могла выспаться… Словом, я избегала заглядывать в зеркало, чтобы лишний раз не расстраиваться. Лучше полюбуюсь сыном. Он-то оказался красавчиком, причем, как все уверяли, мордашкой пошел в меня, а не в папу. Только глаза отцовские – синие-синие.

– А я думаю, тебе надо развеяться, – сообщил Август.

Еще год назад я бы разозлилась или обрадовалась, или и то, и другое вместе, а сейчас мне было просто все равно.

– Не хочу.

– Придется. Утром звонила Нина Осси, ты спала, я не стал тебя будить. Она прилетает на несколько дней, у нее тут два концерта, один закрытый, для своих, мы приглашены – Дэн Тэгги дает зал. Будет много старых знакомых. Прилетят Расселы, наверное, прихватят с собой Лючию. Обещал прилететь мой брат Скотт. Хорошая компания подбирается. Но Нина хочет еще о чем-то поболтать с тобой. Я сказал, ты будешь рада.

– Нине – конечно, рада. Да и всем остальным тоже. Я боялась другого.

– Не нужно бояться. Китайцы могут сколько угодно загадывать загадки, мы не обязаны играть в их игры. Если им чего-то надо – скажут открытым текстом.

Я пожала плечами. Бросила взгляд на черную папку. Я так и не смогла проникнуться китайским величием, когда училась в магистратуре. Ага, училась. Вводный курс успела прослушать – и все.

– Может быть, Расселы привезут Мэдлин, – сказал Август.

– И кто это?

– Кузина Джимми Рассела. Я говорил, кажется, про нее.

– Уж не та ли, на которой ты в двенадцать лет хотел жениться?

– Она самая.

– Думаешь, она все такая же молчаливая?

– Немногословная, – поправил Август. – Мне кажется, вы подружитесь. Мэдлин нравится всем. Просто всем.

– О, – я засмеялась, – похоже, ты не расстался с мечтой?..

Август посмотрел на меня с удивлением:

– Делла, почему всякий раз, когда я подсказываю тебе, с кем лучше дружить, ты думаешь, будто я хочу жениться?

Он поднялся и с обиженным видом ушел. Я проводила его взглядом, раскрыла черную папку. Нет, ну для китайца молодой император очень хорош собой. Я бы даже не исключила, что в его жилах течет немного европейской крови – лицо не плоское, глаза довольно большие…

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я старательно потерла глаза – после массированного лечения почему-то чесались, – а потом полезла в сеть. Собирать обрывки сведений о новом императоре Шанхая.

Ведь что ни говори, а китаец вел себя подозрительно.

* * *

Мастер Вэнь переменился так, что я не сразу узнала его. Дряхлый старик превратился в мужчину дай бог пятидесяти лет, молодцеватого, осанистого, с пружинистыми движениями и опасным прищуром черных корейских глаз. Глаза, пожалуй, блестели слишком ярко. Но если о причине блеска не знать наверняка – в жизни не догадаешься, что это протезы с камерой в зрачке. Новые волосы Вэню вращивать не стали, они для нормальной жизнедеятельности не нужны, поэтому он завел привычку наголо брить череп. Благо, форму его унаследовал от русской матери, а не от корейца-отца.

У ног мастера лежала спецсобака Василиса. При встрече она внимательно обнюхала Вэня и, кажется, решила: теперь это такой же сибирский киборг. Зачем нужны сибирские киборги, Василиса знала превосходно: оборонять имущество от вражеских роботов и прочей техники. Еще, конечно, любой уважающий себя сибирский киборг защищал стаю, в которую входил. Стая у Василисы была большая и разнородная: люди, индейцы, эльфы, орки, красная индейская кобыла с жеребенком и две собаки. Недавно в стае появилось пополнение, старшая человеческая пара обзавелась детенышем, и, с точки зрения Василисы, охрану дома следовало усилить. В конце концов, она же девушка, у нее и помимо охраны есть важная задача – нянчить человеческого щенка в отсутствие матери. Мать от детеныша не отходила, к тому же рядом вились конкурентки – две эльфийки, одна со своим ребенком, парочка индианок – но Василиса терпеливо выжидала момент. О, можете не сомневаться, она себя покажет, дайте только шанс. Она отлично позаботится о детеныше. У нее ведь своих два помета было, и ничего, выкормила-вырастила. Но пока она готовится к своему звездному часу, кто-то ведь должен делать текущую работу, верно? Большущий орк – это замечательно. Но мало. Еще непременно нужен кобель-киборг. Такого она и углядела в Вэне. И непонятно, почему она улеглась подле него – то ли показывала, что готова принять как старшего, то ли стерегла, чтобы не сбежал от ответственности.

Мы сидели на веранде, пили чай. В правом торце, где было тенисто, стояла дневная кроватка с двухмесячным Огги. За кроваткой присматривала Лейла – немолодая эльфийка, няня. Очень высокая, почти метр шестьдесят. Ростом она превосходила не только Кэт, кормилицу Огги, но и собственного мужа. Кэт была ее племянницей и попала в дом по стечению обстоятельств. Я довольно легко родила, вопреки опасениям лечащего врача, но потом начала хворать. Врач советовал прервать лактацию и лечиться, а для ребенка подобрать кормилицу. Рекомендовал обратить внимание на эльфиек – их молоко по составу даже лучше человеческого. Дети, выросшие на эльфийском грудном молоке, отличались завидным здоровьем. Первая кормилица на радостях, что потчует аж целого наследного принца, задрала нос и в доме не прижилась, ее невзлюбили даже сородичи, не говоря об индейской прислуге. И тут Лейла сказала: племянница недавно родила, молока хоть залейся. Так у нас появилась хрупкая, как подросток, Кэт, а у Огги завелась молочная сестренка.

На столе между чашек лежала черная кожаная папка с золотым замочком. Я много думала о том, что означает подарок. Пожалуй, Август прав, император заинтересовался мной не как женщиной.

Я никогда не работала с Шанхаем. Но, к примеру, если китайцы вынашивают планы войны с Эльдорадо, я для них даже не «информированный источник», а куда больше. Хотя бы в силу иронии судьбы. В последней своей миссии я втерлась в доверие к генеральской семье, и так сложилось, что спасла их единственного сына от гибели. Парень в меня не на шутку влюбился, готов был закрыть глаза на происхождение – моя легенда рисовала девушку из простонародья. Энрике так страдал по мне, что смирилась даже его мама. Но… я провалилась, и уйти мне помог его отец. Прошли годы, парень возмужал, они вместе с папашей развили бурную политическую деятельность, что в понятиях Золотого Мехико означало «этих купили, тех убили, остальных посадили» – и теперь Энрике Вальдес был действующим диктатором. Конечно, что такое юношеская страсть? С глаз долой – из сердца вон. Но Кид Тернер, мой бывший декан и нынешний куратор, обмолвился недавно, что Вальдес выступает за примирение с Землей. А кое-кто из его окружения намекает, мол, виной этому некая Долорес, портрет которой Энрике много лет хранит в сейфе. Он давно женат, но все мечтает вновь увидеть ту девушку… В общем, я подозревала, что меня хотят привлечь к работе. Уже как консультанта или агента влияния, но – могут. И есть вероятность, что в этом качестве я интересна не только Земле.

Поэтому, когда в гости заглянул Вэнь, я немедленно спросила его, что значит подаренная фотография. Ведь он много лет работал в Шанхае, менталитет знает.

Вэнь внимательно рассмотрел автограф.

– Делла, ты же училась в магистратуре как раз на Шанхай.

– Это только так называется. Во-первых, не доучилась. Во-вторых, плохо училась.

Вэнь рассмеялся.

– А твой босс?

– Сказал, что наследничек фотогеничен.

Вэнь рассмеялся громче.

– Да, – согласилась я, – вот кому не стоило идти в магистратуру по Шанхаю, так это Августу. Полностью окитаился и взял моду говорить загадками.

– Экий он впечатлительный.

– Но уверяет, что ко мне присматриваются с деловым интересом.

– Делла, а ты в магистратуру пошла до или после подарочка?

– До. Насколько я понимаю, император – тогда еще наследник – наводил справки обо мне, слухи дошли до моего куратора, и тот быстренько отправил меня учиться. На всякий случай.

– Так у него бы и спросила. Он-то знает, с какой целью наводились справки.

– Нет, Вэнь. Не знает. Но я сомневаюсь, что шанхайский принц интересовался мной исключительно как симпатичной девушкой. Да и Август того же мнения.

– Ну да. Ты, конечно, решила, что он узнал о твоем эльдорадском прошлом.

– Это звучит разумно.

– Тогда он интересовался бы твоим боссом, который может провести шанхайский флот в тыл Эльдорадо через хаб Чужих.

– Новый император не воинственный. Может, он хочет решить проблему дипломатическим путем. К тому же оккупация Эльдорадо – заведомо убыточная акция. Там ничего особенного нет. Ну, производства. У Шанхая свои еще лучше.

– Пожалуй, Юй Юшенг не воинственный, – согласился Вэнь. – По сравнению со своими предками. На фоне среднего китайца, поверь, он очень агрессивный. И умеет быть жестоким. Хотя его жестокость – она не от внутренней потребности, а от рассудка.

– Да уж. Отказал отцу в лечении…

– Правильно сделал. Старик уже всех достал до печенок. К тому же не отказал. Он не повез его на Землю. Ну а шанхайская медицина оказалась бессильна. Никто не виноват.

– Вэнь, я понимаю, что достал. Но для него это был родной отец. Даже чисто рассудочно – не выгоднее было показать себя добрым и любящим сыном? Или это месседж такой для политической элиты? Мол, я расстреливать не буду, вы просто у меня все тихо и благопристойно загнетесь, как папаша?

– Ты так и не научилась думать по-китайски. Да, он вполне обдуманно принес умирающего отца в жертву политической ситуации. Заметь: не просто умирающего, а уже бесчувственного. Делла, там в двух шагах от блистательной метрополии – полная задница, спасибо Старику, который довел империю до такого. Старик правил без малого сто лет и все эти годы с каким-то садистским наслаждением уничтожал то, что построил его предок. А ведь тот практически довел дело до признания Землей суверенитета Шанхая! При нем было несколько экспериментальных торговых зон с нами. Особых экономических зон, их еще звали «свободными». Там уровень жизни был – Земле такой не снился. Но тут сорокапятилетний, полный сил император внезапно, в одночасье, умирает от укуса змеи. Очень такая деловая змея, уползла из дворцового серпентария и ночью цапнула верховного правителя. Он не почувствовал, не проснулся. К утру умер. Если б проснулся, успели бы ввести антидот. Ты думаешь, зря ходят слухи, что эту змейку ему восемнадцатилетний сынок подбросил? Двойную дозу снотворного в вечерний чай и змею в постель…

Я невольно поежилась.

– Первым делом этот говнюк закрыл все свободные зоны. Кроме одной – на границе с Куашнарой. Собственно, Сайгон. Его чуть не закрыла с перепугу сама Куашнара, потому что из Шанхая повалили толпой беженцы вперемешку с диверсантами. А куда делись жители закрытых зон? А-а, тебе в магистратуре сказали, что их казнили по приговору суда, за содействие потенциальному противнику. Думаешь, их расстреляли, как обычно? Ну, кого-то и расстреляли. Мужчин. А женщин с детьми вывозили в самые бедные колонии и отдавали толпе: это предатели, делайте с ними что хотите… Вывозили, предварительно соврав, что высылают из страны, возьмете лишь то, что на вас есть. Они и надевали лучшую одежду в три слоя, драгоценности. И в таком виде их выбрасывали на улицы перед толпой обозленных, голодных людей. Не спасся никто. А почему у Старика сыновья дохли, как мухи? Какой невезучий император – наследники до двадцати пяти не доживают. То пошел медитировать на священную гору и упал, разбившись насмерть, то напился и утонул в дворцовом пруду, то любовница зарезала, а кого-то и вовсе за измену вместе с матерью к стенке поставили… Один Юй Юшенг выжил. А его мать происходит, между прочим, из свободной зоны и на свет появилась чудом. Прабабку растерзали на улице вместе с младшей дочерью – старшую она успела выдать замуж в метрополию. Старшую потом расстреляли, обвинив в коррупции. Но та успела родить сына. А сын оказался тихоня и скромник, потому что очень жить хотел, но на самом деле хитрюга – успешно посватался к дочери ближайшего сподвижника императора. Когда родилась девочка, ее, памятуя об испорченной репутации семьи, предложили императору в наложницы. А стареющий садист взял да в нее влюбился. И уж чего совсем никто не ожидал – женился. Потому-то Юй Юшенг и остался жив. Но любовь любовью, а когда у тебя папаша болезненно подозрительный и чертовски изобретательный, уцелеть – непростая задача. Ты это держи в уме, если случится пообщаться с молодым императором. У него было такое хреновое детство, что парень даст фору любому кадровому разведчику… И каков молодец, заметь! Закрывая страну, он велел не утопить всех ненадежных, а просто выслать. Их грузили в транспорты и отправляли на Тварь караванами. При Старике мы мечтать не смели получить назад наших агентов живыми. Теперь получили. Им даже рисовых брикетов и воды в дорогу дали. Поверь, по шанхайским меркам это не норма, а высшая милость.

Вэнь ненадолго умолк, опустив глаза. Мне даже думать не хотелось, о чем сейчас вспоминает провалившийся нелегал, чудом сумевший уйти из шанхайских застенков. У него это, конечно, сто раз отрефлексировано и рационализировано, но не забыто ведь.

– Ну так вот, про менталитет, – сказал он. – При Старике на десятках планет развитие не просто остановилось – их загнали в средневековье. Теперь это огромная буферная территория, заселенная чисто ради того, чтобы пригодные для жизни планеты были заняты. Оттуда принудительно изъяты современные технологии, там жратвы всегда впритык, ровно столько, чтобы массового голода не было. Администрация целиком и полностью оскотинилась от безнаказанности, а народ совершенно озверел – и считает это озверелое состояние в общем нормой. Там в случае нужды избавляются от престарелых, мальчиков моложе пяти лет и девочек, которых еще нельзя продать для сексуальных утех. От всех, кто для семьи обуза. Их просто выводят за околицу и оставляют. Если кто рвется назад – отпихивают вилами и кольями. Как, можешь себя представить на месте обычной матери-китаянки? Она смотрит на своих трех-четырехлетних детей, которых отец велел бросить. Дети плачут, тянут к ней ручонки, а она не смеет нарушить волю мужа. Вот пока ты не поймешь, что она не чувствует ничего, никакой боли или раскаяния, что у нее в голове только одна мысль – «еще рожу», – ты не уловишь китайский менталитет…

Вэнь отпил чаю.

Я помалкивала. Конечно, мне неприятно было слушать все это. На лекциях материал был вроде тот же, но подавался сухо, без эмоций. А у Вэня наболело. И я слушала, потому что я все еще разведчик.

– Юй Юшенг славный мальчик. Он своего отца не бросил. Он до последнего вздоха Старика был покорным сыном. Созвал лучших врачей Поднебесной, окружил коматозного папашу заботой. И это при том, что весь Шанхай знал, как они ненавидели друг друга. Все ждали, что парень, узнав диагноз, придавит Старика тут же! Своими руками придушит. Какое излечение, о чем ты? Чтобы весь Шанхай еще двадцать лет – у этого козла, старого императора, хватило бы злобы прожить вдвое больше, чем ему предсказали врачи, – страдал?!

– Так и что, по-твоему, может означать этот подарок? – я показала глазами на папку.

– Понятия не имею, – ответил Вэнь. – У Юй Юшенга отличное чувство юмора. Подарок может вовсе ничего не означать, кроме того, что у парня случился романтический каприз.

– А он склонен к романтическим капризам? – я нахмурилась. С некоторых пор не люблю романтиков.

– Еще как. Весь в прабабку. Или в загадочного белокурого офицера, от которого, как сплетничают, она и родила старшую дочь, пока муж был в отъезде.

В доме послышались решительные шаги, и на веранду вышел Август. Покосился на ребенка – не разбудил ли? – и негромко сказал:

– Делла, звонил Кид Тернер. Есть новости. Нет, Вэнь, не уходи, тебя они тоже касаются. Шанхайский император предлагает обмен делегациями. По сто человек, не считая сопровождающих лиц – членов семей и прислуги. В нашей делегации он хочет видеть сенатора Кимберли Тако – не понимаю, зачем, она же лютая правозащитница, у нее Шанхай ничего, кроме истерики, вызвать не может, – нескольких крупных ученых, причем не китаистов, и десяток деятелей искусства. В списке есть два известных журналиста. Остальные – просто достойные люди, преподаватели, врачи, агрономы, животноводы и так далее. И меня пригласили. С шанхайской стороны предлагают равноценный обмен, но список можно изменить в соответствии с пожеланиями Федерации. Могут включить кого угодно, вплоть до членов императорской династии. На обмен заложниками не похоже. Шанхай предлагает любые гарантии безопасности. Жены с маленькими детьми во время работы делегации – там обширнейшая программа – будут жить в императорском дворцовом комплексе, загородном, со всеми удобствами. Я решил, что поеду, хотя для меня в программе мало интересного. Нельзя упускать случай побывать в Шанхае. Делла?..

– Езжай, конечно.

– Я про тебя спрашивал.

– Меня не звали.

– Ты можешь поехать со мной как сопровождающее лицо.

Я задумалась.

– Ты веришь, что это безопасно?

– Нам нечего опасаться подлости со стороны молодого императора.

– Ну… – я посмотрела на Огги.

Я верю, что мой сын – везучий. Он получился, такое ощущение, что по собственному желанию, ухватившись за первый же шанс. И сумел родиться так, что его права наследника неоспоримы. Он, конечно, капризуля, но если вспомнить, в каких условиях прошел первый триместр моей беременности, – невозможно объяснить, почему Огги совершенно здоров. К тому же он настоящий Берг, а Берг нигде не пропадет…

– Если я откажусь и потом выяснится, что все остальные побывали на шикарной увеселительной прогулке, будет обидно. Но, Август, это три недели пути. На лайнере.

– Вот еще. Я буду добираться своим ходом.

– На чем? Твоя яхта на ремонте.

– У отца возьму. Вэнь, к тебе деловое предложение. Я могу взять тебя на контракт…

– Не «могу», а «обязан». Вы без меня не обойдетесь.

– Делла, определи, кто из прислуги тебе понадобится.

– Кормилица, няня… – Я задумалась. – Может быть, Санта, если индейские обычаи позволяют жене надолго уезжать по службе без мужа, это я уточню.

– Подумай хорошенько.

Он ушел.

В кроватке проснулся и захныкал Огги.

Василиса, только что крепко спавшая, метнулась стрелой к нему. Я вскинулась, но куда мне угнаться за киборгом! И Васька успела-таки сунуть морду к ребенку. Вопреки ожиданиям, плач моментально затих.

Собака тщательно умывала моего сына. Умывала языком, но ему, похоже, нравилось.

– Да, – сказал Вэнь. – И это чудовище тоже лучше взять с собой.

* * *

– Дел, веришь? Я вообще не понимаю, зачем это сделала.

Нина Осси почти не переменилась. Она по-прежнему носила химически яркие шмотки, по-прежнему издевалась над своей прической. Только взгляд у нее стал растерянный.

Ее сын играл с собаками на лужайке. Отличный парень, красивый и сильный. И добрый. Я помнила его биологических родителей. Если про мать дурного слова не скажу, то отец у него был монстром. Тот редкий случай, когда приятно вспомнить, что кто-то покончил с собой: не нашлось бы подходящей казни для полковника Куруги, делавшего боевых киборгов из живых людей… А ребенок – загляденье.

Нина пила шампанское.

– Да я полгода даже пробку не нюхала! – возмутилась она, когда Август напомнил о приличиях: ну как же, на часах полдень, а гостья просит вина. – На своей свадьбе без единого глотка обошлась! Свадьба – фиг бы с ней, а вот то, что я после развода не выпила – сама не верю. Слушай, тебе жалко? Так бы и сказал!

Август надулся и заявил, что не участвует в нашей оргии. Куда-то поехал. А мы с Ниной взяли шампанское и пошли на веранду. Я только пригубила, а Нина довольно быстро уговорила полбутылки.

– Ты понимаешь, Йен классный парень. Действительно классный. Но я ж видела, что мы разные. Он сейчас еще ничего, а потом будет педантом. А я – хаос во плоти. Нам хорошо было бы дружить. Мы и дружили. Черт разберет, как оно так получилось… Какой-то порыв был. Но для меня порывы – норма, а зачем он на такое пошел… Или я чего-то о нем не знаю. Помнишь, мы приехали к тебе в клинику? Дел, мы до этого даже не говорили ни о чем таком. Ну подумаешь, раз-другой переспали. Мы на самом деле еще на Эвересте… Причем по моей инициативе. И как-то просто так, без дальних планов. Он тогда в тебя был влюблен. А тут… Выходим из клиники, и он говорит – а то поженимся? Вон, говорит, вижу церквушку, а до мэрии отсюда два шага. И я, прикинь, отвечаю – да пошли. И мы без раздумий, без колебаний, пошли и поженились… Да, но зачем я с ним развелась?!

Она сделала несколько больших глотков, воровато оглянулась, хихикнула:

– Твой босс точно уехал? А то увидит еще, что я шампанское как воду…

– Нин, ты сама говорила – вы разные. Ну чего удивляться, что развелись?

– Да все это чепуха, что разные. Притереться можно. Понимаешь, он же меня любил. Я чувствовала. И вот так… согласился с разводом без единой эмоции. Будто я ему надоела. Я не подарок, кто бы спорил… Но мы ж накануне буквально обсуждали, как сына переименуем. Не может он быть Джованни Йоханссон, не звучит. Значит, будет Йохан. А я… Ну, блин, у меня слов вообще нет. Прикинь, какая я дура? Посрались из-за яичницы. И я, такая, – ты меня не любишь, как есть не принимаешь, короче, разводимся. А он просто ушел на работу. Ну, я – к судье и оформила развод. Вещи свои собрала, он с работы приходит. Я его и обрадовала. Он на меня поглядел – только и сказал, что уйдет сам, а мне незачем возиться с переездом, ребенка мучить. Сложил чемоданчик, молча, и исчез. Ни слова мне больше не сказал. Три недели мы прожили. Месяц уже прошел, а я не могу оставаться в той квартире. Прихожу – и все жду, что Йен вот-вот с работы вернется, мы возьмем малыша и вместе пойдем собак выгуливать… Джо по нему скучает тоже… Поэтому я – на гастроли. Надо же как-то развеяться. – Нина всхлипнула. – У меня концерт был, с его любимой программой. Не пришел…

– Может, он приходил, просто в зале сидел, ты его не видела.

Нина покачала кудлатой головой:

– Нет. Я всегда чувствую, когда он рядом.

Я подлила ей шампанского.

– Слушай, а бренди у тебя нет? – оживилась Нина. – А то мне как-то… Надо. Вот с тобой говорю, и вроде отпускает меня. Не, я сама знаю, что дура. Но от того, что я это знаю, легче не становится. Не решение это, что я дура. Хочу напиться и уснуть. Пустишь? Я знаю, что наглая. Тем более с ребенком…

– Так не я ж буду возиться с ним.

– Ну да, в этом плане прислуга – вещь. Надо мне тоже завести экономку. Или хотя бы няню. Я как забрала Джо, так сама с ним и вожусь. Иногда, когда концерт, бэби-ситтера нанимаю. Но каждый раз чувствую, что это неравноценная замена. Вот с собаками та же фигня. У меня с ними кинолог возится, отличная тетка, и собаки ее любят, но ведь как придут с занятий – бросаются ко мне, тычутся губами, рассказывают, что было… Потому что я им мама, пусть и непутевая. В общем, надо для Джо найти постоянную няньку, чтобы была как член семьи… Знаешь, если б не Джо, я повесилась бы. А он меня держит. У него отец мерзавец, и хорошо, что застрелился. И мать погибла. Никого больше не осталось, кроме меня. Джо, кстати, к музыке-то способный. Но не хочет заниматься.

– А не рано ты его приучаешь?

– Не, нормально. Я вижу, что конструкторы ему больше нравятся. И животные. А музыка – так, фон.

– Тебе обидно?

– Да не, почему. Лишь бы любил то, чем занимается. Дел, для нормального человека музыка и должна быть фоном. Я его, конечно, научу… Чтобы разбирался. Чтобы знал культурную базу. Голос ему поставлю. На фоно играть будет. А больше и не надо. Дел?..

– Аюшки?

– Слушай, может, ты поговоришь с Йеном?

Я встала:

– Нин, давай я лучше коньяк принесу? В самом деле, пока никто тебя не тревожит, надерешься в свое удовольствие, спать тебя в гостевую комнату положу, за парнем Санта присмотрит.

– Но Йену ты звонить не будешь.

– А что я ему скажу? Нин, это ваша жизнь.

– Да ты просто спроси, он меня еще любит или уже нет? А дальше я сама… Дел?

– Ты сама-то его любишь?

Нина вздохнула:

– Получается, что люблю.

– Вот если ты его любишь, то позвонишь и спросишь.

Нина пофыркала возмущенно и спросила:

– Ты не шутила, когда про коньяк сказала?

Я засмеялась и ушла в дом. Взяла в баре бутылку арканзасского бренди – в таких случаях этот напиток лучше престижных, он ровный и не отвлекает от переживаний, – заглянула к Майклу на кухню и попросила сообразить для гостьи что-нибудь легкое. Зашла к себе, задумалась. У меня были таблетки, снимавшие опьянение, но нужны ли они Нине сейчас? Позвонила Санте и сказала, что Нина погостит у нас, ей нужна комната, и для ее сына надо приготовить детскую.

Когда я вернулась на веранду, Нина сидела с развернутым из-под рукава наладонником и смотрела в пустоту. Уровень вина в ее бокале не изменился.

– Позвонила, – сообщила она мрачно. – Меня послали далеко и надолго.

– В смысле?

– В смысле, Йен сказал, что не будет говорить с пьяной. Дел, ну если бы любил, какая ему разница, я пьяная или трезвая? Можно подумать, я когда выпью, то становлюсь другим человеком. Блин, да мы когда познакомились, он сам наклюкался!

Я отставила шампанское и разлила коньяк по бокалам. Нина благодарно кивнула и отпила.

– Надеюсь, ты туда своих таблеток не намешала? Не хочу быть трезвой.

– Я так и подумала, что тебе надо напиться. И вот что, пока ты еще соображаешь: позвони в отель и скажи, чтобы багаж прислали сюда. Поживешь здесь. А соскучишься по собакам, пусть твоя кинологиня их привезет. Места всем хватит.

– Ты настоящий друг, Дел. Правда.

В течение следующего часа я узнала буквально все подробности семейной жизни Нины и Йена. Я поддакивала, кивала. Майкл принес жареных мясных полосок с пряностями, я заставила Нину немного поесть. После еды она стала клевать носом, и я отвела ее спать.

Вернулся Август. Выслушал мой короткий отчет. А потом… позвонил Йоханссону.

– Йен, Нина поживет у нас. Нет, ничего не случилось. Просто так будет лучше. Я через несколько дней лечу на Землю, возьму ее на борт. Было бы неплохо, если бы ты встретил ее.

Он сказал это так, словно уверен – Йен только и ждет возможности встретиться с Ниной.

– Конечно, он сделал глупость, когда женился, не подумав, – изрек Август. – Но вот развод уже точно был ошибкой.

– Думаешь, они помирятся?

– Они и не ссорились. Проследи, чтобы Нина выспалась. И больше не давай ей пьянствовать.

Суров, но справедлив. Истинный Маккинби, сначала позаботится о человеке, как о родном, а потом напомнит, чтобы не безобразничал тут. Выпить уже нельзя талантливой женщине в расстроенных чувствах.

* * *

Мэдлин Рассел-Грэй действительно была такой, как описывал Август. Правда, не знай я, что он когда-то был по-детски влюблен в нее, – не догадалась бы по его поведению. Он держался дружелюбно, но сухо.

После концерта Нины женщины сбились в стайку – я, Эмбер Мелроуз-Рассел, Нина, Лючия и Мэдлин. А потом как-то вышло, что мы с Мэдлин остались вдвоем. До этого мы с хохотом обсудили каприз китайского императора, приславшего мне свой автограф, и Мэдлин даже намеком не показала, что тема ей интересна.

– Делла, вы думаете о Юй Юшенге слишком плохо, – неожиданно сказала она.