Kitobni o'qish: «Леди не движется»
– Мы опоздали на четыре часа, – сказала я.
Эльф, взрослый, одет в форму служащего федеральной транспортной линии. Мы нашли его в щели между стеной ангара и пустым мусорным контейнером, за семь метров от пешеходной дорожки. Эльф лежал на мешке из толстой черной пленки, разрезанном вдоль, скрючив маленькое тельце и неестественно вывернув голову. Темные глазки остались блестящими даже после смерти.
– На четыре часа и одиннадцать-пятнадцать минут, – поправил меня педантичный Август. Сунул руки глубоко в карманы своего квадратного плаща, два раза качнулся с пятки на мысок и уточнил: – Даже двадцать минут.
Над головой нависло тяжелое серое небо. Сыпался легкий, нежный дождик, такой теплый, что влагу чувствуешь, когда уже волосы намокают полностью и с них текут ручьи за шиворот. Мой босс сегодня наложил на прическу столько воска, что капельки усеивали его голову, как бисер, сплошным блестящим шлемом.
Началась осень, а я и не заметила. В этом году на Танире она совпала в кои-то веки с федеральным календарем. Но на побережье шестнадцатое сентября – обычный день под ласковым солнцем у дружелюбного моря. Погода волшебная: ненавязчивое лето. Чтобы увидеть настоящий сентябрь, нужно уехать за тысячу километров в глубь материка, хотя бы по делам, к космодрому. Зато у нас зима всегда рядом, зима по требованию – достаточно подняться от побережья в горы. Я видела сегодня белые снежные шапки, когда мы пролетали над хребтом. Лето, зима, осень сменились под крылом всего за час.
А маленький эльф был уже мертв. Неуместно, оскорбительно для всей Таниры мертв.
Танира – чудесная планета. Ее акварельные восходы и помпезные закаты приводят в восторг самых черствых людей, напрочь лишенных эстетического чувства. На Танире прекрасный климат, настолько мягкий, что, даже страдая тяжелой формой метеозависимости, вы вряд ли почувствуете изменение погоды. Кристальный воздух, самая чистая в Галактике вода и полное отсутствие болезнетворных для человека агентов. Природа, о, какая тут природа! Приехав однажды, вы и думать забудете о других курортах, несмотря даже на заоблачные цены в местных отелях. Все, что вы увидели в туристических проспектах, – истинная правда. Вернее, только часть правды: нет еще технологии, способной передать очарование Таниры на расстоянии.
Здесь, на пляжах Солнечного моря, вы можете встретить всю земную аристократию, всех «звезд» и просто красивых женщин. Сейчас опять в моде натуральный загар, а особенности местной атмосферы позволяют долго валяться на солнце, не боясь получить ожог – поэтому красотки так рвутся сюда.
Я живу на Танире уже год. С тех пор, как мой босс, озверев от переездов, закатил истерику и заявил, что больше с места не двинется. В тот же день он купил себе «домик» и действительно почти не покидает планету. Вместо него по всей Галактике мотаюсь я. Впрочем, именно за это Август и платит мне – и поверьте, достойно платит.
Танира – это рай.
И в этом раю мы наткнулись на трупик эльфа.
Умышленные убийства тут редкость, раз в год уже много. А сейчас – пятый труп за три недели. Всем сломали шеи и бросили за какую-либо преграду – мусорный бак, контейнер на складе, старую машину на бесплатной парковке. Связи между жертвами полиция не обнаружила. Четверо были людьми. Двое госслужащих, один несовершеннолетний студент-негражданин и один частный предприниматель. И вот теперь – эльф. Судя по униформе федерального транспортника, редкий пример инородца с гражданством.
И опять на левой щеке жертвы вырезан косой крест. Визитная карточка убийцы.
Это просто маньяк, заявил старший эксперт Крюгер. Интересно, он переломит свое самолюбие и обратится к Августу за помощью хотя бы теперь? В криминальной полиции Крюгер стоит на одну ступеньку ниже комиссара, но комиссар – обычный администратор, уже пузо отрастил на сидячей работе. А Крюгер – вынь да положь безопасность и правопорядок круглосуточно, качественно, с гарантией. И что бы ни стряслось на Танире, все сразу понимают, кто на самом деле виноват. Он еще не был виноват в федеральном масштабе, но дело к тому идет.
Танира – пятый по значимости курорт государства, а фактически – главный. Остальные четыре – планеты Золотого Фонда, въезд на них с любыми целями ограничен, и цены на отдых уже не заоблачные, они непристойные. А Танира открыта для всех. И вдруг здесь начали убивать, да еще, как нарочно, совсем не теми методами, которые найдут понимание в приличном обществе. Покойник со свернутой шеей – это грубо, неэстетично и вообще дурной тон. Да и сама по себе трагическая смерть в раю отдает дешевой мелодрамой. Слухи о маньяке обрастают леденящими кровь деталями, полиция опровергает их, туристы паникуют и собирают вещи. Если маньяка не найдут в ближайшие дни, владельцы отелей, санаториев и заведений, где много пьют, разорвут Крюгера на части: они же несут убытки…
– Четыре часа, двадцать минут – и хотя бы на полсекунды раньше, – пробормотала я.
Эльфа убили где-то неподалеку. Первые четыре тела нашли, когда они пролежали самое малое сутки. На эльфа мы с Августом наткнулись полтора часа назад. К этому моменту он был мертв почти три часа. Точнее скажут патологоанатомы – потому что чип с эльфа кто-то снял.
Я отслеживала все публикации по этому делу. Было подозрение: кто-нибудь из родственников жертв обратится к нам. Август делал вид, что ему ни капельки не интересно. Впрочем, да, не его уровень. Обычно он работает с интеллектуально сложными случаями, а здесь особого криминального таланта пока не заметно. Убивают бессистемно – и все тут. Может, убивают тех, кто подвернулся. Тех, кто подставил спину.
Последние две недели Август был занят ревизией своей коллекции и торгами за уникальную серию из десяти моделей. Собственно говоря, мы оказались в грузовой зоне космопорта только потому, что приехали за посылкой. Когда в Августе просыпается коллекционер, я ничему не удивляюсь, а покорно участвую в его любимом сумасшествии. Босс сказал «полетели» – расслабься и получай удовольствие. А я действительно получаю удовольствие: оказавшись в своей стихии, Август тоже расслабляется, и тогда за ним очень интересно наблюдать.
Забрав вожделенную коробку с десятком игрушечных машинок, Август направился к летному полю, где оставил свою «Залию». Ему было душно, и поэтому мы, несмотря на легкий дождик, пошли по уличной тропинке. Я опережала его на два шага и, конечно, сразу увидела крохотные ботиночки, аккуратно выставленные мысами к стенке в узкой щели между двумя мусорными контейнерами. Заметить их мог только оперативник, у которого угол зрения – триста шестьдесят градусов. Нормальный человек смотрит перед собой и еще на рекламные метки, ему в голову не придет заглядывать в разные щели. А я заглянула. И сразу все поняла. Чтобы не портить следы, залезла на контейнер и посмотрела сверху. Между стеной ангара и контейнером на черной пленке лежало тельце. Мы вызвали полицию.
Служба безопасности космопорта едва успела накрыть место преступления легким тентом и поставить рядом шатер для криминалистов, как в небе засвистело, и над нами пронеслась целая полицейская эскадрилья. Потрясающая оперативность – несмотря на то, что возглавил группу лично Крюгер. Он всегда так занят, что может добираться два часа до соседнего квартала. Он опоздает на Страшный Суд, потому что окажется занят. В обычный суд он не успел вовремя ни разу. Но сегодня господин старший эксперт был просто молниеносен. Спешил, конечно, пока следы дождем не смыло, все так это и поняли, чего ж тут не понять-то.
– Да. На полсекунды раньше. И не здесь, – сказал Август.
Опять он прав. Здесь от нас не было бы никакого толку: убийца просто сидел бы и ждал с трупом в багажнике. Ждал бы, пока мы пройдем мимо.
Робот-погрузчик подцепил контейнер, поднял его и перенес на другую сторону прохода. Август, не вынимая рук из карманов, лениво направился к Крюгеру. Попутно он заслонил меня широкой спиной от полицейского начальства. Я подошла и осмотрела заднюю стенку контейнера. Младший криминалист, совсем юнец, которого, видимо, забыли просветить, что от меня надо держаться подальше, очень выразительно глянул в мою сторону. Парень явно не прочь был перекинуться словечком.
– Делла Берг.
– Йен Йоханссон, – назвался парень.
Он был в стерильных перчатках, и я не стала протягивать ему руку. Да и что особенного скажет мне при рукопожатии его ярлычок-визитка? Имя, должность, возможно, образование и место рождения. Имена мы назвали, а остальное я и так увижу – по разговору, по манерам.
– Это ведь Август Маккинби? – Криминалист показал глазами на моего босса. – Инквизитор?
– Он самый.
– Я слышал о нем, еще когда учился. Говорят, у него ни одного прокола.
– М-м… Я работаю с ним два года. При мне – точно ни одного.
– Трудно быть ассистентом у инквизитора?
– Да как тебе сказать… По-моему, труднее, когда изо дня в день рутина, и тебя сковывает миллион условностей. Того нельзя, этого нельзя, и даже работать много – тоже нельзя. Я служила в полиции, на Большом Йорке. – Я выразительно закатила глаза. – Выбирала норму сверхурочных за неделю буквально, а потом меня за каждые лишние полчаса комиссар песочил. Ну куда это годится, а?
– Да уж, – парень криво усмехнулся. – Преступникам наплевать на трудовое законодательство, а честные граждане хотят жить в безопасности круглые сутки. Мы тоже этого хотим – и вдруг такая, хм… Нестыковка. Поначалу было странно. Не скажу, что я привык и понял… Ничего я не привык. И не понял. Но у нас с переработкой терпимо, комиссар не придирается.
– У нас он тоже не придирался… к избранным. Кому-то можно было, а кому-то нельзя. Ты, мол, докажи, что ценный сотрудник, тогда и требуй особого отношения. Я говорила – хорошо, докажу. А мне – ты тут без году неделя, сначала покажи, что достойна доверия. Сложно было.
– Бывают такие коллективы. Я на стажировке видел. По-моему, это сильно вредит делу.
– Кто бы спорил. Мне еще бывший муж свинью подложил. Он-то животное социальное, в отличие от меня. Подружился со всеми в управлении, ходил в офис как к себе домой.
– Посторонний?! – Йен не поверил своим ушам.
– А он, извини за выражение, аристократ. Наш комиссар любил повторять, что его должность требует дипломатии, и он не станет ронять престиж полиции, ссорясь из-за меня с элитой. Из-за меня! У него посторонний наглеет, а виновата – сотрудница… Ну и едва мой бывший намекнул, мол, беспокоится за мое здоровье, меня перевели с оперативной работы на «бумажки». Чтобы я не рисковала своей драгоценной шкурой – он ведь мечтал, что я одумаюсь и вернусь к нему… Поэтому, когда Маккинби предложил работать с ним, я даже не спросила про деньги. Я хотела нормального дела. Теперь у меня этого дела сколько влезет, и никто не запрещает перерабатывать в свое удовольствие.
Ну, положим, про деньги я как раз спросила. Правда, действительно не сразу. На четвертый день, между первой и второй задачей.
– А бывший?..
– Бывший слился сам. Знаешь, будь ты хоть трижды звездный принц, но за наезд на инквизитора первого класса тебе прилетит так, что не поймаешь.
Йен Йоханссон ответил восхищенной улыбкой. Полицейская академия Кабаны, подумала я, выпускник этого года, безоглядно влюблен в профессию, все копы – априори соль земли и братья друг другу. С его точки зрения, мною мог увлечься любой звездный принц, потому что я не только красивая женщина, но и коп. И поделом какому-то маменькину сынку, никчемному белоручке, что я бросила его. А я молодец, не променяла миссию на сладкую жизнь в райском поместье.
Поместье, допустим, было отнюдь не райским, и мой бывший был кем угодно, только не белоручкой-неженкой, но зачем остальным это знать?
– Кстати, он ведь тоже принц? – Йен Йоханссон кивнул на Августа.
– Ну что ты. Дальний родственник тех Маккинби, которые действительно владетельные лорды.
Эта ложь давно стала привычной. Но в ней была и толика правды. Техника безопасности требовала, чтобы инквизитор не открывал в публичный доступ подробности частной жизни – слишком много желающих отомстить. Август тоже был залегендирован. Конечно, не от высшего общества, где его знают в лицо. Но рядовой обыватель с Таниры или Большого Йорка, да и в целом из нашего штата, черта с два выяснит, что моему боссу принадлежит и каков его личный доход. Другое дело, что, с точки зрения нормального звездного принца, такое пренебрежение своим величием – поступок не просто экстравагантный, а оскорбительный для равных ему. Август ставил профессию выше своего происхождения.
А правда была в том, что он не скрытничал, – он действительно вел жизнь преуспевающего инквизитора. Хотя и допускал невинные излишества вроде коллекционирования странных вещей или покупки недвижимости вместо аренды. Или, вот, не хочется ему ждать, пока курьерская служба управится – сел за штурвал самолета и рванул на грузовой склад ради игрушечных машинок, которые ему прислали за черт-те сколько парсеков. По сравнению с тем, что позволяли себе другие принцы, эти излишества были и правда невинными.
Очень скромный человек, одним словом…
На задней стенке контейнера остались четкие следы: преступник или преступники затащили сюда мешок с трупом волоком, втиснувшись в щель со стороны летного поля.
– Маловато. – Йоханссон замерил следы. – Рост от четырех футов одиннадцати дюймов до пяти и одного.
– Я бы сказала, пять футов полдюйма.
– Карлик? Ребенок?
– Пять футов уже нормально для взрослого, если он женщина, например. – Я обернулась, прикинула ширину проходов между контейнерами. – Или эльф.
– Эльф?! Но ведь убитый – тоже эльф.
– И что? Люди убивают людей, почему эльфам нельзя?
– Но они же мирные.
Мирные, мысленно согласилась я, и очень верные. До последней капли крови преданы хозяевам. Как хорошая собака. А собак чему только не учат. Необязательно хорошему. Среди людей попадаются такие странные твари – кого угодно научат плохому.
– Ну ладно бы орки или индейцы, – не унимался Йоханссон. – Но эльфы?!
– Эти не-люди не так уж далеки от людей, как кажется. Если у них могут быть дети от людей, значит, и наши пороки они вполне способны усвоить.
Йоханссон помрачнел:
– Вы сказали «нелюди». Они вам не по душе?
Экий ты деликатный. Спросил бы прямо: ксенофобия заела?
– Орков не люблю, – ответила я. – А кто их любит? Они сами себя не любят. А этих малышей мне всегда было до слез жалко. Никто так не старается вписаться в нашу систему и жить по нашим правилам, как эльфы. Не-люди… – я произнесла это слово очень четко, чтобы была понятна разница между «не-люди» и «нелюди», – это привычка с Большого Йорка, просто жаргон. Эльфов убивали в два раза чаще, чем людей. Они не-люди, но те, кто их убивал – просто дерьмо. Моя бы воля, лишала бы убийц не только гражданства, но и исключала бы из категории «разумное существо».
Я не стала рассказывать мальчику, какое чувство бессильной ярости накатывало на меня, когда я видела избитых, искалеченных эльфов. Может быть, дело в их внешности. Они похожи на дорогих кукол, какими все мы восторгались в детстве. Я помню, как в тринадцать лет расплакалась, увидев в мусорном баке такую куклу – грязную, со следами детского вандализма, в когда-то розовом кружевном платьице, оборванном ниже бедер. Как хорошо издеваться над куклой, она ведь не ответит. А мне тогда казалось, что они живые, просто говорить не умеют. Я шла с мамой, и она не позволила мне залезть в бак и вынуть оттуда искореженную игрушку. Я быстро забыла тот случай – но пережила его вновь, когда в участок на Большом Йорке привезли эльфийскую девочку, с которой «забавлялась» компания в девять голов одуревших самцов… Почему-то привезли в участок, а не сразу в больницу, и Старушка Лили единственный раз на моей памяти орала на патрульных: идиоты, жертва нуждается в медицинской помощи, зачем вы ее сюда… На девочке было разорванное розовое платье, кукольное такое платье, и она не плакала.
Эльфы не умеют плакать. Они умирают очень тихо. Та девочка умерла.
Обиднее всего мне показалось, что закон запрещает бить морды задержанным.
Какое счастье, что в нашем дуэте мозги – не мои. Я могу позволить себе чувства, потому что думать все равно будет Август.
– Нет, – почти испугался Йен Йоханссон, – на Танире – первое такое убийство за пять лет. У нас и эльфов-то мало, а гражданин вообще один – вот этот самый. Так получилось, что я встречал его при жизни. Если про кого и хочется сказать «приличный человек», это про него. Месяц назад он приходил в отдел продлить лицензию на оружие, и я немного поговорил с ним.
– Он носил пистолет? Зачем?
– Не-ет. У него было два охотничьих ружья. Каждый год летал в отпуск на Кангу, к бывшему хозяину, а тот на охоте помешан.
В следующие несколько минут я узнала довольно много об убитом эльфе. Оперативная информация поступала Йоханссону и Крюгеру параллельно, но если Крюгер скорее удавился бы, чем подбросил мне хоть одну зацепку, то молодой криминалист проводил замеры и ровным тоном пересказывал, что к нему сейчас пришло на чип. Негромко бурчал себе под нос, а я слушала.
Эльфу было сорок два года, родился на Кангу в поместье лорда Рассела, с двадцати пяти – гражданин, женат на китаянке, трое детей. Федеральный служащий, работал стюардом на пассажирском лайнере второго класса, линия «Танира – Эверест – Кангу». Нареканий по службе не имел. Жил в Китайском квартале, в отдельном доме, водил машину. Китайцы редко страдают ксенофобией, и это одна из причин, почему эльфы предпочитают жить среди них. Другая – разумеется, анатомическая. Средний рост эльфа пять футов, и пусть у него есть все, что полагается самцу, это все-таки очень миниатюрный мужчина. Про эльфиек и говорить нечего. Среди рослых наций они чувствуют себя неуютно.
Убитый слыл мирным существом, благожелательным, учтивым, что для эльфа норма. Считался образцовым семьянином, что, опять же, для эльфов в порядке вещей. Имел хобби – увлекался каллиграфией. Вот это для эльфов большая редкость, они равнодушны ко всем видам живописи и литературы, предпочитая им гимнастику и йогу. Блестяще владел федеральным английским и китайским языками. Никто и никогда не слышал от него эльфийского кваканья. Звали его Джон Смит, он уверял, что эльфийского имени не было, сразу назвали человеческим.
Действительно, «приличный человек» и прямо-таки столп общества. Попасть на госслужбу трудно, нести ее год за годом вовсе не подарок. Да, тебе будут платить «хардами» – твердой федеральной валютой, тебе положены льготы, тебя ждет отличная пенсия. Но вот для примера один маленький штришок: жить и работать придется строго по единому федеральному времени. Частные компании могут привязывать свой график к световому дню, а ты забудь об этом на ближайшие полсотни лет, а то и семьдесят. И гордись: без таких, как ты, у нас все развалится. Вон как полицейские гордятся: а что им еще остается. Транспортник Джон Смит тоже гордился, наверное…
Со своей стороны, ради поддержания беседы я поделилась с Йоханссоном несколькими сплетнями о высшем полицейском руководстве – все годичной давности – и указала на две пропущенные им детали, которые могли сыграть роль в расследовании. А могли и не сыграть. В любом случае, поскольку эльф не наш клиент, мне без надобности их утаивать.
Август, конечно, заметил, что я выуживаю информацию, но виду не подал. Он никогда не подает виду. По-моему, не может, хотя кто его разберет? Зато он старательно отвлекал Крюгера. Говоря по чести, особо напрягаться ему не пришлось: Август просто навис над собеседником, держа руки в карманах и раскачиваясь с пятки на мысок. Жуткая привычка. Особенно при его данных: рост полных два метра, вес больше центнера. Крюгер от него глаз отвести не мог, как загипнотизированный. Но Август немного передавил, и добыча опомнилась: до старшего эксперта наконец дошло, что, пока с ним беседует инквизитор, ассистент инквизитора болтается вне поля зрения. И наверняка замышляет что-то неположенное. Или уже вытворяет. Крюгер повертел круглой головой – всегда удивлялась, как он ухитряется это делать, при полном-то отсутствии шеи, – заметил меня, пришел в ярость. Но сдержался. Подозвал криминалиста, глядя на меня так тяжело и пристально, что я подошла тоже.
– Ну и к каким выводам вы пришли, уважаемая госпожа ван ден Берг?
А потом он хочет, чтобы я к нему хорошо относилась. Крюгер всячески показывает, что ему на меня наплевать – вздумай я бросить профессию и никогда больше не попадаться ему на глаза, он будет только рад. Но я-то вижу правду. Как конкурента, он меня не выносит. Но почему-то, вызывая в управление для очередной ссоры, никогда не забывает положить конфетку к стандартной чашке кофе.
Я терпеть не могу полный вариант своей фамилии. Строго говоря, это фамилия моего бывшего мужа. Максимиллиан ван ден Берг, князь Сонно, упасть не встать. Я вышла за него в восемнадцать, совершенно потеряв голову, но через несколько месяцев отрезвела и подала на развод. Нет, господа, этот брак вовсе не был для меня рядовым приключением. И сколько слез я пролила, тоскуя по Максу, знает только моя казарменная подушка. Но жить с ним невозможно. А фамилия… Я всем говорю, что пришлось бы менять слишком много документов, а мне других хлопот хватает. Но иногда ловлю себя на мысли, что оставила фамилию на память. Тем более что при разводе я отказалась от каких-либо имущественных претензий, чем оскорбила Макса до глубины души, – я не взяла даже те украшения, которые он мне подарил.
– Зачем вам мои выводы, старший эксперт Крюгер, вы ведь уже решили, что это «серийник», – сказала я подчеркнуто обиженно.
Август отвернулся. Он не любил, когда я начинала «играть женщину». А я вовсе и не играю, я и есть женщина, если кто забыл.
– А вы, конечно, думаете иначе. – Крюгер ощерился, что должно было служить предупреждением, по его мнению. Мол, не берите на себя много, сударыня, здесь моя территория, и я тут главный.
Крюгер, напротив, очень любил, когда я «играла женщину». Как многие излишне маскулинные копы, он делил мир на две половины – мужскую и женскую. Он никогда не высказывался за то, что женщина должна знать свое место, – он просто не понимал, как строить общение с «парнем в юбке». Женщина может заниматься чем угодно, но при этом должна быть женственной, вот как он считал. Все бы ничего, но Крюгер путал манеры с манерностью, скромность с жеманностью, а женственность с капризностью.
– Почему же? – Я пожала плечами. – Вполне допускаю, что вы правы. И могу даже сообщить кое-что о вашем серийном убийце. Это женщина, ростом около пяти с половиной футов, громадной физической силы, и у нее есть любовник-эльф.
Август удостоил меня короткого взгляда искоса.
Крюгер вытаращил глаза:
– Это… это еще почему?!
Ну, издеваться так издеваться, лишь бы не переиграть.
– Потому что тело сюда принесли вдвоем. Человек и эльф. Человек оставил клочок одежды на скобе контейнера. Это очень дешевая ткань, люди, которые носят такую одежду, не могут позволить себе содержать слугу-эльфа. Значит, человека и эльфа связывают другие отношения, но столь же крепкие, раз эльф взялся помогать в убийстве своего единокровца. Придумайте еще какую-нибудь причину, кроме верности господину или плотской связи, которая могла бы толкнуть эльфа на осознанное преступление.
Крюгер опешил и задумался. Потом спохватился и выжидательно уставился на Йоханссона. Тот кивнул:
– Да, господин старший эксперт, я как раз хотел доложить, что обнаружил два явно эльфийских волоса.
– И они, конечно, не убитого.
– Нет. Убитый коротко стригся, как требовал устав транспортной службы, а эти волосы – обычной для эльфа длины. Убитый был в форме, он собирался заступать на вахту, и вряд ли он по дороге к космопорту встречался с единокровцем, который положил ему голову на грудь.
Крюгер тихо засопел и недобро зыркнул на меня. Ну кто бы сомневался, конечно, это мое дурное влияние: пару минут поболтала с парнем – и тот уже пытается блеснуть остроумием при докладе. Не удивлюсь, если сегодня Крюгер сочинит инструкцию: всему личному составу, обнаружив на месте преступления Деллу Берг, гнать ее взашей оттуда, даже если она жертва и ее вообще убили. Потому что она портит сотрудников.
– Тем более, – закончил Йоханссон, – Джон Смит не поддерживал никаких контактов с другими эльфами, кроме ближайших родственников. Они у него на Кангу, здесь сейчас никого.
Я взяла это на заметку. Крюгер глубокомысленно покивал и взорвался:
– Но черт бы меня побрал, получается, эти двое действительно любовники! И убивает баба… извините, женщина. Других-то причин в самом деле нет!
– Есть, – негромко сказала я, – но не для версии с серийным убийцей.
Крюгер поглядел на меня уже с откровенной яростью. Кажется, до него начало доходить, что версия с «бабой» какая-то странная. Я продолжила:
– Те, кто доставил сюда тело, не связаны между собой, просто оба служат одному господину. Это банда, и она маскирует убийства под действия маньяка.
– Умничаете, да? – осведомился Крюгер.
– Беда, – согласилась я. – Правда, в утешение могу сказать: я вовсе не такая умная, какой прикидываюсь. Будь я в самом деле умной, я бы так построила беседу, чтобы у вас осталось полное впечатление – вы сами додумались до этой версии.
– Эт точно! – заметил Крюгер, тут же спохватился, сообразив, как я провела его, выругался сквозь зубы и рявкнул: – Завтра! В отдел! Оба! Планету не покидать!
М-да. Привычный спектакль, но сыграно от всей души, и мне даже нравится. Крюгер знает, что Август и не подумает явиться в отдел; зачем ему ходить куда-то, он пошлет меня с отчетом. И если Августу надо будет улететь с планеты – улетит, не задумываясь. И меня заберет. И ничего ему Крюгер не сделает. Но вот это гавканье, этот приказной тон – отнюдь не показуха для подчиненных. При всех своих минусах, Крюгер ни разу не дипломат и органически не способен перед кем-то заискивать. Он сейчас на работе, он в своем праве, у него тут свидетель, который должен лично дать показания по всей форме. И Крюгеру неинтересно, это инквизитор первого класса или Верховный Инквизитор Всего На Свете, бедный родственник Маккинби или богатый родственник Маккинби. Завтра! В отдел! Оба! С вещами! На расстрел! Вот так, по-простому и невзирая на лица. Каждый раз Крюгер совершенно уверен, что мы выполним его распоряжения в точности, и каждый раз, когда мы делаем по-своему, искренне возмущается и грозит нас наказать. К счастью, Август на такие мелочи внимания не обращает вовсе, а меня они даже смешат.
– Завтра выходной, – робко напомнил криминалист.
– Послезавтра! В понедельник!
Крюгер развернулся на месте и унесся в сторону летного поля, оставив свою бригаду добирать данные. Йоханссон виновато поглядел на меня и сказал:
– Извините. Старший эксперт Крюгер – замечательный человек, но не очень хладнокровный.
– Ничего. Я давно с ним знакома.
Я не стала уточнять, что познакомились мы со старшим экспертом криминальной полиции Крюгером при любопытных обстоятельствах. Я гналась на машине за подозреваемым в убийстве. Он подрезал меня в воздухе, я не справилась с управлением, перевернулась и рухнула в парк. Некий симпатичный незнакомец помог мне выбраться из машины, тут же примчалась полиция и забрала меня – за нарушение общественного порядка и аварию. Тогда я впервые увидела Крюгера. Он посадил «воздушную хулиганку» в камеру предварительного дознания. Симпатичный незнакомец дал показания, точно описав аппарат, что подрезал меня. Крюгеру этого было мало. К тому же я действительно шла над городской застройкой, да еще с таким превышением скорости, за которое пожизненно лишают прав. Вызволять меня явился Август. Я отделалась крупным штрафом и головомойкой от босса. Симпатичный незнакомец успел пару раз назначить мне свидание – я ходила, а чего? – пока не выяснилось, что он лжет во всем. Крюгер отказывался верить, что наш убийца именно этот парень, и когда правда вылезла наружу, страшно обиделся. Он решил, я нарочно выставила его на посмешище, отомстила за ту ночь в камере. Могла бы, мол, и потише взять преступника. А как потише, если мне пришлось стрелять в него в центре города, иначе бы он завалил заложника?!
Август медленно подошел к убитому, присел подле его головы. Долго смотрел. Потом осторожно протянул руку в перчатке и закрыл эльфу глаза.
– Случайная жертва, – негромко произнес он. – Просто случайная жертва.
– Вы полагаете, что первые четверо – нет? Не случайные? – спросил Йен Йоханссон.
Август промолчал. Выпрямился, отошел, еще раз глянул на эльфа.
– Бедняга, – только и сказал он. С высоты своего роста придирчиво оглядел криминалиста, сделал какие-то выводы, и, похоже, лестные для Йена Йоханссона, потому что добавил: – Он слишком хотел быть человеком. Поэтому он бы не промолчал, узнав о преступлении. Так, по его мнению, обязан поступить любой законопослушный гражданин. Человек испугался бы, а эльфы практически лишены личной трусости. За то и погиб.
– Застукал соплеменника? – прищурившись, спросил криминалист.
– Нет. Человека. Всего хорошего, – попрощался Август, подобрал свою коробку и направился к летному полю.
Я брела за ним и боролась со злостью. Уже в кабине «Залии», под приглушенный гул двигателей, я не выдержала и спросила:
– Почему ты не сказал им, кто убийца, если уже знаешь?!
Август позволил себе толику удивления:
– Я не знаю. Если бы знал – сказал бы обязательно. Эльф не заслужил такой смерти. Но я дал ту информацию, которая может стать ключом. Этот парень, криминалист, выглядит неглупым. Он сообразит, где взять недостающие данные.
Я отвернулась.
– Почему ты думаешь, что эльф – случайная жертва?
– Потому что у него единственного точно не было ни одной причины для преступления. Зато были все причины жить честно.
– Инородец, с гражданством, на федеральной службе, – напомнила я. – Он должен очень сильно дорожить своим положением. Одна промашка – он потеряет все. Мелкая ошибка могла стать поводом для шантажа, а где взять деньги откупиться от вымогателя? А ошибок он мог наделать много. Там одна их природная клептомания чего стоит.
– Шантажировать эльфа – глупая затея. У них совершенно другой менталитет. Эльф не поймет, почему человек, который застал его на месте преступления, хочет денег, а не отводит за руку в полицию. Эльф или пропустит шантаж мимо ушей, или сам придет в полицию и спросит, что ему теперь делать.
– Ну извини, я эльфов знаю только как жертв и мелких воришек, – с вызовом сказала я.
– У меня в детстве был слуга-эльф, – ответил Август. – Тот, кто убил эльфа Джона Смита, мыслил, как человек, и знал, как и что подумают люди, найдя тело инородца. Он сам человек. Именно поэтому он поручил выбросить тело своим слугам. Я сейчас только сообразил, там должны быть еще следы орка. Ничего, Йоханссон найдет их.
