Kitobni o'qish: «Сказ о том, как Иван-царевич Кощея одолел»
Налетели буйны ветры,
Заиграли в трубы медны,
Принесли нам сказку об Иване-царевиче
И Василисе Премудрой.
В некотором царстве, в лесном государстве, средь болот зыбучих, средь дубрав дремучих стояла избушка на поляне. Непростая избушка – на Курьих Ножках! Над ней месяц молодой золотым светом поигрывал, ту полянку с небес разглядывал, хороводы со звёздами важивал. Глядь: Кикимора болотная тащится, за ней мокрый след тянется. Подошла она к избушке, поклонилась и спрашивает:
– А что это, Избушечка-матушка, у баб Яги, никак, гости нежданные? Гляжу: ночь-полночь, а у Яги в просветцах огонь горит!
Закудахтала избушка, потопталась и молвит:
– Пришёл к нам Иван-царевич. Слыхала про такого?
– Знавала я одного Ивана-царевича, сына царя православного. Был он молодой да пригожий, одежды на нём были золотом шитые, – прошамкала Кикимора.
– Это он и есть. Пришёл он вызволять жену свою, Василису Премудрую…
– Постой, постой, а не та ли это Василиса, что у нас на болоте три года лягушкой была? – спросила Кикимора.
– Она самая и есть! – закивала Избушка.
– А как же она за Ивана-царевича вышла, на болоте-то сидючи? – удивилась нечистая.
– Батюшка его, царь тамошний, надумал своих сыновей женить. Некому было подсказать царю, как невесток выбрать. Жену свою он давно схоронил. Вот и надумал царь на судьбу положиться: велел сыновьям взять луки да стрелы, выйти во чисто поле и стрельнуть – каждый в свою сторону. Куда стрела попадёт, там и суженую искать надобно. Стрела Ивана-царевича упала в твоё болото, прямо пред Василисой-лягушкой. Разыскал он стрелу и принужден был на квакушке жениться! – поведала Избушка и наземь уселась.
– Вот оно как! – заохала Кикимора. – А как же она опять у Кощея-батюшки очутилась?
Помолчала Избушка и молвила:
– То Ивана вина. Слушай же. Случилось, раз царю позвать всех своих сыновей с жёнами на пир честной. Лишь Иван-царевич один пришёл – так Лягушка его попросила: сама, мол, попозже буду. Сказано – сделано. Приехала она в карете дорогой, четвёркой лошадей запряженной. Да явилась на пир в своём истинном виде: девицей-раскрасавицей, в нарядах златотканых. Как увидел её Иван-царевич, так и влюбился! А как узнал, что это и есть жена его, совсем ум потерял – сжёг тайно шкуру лягушечью!
Поднялась тут Кикимора на цыпочки и стала в просветец глядеть. А там…баба Яга сидит, Ивана-царевича блинами после баньки потчует да так молвит:
– Что-то долго ты не являлся, Иван-царевич, давненько тебя поджидаю.
– Нелёгок путь мне был, бабушка, три пары железных сапог до дыр истёр, три железных просвиры изглодал, пока до тебя добрался. Спасибо старичку одному, дал мне этот клубочек шелковый, он-то меня и вывел, – отвечал гость.
– Тот старичок – брат мой названый…Леший. Любит он так пошутить да обернуться дедушкой. Да смотрит: коли добрый человек попался – поможет, а коли злой, так заведёт-закружит – ввек из лесу не выберется! – объяснила Яга. – Гляжу на тебя, Иван, сердце кровью обливается: платье клочьями висит, борода до пупа отросла, голова совсем поседела… Знаю, знаю, зачем пришёл. Натворил дел по глупости – теперь хлебай полной ложкой! Всё знаю – на костях гадала: и про женитьбу твою странную, и про то, как ты кожу лягушачью без спросу спалил. Оттого-то и Василису потерял… Да ты ешь, ешь, милай, а потом и спать ложись! Силы тебе вот как пригодятся! Жену твою, Василису Премудрую, у Кощея Бессмертного вызволять придётся: это он её лягушкой оборотил. Ослушалась она его отцовской воли: не пошла замуж за богатых женихов. И ежели бы ты шкуру её лягушачью прежде времени не спалил, навек бы она твоею была. Три дня сроку не хватило! Ну да что теперь сокрушаться?! Слезами горю не поможешь! Ложись-ка на лавку да почивай на здоровье, и я сосну малость.
