Kitobni o'qish: «Каникулы в параллельной галактике»
ЧАСТЬ 1
В это лето мама взяла большой кредит, чтобы оплатить телескоп, который был необходим мне в следующем учебном году. Конечно, не могло быть и речи об интересном лете с запоминающейся поездкой или, хотя бы о походах в парк развлечений… Настроение было на нуле… Всё раздражало. Музыка не отвлекала. Мысли висели киселеобразным туманом. Жара, липкая, противная, садилась мне на плечи и таскалась, свесив горячие потные ноги, за мной повсюду. Засада…
Говорят, беда не приходит одна – и это в точку! Как-то вечером мама пришла с работы и, бухнувшись без сил в старое кресло, сообщила:
– Сашка, нечего тебе одному болтаться дома всё лето. Поедешь в деревню к деду. Там на молочке и яблоках поправишь здоровье. Деда проведаешь. Да и тебе не так скучно будет…
– Ма-а-а-м! – только и смог завопить я. Эмоции так переполнили меня в первую минуту, что я не знал какой аргумент привести первым, самым весомым и желательно последним. Я, как кипящий чайник со свистком, взорвался и застрочил напропалую:
– Я не видел его десять лет!.. Я помру там от скуки!.. О чём мне с ним говорить!.. Там интернет не ловит!.. У него хоть «телек» есть? Не хочу я никакого молока! Ма-а-а-ам!.. Я никуда не поеду!
Мама открыла глаза и едва слышным голосом спросила:
– Поесть дай… Я сегодня еще ничего не ела… Жутко устала.
Я заткнулся и поплёлся на кухню наливать суп, который сварил еще утром. Спорить дальше совесть уже не позволяла.
Полночи я ворочался на кровати, лелея своё разочарование и злобу, жалея самого себя и пропавшее зря лето.
ЧАСТЬ 2
Долго собираться мне не пришлось – спортивная сумка заполнилась в два счета, и по большей частью, книгами по астрономии и астрофизике. Портативный телескоп составлял основной вес.
На вокзале меня никто не провожал, мама была на работе и, как назло, день выдался каким-то хмурым и душным. Совсем запутавшись в нескончаемой толпе народа, которая ежеминутно меня толкала и пихала, я подошел к носильщику и выяснил, где же мой поезд.
Ничего интересного не случилось и в поезде. Вагон был полупустой, не считая женщины с ребенком и двух-трёх стариков в последних купе. Назойливый пацан пяти лет поминутно забегал ко мне и, сделав гадкую рожу, сообщал:
– Дядька – дурак!
Я отворачивался к стене и бурчал в ответ:
– Сам знаю!
Потом, когда он меня окончательно достал, я, дождавшись очередного его набега, зарычал что было сил по-медвежьи:
– А-а-а-а-а-а-а!
Что тут началось! Дитё – в слёзы, мать прибежала – кудахчет, явился проводник, и все дружно начали меня совестить. Бог ты мой, только этого-то мне и не доставало!
Сутки я трясся в этом поезде, потом еще пару часов в пригородной электричке, забитой самым разношерстным народом – от дачников и рыбаков, до цыган и медведей. Наконец, я выполз на волю. Поезд бросил меня и с веселым гудком умчался в голубую даль. Я стоял на захудалой станции и оглядывался кругом. Со мной вместе слезла бабка со своей внучкой. Тяжелые баулы ей были явно не под силу, но их никто не встречал. Поэтому, проходя мимо меня, бабуся остановилась и участливо спросила:
– Куда тебе, сынок, дале?
– В Глухорёвку.
– В Глухорёвку?! Милай, так я тебя провожу! Мы как раз туда! Да, Анечка?! Вот бери, голубчик мой, этот узел и вот этот, да и пойдем. Только не отставай – места тут глухие!
Я стиснул зубы и поплёлся следом.
Злиться мне пришлось, однако, недолго. Места кругом открывались такие красивые, что дух захватывало и всякие грустные мысли улетучились сами собой.
По обе стороны дороги шумел сосновый бор. То там, то здесь попадались небольшие поляны с высокими сиреневыми цветами. Даже раз, за поворотом, блеснул изгиб реки. И если бы не тяжелые баулы, настроение было бы совсем превосходным. Пока я крутил головой направо и налево, выяснилось, что бабка и внучка расположились на пикник:
– Анечка проголодалась, – сообщила мне радостно бабуся. – Садись, голубчик, рядом. Бери пирожки да яички, не стесняйся. Как звать-то тебя?
– Саша.
– Маво покойнова мужа так звали. А к кому в Глухорёвку приехал?
– Мазуров Терентий Михайлович.
– Так ты что же – евоный внук? Алёшкин сын выходит?
Я мотнул головой и продолжал удрученно жевать.
– А я – Ильинична, а это внучка моя – Анютка. Ты заходи к нам вечерком за молочком. Я через три дома от деда тваво живу. Так.
– А долго еще идти?
– Прям! Вот за тем поворотом и будет тебе наша деревня. Только бы паромщик не подвел.
Паромщик?! Я что и на пароме еще поеду? Класс! Я такое только в старых фильмах видел. Вот так забрался дед Терентий в глухомань! Одно слово – Глухорёвка!
ЧАСТЬ 3
Мы завернули за поворот и перед нами открылся потрясающий вид на реку: с раскидистыми ивами, березовыми рощицами и небольшой ветхой деревенькой на холме. Я мигом достал камеру и снял этот вид – маме точно понравится. Паромом оказался деревянный, позеленевший от времени, плот с перилами, а паромщиком – абсолютно глухой дед, который спал тут же на пароме, свернувшись калачиком на лохматом грязном полушубке. Бабка бесцеремонно растолкала деда и показала ему рукой на всех нас, потом махнула в сторону деревни и приказала:
– Грузись!
Кто не переправлялся никогда на пароме, тот не знает, как это здорово – сесть на самый его краешек, опустить горячие уставшие от ходьбы ноги в прохладную воду и просто смотреть на перекатывающиеся волны, ощущать их прикосновение и силу. В какое-то мгновение появляется ощущение, что ты – это волна, а волна – это ты…
– Эй! Заснул, что ли, Сашко?! Приехали.
Мои расслабленные мечты вспорхнули, как стайка испуганных воробьёв и я опять остался наедине с реальностью. Тяжелые баулы я донёс Ильиничне до самого крыльца, за что принужден был выслушать целую хвалебную оду в свою честь, а Анечка, от избытка чувств, показала мне язык на прощанье. Нет, видимо, я совсем не нравлюсь детям!
Оставалось пройти всего три двора, но мне показалось, что я прошел длинную улицу: как-то мы с дедом встретимся после длительной разлуки?! Он уже, наверное, глухой и руки трясутся, придется за ним всё лето ухаживать…
Я постучал громко в калитку и, не надеясь, что меня услышат, смело вошел во двор. Сразу скажу – зря я это сделал. Как только калитка за мной с упругим свистом захлопнулась, на меня накинулся громадный волкодав. И я побежал-полетел, не разбирая дороги в дом. Дверь отрезала меня от моего злостного преследователя, и он бесновался и лаял уже в одиночестве. А я тщетно пытался оглядеться – кругом была кромешная темнота. Ставни закрыты – догадался я. Я достал сотовый телефон и включил на нем фонарик. То, что я увидел в первую же минуту, поразило меня так, что я чуть не вылетел обратно во двор! Луч фонаря скользнул по стене и наткнулся на ноги, скрещены самым невероятным образом. Дальше шли переплетенные крест на крест руки, а у самого пола – голова, которая не подавала никаких признаков жизни. Первая мысль – дед умер! Но почему в такой странной позе? Кто его так скрутил? И когда всё это произошло? И главное – как я скажу маме?! Пот градом катился по лицу и спине. Ну почему всегда именно я попадаю в такие переделки?! Бежать, позвать на помощь! Но как выйти – там этот злобный гад сожрёт меня в доли секунды!.. Я решил разбить окно и крикнуть сквозь закрытые ставни – авось услышит кто. Я нашел на стене половник и, что есть сил, ударил в стекло. Осколки с веселым звоном посыпались на пол, а я, не теряя времени, завопил:
– Эй, кто-нибудь! Помогите!
Глухой звук, раздавшийся за моей спиной, заставил меня обернуться и направить свет фонаря туда. Странная фигура лежала уже на полу, лицом вниз. Одна рука и одна нога судорожно и ловко пытались освободиться. Не прошло и минуты, как дед стоял уже во весь свой рост посреди комнаты. Мало того, он включил свет и с весьма озадаченным видом рассматривал разбитое имущество.
– Та-а-к… Не успел приехать, уже окна бьешь?! Хорошо же вас там, в городе, воспитывают!
Дед вышел на улицу, как, оказалось, привязать волкодава и открыть ставни. А я тем временем пытался унять дрожь в коленках и вернуть свою упавшую челюсть на место. Что это было?!
В комнату ворвался ослепительный закат и сразу стал шарить по всем углам и уголочкам, проверяя, не осталось ли где спасительного мрака и прохлады. Дед Терентий управился с разбитым окном и устроил мне настоящий допрос:
– Сам, значит, приехал?
– Сам.
– Ну, здорово, коли так. Как там мать?
– Ничего.
– Толком говори. Как да что?
Я глубоко вздохнул, собрался с мыслями:
– Работает по сменам. Кредит опять взяла – телескоп мне купила. Устает очень.
– Устает… – эхом отозвался дед. Он смотрел куда-то вверх, сквозь стену. На стене висела фотография моего отца, его сына, в форме астронавта на учебном космодроме.
– Телескоп? – очнулся дед. – Астрономией увлекаешься?
– Да.
И я быстро начал доставать всё из своей сумки. Меня вдруг обожгла мысль, что я мог уронить сумку тут, в темноте, и разбить свой любимый портативный телескоп. Минута, другая, и вот сумка пуста, на дне был только знакомый футляр. Через весь его корпус протянулась извилистая угловатая трещина. Я затрясся, вытащил телескоп на стол. Крышка футляра поддалась с трудом и то, чего я больше всего боялся, лежало передо мной. Телескоп был сломан в двух местах.
– Блин! – нервы мои, растрёпанные до предела, разом сдали.
– Не хнычь! Это я починю. А книги у тебя дельные. В астроклассе учишься?
– Да.
– Пойди в сад, там – душ. Приведи себя в порядок, вечерять будем. Койка твоя в мансарде.
– Где?!
– На чердаке.
Хоть одна хорошая новость – у меня будет отдельная комната. Я ушел и долго с наслаждением плескался, смывая с себя усталость, обиду, растерянность. Всё-таки вода – великая штука!
Кормили меня яичницей с салом и помидорами, ароматным чаем с мелиссой и мёдом. Хлеб был хрустящим и душистым. Может я просто здорово устал и проголодался – но было очень вкусно!
– Телескоп мне оставь. Я посмотрю. Всё одно – бессонница. Ладно, давай, отдыхай с дороги.
Я полез по деревянной лестнице на чердак. Луна озадаченно смотрела на незваного гостя сквозь большое круглое окно. Серебристая дорожка лунного света будто звала куда-то в ночь – искать приключений и опасностей. Хорошо-хорошо, но только не сегодня….
ЧАСТЬ 4
Утреннее солнце бесцеремонно разбудило нового жильца чердака. Теперь при свете можно было рассмотреть мои пенаты. Главное, что бросилось в глаза – было очень чисто. Под потолком, вместо паутины и пауков, висели пучки душистых, еще не совсем высохших, трав. Покатые стены были увешаны портретами дедушкиных приятелей и космическими картами. В странном стеклянном квадрашаре расположилась коллекция старинных приборов для астрономических вычислений и наблюдений. Я задержался тут дольше всего – такое не в каждом музее встретишь! Я заправил кровать и поспешил вниз, очень хотелось обо всем расспросить деда. Но, ни в комнатах, ни во дворе его не оказалось. Я умылся в саду и поплелся в дом.
– Эй, ты! Ты кто такой?
Я обернулся на голос. За забором торчала вихрастая голова мальчика моих лет.
– Ну, что уставился? Зовут тебя как?
– Сашка.
– Врешь!
Я развернулся, чтобы уйти.
– Так я тоже – Сашка. Ты что, в гости к Михалычу приехал? Внук, что ли?
Я мотнул головой и опять попытался уйти.
– Да стой ты, садовая голова! На речку пойдешь? Рыбачить?
Я пожал плечами.
– Ел с утра?
Я отрицательно помотал головой.
– Зайду через полчаса. Давай.
И голова исчезла за забором. Я зашел в комнату и посмотрел с надеждой на стол. Ура, там под полотенцем чего только не было: и вареные яички, и сыр, и сметана, и деревенский хлеб, и большущая кружка молока. Но главное – там была записка:
БУДУ ПОЗЖЕ. ЗАВТРАКАЙ. ВЫМОЙ ПОЛЫ В ДОМЕ. ДЕД.
Начинается! Сделай то, сходи туда, принеси это! Как же теперь речка?! Я машинально намазал хлеб сметаной и стал жевать. Вот так вкуснятина! Эх, ладно, помою я эти полы. Я решительно дожёвывал последний кусок, когда в окно постучал веснушчатый кулак.
– Санёк! Ну, где ты там? Идёшь, нет?!
Я открыл створки и сообщил, что ничего не выйдет.
– Хе-хе, полы… Ты что – девчонка?! Ну, да, с Михалычем лучше не спорить. Давай, где там твоя вода. Щас вместе в два счета помоем.
Такого я, честно, не ждал. Сердце моё преисполнилось искренней благодарностью к моему недавнему другу. Я живо набрал в цинковое ведро воды и нашел тряпку.
– А я сейчас свою принесу.
Раз, два – и он уже тут, только рубаха мелькнула два раза над забором.
– Давай, я здесь, ты – наверху. Туда Михалыч чужих не пускает.
Что и говорить, мы справились за десять минут. Я стоял с Сашком на крыльце и озадаченно искал замок, чтобы закрыть дверь.
– Ты, что? У нас дверей не запирают. Бежим. А то Михалыч вернется, еще задание даст.
И мы понеслись. Ясное дело, на рыбалке мне жутко понравилось. И хотя рыбачить я вовсе не умел, а только попробовал, время бежало незаметно. Запасливый Сашка припас и снедь и мы с большим аппетитом умяли по куску домашней колбасы с пирожками. Улов не имел значения, но замечу, что дружок мой поймал трех молодых сомиков и пять карасей. За это я стал еще больше его уважать. Но самый важный плюс этого похода был в том, что я узнал про всю жизнь деревни – что тут и как. Теперь я был основательно подкован и никакие неожиданности мне были не страшны.
– Ладно, пока! – Сашка пожал мне у своей калитки руку. – Завтра за раками пойдем.
Я весь под впечатлением вернулся домой. Дед Терентий сидел за столом и заканчивал обед.
– Здорово, внук! Гляжу, уже с Сашкой соседским подружился. Хвалю. Дельный малый. Научит тебя кой чему. Держись его.
– Дед, а ты где был?
– За лесной малиной ходил.
Дед поставил на стол маленький берестяной кузовок полный спелой малины.
– Ешь, угощайся. Такой у вас нет. Да… телескоп я починил, забери.
Я так и подпрыгнул. На полке, куда указал дед, лежал футляр. Никакой трещины на нем уже не было, только еле заметная светлая линия. Футляр с готовностью распахнулся и похвалился отремонтированным телескопом. Если бы я не знал, где были поломки, то не нашел бы следов ремонта.
– Спасибо, дед. Классная работа! Не ожидал, что так получится.
– Ты вот что, матери сообщи, что добрался. На станции телефон ловит. Сгоняйте туда сегодня же с Сашкой.
– Хорошо. Дед, а что это за коллекция под стеклом на чердаке?
– Так… из прошлой жизни. А что, интересно? Долго собирал. Люблю, знаешь, всякие необычные штуки. Друзья помогли… Когда такое в руках держишь, как будто на машине времени в прошлое отправляешься.
– Согласен. А ты в молодости кем был? Смотрю, у тебя космокарты висят. Или это от отца осталось?
– Много будешь знать, Сашка, скоро состаришься. Давай, дуй на станцию.
Я умылся на скорую руку и помчался к забору, свиснуть Саньку. На мой зов откликнулась его мать:
– Чего балаганишь? Нет его. Коров в поле пасёт.
Я повесил голову: одному тащиться так далеко – не фонтан. Я взял дедов велосипед и поплелся к калитке. Барин весело помахал мне хвостом на прощанье.
Дорога до парома была под гору и я разогнался не на шутку. Жаркий ветер трепал футболку и раззадоривал меня:
– А ну, надбавь! Слабо? А через кочку?!
Я еле сумел затормозить у воды, мириады теплых брызг осыпали меня с ног до головы. Я огляделся, паром стоял у того берега. Причал был пуст, только одно белое платье в голубой горох металось то по берегу, то по парому. Я догадался, что женщина не может разбудить глухого деда и оглушительно свистнул два раза. Шуба, похоже, зашевелилась, потому что платье радостно подпрыгнуло и помахало мне чем-то вроде платка. Я и сам был рад. А то, как мне было бы перебраться?!
Паром никуда не спешил, он с ленивым наслаждением скользил по речной глади и считал пролетавшие облака. Я уже и посидел, и полежал, и погрыз травинку, когда он, наконец, причалил. С парома сошла девочка лет 13, в том самом белом платье в голубой горох.
– Привет, свистун, спасибо, что спас. Не то бы, до вечера там прокуковала.
Я потупился и смог лишь что-то буркнуть в ответ. Вообще я с девчонками, если честно, разговаривать не умею. Язык почему-то немеет, и я забываю все слова. Я, молча, прошел с велосипедом на паром и всё смотрел на неё. Пока старик отвязывал веревку, девчонка осведомилась:
– А ты не тот Сашка, который к деду Терентию вчера приехал?
Я мотнул головой.
– А я Олеся. А ты на станцию?
Я опять кивнул.
– Немой ты, что ли?! Или серьезный через чур? Ладно, свистун, пока. С велосипеда, гляди, не падай.
Олеся повернулась и весело побежала в деревню, только русая коса, как змея металась по ее спине.
Как я переправился через реку – не помню, и половину дороги – тоже. И если бы не происшествие, я бы так, в полусне, доехал бы до станции. За очередным поворотом из леса вышла компания ребят. По их лицам, я понял, что хорошего ждать не приходится.
– Ты кто такой? – спросил самый старший из них. – Чего тут по нашей дороге шляешься?
Малой пацан, с удочкой в руках, что-то быстро зашептал ему на ухо.
– А-а, так ты городской! Чё те в городе-то своем не сиделось? Приехал нам тут всем нос утереть – мол, вот я, какой умный! Так что ли?! Слезай с «велика», дальше пешком пойдешь.
Я судорожно вцепился в руль и понял, что передо мной компания Гошки Пьяного, про которую мне Сашка рассказывал. Фамилия у этого Гошки – Пьяных, вот и кличку такую получил. Колотят всех деревенских пацанов, кто не из их шайки, да и девчонкам достается. Одно слово – попал. И тут я вспомнил, что на ключах, от городской квартиры, у меня висит брелок с электрошокером от собак. Уже пять лет в нашем городе никто не занимается бродячими собаками, и их стаи разрослись до неслыханных размеров. Вот и обороняется: кто как может.
– Не подходи близко, я владею джиу-джицу! – предупредил я, нашарив ключи в кармане.
– Чего-чего? А ну, повтори! Бросать «лайбу», я сказал!
Он подскочил и с разворота ударил меня в плечо. Я удержался и ожег его шокером.
– Ёлки-палки! А-а-а! Собака! Ты, что же это вытворяешь?!
Гошка крутился волчком в дорожной пыли, а компания стояла, разинув рты. Такого еще не бывало, чтобы их командира побили! Я же воспользовался временным замешательством – сел на велосипед и дал дёру. Счастливый исход так меня воодушевил, что я крикнул на прощанье:
– И больше мне не попадайся, а то голову отверну!
Поворот скрыл от меня печальную картину, и я поехал тише. Ну, вот, теперь у меня есть кровный враг – ходи теперь и оглядывайся! Хорошенькое начало!
Я сел на лавочку на перроне и позвонил маме. Мне показалось, я не слышал ее тысячу лет. Таким далёким и родным был ее голос!
– Сашенька, голубчик! Как же я волновалась! Доехал? Как дед? Ты не болеешь?
На меня обрушился шквал вопросов, а я всё слушал и слушал этот любимый голос.
– Ты чего молчишь? Саш, ты меня слышишь? Как дед?
– Стоит на голове… Я соскучился, мам.
– Я – тоже, мой хороший! Помогай там деду, я так на тебя надеюсь.
В трубке что-то зашелестело и всхлипнуло.
– Мам, ты что, плачешь? Мам, не надо! У нас с дедом всё хорошо. Он меня малиной с яичницей кормит. На рыбалку я уже ходил. Дед мне телескоп починил. Мам, а мам, всё хорошо, правда.
– Ну, ладно, сыночек, мне на смену пора, опаздываю. Целую тебя крепко, будь умницей! Пока.
Гудки с противным однообразием стучали мне в ухо, а я всё сидел в оцепенении и думал: как там она – целый день на своей работе, потом приходит домой, а там – никого. Ни поесть тебе горяченького, ни поговорить по душам… Мама-мама, бедная мама… Я вспомнил, как мы здорово жили, когда был жив отец. После каждого возвращения из космоса он покупал маме новое платье. Мама шутила, что можно узнать количество полетов по числу платьев. А какие сувениры он привозил мне: то редкие камни, то осколки астероидов, то куски эктоплазмы в толстых стеклянных банках. Как всё это было давно… Как в прошлой жизни…
ЧАСТЬ 5
Кажется, лето вошло в ту свою пору, когда жарит не жалея. Ночь не приносила никакой прохлады, только тяжелую ноющую духоту. Я спал под крышей, а она раскалялась за день – будь здоров! Ноги жутко ныли с непривычки – шутка ли столько лет на велосипеде не ездить, а потом версту отмахать! Я метался на влажной простыни и просыпался каждый час. Пойду, что ли попью – решил я и полез на ощупь вниз. Был пятый час утра, и небо уже везде порозовело. По этой причине я не взял фонарик. Я не спешил, чтобы не разбудить неловким движением деда. Вода в ведре оказалась противно-тёплой. Это окончательно меня расстроило. Надежда освежиться растаяла, как и я сам. На цыпочках я отправился в обратный путь и, конечно, посмотрел в сторону дедовой кровати: не разбудил ли я его?
То, что я увидел, заставило встать мои волосы на дыбы, а по спине побежали гигантские ледяные мурашки. Тело деда находилось в полуметре над кроватью, оно, как будто взлетело и зависло! И мало того – между телом и кроватью находилась световая прослойка. Голубой и зеленоватый свет струились от тела к кровати и наоборот! Я протер глаза и решил, что зря попил воды – похоже, она протухла, и я вижу галлюцинацию!.. Я повернулся и пулей взлетел наверх, схватил телефон, дрожащими пальцами настроил фонарик. Как тень, а точнее приведение, я соскользнул на первый этаж. Фонарик тонкой ниткой света очертил силуэт мирно спящего деда. Он лежал лицом к стене и методично похрапывал. Никакого свечения!.. Кажется, я начинаю сходить с ума! Слишком много свежего воздуха и натуральных продуктов пагубно действуют на мои мозги!
Вначале, я хотел честно спросить утром у деда: что всё это значит? Но, когда я спустился, деда уже и след простыл. На столе белела записка:
Я НА СЕНОКОСЕ. СВАРИ КАРТОШКИ НА ОБЕД. НАКОРМИ БАРИНА.
Что ж, может так даже лучше: неизвестно, как бы дед отреагировал на мои слова и вопросы. Я решил позавтракать и провести собственное расследование, хотя это может и не совсем честно по отношению к деду. Проглотив последний кусок варенной курицы, я взялся за дело. Меня привлекала, прежде всего, кровать. Я убедился, что дед не вернулся и стал аккуратно расправлять угол. Под покрывалом была обычная простынь, а под простыней – старый матрац. Я понимал, что чуда ждать не стоит, но, всё же, поднял и матрац. Металлической сетки там не было. Вместо нее лежал плоский прямоугольный аппарат со множеством непонятных отверстий и датчиков. От этой черной непонятной штуки шел приятный холодок. Что же это: охлаждение для кровати в жару или аппарат дл я лечения спины?! Я провел рукой по поверхности и нечаянно попал пальцем в отверстие. Аппарат издал приятное, еле слышное звучание и из множества отверстий полился уже знакомый мне свет. Так это была не галлюцинация!!! Я стал лихорадочно искать надпись, название прибора, какие обычно бывают на приборах, фирму производителя. Но, увы, ничего не нашел. Может прибор самодельный?! Я стал искать следы кустарной сборки. Но и тут – провал. Прибор был цельнолитой – без винтиков и болтиков! А что, если дед на нём подзаряжался, как телефон от адаптера? Может он того – инопланетянин?!
Резкий неожиданный звук заставил меня подскочить на месте – дед! Оказывается, это Сашка, стучал в окно, вызывая меня идти на речку за раками. Какие там раки?! До раков ли было мне!.. Я помедлил секунду, вставил палец в то же отверстие – свет исчез! Хух! Я заправил всё как было и вышел на крыльцо.
– Здорово. Идешь за раками?
– Иду, только вот Барина накормить надо.
– Корми да побежали.
Я отрезал ломоть хлеба, залил его молоком и отнес собаке. Пес с удивлением покосился на меня, но для приличия понюхал еду.
– Ой, не могу! – захохотал Сашка. – Нашел чем этого крокодила кормить!
– А что, мяса надо? – не понял я.
– Да он ничего кроме зеленых помидоров не ест! Михалыч специально для этого балбеса пол огорода помидорами засаживает. А ты и не знал? – не унимался сосед.
– Шутишь, да?
– Да уж поверь.
И Сашка, бросив смеяться, пулей умчал в огород. Не прошло и пяти минут, как он вернулся с полным подолом зеленых помидоров.
– На, лопай!
К моему величайшему удивлению, Барин набросился на эту кучу, как крокодил на антилопу! Чудеса!
– Ладно, пошли, а то жарко будет!
На речке было тихо, безлюдно. Умиротворение царило во всем: в неторопливом переливе волн, в сонно поникших травах, в мелодичном позванивании комаров. Вот где благодать! Я сидел на камушках, а Сашка, засучив по колено, штаны, шарил по дну руками. То здесь, то там попадались ему небольшие зеленые раки. Так и подмывало спросить – а почему они не красные?! Санька набил ими полное ведро и уселся отдыхать рядом. Раки были явно недовольны таким оборотом дела – шевелили усами и лапами, стараясь найти лазейку и ускользнуть.
