Kitobni o'qish: «Лишний»

Shrift:

Глава 1. Мы не одни здесь

– Мы не одни здесь, – гнетущим двоящимся эхом неслось в высоте полутёмного подъезда очередное предостережение. – Мы здесь не одни…

В том, кто эти невидимые «мы» и где находится такое вот сомнительное «здесь», Лёше пора было бы уже разобраться. Только трезво мыслить именно сейчас не получалось, ведь на этот он попал в такую передрягу, что вероятность уцелеть была ничтожно мала.

Крутая лестница с ободранными перилами, по который Лёша, то и дело оступаясь, мчался вниз, тонула в удушливом мраке. И он, конечно же, понимал, что ступени её вовсе не на улицу вели, а загоняли его – одержимого тревогами безумца – в затхлый подвал, но обратной дороги уже не было.

Да, скорее всего после долгих блужданий в лабиринте из захламлённых комнат, тупиковых коридоров и пустующих кладовых в этой разорённой многоэтажке, он застрянет в непроглядной тьме собственных страхов, погрязнет в очередном приступе отчаяния и не выберется к живым, но и шанс спастись, пусть и самый крохотный, пока оставался.

Как вошёл сюда, Лёша, к ужасу своему, не помнил. Где выход, не представлял. Кто преследует его, и вообразить боялся. А сам точно знал, что за спиной.

– Смерть там, Лёх, это твоя смерть, – с вызывающей усмешкой выносил он приговор самому себе, ежеминутно оглядываясь и отирая испарину со лба. – Давно думаешь о ней, ждёшь. Сегодня точно за тобой. Беги теперь, найди эту чёртову дверь с домофоном или сдайся и умри!

Сдаваться так просто он не собирался. Но как ни бодрился, как ни подначивал самого себя, лишь бы не скатиться в проклятую обречённость, неотступно следующую за ним последние полгода, силы уходили слишком быстро. Потому два лестничных пролёта спустя Лёша всё же замедлился, перейдя на быстрый шаг, и наконец окинул беглым взглядом давящие на него плешивые в разводах грязи стены. А потом и вовсе остановился и замер, уловив новые отголоски эха в высоте над собой.

– Мы не одни здесь, – напряжённо гудело оно с верхних этажей. И тотчас тревожно отзывалось само себе с нижних: – Мы здесь не одни…

Внезапно ярусом выше суетливо закопошились, то и дело шаркая чем-то по полу и беспорядочно громыхая по батареям, и Лёша притаился в углу. Он ещё надеялся, что, если не будет излишней вознёй привлекать к себе внимание, всё обойдется, и его просто не заметят, как уже было этаже, кажется, на восьмом. Однако пару секунд спустя на макушку ему посыпалось крошево штукатурки, и он без оглядки кинулся в сумрак очередного марша – не обошлось.

Спасаться бегством в незнакомом месте оказалось нелегко и даже глупо как-то. Он не сомневался, что со стороны выглядел жалким запыхавшимся и взмокшим ничтожеством, не иначе. Ну, а уж когда, спотыкаясь, вновь и вновь налетал на повороты ржавых поручней, вышибая из себя воздух и делая так больно, что невозможно становилось дышать, причислить его к лицам с самоповреждающим поведением мог кто угодно, ставший тому свидетелем. Но свидетелей рядом не наблюдалось, а о самоповреждениях Лёша не в состоянии был думать именно сейчас. Ведь едва болезненная пульсация под рёбрами от таких побоев утихала, он бешено пинал стойки бездушных ограждений и вновь пытался бежать.

В груди трепетала паника, и как бы часто он ни задирал голову, пытаясь рассмотреть преследователей в темноте, всё зря. Да и не мог он ничего толком увидеть, ведь глаза в очередной раз подводили его в самый неподходящий момент: картинка реальности двоилась и расплывалась. Ещё немного, и кроме иллюзии тоннеля впереди, Лёша не будет способен различать ничего.

– Иди ко мне, – внезапно понёсся этажом выше до того вкрадчивый женский голос, что Лёша похолодел. – Иди же ко мне, Алёшенька…

На чужой оклик Лёша не поддался и вот уже добрался до следующей площадки лестничного марша. Третий или четвёртый этаж, не выше. Теперь то он точно успеет, он найдёт нужную дверь.

– Ну и где же? – снова отчитывал он самого себя, не сбавляя темпа. – Где, где этот чёртов выход, Лёх?

Преодолев ещё два пролёта, он всё же остановился – дыхание подвело, как ни старался он выровнять его. Всё эти регулярные самоповреждения тому виной, будь он не ладны. И хотя они почти всегда давали знать о себе не меньше полчаса спустя, сейчас решили ускориться и заявились в три раза раньше.

Лёшу бросило в жар от внезапно накатившей рези под рёбрами. Он задержал дыхание и, привалившись плечом к облупившейся стене, болезненно сжался, пережидая очередной прострел. Но когда по спине прокатилась волна до того нестерпимого холода, что Лёшу сразу же начало знобить, он медленно обернулся и обречённо выдохнул:

– А вот и твоя смерть, Лёха. Без обид, но выход из этого адового места отменяется…

По пяточку этажом выше плавно кружила высокая женщина в глухом чёрном платье в пол. Сквозняк из перекошенного окна слева трепал чёрную кружевную вуаль, полностью скрывавшую её лицо. Останки стекла в окне при этом противно позвякивали от порывов ветра снаружи, а растрескавшаяся засаленная фанера, неумело прибитая к раме, тоскливо поскрипывала.

– Иди ко мне, – гнусовато напомнила о себе женщина без лица. – Иди же, мальчик мой…

Потом она изящно взметнула руками, и краска на исписанной граффити стене рядом с Лёшей с мерзким хрустом растрескалась, съёжилась и скрутилась, как тонкая бумага от времени или от огня. Вот только огня не было, и времени тоже – был замогильный холод.

Неизбежность смерти Лёша так и не принял и не смирился с ней, сколько бы не настраивал себя, что времени почти не осталось. И хотя податься вперёд и уцепиться за перила, было предсказуемой ошибкой, – по ним шустро разбегались жутковатые глубокие трещины, кроша металл в рыжую труху, – другого варианта отсрочить свой слишком ранний исход, он не видел.

За ошибку он расплатился мгновенно. Его рука сразу закоченела – она не слушалась и словно примёрзла к поручню, а пальцы свело такой мучительной судорогой, что хоть вопи. Зря он, конечно, задёргался, выворачивая онемевшее запястье, замогильному холоду словно только этого и нужно было, и он в пару секунд присвоил себе часть тела бесполезно брыкающегося в его мертвецкой хватке глупца – от кончиков пальцев до плеча.

А глупец наконец сообразил, что с каждым рывком лишь быстрее приближает свой последний миг и с размаху так разъярённо ударил ногой в гнутые прутья заледеневшего ограждения, что они, визгливо скрипнув, лихорадочно затряслись вместе с поручнем. А потом уязвлённо лязгнув, отшвырнули озлобленного пленника в угол.

Больно приложившись спиной к стене, Лёша не устоял и, неуклюже завалившись, ударился виском о высокий подоконник. Грязно-серые краски вокруг на пару секунд потускнели, насколько это вообще возможно в и без того подслеповатом полумраке заброшенного подъезда. Когда же они проявились во всей своей отвратительной мышиной контрастности, за ними поспешил увязаться не менее тошнотворный голос:

– Иди ко мне. Иди ко мне, Алёшенька…

Женщина без лица, ну кто бы сомневался. Куда ж он теперь денется от неё. Конечно, сбежать вполне себе успеет. Дама, похоже, застряла где-то парой этажами выше, но для начала ему нужно изловчиться, чтобы подняться. Что не так-то просто, когда в висках не прекращая пульсирует боль. Особенно в левом, приложив пальцы к которому, Лёша перепачкался кровью и нащупал приличную ссадину.

Сверху потянуло сквозняком, и, задрав голову, он недоверчиво сощурился, заметив на раме окна непонятный символ – чёрный разорванный снизу круг. Он медленно поднялся и шагнул ближе, но оступился среди битых кирпичей и подвернул ногу. А дальше и ахнуть не успел, как перед ним с сокрушительным грохотом обвалились ступени. Лёша шарахнулся назад и вжался в стену, словно та спасла бы его, обрушься лестница целиком, и замер, прикрыв глаза.

– Вот чёрт, – издевательски прыснул он, с опаской приоткрывая один глаз. – Вот этого мне как раз и не хватало для окончательного помешательства.

Минута прошла. Потекла другая. Дышать ровно и не смотреть вперёд было для Лёши непосильным испытанием – изнутри его колотил нервный озноб. Радовало хотя бы то, что омертвевшая кисть пусть и лениво, но приходила в себя. Правда, чувствительность возвращалась, а неестественный холод, недавно отнявший её у Лёши, уходить не спешил. Напротив, он всё больше проникал под одежду и расползался по спине и левому боку.

Дыру в пролёте заволокло удушливой пылью, и жуткой высоты пока было не рассмотреть. И хорошо, потому что высота добьет хрупкую вменяемость Лёши окончательно, и тогда уж точно всему конец. А ступени он обязан выдержать, ведь они просто осыпались, хоть и оставили после себя переломанную ржавую арматуру.

– Иди ко мне, – ухнулся в рваную пропасть посреди лестницы голос женщины без лица и понёсся по невидимому дну отстранённым отзвуком.

Идти, куда ему ещё идти? Да и зачем? Он совсем выдохся и измотался, да и к тому же просто глупо потерялся в обычной, на первый взгляд, запустелой высотке. Да и если уж честно, что его ждёт, если он всё-таки выберется? Только нескончаемые страхи! Ведь проклятые панические атаки таятся в потаённых уголках его сознания, когда за окном светло, и пожирают рассудок, как только смеркается.

Перепачканный грязью и кровью, в синяках и ссадинах, с содранными руками и разбитыми коленями, то и дело хлюпающий носом и потряхиваемый паническим ознобом, он вдруг так разозлился на себя расклеившегося и не способного управлять собственным здравомыслием, что единственным действенным вариантом заглушить голос страха, больше и больше затоплявшего сознание, оказалось отыграться за всё на массивной раме окна.

– Сдался? Так просто? – вскипел Лёша. – Нет, уж точно не так и не здесь!

И с размаху он так саданул кулаком по крепкой с виду старой раме, что она пошла трещинами. А вот чёрный разорванный снизу круг, оставленный кем-то на её панели размашистым мазком, не просто уцелел – он проявился чётче и угрожающе чернее.

Картинка происходящего вновь начала двоиться. От пропыленного воздуха в голове помутилось, и Лёша, ссутулившись, попятился, зажмурился и прикусил нижнюю губу, надеясь, что хотя бы боль поможет остаться в сознании. Когда же он снова открыл глаза, то так внезапно ослеп, что его охватил ужас. Обхватив голову руками, он, отчаянно взвыв, заметался по площадке, напрочь позабыв о провале впереди. Оступившись, он упал и жалко скорчился в ближайшем углу, а потом перекатился на живот и закопошился среди строительного хлама.

– Не умер ведь я? – зло прошипел он, шаря по невидимому полу изодранными в кровь руками. – Не умер, правда…

Договорить он не успел, голос оборвался – необъяснимый паралич сковал горло так сильно, что кроме жутких хрипов, он не мог выдавить из себя ни единого звука. Судорожно вздрагивая, он из последних вменяемых сил царапался о куски кирпичей, чтоб чувствовать жгучую боль, а значит и себя живым. Но едва он наткнулся на переломанные стальные штыри, как те впились в него и так глубоко рассекли ладонь, что Лёша придушенно вскрикнул и дёрнулся вперёд. Конечно же, руки его провалились в разлом в полу, и в это самое мгновение пробудилась она – его одержимость.

Страх погибнуть в падении с огромной высоты в секунду взорвал мозг, и Лёша рванул назад, опрокинулся на спину и погряз в безумии. Глухо провыв, он на мгновение скорченным замер на краю пролома, а потом заметался в неуправляемом истерическом припадке. И хотя он снова и снова пытался остановить собственное помешательство, затыкая рот кулаком, чтобы заглушить себя, всё зря – оно не останавливалось.

Сколько прошло времени, прежде чем беснования оступились от Лёши, определить он не мог. Да и не нужно ему всё эту стало. Он, окончательно вымотанный не только физически, но и психически, так был рад, что наконец затих, и больше его тело не ломало и не гнуло в неестественных болезненных позах, что, сжавшись в комок, уткнувшись лбом в колени и впившись в грязные волосы окровавленными пальцами, только и смог выдавить из себя единственный стон облегчения.

– Иди ко мне, Алёшенька, – вновь протянул из сумрака бесчувственный голос. – Иди…

– Тебе надо… – сбивчиво прошептал он, понимая, что своё теперь уж точно отходил. – Ты и иди…

И нигде не скрыться ему от собственных страхов. Как и встречи с женщиной без лица не избежать. Ведь он – Лёша, совсем один непонятно где, некого позвать, никто ему не поможет – и вот теперь он совершенно точно умирает, чего, собственно, всегда и боялся. Допрыгался.

– Да прыгай же, Лёша! – внезапно раздался из сумерек глубоко простуженный голос то ли девочки, то ли девушки. – Прыгай немедленно, или Пагуба расправится с тобой!

Глава 2. Таять больно

Дрожащие ладони с трудом сползли с глаз, и Лёша увидел над собой обычную девушку: бледное без капли косметики лицо, колючий взгляд тёмно-синих глаз и светлые непослушные волосы, что выбивались из-под капюшона короткой куртки терракотового оттенка.

То и дело оглядываясь на женщину без лица, которая неспешно спускалась к ним, девчонка молчала, поджав тонкие губы. Как вдруг бросилась к Лёше, схватила его за плечи, приподняла, встряхнула хорошенько, кивнула на окно справа и неприветливо процедила:

– Прыгай же!

– И не подумаю, – заупрямился он. – Это ещё хуже. Только не так. Нет!

Взять и самому шагнуть в окно? Ага, конечно! Ничего у них не выйдет!

– Не дождётесь! – взбунтовался он и рывком отпихнул в угол невменяемую собеседницу.

И хотя подняться на ноги получилось у Лёши на удивление быстро и просто, поймать же равновесие и, не глядя вниз, перескочить пролом в марше и снова броситься к выходу – прошло неважно. Ну, как броситься – это, конечно, слишком громко сказано. Его прилично пошатывало, но измученный паникой Лёша пока держался и старался перейти с быстрого шага на бег.

Следом за ним по перилам множились всё те же рваные трещины, что парализовали его ладонь совсем недавно. И без того тусклый свет то и дело мерк, но конца лестницы так и не было видно.

– Иди ко мне, Алёшенька… – настаивал на своём монотонный голос в пелене мглы над ним.

– Сколько ж можно? – разнервничался он, нестерпимо желая отыграться да хоть на тех же поручнях, но сдержался – ещё одно окоченение в его планы не входило. – Сколько мне ещё идти? И куда? И почему именно Алёшенька?..

Внезапно подъезд закружился: обычное зрение снова подвело и без предупреждения сменилось тоннельным. Потом перед глазами заплясали разноцветные пятна, и Лёша остановился. Он прислонился к очередной иссохшей фанере ближайшего окна, надеясь вернуть чёткость картинки, часто поморгав, и отдышаться, но не успел ни того, ни другого – со спины его настигла женщина в чёрном.

Словно тряпичную куклу, она рывком развернула его лицом к себе и так крепко ухватила за плечо, что Лёша и сориентироваться в происходящем не смог, как тысячи ледяных игл одновременно вонзились в кожу. Он вскрикнул, но голос его оборвался жутковатым гортанным хрипом. Когда же кожу его лица начала болезненно драть непонятно откуда взявшаяся тонкая корка льда, он дёрнулся к окну, бросил в сторону рамы руку, ещё надеясь выбраться из дома хотя бы так, но мгновенно закоченел, словно в секунду промерз насквозь.

Ему бы увидеть в последний раз её – ту, что так хладнокровно расправлялась с ним, но мешали припорошенные инеем ресницы. И только траурная вуаль перед глазами, и не разглядеть лица убийцы.

Где лицо?..

– Алёшенька, – чуть слышно напомнила о себе безликая дама. – Иди ко мне, мальчик мой…

Женщина в чёрном подалась вперёд, и ключицу парня пронзили её костлявые пальцы – он дрогнул, не способный теперь не только кричать, но и дышать. А потом ухо его резанул до того скрежещущий визг, что померещилось будто слуха он тоже лишился. Однако он слышал. Да и хватка женщины внезапно ослабла, и Лёша наконец задышал, хватая ртом стылый воздух, и свалился в хлам на полу. Скорчившись, он обхватил руками горящий от боли живот – внутри драло так, словно натолкали туда битых кирпичей.

– Больно, – беспомощно простонал он, в жалких попытках подняться хотя бы на колени. – Папа, где ты? Помоги, папа? Мне очень больно…

– Прыгай, Лёша, прыгай же! – над ним снова нависла незнакомая девчонка. – Прыгай, Лёшечка, ну, пожалуйста!

А что, если и правда махнуть в окно, чего ему терять-то? Нет, слишком поздно, – допрыгался он, зачем себя обманывать, – ведь в одиночку он просто встать на четвереньки и то сумел не с первого раза.

– Уходи, – пропыхтел он, когда на карачках всё же дополз до угла, сел и упёрся спиной в обледеневшую стену.

К удивлению своему, он отметил, что женщина без лица отступила и теперь словно статуя возвышалась над ними чуть выше по ступеням. Вопрос, что именно её спугнуло и вынудило отдалиться от него, в пару секунд почти замёрзшего насмерть, пока оставался без ответа. Ведь Лёша всё никак не мог справиться ни с собой, ни с собственным голосом.

Зато отважная девчонка оказалась намного проворнее: любые попытки женщины без лица приблизиться к ней заканчивались неудачей. В ладони девушки помещался небольшой фонарик на лямках. Она светила им на безликую тётку при малейшем шорохе, а та изворачивалась и шипела, но ближе подбираться не решалась – причудливое парящее мерцание, источаемое фонариком, похоже, обжигало её.

Кое-как поднявшись и с трудом волоча ноги, Лёша наконец шагнул к окну, но согнулся от спазма в животе. Потом к горлу подступила дурнота, и едва он ухватился за храбрую блондинку рядом, как захлебнулся потоком из себя же – самой обычной ледяной водой.

– Сейчас пройдёт, – успокаивала бесстрашная попутчица, толкая его спиной к подоконнику.

Вот и дряблая рама, а на ней неприметным затаился такой же символ, что и парой этажами выше – разорванный снизу чёрный круг.

– Горячий душ, горячий чай, и ты оттаешь, – подбадривала она, усаживая обессилевшего парня на подоконник. – Привыкай, Дефект, таять больно. Сопротивляйся.

Девушка стянула с себя странный фонарик и убрала его в карман куртки. Следом резко выпрямила Лёшу – он сдавленно всхлипнул. А она стала выталкивать его в окно. Он слышал звон стекла, бьющегося позади, видел пронзительный взгляд её тёмно-синих глаз, слышал крик из темноты лестничного марша:

– Аня, прыгай! Аня, Пагуба не одна здесь!

Вцепившись в каркас, что рассыпался в прах, и зажмурившись, чтобы не видеть безразличие на по-детски невинном лице напротив, Лёша только и выдохнул:

– Не хочу…

Но девушка не отозвалась и не пощадила, а с размаху ударила Лёшу в грудь. Пальцы его проскребли по деревянным откосам, и он опрокинулся и соскользнул вниз.

Потом случилась внезапная короткая слепота, резь в животе, удар затылком о пол.

Больно. Он застонал и изогнулся чуть вверх, чтобы успокоить прострел в пояснице. А через минуту отдышался и, недоверчиво чуть приоткрыв глаза, замер – над ним светлый потолок его комнаты и знакомая с детства люстра. С её плафонов свисали серебристые кольца на тонких витых цепочках.

Когда пришло осознание, что он дома, а всё, что приводилось ему – это лишь очередной ночной кошмар, Лёша сжался на ковре, подтянул колени к груди, уткнулся носом в ладони и приглушённо простонал:

– Я умираю, мам… И не могу это остановить… Помоги мне… Помогите мне хоть кто-нибудь…

Лежал он так долго, успокаивался и оправдывался перед собой же за мысли о собственной смерти повторяющимся жутким сном. Ведь этот навязчивый кошмар не отпускал его из ночи в ночь вот уже почти месяц. Он мучил Лёшу, выворачивал наизнанку, выматывал, забирал силы и рассудок.

Оправдав себя, он наконец кое-как поднялся на негнущиеся ноги, шагнул к окну и окинул тоскливым взглядом комнату. Он дома, и оставался дома. Не было никакого пропыленного подъезда, женщины в чёрном и хмурой девчонки, безжалостно вытолкнувшей его из окна. Нервы снова шалят, какие ещё нужны объяснения. Это обязательно пройдёт само, нужно просто немного подождать. Ну, а то, что, чуть приподнявшись, он зашипел от боли в левом плече, так это оно пострадало при падении с окна в его комнате. Плюс ссадина у виска оттуда же. Ведь он несколько дней подряд просыпался именно на подоконнике. Как на нём оказывался не помнил, но всегда створка оказывалась распахнута, а он стоял на самом краю, почти на улице, цепляясь за раму. Нервы, не иначе.

Или что-то с ним такое происходило, чего он и сам себе объяснить не мог? Происходило: засыпая, он каждый раз попадал в подъезд заброшенного дома, где женщина без лица шла за ним и всё звала ненавистным именем «Алёшенька», а сегодня чуть не убила.

Тогда, может, он попросту с ума сходит? Возможно такое? Возможно. Как именно люди теряют разум и себя, никто ведь наверняка не знает. Лёша вот каждую ночь в клочья самого себя разносит и пылью рассыпается, хоть спать не ложись. Сны как реальность – чувства, запахи, холод, боль. И это только сны.

– А вдруг по-настоящему всё?.. – лихорадочно содрогнувшись, прошептал он.

– Лёш, ты в порядке? – послышался за дверью взволнованный голос мамы. – Ты что-то уронил?

– Да, – соврал он, упираясь одной рукой о подоконник, а другую прижимая к животу. – Стул. Всё хорошо, мам.

Снова подкатила тошнота.

– Я на работу, Лёш. Еда на столе. До вечера.

Лёша не ответил. Поперхнувшись, он ссутулился, упал на колени, и из него опять полилась вода. Так вот оно, то, что распирало и резало его изнутри. Может, замёрзла вода вместе с ним в том доме и драла нутро кусками льда. Бред, конечно, он просто съел что-то, отравился. Почему вода тогда?..

Поломанный судорогами, он снова свалился, а болезненные приступы выталкивали из него всё новые и новые порции непонятно откуда столько в нём взявшейся жидкости. Ковёр под ним промок насквозь, да и на самом сухой нитки не осталось, а он никак не мог «это» остановить. И самое страшное, он не понимал, что «это» такое с ним происходит.

Сколько так пролежал, разобрать даже примерно не смог. Время словно перестало существовать, растянулось и переродилось в материю из клокота, всхлипов и стонов снаружи, и рези и ломоты внутри.

Просто сесть и то получилось у Лёши далеко ни сразу. А уж на то, чтобы встать и, пошатываясь, цепляясь за стены и косяки дверей, добраться до душевой кабины, ушли и без того его последние силы. Но когда горячая вода полилась на него, стало легче: он перестал дрожать и задышал без боли. И только когда наконец вытерся полотенцем, заметил кровоподтёк на левом плече, которое ушиб, когда упал с окна.

– А вдруг всё правда? – недоверчиво косясь на припухший сустав, обронил Лёша. – Чушь, конечно. Возможно, стоит маме рассказать, и она поможет. Или не стоит…

Противоречивые сомнения ещё долго не давали покоя, и чуть отступились от Лёши, только когда он совсем согрелся. Есть не стал. Какой ещё завтрак, когда из него фонтан как из пожарного шланга только-только бить перестал.

Вот свежего воздуха, да, сейчас бы не помешало – сентябрьского, тёплого. Просто на улицу выбраться, где нет ни чёртовых окон, ни лестниц. Он поёжился, вспомнив разорённый подъезд из своего кошмара. Стащил с вешалки толстый вязанный свитер, надел его поверх чёрной футболки, растянул рукава и спрятал в них ладони. Потом вышел в прихожую, и осторожно, чтобы лишний раз не бередить травмированную руку, накинул куртку. Колюче улыбнувшись собственному нездоровому отражению в зеркале на стене, он осторожно провёл пальцами у шрама у виска, взъерошил и без того непослушные тёмно-русые волосы и наконец вышел.

Но что же это?! Перед ним снова проклятый лестничный марш! Неужели всё сначала? Отскочив, Лёша прижался спиной к двери собственной квартиры. Следом сердце заколотило, потом пальцы задёргало. Да нет же, нет! Здесь светло и чисто, вон и изумрудный плющ по всему подоконнику на межэтажной площадке расползся.

– Псих, ты, Лёха – впереди всего лишь лестница, опомнись! – шёпотом выговорил он сам себе же. А после, как и обычно, стал оправдывать самого себя: – Твой подъезд и дом, просто ступени и перила, а все остальное, Лёха – это твои идиотские детские страхи!

24 354,36 s`om
Yosh cheklamasi:
16+
Litresda chiqarilgan sana:
22 may 2019
Yozilgan sana:
2019
Hajm:
280 Sahifa 1 tasvir
ISBN:
978-5-532-98293-2
Mualliflik huquqi egasi:
Автор
Yuklab olish formati:
Matn
Средний рейтинг 3,9 на основе 23 оценок
Matn
Средний рейтинг 4,1 на основе 32 оценок
Matn, audio format mavjud
Средний рейтинг 5 на основе 9 оценок
Matn, audio format mavjud
Средний рейтинг 4,8 на основе 187 оценок
Matn, audio format mavjud
Средний рейтинг 4,1 на основе 13 оценок
Matn
Средний рейтинг 4,6 на основе 191 оценок
Matn
Средний рейтинг 4,8 на основе 17 оценок
Audio
Средний рейтинг 5 на основе 1 оценок
Matn, audio format mavjud
Средний рейтинг 3,9 на основе 11 оценок
Matn
Средний рейтинг 4,3 на основе 21 оценок
Matn
Средний рейтинг 4,4 на основе 24 оценок