Kitobni o'qish: «Высшая форма логики»

Shrift:

* * *

Пролог

О том, что Дора переживает очередной душевный кризис, Вероника догадалась моментально: стрессы подруга не переживала, а скорее пережевывала, лицо ее, появившееся на экране ноутбука, напоминало морду хомяка, уже создавшего нешуточный запас на случай затяжной депрессии. Тугие загорелые щеки проживающей в далеком Израиле Вознесенской, казалось бы, должны петь гимны прекрасному здоровью, полноценному сну и качеству провианта в магазинах Тель-Авива, но Вероника разглядела за «здоровой» вывеской симптомы продолжительной хандры. В отличие от поджарой Вероники, которой в стрессовой ситуации кусок в горло не лез, Вознесенская тот стресс зажевывала с трудолюбием и мощью сельскохозяйственной молотилки. Перемолачивала потрясающие объемы продовольствия и уверяла окружающих, что стресс таки сжигает все калории.

Врала, конечно. Себе и окружающим. А Нике говорила, что у них элементарно разная скорость метаболизма. Вероника притворялась, будто верит мусоросжигательным иллюзиям подруги, так как лежачих никогда не добивала. А потому сидела сейчас за письменным столом перед разложенным ноутом и прилежно слушала. Километры, заполненные морем и землей, подруг отнюдь не разделили, продвинутые технологии позволили общаться и делиться. Доре регулярно требовались внимательные дружеские уши. Вероника по ней попросту скучала.

– …Короче, думала я, думала, подруга, и решила вернуться. На Родину! – Сказано было именно с большой буквы. Твердый пафос интонации сомнений не оставил. – Обрыдло все, понимаешь? Торчу, как проклятая, с двумя поцами в одной конуре…

Кто такие поцы, сидящие вместе с Дорой в тесноте, Ника прекрасно знала: Хаим и Димка, коллеги Вознесенской по туристическому агентству. Периодически эти парни становились прекрасными ребятами, но чаще…

– Ты хочешь насовсем вернуться? – ввернула Вероника вопрос, воспользовавшись паузой, пока подруга запивала печеньку молоком.

– Ну, – жевнула та. – Навсегда. Уже билеты на послезавтра заказала. – Она подмигнула. – Ты бизнес со мной еще не передумала мутить?

Мечтательные разговоры о совместном предприятии, где профессиональный кондитер Вероника Полумятова торты с пирожными печет, а Вознесенская рулит «рутиной» их потенциального кафетерия, были любимой темой разговоров через километры моря и земли. Темой сближающей и иногда нетрезвой, пару раз Дора даже начинала за разговором чемоданы собирать.

Но никогда еще не была настолько непреклонно настроенной.

– У тебя что-то случилось? Дор? – осторожно поинтересовалась Вероника. Порой и лучшую подругу необходимо подтолкнуть к откровенности.

– Да как сказать… – Подруга запустила пальцы в густые смоляные волосы, взлохматила прическу. – Не знаю! – выкрикнула и трагически округлила прекрасные глаза персидской княжны, сверкнувшие слезой, как попавшие под дождь полированные черные агаты. – А вот ты погадай мне!

Неожиданно. Дора отлично знала, как Вероника относится к своему хобби – гаданию. Как-то Вознесенская была свидетелем тяжелого переживания Ники, когда той пришлось сказать одной из общих приятельниц печальную правду: «Тебя, Мария, прости, ждет серьезное испытание, удар…» Вероника честно не понимала, почему карты с ней разговаривают, но была твердо убеждена: карты не простят ей ложь, даже благую, из сочувствия. И на заявление Вознесенской: «Ты Машке соврать не могла, что ли?», Ника ответила твердо: «Нет, не могла. Нельзя».

После того разговора Дора поклялась, что никогда не попросит Веронику так страдать, гадать ей. Она, мол, вообще и в принципе не хочет знать о чем-то наперед.

И вдруг…

Вероника не стала манерничать и напоминать о данном обещании. Надула щеки, тихонько хлопнула ладонями по журнальному столу, на котором стоял ноутбук, встала с дивана и сходила к серванту за картами.

Вернулась на место и заметила, что рядом с подругой уже стоит бокал, наполовину заполненный, вероятно, не клюквенным морсом.

– Нервничаю, – покаянно объяснила «персидская княжна». Щедро бахнула винца и приготовилась к сеансу. – Давай, подруга, начинай.

– А может, не стоит? Если так нервничаешь.

Дора отвечать не стала, в привычной ее народу манере задала встречный вопрос:

– А ты перед сеансом уже не поддаешь?

Вероника, усмехнувшись, покачала головой. Когда-то, прежде чем творить расклад, она и впрямь немного отпивала коньячку. Настраивалась на процесс, словно шаман, употребляющий настойку мухомора, дабы скорее войти в провидческий транс. Хотя в ее случае это скорее был способ побороть страх – Ника отчаянно боялась увидеть в раскладе смерть, болезни, проблемы на работе или с любимыми… Страшно! На самом деле страшно. Ведь нужно правду говорить.

– Подумай, пожалуйста, о том, что тебя тревожит больше всего, – попросила Вероника и прошептала ставшую для нее ритуальной фразу. – Ну… погнали наши городских. – Заложила рассыпавшиеся гнедые волосы за уши и начала творить волшбу, раскладывая карты на журнальном столике перед компьютером.

Где-то за тридевять земель, но очень-очень близко, Дора положила на письменный стол перед монитором свою немаленькую грудь, кусая губы, наблюдала за мелькающими картами и пальцами подруги. Буквально через десяток секунд, заметив, что вокруг ее карты, бубновой дамы, вываливается исключительно черная масть, едва не крикнула в испуге: «Хватит!»

Но утерпела. Не отрывая взгляда от раскладывающихся карт, нашарила рядом с собой бокал, немного подавившись, выцедила его до капли.

Пауза. Вероника, сгорбившаяся над низким журнальным столиком, некоторое время молчком разглядывала выложенные карты. Потом, не распрямляясь, исподлобья поглядела на подругу.

– Все настолько паршиво, да?

За двадцать с лишним лет знакомства девчонки изучили увлечения друг друга. К примеру, Вероника стала лихо расправляться с судоку, отличный математик Доротея Вознесенская могла, не глядя, приготовить маффины и прочие чизкейки, чего уж говорить про карты: Дора знала, что вначале Вероника разбирается не с тем, что было, есть и будет, а делает предварительный расклад, смотрит, что творится у человека в голове и на сердце, что он «в руках имеет».

– Ты с Даниэлем рассталась. – Не услышав подтверждения от подруги, Ника уверенно кивнула. – Гад он. Вот, в ногах лежит. Изменил, похоже. Причем с немолодой бабенкой, деловой. Но почему ты свою-то работу положила в ноги? Там вроде бы, как я вижу, все тип-топ… в руках и крепко.

– Повысить обещали, – согласилась Вознесенская, – и отдельный кабинет.

– Так поздравляю!

– Не с чем. Все обрыдло. Достало, понимаешь? Ты когда-нибудь пробовала старому момзеру кругосветку втюхать?

– Нет, – автоматически созналась кулинар.

– И не пробуй. Чего там дальше? Про собственные голову и руки-ноги я и так все знаю.

Гадалка-кулинар, вздохнув, сгребла со столика все карты, кроме одной, и начала творить вокруг молоденькой незамужней бубновой дамы основной расклад на прошлое и будущее. На мгновение из монитора исчезла картина расплющенного о стол загорелого декольте, раздался булькающий звук… Доротея продолжала крепко нервничать. И по всей видимости, не напрасно. «Чернота», рассыпавшаяся вокруг дамы, заставила и Веронику опять сходить к серванту, уже за коньяком. «Наши погнали городских» бессовестно, к обрыву, в черный омут длительных несчастий, о чем сказала завершившая расклад шестерка пик.

«Никогда больше не буду гадать близким! – наливая коньяк в старинный любимый мамин бокал, подумала Вероника. – Да ну на фиг!» И выпила за это.

Две близкие-далекие подруги, согнувшись каждая к своему монитору, некоторое время глядели друг на друга и молчали.

– Все плохо? – заговорила первой Дора.

– Все будет плохо, если ты сюда приедешь. Конкретная пакость появляется после карты перемены места жительства.

– То есть мне нельзя переезжать.

– Сейчас – не стоит.

– Почему? Конкретно говори.

– Женщине, похоже, пожилой родственнице грозит серьезная болезнь. Ты должна быть рядом. Как мне кажется.

– Кто эта женщина?

– Не знаю. Родственница.

– Поняла. – Дора, потяжелев взглядом, откинулась назад, на спинку кресла. Закинула руки за голову, предъявив на этот раз не грудь, а бритые подмышки. – Что еще скажешь, подруга?

– На работе все будет хорошо, – твердо выговорила Вероника.

– И то хлеб. Новый гад появится?

– Пока не вижу, – хмыкнула гадалка.

– И слава богу! Ладно… сгребай всю эту хрень, давай за нас, красивых и свободных, выпьем! Или… – Вознесенская прищурилась, – ты уже не совсем свободна, бабуля мне рассказывала про Максима… – До переезда в Тель-Авив подруга жила в соседнем подъезде, сейчас в квартире Вознесенских проживала бабушка Доротеи, отказавшаяся переезжать в Обетованную пустыню. – Колись давай, тихушница! Как увела чужого мужа из семьи, а?!

– Что за наветы! Он тогда уже развелся!

Махровая скромница Вероника Полумятова никогда бы и представить не смогла, что однажды будет рада обвинению в блудливости. Дора поменяла тему разговора, не стала требовать продолжения сеанса и, обозвав гадание «хренью», сосредоточилась на достоверном: романе подруги с первым сердцеедом их школы Максимом Ковалевым.

– Респект, подруга. Ну и как он?.. Соответствует или его мифологизировали? – Дора басовито и бессовестно хихикнула.

– Вполне на уровне. Но о подробностях, прошу тебя…

Ехидничающая Дора вынужденно согласилась на рассказ в рамках «12+», Вероника честно призналась, что сама пока не понимает, что между ней и Ковалевым происходит. И потихоньку перевела тему разговора на обкатанные коммерческо-мечтательские рельсы. Поскольку рассказывать о том, как начинался ее странный роман, о том, что несколько месяцев назад капитан полиции Максим Ковалев был попросту приписан к ней в качестве подневольного охранника, изображавшего влюбленность по приказу, никак не могла. И скорее всего, еще долго не сможет разглашать, о чем, кстати, уже и солидную бумажку подписала в солидной же организации.

Минут через десять, проведенных в энергичной болтовне, на столе перед Дорой тренькнул мобильный телефон, информируя о поступившем сообщении. Вознесенская скосила глаза на осветившийся дисплей, сказала «О!» и подняла вверх указательный палец:

– Маменька-с сейчас пожалуют. Пока, подруга. Буду радовать родимую, что переезд откладывается. Все, чмоки-чмоки!

Довольное лицо с загорелыми упитанными щечками исчезло из эфира. Вероника некоторое время посидела, тупо таращась на опустевший монитор, и со скрипом в каждом суставе медленно и широко потянулась, разгибая заболевшую от напряжения спину. Притворство никогда не было ее сильной стороной. Сейчас, конечно, в этом смысле Ника перешла на новый уровень; если верить ее новоявленному куратору из ФСБ, майору Красильникову, так вообще актерствовала будьте-нате. Но справедливости ради следует заметить, что лицедейские таланты в ней активировались лишь под влиянием нешуточной опасности. А тут при разговоре с подругой такая вдруг нервно-паралитическая реакция? Ника опасалась некстати шевельнуть не только какой-нибудь третьесортной лицевой мышцей, но и всем костно-мышечным аппаратом в целом! Включая поджатые пальцы ног в пушистых тапках.

Вероника устало помассировала ладонями напряженные до ломоты скулы, заставила себя признаться, что повод для лицедейства перед лучшей подругой все-таки был. Был! И стоит радоваться, что хотя бы врать ей не пришлось, Дора сама не захотела углубляться в нюансы карточного расклада. А Ника, разумеется, на голубом глазу настаивать не стала, поскольку наспех расшифровав все связки карт, увидела в раскладе себя. Опасную подругу, несущую с собой те самые кошмары.

Как будто нет других печалей.

Охнув, Вероника перегнулась в талии, дотянулась до бокала с коньяком, который только-только пригубила, и лихо вылила его остатки в рот. Немного подержала коньяк за раздувшимися, как у Доры, щеками – порция могучей получилась, мигом такую не проглотишь – и, лишь почувствовав ожог всей пасти, протолкнула огненную жидкость в пищевод.

Закашлялась до жалобного всхлипа. И некоторое время посидела, уткнувшись взглядом в тапки.

Да, хорошо, что получилось легко уговорить Доротею остаться в Израиле. Карты предупредили, что у той на самом деле вскоре заболеет близкая родственница, пришлось бы срочно возвращаться…

«А я? – Ника отправила вопрос в глубины собственного мозга. – Что со мной не так? Почему я вдруг стала опасна даже для подруги, живущей в Израиле?»

Ну ладно, Лорхен. Та с самого начала невольно оказалась втянутой в историю с убийствами, Петровкой, 38, ФСБ… Но Дора-то при чем? Живет себе в Обетованной, периодически кошмарит поцев и неверных ухажеров…

«Да, дело исключительно во мне. Все стало настолько плохо, что ко мне уже опасно приближаться».

А с этим надо разбираться. Причем немедленно, пока есть боевой настрой, и карты не отказывают в общении, рабочие сегодня. Как тот самый сапожник без сапог, Вероника себе старалась не гадать; в последний раз советовалась с картами в выпускном классе школы, и те с ней пошутили. Злобно.

Вероника собрала колоду и долго-долго ее тасовала. Сосредотачивалась на ощущениях и на главном интересе, договаривалась с картами…

Страшно.

Но необходимо.

– Погнали наши городских.

Против ожидания и создавшейся нервотрепки, вокруг незамужней дамы просыпались щедрые плюшки в виде взаимной червонной любви и шикарных денежных бонусов-бубен. Что, впрочем, соответствовало действительности и только подтвердило дружелюбный настрой колоды. Вся «чернота» сконцентрировалась возле карты недавно сделанного опрометчивого выбора и потянулась дальше, дальше…

А это было странно. Если бы карты намекнули на ошибку примерно четырехмесячной давности, то никаких вопросов у Вероники не возникло бы. Она бы собрала колоду и отправилась на кухню варить кофе, полная печальных мыслей: «Что и требовалось доказать: дрянь началась еще в начале осени, и нечего здесь голову ломать – все равно ничего уже не исправить. Тут главное, Дора не приедет и случайно не попадет под раздачу».

Но если следовать раскладу, сентябрьские события оказывались семечками, комариной плешью. Череда убийств и нахождение в заложницах выглядели жутью микроскопического размера в сравнении с тем, что должно нагрянуть вот-вот, после недавно сделанной ошибки¹.

«Где я промахнулась? Причем на днях… И кто этот влиятельный король, который выпал в итоге и может что-то изменить? Король, как получилось, предложит помощь… точнее, новый, но уже вариативный выбор… не окончательный и изначально не предопределенный… Как жаль, что выпавший король не трефы!»

Раскладывая карты для других, Вероника редко залезала в дебри, делая новый расклад и пытаясь добиться от карт какой-то большей определенности. Зачастую эти дебри вносили только путаницу и уводили не то что в другую степь, а вообще закапывали в ней. Ника называла себя гадалкой «плюшевой», игрушечной, она старалась уловить за длинной и запутанной связкой то, что карты пытаются ей, скорее, не показать, а лишь немного намекнуть. На уровне ощущений. И если поделиться ощущениями с другими довольно-таки сложно, то уж самой себе ничего передавать-транслировать не надо: здесь можно, нужно докопаться!

Да, нужно докапываться. И не промахнуться на этот раз. Ошибка может стоить дорого.

Ника взяла в руки карту короля пик, поглядела на нарисованного брюнета в золотой короне и задала ему вопрос:

– Кто ж ты такой-то, а?

Если бы в раскладе таки выпал король треф, то сомнений было бы гораздо меньше: влиятельный достойный человек, который вытащит ее из самой неуютной и глубокой дряни, скорее всего, ее куратор, майор ФСБ Красильников. Задумай тот сделать себе герб, Вероника посоветовала бы Кириллу Андреевичу выбрать девиз: «Со мной как в танке!»

Нет, безусловно, Андреевич тот еще жук. Интересы родимой конторы блюдет, как юная монашка непорочность. Но в целом не предаст и выручит.

И Ковалевым пиковый король никак не мог быть, тут уж и вовсе без вариантов. Масть у Макса другая, сердечная.

«А что, если пиковый король – Эдуард Кузьмич Кощин? Достойный дед, влиятельный, как десяти Красильниковым и не снилось, и, что немаловажно – мой должник. Я его внучку от тюрьмы спасла».

Слегка воодушевившись, Вероника лихо разбросала карты вокруг короля… и мигом приуныла. Вникать в расклад ей даже не понадобилось: возле короля в короне валялись бабы-бабы, марьяжная постель. Что, согласитесь, для Эдуарда Кузьмича, девяноста двух лет от роду, смешно как смотрелось, надувательски. Денег и влияния в раскладе тоже завались нападало, но тетенькам откуда взяться? Прямиком в постели.

Н-да, таким макаром можно гадать до бесконечности и ничего не получить. Влиятельных мужиков в последнее время возле обычной поварихи появилось нереальное количество, прямо-таки подозрительное. О чем и Лорхен, кстати, говорила…

Вероника сгребла со стола карты, взяла в руки коробочку от них… Но все-таки решила дать верным подсказчикам еще один шанс, последний, чтобы больше не думать об этом короле. Тщательно перетасовала карты и, нервически прерывисто вздохнув, собралась их медленно выкладывать, разыскивая короля, с надеждой на подсказку. От карт, которые находятся с ним рядом, можно получить хоть какую-нибудь информацию.

Подсказка выпала, когда Полумятова перевернула первую же верхнюю карту. Король пик. Следующей картой выпала бубновая дама.

Непробиваемая связка! Король таки способен благотворно повлиять на ее судьбу. Он может предложить какой-то выход из лабиринта «черной масти».

Поможет, значит?

Фух! Маленько отлегло. Хотя вопрос: «Что послужило триггером для беспросветно черной жути, какая ошибка запустила механизм разрушения, которое затронет все-все-все, включая и любимую работу?!» – остался.

Надо самостоятельно отматывать события назад, примерно на неделю. А лучше дней на десять…

Первая часть

Восемь дней назад из припаркованного возле подъезда Вероники БМВ выпрыгнул искусствовед Аркадий Валентинович. Подвижный, словно ртуть, одетый, по обыкновению, с экстравагантной яркостью: зеленый твидовый пиджак с фиолетовой искоркой, бутылочного цвета слаксы и лиловая рубашка. Затейливый ансамбль дополнили традиционный шейный платок лазоревого цвета и почти пристойная темно-синяя жилетка. Вышедшая из дома Вероника даже огляделась по сторонам – не отирается ли рядом кто-то из соседей с юмористическими наклонностями. Это в своем фешенебельном антикварном салоне Аркадий Валентинович отчего-то смотрелся уместно на фоне поживших раритетов, но во дворе обыкновенной московской сталинки с приличными респектабельными пенсионерами, выгуливающими псов, он выглядел как минимум занятно.

– Вероника, душа моя! – радостно воскликнул антиквар. Его густой повидловый голос потек на впечатленного явлением кондитера сладким обволакивающим ядом. – Как счастлив видеть вас снова…

Вероника, растерявшись, шумно втянула сквозь стиснутые зубы морозный воздух и просипела:

– Здрасте, Аркадий Валентинович. – К этой встрече она готовилась, но думала, что господин искусствовед предварит ее телефонным звонком.

– А я вас поджидал.

– Как неожиданно. Чему обязана?

– Поговорить. Просто поговорить. Не откажете? – Поплавский сделал жест в сторону своего автомобиля поразительно тривиального похоронного цвета. – Присядете? Холодновато. – Искусствовед красноречиво потер ладошки и картинно передернул плечами.

Сказать по совести, Вероника предпочла бы разговаривать с опасным господином на открытом воздухе, но из-за угла дома выворачивала Ольга Павловна с пакетами. Пока еще соседка прищуривалась, стараясь сквозь бьющие в глаза лучи низкого декабрьского солнца разглядеть, что это такое творится перед ее подъездом, что там за яркое авангардистское пятно…

Вероника, не теряя времени, быстро обежала БМВ, рванула на себя дверную ручку переднего пассажирского сиденья, примостилась и даже постаралась сесть пониже. Здороваться с любопытной и бесцеремонной Ольгой Павловной сейчас ей очень не хотелось.

Появившийся на водительском кресле радостно скалившийся Поплавский, к счастью, ничего странного в поведении пассажирки не заметил и сразу же заговорил по существу:

– Вероника, вы помните, что я предлагал вам дружить? Сотрудничать. Просил подумать. Если не возражаете, я бы хотел поговорить сейчас. Может быть, поедем куда-нибудь кофейку попьем?

– Давайте, – предложение поговорить в каком-то людном месте Ника приняла с облегчением, – только недалеко, пожалуйста, у меня совсем мало времени. Срочная работа есть.

Аркадий Валентинович, едва не задев бампером БМВ остановившуюся по центру дорожки Ольгу Павловну, повел автомобиль к проспекту и с добродушной усмешкой поинтересовался:

– А не для Хохловых ли ваша срочная работа, душенька?

Удивленная Вероника выползла из раковины удобного сиденья и села прямо.

– А вы откуда знаете? – К удивлению, прозвучавшему в вопросе, добавилась капля подозрительности.

– А это мой первый презент для вас, уважаемая Вероника Дмитриевна. Первый!

«Он знает мое отчество, – автоматически зарегистрировала Ника. – Значит, прошедшие две недели он не вступал в контакт и пробивал меня неторопливо».

Чуть больше двух недель назад Веронику и Поплавского познакомила Эка, внучка «небожителя» Эдуарда Кузьмича. Тогда Аркадий Валентинович повел себя достаточно странно и двусмысленно, и Вероника заподозрила в нем наводчика или даже главаря воровской группировки, специализирующейся на экспроприации антиквариата и прочих редких ценностей. Ника поделилась догадкой с капитаном Окуневым из МУРа, как раз и занимавшимся той бандой, случайно всплывшей рядом с Вероникой. К огромному своему удивлению, чуть позже Ника узнала, что совершенно не ошиблась: от троицы задержанных Окуневым крадунов к искусствоведу протянулась ниточка. Малозаметная и пока бездоказательная, но капитан был абсолютно уверен, что Поплавский – в теме. Его команду из трех человек пристроили в СИЗО, Аркадий Валентинович, естественно, подыскивает им замену. И что забавно: он ответно заподозрил в Веронике такую же наводчицу, явившуюся на разведку в дом богатея Кощина.

Окунев буквально умолил Нику о помощи, сказал, что той нужно лишь представить антиквару всамделишного вора Котова, а дальше тот будет действовать самостоятельно: поможет следствию собрать доказательства и добавить главаря к тем крадунам, уже твердо освоившимся на нарах. И никаких претензий к Нике у Поплавского, мол, не будет! В своем задержании Аркадий Валентинович станет обвинять своих разговорившихся «сотрудников».

Хотелось бы, чтоб так и вышло. Вероника слушала легковесную болтовню затейника искусствоведа и старалась понять, страшно ей или нет находиться рядом, ехать в одной машине с главарем воровской группировки?

– …Хохловы, душенька Вероника Дмитриевна, известные знатоки хорошей кухни. И очень-очень щедрые. За знакомство с ними вы мне еще гран мерси скажете, – довольно хохотнул. – Вы уже решили, чем их порадуете?

– Примерно.

– Ну да, конечно. Времени прошло совсем чуть-чуть, они же вам позвонили всего полчаса назад?

Аркадий Валентинович замолк, притормозив у пешеходной зебры. Декабрьские дорожные условия были не на уровне: высокие сугробы, скользко, неторопливые по утреннему времени старушки осторожно переползают перекресток.

– Аркадий Валентинович, к чему такие сложности? – почти не скрывая раздражения, поинтересовалась Вероника. – Вы не могли попросить мой номер у Эки и просто позвонить? Подстроили заказ, ждали меня у подъезда…

– Я? Вам позвонить? – Антиквар усмехнулся и тронул машину с места. – Уважаемая Вероника, вы умеете так прэлестно посылать к черту, что я, право слово, не отважился. Проще было подстроить звонок вам от топ-менеджера флагмана отечественной топливной отрасли и ждать, пока вы выйдете в магазин за покупками недостающих ингредиентов. Итак, Хохловы. Вам интересно?

– Да, конечно.

– Татьяна – дамочка с претензиями. Ее, пожалуй, сложно чем-то удивить, но как успел заметить, она неравнодушна к десертам с перцем чили. И загадкам. Заставьте ее разгадывать, есть ли в десерте перчинка, или ей показалось, и она ваша. Антон Васильевич – обычный эпикуреец, простая душа. Ему бы пожирнее и погуще, но вредная жена следит за его весом…

– Я поняла, спасибо, – перебила Вероника. – Куда мы едем, Аркадий Валентинович?

– Ах да. Я взял на себя смелость заказать столик в одном очаровательном местечке неподалеку. Потом я отвезу вас, Вероника, в любой магазин, могу даже посоветовать в какой и…

– Спасибо, – опять оборвала словоохотливого собеседника кондитер. – Я не люблю бродить по незнакомым магазинам. Просто верните меня на место, ладно?

– Любой каприз, уважаемая Вероника, любой каприз, – пробормотал галантный антиквар-наводчик и зарулил на парковку перед милым крылечком неизвестного Веронике ресторана. Хоть тот и находился в ее районе, но раньше девушка о нем не слышала.

…Уголок, в котором стоял зарезервированный столик, выглядел уютным и даже интимным, если добавить в описание смелости. Непосредственно в углу стояла кадка с южным перистым растением. Вероника пригляделась к колким листьям пальмы, прикинула, насколько те способны дотянуться до ее спины… Но храбро села в угол, предпочтя обзор помещения теоретической опасности быть пощекотанной или уколотой.

Аркадий Валентинович галантерейно помог гостье усесться, и храбрость себя тут же оправдала – пальма не дотягивалась, не кололась. В ресторанчик заходила показавшаяся смутно знакомой пара – парень в ушанке из меха Чебурашки и девушка в аляске с опушкой из лисы на капюшоне. Наивно полагать, будто за эти месяцы Вероника изучила в лицо всю столичную наружку, но быстрое появление в ресторане этой пары добавило ей оптимизма. Красильников с Окуневым обещали, что будут за ней приглядывать, в обиду не дадут.

Официант доставил к угловому столику меню, но Ника отказалась с ним знакомиться:

– Спасибо. Только кофе, пожалуйста. Черный, с корицей.

– Ника, – обиженно протянул Поплавский. – Я так надеялся вас удивить ассортиментом…

– Только кофе, – подтвердила пожелание девушка и, когда официант, приняв заказ Поплавского на латте, пирожные и мороженое, удалился, произнесла: – Я слушаю вас, Аркадий Валентинович.

Поплавский привычным движением вскинул руки, немного выдвинул из-под рукавов зеленого пиджака манжеты лиловой рубашки. Взбил попышнее неоновый шейный платочек и, видимо, признав себя достаточно нарядным и готовым к разговору, произнес:

– Итак.

После чего опять замялся, пригладил кудрявый венчик пепельных волос, окружающих скромную загорелую лысину…

– Не тяните кота за подробности, пожалуйста, – неласково проговорила Вероника. – Мне еще десерт с чили сочинять.

На кота с подробностями Аркадий Валентинович отреагировал великосветским «фи», но перешел-таки к существу вопроса:

– Вероника, вы должны помнить, как мы встретились впервые. Не познакомились, а именно встретились. Вы пришли в мой салон, интересовались ценами на розовые камни. Тогда еще вы меня очень удивили, приняв александрит за розовый бриллиант…

– Я помню.

– Замечательно. А я хорошо помню, что как раз в то время вся ювелирная Москва обсуждала фантастически удачное похищение «Поцелуя сильфиды», розового бриллианта Сальниковых. Я потому и обратил на вас внимание: скромно одетая девушка интересуется ценами на конкретно розовые бриллианты… – Антиквар сделал красноречивую паузу и не менее красноречиво поиграл белесыми бровями. – Потом мы встретились у Кощина². А прошу заметить, что нашу Битву собирались проводить не в загородном имении Эдуарда Кузьмича, а в его городской квартире… заполненной антиквариатом не хуже моего салона. Так? – Вероника продолжала молча слушать увлекательный рассказ. – Уже вернувшись в Москву, – не дождавшись реакции от собеседницы, продолжил искусствовед, – я поинтересовался, имеется ли хоть какая-то связь между вами и упомянутыми Сальниковыми. И представьте мое удивление, когда я убедился, что эта связь имеется! В день похищения «сильфиды» вы были на празднике в доме Сальниковых, готовили десерты для детишек! – Аркадий Валентинович, как бы подводя итог вступлению, самодовольно поглядел на визави и, откинувшись на спинку стула, побарабанил наманикюренными пальчиками по столу.

Вероника продолжала молчать. И думать о том, какой же ловкий врун Аркадий Валентинович. Поставил телегу впереди лошади. В причастности к похищению розового бриллианта «скромно одетую девушку» он заподозрил сразу же. И отправил за ней хвост. Попавшийся на глаза наружке, путешествующей за кондитером совсем по другому поводу. Немного позже, той же ночью хвост довел любознательных топтунов до квартиры, где банда совершила кражу и была взята на выходе с поличным.

– Вероника, – подался вперед и зашептал Поплавский, – как думаете, моих умственных способностей хватило, чтобы увидеть не случайность этих совпадений? Талантливый кондитер вхож в лучшие дома… И это я еще неглубоко копнул… может быть, этих совпадений будет гораздо больше…

Занятный монолог шептуна-искусствоведа прервал появившийся с заказом официант. Пока последний расставлял на столике тарелочки и чашки, первый нескрываемо насмешливо наблюдал за Вероникой, с демонстративной – или профессиональной? – привередливостью принюхивающейся к кофе.

– Почему молчите, Вероника? – поинтересовался Поплавский, едва официант оставил их одних. – Примерной девушке следовало бы хотя бы возмутиться…

– Зачем? – перебила Вероника и поставила на стол чашку с пока еще слишком горячим кофе. – Смысл?

– Ну, вид хотя бы сделайте, душа моя! А то совсем неинтересно.

– Не вижу смысла. Если вы шантажист, Аркадий Валентинович, то я прэлестно отправлю вас по известному адресу. Если вы будете настаивать, то я адрес конкретизирую и отправлю вас к другим людям.

– Неужели в полицию? – притворно испугался антиквар.

– Хотя бы. – Вероника равнодушно пожала плечами.

– А вы штучка. Впрочем, я уже успел заметить.

– Давайте-ка завязывать с комплиментами, уважаемый Аркадий Валентинович. Переходите к делу. – Вероника бросила скользящий взгляд на столик, где расположились парень и девушка, уже оставившие приметную верхнюю одежду в гардеробной. Парень делал вид, будто читает что-то в телефоне, чья камера была направлена четко в угол. «Наружка все-таки», – мимоходом загордилась собой повариха.

– Как я понял, – медленно приступил Аркадий Валентинович, – относительно моего недавнего предложения вы уже посоветовались с теми самыми другими людьми.

– Да. И ваше предложение дружить им интересно.

– Вы были так уверены, что я появлюсь? – хмыкнул Поплавский.

– Аркадий Валентинович, друг дорогой, – вернув антиквару его вечные «моя душенька» и «уважаемая», Вероника наклонилась над столом и поглядела пристально, – вы мной интересовались, я вами тоже. Антиквар, искусствовед, геммолог, широкое поле деятельности, связи с лучшими домами… Моя кулинария отдыхает! Так?

1.О. Обухова. «Плюшевый оракул» и «Рецепты сладкой мести».

2.О. Обухова «Магия убийства».