Kitobni o'qish: «Рецепты сладкой мести»

Shrift:

* * *

Игнат Котов помнил времена, когда на месте ресторана «Сибарит» была унылая диетическая столовая. Пронумерованная и безликая, с кафельными стенами и румяными полногрудыми поварихами на раздаче – бесхитростными, как их ленивые творожные вареники. Под потолком, гоняя мух, бормотали лопасти двух вентиляторов. Постные язвенники пережевывали паровые овощи и кашки, покорно запивали их кефиром…

Прошли те времена. Нынче жидкий столовский тюль на окнах сменили тяжелые портьеры оттенка благородного вина бордо. Снаружи, за слегка тонированными стеклами, проглядывали контуры сидящих за столиками людей, навряд ли пришедших сюда за репкой на пару. В «Сибарит» стекались знатоки хорошей кухни, чьи кошельки не вздрагивают от немыслимой цены за самый «скромный» из омлетов.

Цоколь здания и первый этаж «Сибарита» облицованы пижонистым гранитом с красными прожилками. Парковка, правда, оставалась крохотной. Но благо переулок тихий, без офисов, супермаркетов и многоэтажных зданий.

Солидно, в общем, получилось.

Котов слегка замедлил шаг при переходе узкой улицы, внимательно оглядел припаркованные возле ресторана автомобили и попытался угадать, в каком из них засели парни из наружки.

Не получилось догадаться. Если не брать за автомобиль потрепанную синюю «девятку», то остальные тачки сплошь шикарные, натертые автомобильным воском так, что октябрьская грязь московских улиц стекает с них бесследно, как теплая водица с попки гладкого младенца.

Но, впрочем, это хорошо, решил Игнат. Не получилось у меня, не выйдет и у охранников Тополева. Не хотелось бы заставить Костю нервничать: нервничая, Костя превращается в сумасшедшую акулу, у которой вырывают из пасти кусок мяса.

Чур-чур меня, я в домике…

Постаравшись больше не озираться, Котов легко взбежал по гранитным ступенькам крыльца, распахнул тяжелую резную дверь с бронзовыми финтифлюшками. Встретился взглядом с хостес – умеренно дружелюбной брюнеткой с осиной талией – и, быстро ей кивнув, посчитал, что поздоровался достаточно.

– В дубовый зал, – лаконично оповестил и получил от брюнетки приглашающий жест, направивший его к знакомому кабинету, отделанному вычурными деревянными панелями с потолка до пола.

Котов еще раз мотнул головой, на этот раз намекая, что сопровождать его не требуется. Прошел вдоль стены обеденного зала, свернул в короткий коридор, ведущий к кухне, и очутился возле высоченной дубовой двери. Открыв ее, попал в пустующий кабинет…

И только там перевел дух.

Оказывается – волновался. Чуть-чуть сильнее, чем предполагал. При разговоре с хостес голос захрипел; предчувствуя это, Котов сократил общение с ней до невоспитанного минимума. Сейчас порадовался, что пришел первым, есть время, чтобы высохшее горло промочить и вернуть себе обычную уверенность.

Игнат оглядел укрытый накрахмаленной скатертью стол со столовыми приборами – с претензией на элегантный шик серебряного века; подошел к тумбе у стены и налил из хрустального графина воды в хрустальный же стакан.

Богато все, богато… Как Костя любит.

Игнат напился. Потом отщипнул виноградину от грозди, свисающей с наполненной фруктами высокой вазы, и, жуя ее, задумался.

Константин Федорович Тополев нечасто позволял себе опаздывать. Первые годы жизни он прожил в Средней Азии и набрался тамошних хлебосольных манер: любил приветствовать гостя радушно, но как бы сразу расставляя персонажей по местам – он здесь хозяин, а некто только приглашенный. Опаздывая, заставляя ждать, Топляк, наоборот, показывал, что чем-то недоволен.

Но сегодняшнее приглашение в любимый Костин ресторан продемонстрировало Котову, что между ними вроде бы все ровно. Их ждет прекрасный ужин под неторопливую беседу. И в чем причина…

Додумать Котов не успел. Бесшумно отворившаяся дверь пропустила в кабинет молодого, почти лысого незнакомца с резкими чертами и коренастого помощника Тополева, Марата. Чьи поломанные уши не оставляли никаких сомнений, что искорежили их на татами, причем, пожалуй, не единожды.

Котов собрался поздороваться с Маратом, но наткнулся на его тяжелый взгляд и замолчал. Игнат уже заметил, что лысый держит в руках длинный предмет – сканер для обнаружения подслушивающих устройств.

Понятно. Усмехнувшийся Котов поднял руки и позволил лысому обвести себя по контуру прибором. Выжидая, продолжил чуть насмешливо смотреть в глаза Марата. Игнат прекрасно знал, что Тополев не позволит записать их разговор, он либо включит «глушилку», либо, понимая, что таким образом отключится связь половины мобильников «Сибарита», проверит непосредственно своего гостя на хитроумные «игрушки».

Лысый, закончив с контурами тела, знаком попросил Котова достать из кармана сотовый телефон. Когда тот послушался, покрутил в руках простенький кнопочный аппарат Игната и только после этого кивнул Марату. Все чисто, мол.

На этом, к удивлению Кота, пантомима не закончилась. Так и не вернув ему телефон, лысый раскрыл дверь кабинета и движением подбородка приказал Котову двигаться на выход. И вот это стало уже приличной неожиданностью. Избыточной паранойей Константин Федорович не страдал, предохранялся, разумеется, но чтобы так – старого знакомого молчком на выход под конвоем…

Догадываясь, что его взгляд поневоле становится растерянным и даже беспомощным, Котов попытался артикуляцией заговорить с Маратом. Но борец на его попытку и расплющенным ухом не повел. Посторонился, пропуская Игната в ресторанный коридор, и зашагал к кухне, вслед за лысым и, разумеется, Котовым.

Шагающего между двумя мужиками Котова посетила паническая мысль: сейчас его выведут через кухню на рабочий двор ресторана, запихнут в автомобиль – в багажник, с уже разбитой головой?! – и вывезут куда-то. От воображенной жути в теле завибрировала каждая жилка, по позвоночной ложбинке спины скатились капли холодного пота. Стараясь выглядеть невозмутимым, Игнат ловко обогнул выступ оцинкованного стола и заставил себя приглушить желание стянуть филейный нож с разделочной доски.

Не выйдет. Бесполезно. Идущий позади Марат способен одним махом сдернуть с повара фартук и спеленать им конвоируемого с ловкостью паука, нацелившегося на мошку. Пусть даже Котов выше его почти на голову. Пусть даже здесь свидетелей тьма-тьмущая.

Лысый первым миновал кухню, дотопал до обитой железом задней двери «Сибарита». Секунд десять он таращился в дверной глазок и, лишь тщательно оглядев улицу, позволил Котову и борцу выйти на крыльцо.

Все так же молчком Марат подтолкнул Игната в спину, и тот, сделав один короткий шаг, наклонил голову и проник в кузов раскрытого фургона, поставленного у крыльца почти впритирку к двери.

Котов не успел разглядеть наружность транспорта, но был уверен, что грузовичок выглядит доставщиком какого-нибудь провианта. Мяса, хлеба, круп… Какая разница, к чертям собачьим! Главное, что транспорт запросто вывезет его от ресторана куда угодно и бесследно.

А потому настал момент помолиться за свою жизнь и крепкое здоровье. Котов настраивался на мирную встречу двух старых приятелей, а вона как все обернулось. Словно в старозаветном воронке, он едет в железном ящике без окон. По бокам «ящика» прикрепленные к полу скамейки; на потолке, едва пробивая запыленный продолговатый плафон, горит застенчивая лампочка. Как только Котов, лысый и Марат оказались внутри фургона, кто-то захлопнул его дверцу, и раздался звук запираемого наружного замка, донесся легкий топот – этот некто пробежал до пассажирской двери грузовичка, запрыгнул на сиденье…

Машина сразу тронулась. Разместившаяся на лавках троица колыхнулась. Котов сделал лицо максимально недовольным и принялся исподлобья мрачно разглядывать визави, Марата. Чье людоедское лицо внезапно довольно осклабилось. Борец шлепнул широченной лапищей по колену Игната и дружелюбно проревел:

– Чё?! Очканул, братишка?.. Вспотели булки-т?! – и, отвернувшись, тоном человека, хорошо исполнившего поставленную задачу, своеобразно, пожалуй, извинился: – Мне говорят, Кот, я делаю.

Игнат сделал вид, что принял это к сведению. И постарался привести в порядок взбаламученный рассудок.

Железный ящик уже промчался по переулку и дважды поворачивал. Причем один раз так лихо, что Котов проскользил по лавке и впечатался плечом в твердокаменную грудь сидящего рядом лысого. Культурного и хладнокровного, как обелиск на Новодевичьем.

Из-под скамейки выкатился крохотный посверкивающий цилиндр, и Игнат невольно вздрогнул: показалось – гильза прикатилась прямо под ноги! Пустая, легкая и жутко символичная.

Не меняя положения тела, Котов опустил глаза… Нет, твою мать, показалось. По полу катался фильтр от выкуренной сигареты, бронзово-коричневый, чуть-чуть посверкивающий…

Незаметно выдохнув, Игнат слепо уставился в противоположную стену и начал выбирать тактику поведения на предстоящей встрече с Тополевым.

Обидеться за недоверие?.. Пожалуй, не стоит. Обида с Костей не прокатит: ему плевать на все душевные расстройства, особенно когда дело касается пяти лимонов евро. Тут Тополев однозначно в своем праве.

А потому достаточно насыпать сухости при встрече. Повести разговор в демонстративном стиле «покупатель-продавец» и расстаться кораблями в тихом (криминальном) море.

Пожалуй, да. Отдать товар, индифферентно получить бабло и сделать Косте ручкой.

Размышляя и прикидывая, Игнат машинально считал повороты грузовичка. Похоже, фургон двигается в юго-западном направлении. За город, к МКАД.

Но, впрочем, двигался грузовичок недолго. Куда-то повернул на тихой скорости, остановился, и тут же вдоль борта протопали знакомые шаги. Задняя дверца распахнулась, в проеме показался тощий тип в великоватом камуфляжном костюме и черной бандане. Кивнув Марату в принятой нынче молчаливой манере, мгновенно испарился в сторону кабины.

Едва троица пассажиров выпрыгнула из фургона, грузовичок шустро развернулся на небольшом пятачке за углом бетонной пятиэтажки и умчался, скрытый мокрым осенним сумраком.

Марат шагнул к черному джипу, припаркованному под кустом облетевшей акации, и произнес:

– Поехали дальше, Кот. Константин Федорович ждет.

Когда джип с разместившейся троицей помчался по загаженному строительным мусором пустырю, начавшемуся за окраинной пятиэтажкой, Котов даже не попытался поглядеть назад, чтобы проверить, есть ли хвост за тачкой. Кивок мужика в бандане наверняка обозначал: «Все чисто, Марат Ибрагимович. Слежки не было».

Почему дико богатый Костя не продал домик в не самом престижном районе Подмосковья, Котов, один из немногих, пожалуй, понимал: Топляк здесь ностальгировал. По безбашенным голодным временам начала девяностых, когда по-волчьи рвал чужих и даже ближних, когда кровь закипала при виде оголившегося женского бедра. Сейчас, в пятьдесят с приличным гаком, так и стриптиз его уже, поди, не зажигает. А банька в цоколе еще помнит, помнит стоны-хрипы-вздохи…

Хотя деревянную обшивку предбанника подвальной сауны Топляк все же обновил. И небольшой бассейн, кажется, поменял оттенок керамической плитки. Вроде бы раньше в сложном тоне «морская волна» было больше зелени, сейчас вода казалась более сочной, яркой, практически лазоревой.

Да, точно, орнамент дна теперь другой. Тогда русалки там резвились, сейчас дельфины плавниками воду режут…

Погруженный в воспоминания Котов замедлил шаг, проходя мимо бассейна к повороту, за которым, в глубокой нише, располагался деревянный стол и лавки. Внезапно перламутровые блики плитки показались ему зябкими, лучи погруженных в воду ламп как будто выбросили ледяные иглы, бассейн оброс шипастым инеем… Припомнился неподтвержденный слух: когда-то Костя притопил в этом бассейне борзую проститутку…

Дьявол, как не вовремя-то! Резко отогнав вызванное памятью наваждение, Котов повернул за угол, и на него обрушился густой бас Тополева:

– Кот, дорогой, ну наконец-то! Садись, садись, располагайся… Заждался я тебя, пропавшего…

Невысокий плотный Костя, запахивая белоснежный халат на тугом брюшке, привставал из-за накрытого стола. Его радушие вполне можно было принять за чистую монету: накрытый стол ломился, в запотевшем графине дожидалась водочка, сам Костя уже баловался коньячком. Из простецкого граненого стакана. Ностальгировал, видать, по полной.

– Ну, здравствуй, друг, – рассыпался Тополев. – Марат! – рявкнул неожиданно. – Прими-ка у Кота одежду.

Игнат неторопливо стянул с себя куртку и протянул ее появившемуся из-за угла борцу. Оставшись в пиджаке, одернул его рукава, поддернул джинсы и сел напротив добродушно скалившегося Тополева.

– Ну? – спросил тот. – Накатим, Кот? За встречу. Коньяк, водка?

Марат, на предплечье которого, словно полотенце официанта, повисла куртка Котова, вопросительно задрал прочерченные шрамами брови.

– Коньячку, – подумав, выбрал Игнат. Пока подручный Тополева наполнял второй стакан, Котов стянул с тарелки бутерброд с икрой и начал его мрачно пережевывать.

На Костю не смотрел. Спрашивать «Зачем устроил этот цирк? Пригласил в одно место, потом, как чемодан, в другое переправил», пожалуй, глупо. Игнат, приподнявшись с лавки, достал из кармана джинсов бархатный футляр, поставил его перед Тополевым и только тогда прямо посмотрел в его глаза.

Но Костя, крайне удивив гостя, к футляру даже не притронулся. Вытягивая вперед нижнюю губу, задумчиво рассматривал недовольного приятеля.

– Что-то не так? – поинтересовался жующий Котов.

Топляк не ответил. Показал взглядом на наполненный наполовину стакан Игната и подождал, пока тот его поднимет.

Чокнулись. За встречу.

Выпили.

– Закусывай, – предложил Тополев. – Рыбка, мясо… Шашлык, правда, немного остыл. Но ребята подогреют.

– Спасибо, я сыт. Давай о деле.

– О деле так о деле, – легко согласился Тополев и, устраиваясь поудобнее, сел полубоком. Закинул ногу на ногу, прикрыл волосатое колено полой мягкого халата. Податливого и ласкового, как бывавшие здесь девушки. – Открой! – указал взглядом на коробочку.

Кот, налегая грудью на стол, дотянулся до футляра, медленно, неторопливо откинул бархатную крышечку… Внутри коробочки как будто разгорелось пламя: в атласной ложбинке, пуская искры во все стороны, лежал крупный розовый бриллиант. «Поцелуй сильфиды».

Котов плавно развернул раскрытый футляр к Тополеву. Но не подвинул. Уже убедился, что Костя почему-то не хочет до него дотрагиваться. Не собирается брать в руки многомиллионный камень, которого желал так страстно, что был готов отдать очень, очень неплохие деньги за ворованный алмаз. Глаз от «сильфиды» отвести не мог, но коротких жадных пальцев не протягивал. Только губы несколько раз облизнул и, самостоятельно налив себе коньяк, метко выплеснул его в горло.

Закашлявшись, закусил ломтиком дырчатого сыра.

– Итак, Кот, давай к делу. – Подумал пару секунд, дожевал сыр и продолжил: – Когда я покупаю завод или баржу, их подноготной занимаются мои юристы и экономисты. Когда я, – Топляк сделал упор на личное местоимение, – покупаю вещь, то хочу знать всю ее историю. Всю. Думаю, это понятно. Каждая приличная вещь, – волосатый Костин палец почти дотронулся до бриллианта, – должна иметь достойное ее прошлое.

– Желательно скандальное? – попытался пошутить Котов. – И цена от этого возрастает?

– Не наглей. Я предложил тебе достаточно. Я не прошу тебя, Котик, рассказывать в подробностях, как ты это добыл, специалист имеет свои фишки. Но поговорить нам все-таки необходимо. Много мутного вокруг вещицы, Котик, давай-ка, дорогой, мы муть немного разгребем.

Игнат держал паузу, так как вопросов пока не было. И по большому счету в просьбе Тополева не оказалось ничего сверхнеожиданного. История с похищением «сильфиды» на самом деле выглядела зыбкой.

Но все провисшие места Котов заранее подредактировал. Так, что вроде бы и не придраться.

И все же требовать от честного вора подробных пояснений, практически доклада, мягко говоря, неправильно. Здесь Котов вправе отказать: «Если тебя что-то не устраивает, настаивать на сделке незачем. Разойдемся, Костя, мирно, без обиды».

Но уходить никак нельзя. Котов, продолжая держать воровскую марку, задумчиво посасывал дольку лимона и вприщур смотрел на Топляка.

– Согласен, – неожиданно кивнул тот. – Твои секреты – твое право. Ты человек уважаемый, даром что у «хозяина» ни разу не был. Давай поступим проще: я рассказываю тебе историю, как я ее знаю, ты, если что, меня поправишь. ОК? – Так и не дождавшись ответа гостя, Федорович приступил: – Как известно всей ювелирной Москве, «сильфиду» умыкнули из домашнего сейфа Сальникова, когда в его доме, на праздновании дня рождения дочери, собралась тьма-тьмущая народа. И сейф, что поразительно, открыл его шестилетний сынишка. Так? – Котов снова не ответил, и Тополев хмыкнул. – Шестилетний пацан вскрыл сейф папы-ювелира… Но предположим. Чего на свете не бывает. Кстати, Кот, хочу тебе сказать, что затея с баночкой икры и тем, как выехала с оцепленной территории твоя наводчица, – просто блеск. Этот финт ты придумал или кто-то из твоих девчонок постарался?

– Девчонок? – недоуменно воткнул Игнат.

– Да ладно, Кот, – с деланой небрежностью отмахнулся Тополев. – Их у тебя две. Было. Одна – Вероника, другая – Жанка. Увы, покойная. Про тетку, что погибла на квартире Вероники, я уже знаю. Там все ровно: несчастный случай, пьяная баба сама упала и голову разбила. Но вот Жанна… это ты ее? Или тоже типа сама?

Котов нахмурился, и Тополев примирительно фыркнул.

– Да ладно, ладно. Дело прошлое и только твое. Хотя жаль, конечно… Если помнишь, я говорил: за каждым путным камушком должна тянуться кровушка. Но нет так нет, – вздохнул. – Расскажи-ка мне о Веронике.

– О Веронике? – откровенно поразился вор и отложил дольку лимона. – Она-то тут при чем? Случайная девчонка.

Последние слова Кот произнес довольно резко, и Тополев внезапно поменял манеру разговора.

– Случайная девчонка, говоришь? Случайная девка вывезла «сильфиду» от Сальниковых?! – И перегнулся через стол. – Кот, это я решаю, что здесь случайно, а что нет! Если бы ты ерундить не начал, я б тебя сейчас вообще ни о чем не спрашивал – встретились, обменялись, разошлись! Думаешь, – взгляд Топляка сделался колючим и безжалостным, – я не знаю, что ты на тот вечер билет на самолет до Ниццы забронировал? А потом пропал и отказывался отдавать «сильфиду»? Мне отдавать!

Известие, что Тополев узнал о предполагаемом отлете Котова, заставил вора прилично помертветь. К такому повороту он не подготовился. Все выглядело так, словно Топляк поймал его на лжи, и, как теперь выкручиваться, Котов не представлял.

Зато ничуть не сомневался: если он не сумеет предоставить достаточное объяснение, то вскоре неподалеку от этого дома, в лесу, появится свежая могилка под дерном.

«Возможно, он потому меня сюда и вывез, – подумал Котов. – Знал, чем наш разговор закончится».

– Костя, мой отлет в Ниццу был страховочным вариантом, – мерно, стараясь, чтобы звучало убедительно, заговорил Игнат. – Если бы Жанна не смогла взять «сильфиду» в доме, я вылетел бы вслед за Сальниковыми на Лазурку и уже там доделал дело. Сальниковы редко доставали камень из банковского сейфа, все так срослось, что мы должны были использовать момент по максимуму и…

– Ладно, проехали, – с удивительной легкостью, перебивая, отказался развивать тему Топляк. – По максимуму так по максимуму. Про девочку, про повариху расскажи.

– Да левая девчонка! – вспыхнул Котов. – Я ж говорю: случайный человек!

– Случайная, говоришь? – ухмыльнулся Тополев. И прошептал: – Котик, в тот день ты ей звонил. Дважды. Причем с телефона, через который уже связывался со мной. – И недоуменно, даже с обидой, поинтересовался: – А чего с моего-то? Другого, что ли, под рукой не оказалось?

Котов мотнул низко опущенной головой. Топляк все сильней припирал его к стене!

– Не оказалось, – честно признался. – Выбора, Костя, не было. Но тебя же к тому телефону привязать нельзя, да и потом я тебе отзвонился, предупредил, чтобы ты от мобилы избавился.

– Какой молодец, – язвительно похвалил Тополев, – предупредил. А чего за левую девочку так переживаешь? Спишь с ней, что ли? – хмыкнул.

– Если бы, – вздохнул Игнат и прямо поглядел на собеседника. – Не трогай ее, Костя, пожалуйста.

– Это почему?

– У Ники – любовник мент.

– О как. – Тополев на некоторое время замолчал. – И что… серьезный мент?

– Серьезней некуда. Это он ту бабу-соседку, а потом и Жанку замочил. Договорился с экспертизой, чтобы смерть соседки признали несчастным случаем.

Тополев в задумчивости вытянул вперед нижнюю челюсть. В предбаннике повисла тишина. Звук сорвавшейся с потолка бассейна капли ударил по воде, словно яблоко упало на днище перевернутой бочки.

– Мент-ликвидатор? – пробормотал Топляк. – Настоящий?.. Солидно. – И уставился на простецкую рыночную чеканку, висевшую на стене за спиной Игната. – Интересная компания у тебя, Котик, подобралась, однако, – вернул взгляд на Котова. – Мент-мокрушник, девочки-наводчицы… Одну, кстати, в лучшие дома готовить приглашают, к Сальниковым, например. Но вот что интересно… раньше ты один работал. Причем, прости, гораздо чище. Как мент Жанку-наводчицу завалил? – выбросил резко.

– Отравил. У него, у Макса, бывшая жена – кардиолог. Он Жанке каких-то медикаментов в сок подсыпал, та и… откинулась.

– А чего не поделили? Бабки?

– Думаю, нет. Макс решил перестраховаться, когда еще не был уверен, что удастся договориться с экспертом относительно смерти соседки. Концы убирал. Жанка же истерить начала, когда узнала про убитую соседку Вероники. Это ведь, Костя, уже совсем другая история получалась. Кровавая.

– Да, – криминальный воротила неприязненно причмокнул губами, – раньше ты действительно работал чище. – Дотянулся до угловой тумбочки между лавками, достал из выдвижного ящика лист бумаги и авторучку. Протянул их Котову. – Напишешь все-все-все о менте и поварихе. А пока еще вопрос. Зачем твой мент соседку завалил?

– Нелепость, случай, Костя. Тетка в подъезде от пьяного мужа пряталась, когда Макс, встретив Веронику от Сальниковых, поднимался с ней по лестнице. Соседка что-то подслушала, Макс ее и ударил, на нервах. А потом, уже мертвую, занес в квартиру Ники. – Котов печально усмехнулся. – Честно говоря, подозреваю я, Костя, что тетка подслушала, как Макс уговаривал Нику не делить пять лимонов на троих.

– Жадный, значит, падла, – пригвоздил Тополев капитана Ковалева. – Пиши о нем, Котик, пиши. Нам такой пригодиться может…

Спустя полчаса, отказавшись попариться, Котов вышел на крыльцо. Поежился от ветра, ударившего по щеке отрезвляющей ледяной пощечиной. И, приподняв воротник куртки, спустился к джипу, где его поджидал Марат.

– Я позавчера на кладбище был, – сообщил подручный Тополева, – у Шаланды. Венок от Федоровича привозил, надеялся, может, тебя там встречу. Ты еще помнишь – девятое октября?

– Конечно помню, – кивнул Игнат. – Не смог приехать, занят был.

– Ну-ну.

В голосе бывшего борца Котову послышался упрек. Миша Шаланда, получивший прозвище от своего первого длинномерного грузовика – обласканного и отчищенного, словно призовой рысак! – был другом детства Котова. Они выросли в одном дворе, вместе делали рогатки, прикрепляя к ним резинки от трусов… Когда-то именно Шаланда познакомил Тополева и Игната. В те времена первый крышевал столичные ларьки и только-только поднимался, Котов только-только осваивал шниферское ремесло. А Миха тогда был насквозь законопослушным. Это потом, когда Косте понадобилось легализоваться, он начинающего грузоперевозчика под себя подмял. Лет пятнадцать они после вместе хороводились, пока Мишке снайперская пуля не прилетела в сердце…

Жаль. Хороший был мужик, толковый, верный.

Котов сел на заднее сиденье джипа, Марат усаживаться с ним не стал. Хмуро попрощался и захлопнул дверцу.

– Куда? – поинтересовался у Кота водитель.

– К метро, – буркнул пассажир и уставил взгляд в окно, исчерченное слезами дождя.

Главным достоинством наемной квартиры, обставленной чистенькой безликой мебелью из «Икеи», была шаговая доступность от станции метро. Прошагав до нужного подъезда, Котов бросил взгляд на два темных окна на пятом этаже, замешкавшись под козырьком, поглядел по сторонам…

Нет, бесполезно. При расставании Топляк задекларировал доверие, а Кот прилично его изучил, чтоб знать: продемонстрировав что-то широко и явно, Топляк так же демонстративно этого придержится. Авансом нежной дружбы, так сказать.

Игнат поднялся на лифте до пятого этажа. Раскрыл дверь и, шагнув в узкую прихожую, зажег там свет. Запирая замок, прислушался к человеческому дыханию за своей спиной.

Ага. Ждали его. Нетерпеливо, судя по пыхтению.

Развернувшись, Котов некоторое время подбрасывал на ладони ключи от квартиры и смотрел на двух мужчин, застывших в дверном проеме темной гостиной. Смотрел и ничего не говорил.

Два силовика – капитан Окунев из МУРа и майор Красильников из ФСБ – тоже хранили молчание. Только едва сдерживаемое.

Игнат красноречиво показал пальцем на воротник своей куртки, которую отдавал Марату, и пожал плечами: мол, знать не знаю, пришпилили ли туда жучок.

Красильников, сухопарый интеллигентный очкарик, понятливо кивнул. Достал из кармана небольшую коробочку и быстро провел ею по контуру тела Котова, пока тот, мыском о пятку, скидывал ботинки и мрачно размышлял о бытии: «Ну прямо дежавю какое-то…»

Не обнаружив на одежде Игната подслушивающего устройства, фээсбэшник взволнованно зашептал:

– Ну, наконец-то! Пришлось понервничать, когда мы вас потеряли…

– Знаю, – перебил Игнат.

Раздвигая плечами дождавшихся его силовиков, он прошел через гостиную до окна, задернул плотные шторы и только после этого включил полную иллюминацию – невыразительную пятирожковую люстру из упомянутого магазина. Поглядел на гостей, стоически проявлявших терпение. Вздохнув, достал из кармана бархатную коробочку и бережно положил ее на журнальный столик, стоявший посередине комнаты, возле дивана и двух кресел, обитых коричневым кожзаменителем.

Служивые на футляр воззрились так, словно Котов предъявил им разложившуюся гусеницу.

– «Сильфида»… там? – Недоумевающий Красильников склонился над столом, раскрыл футляр и поправил сползшие очки. Как будто понадеялся, что станет видеть лучше и оптический обман исчезнет. – Тополев не взял «сильфиду»?!

Кот хмыкнул. И исчез из комнаты.

Вернулся уже с бутылкой холодной водки, взятой из холодильника, и стаканом-тумблером. Все так же оставаясь в куртке, налил себе на две трети тумблера и под укоризненными взглядами нервничающих силовиков медленно, со вкусом выцедил ледяную водку.

Гостям ее не предложил, поскольку был уверен, что те откажутся. Перед разговором, читай, докладом, Котов предпочел снять стресс, иначе начал бы он, как хотелось, с обвинений по адресу спецслужб России. В дороге перед мысленным взором вора порой возникала истерическая сценка из «Бриллиантовой руки»: «Шеф, все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает…»

Смешно. И страшно. Было.

Игнат медленно снял куртку, бросил ее на подлокотник дивана. Прочувствовал тепло, пролившееся от гортани и желудка по всему телу, сел в кресло и, наконец, ответил:

– Не взял. И даже не дотронулся. Но главное, не задал мне ни одного вопроса, к которому мы подготовились.

Котов говорил размеренно и тихо, признаться честно, он еле-еле заставлял себя повествовать. Ему б сейчас допить бутылку, принять горячий душ и завалиться в койку! Но нужно говорить. Необходимо думать. Усевшиеся на диван силовики терзали его взглядами, но снова ждали, пока вор продолжит.

– Федорович не спросил меня, где и почему я пропадал несколько дней, а потом тянул со встречей. Мне показалось, что его в принципе больше интересует Вероника Полумятова, чем чертова «сильфида». – Некоторое время Котов, наслаждаясь, смотрел на вытянувшиеся физии капитана и майора. Не все же ему одному офигевать! – Его интересовал не долгожданный камень, ребята, а, – Игнат развел руками, – наша девушка-кондитер. Нормально, да?

– Вероника? – недоуменно уточнил Окунев. Симпатяга и завзятый щеголь, в котором ни один прохожий не угадал бы опера из МУРа. – Но она-то тут при чем?

– Игорь Станиславович, можете мне поверить, – невесело усмехнулся Котов, – я этот же вопрос задал Тополеву не один раз.

– И?

– Без комментариев. Но интерес, вне всякого сомнения, нешуточный.

Сидящий Окунев сгорбился, приложил ладони лодочкой к лицу и шумно дунул между ними.

Десять дней назад, едва в деле о краже «Поцелуя сильфиды» замаячил Константин Федорович Тополев, дело передали в ФСБ, ибо разработка фигуры масштаба Топляка – уже их делянка. Но полицейскому Окуневу предложили примкнуть к группе, много лет разрабатывавшей Тополева, так как появилось обоснованное подозрение: у Федоровича в МВД или непосредственно в МУРе есть информатор, и нет никакой гарантии, что тот не из отдела собственной безопасности. А поскольку капитан Окунев уже плотно находился в теме и точно не был стукачом, ему предложили присоединиться к фээсбэшникам. Не будет лишним, если при разработке Тополева удастся еще и его информатора засветить…

Короче, Окунева прикрепили к группе. Которая детально разработала легенду для согласившегося сотрудничать вора. Из дела убрали малейшие намеки на случайное участие Вероники Полумятовой. Все нестыковки незатейливо списали на покойную горничную Жанну Елизарову, которую уже не спросишь…

Тянули время, как могли! Отдавать настоящую «сильфиду» Тополеву никто бы, разумеется, им не позволил, а достойный поддельный бриллиант за пару дней не изготовить.

И вдруг, когда, казалось бы, Тополева прежде всего должно было интересовать, куда на несколько дней пропал Котов, он спрашивал о Веронике. Навзрыд обычной двадцатишестилетней девушке, кондитере-фрилансере, искренне погруженной в свои тортики и кексики.

– И на фига она ему сдалась? – Окунев задал вопрос, у всех крутившийся на языке, недоуменно почесал в затылке, взлохматив пижонскую стрижку, и перевел растерянный взгляд на представителя всесильной конторы. – Кирилл Андреевич, ты что-нибудь понимаешь?

Тот лишь повел плечом и обратился к Котову:

– Игнат, давайте-ка по порядку. Из «Сибарита» вас вывезли на белом фургоне?

– Да. Ваши за нами проследили?

– Не удалось, – поморщился конторщик. – И Тополева мы тоже потеряли на подземной парковке супермакета, где он перепрыгнул в другую…

– Не важно, – перебил Игнат. – И кстати, хорошо, что ваши за фургоном не поехали. Иначе, если бы их срисовали, у меня были бы очень серьезные проблемы.

Мягко выразился. Но умным собеседникам – достаточно.

Котов, вспомнив поездку в воронке, невольно передернулся. Плеснул себе еще немного водки, но продолжил говорить, не выпив. Обличительно указал на Окунева рукой с зажатым стаканом.