Kitobni o'qish: «М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты»

Благодарю за поддержку во всем моих любимых родителей Николая Ивановича и Ольгу Федоровну Кистановых.

Благодарю за участие в обсуждении данной работы Александра Александровича Сахарова, председателя Московского Лермонтовского общества; Александра Владимировича Карпенко, одного из создателей книги «Оправдание Лермонтову»; Сергея Григорьевича Котова, руководителя ЛИТО им. Н.М. Якушева (г.Рыбинск); Ольгу Николаевну Васильеву, учителя русского языка и литературы.

Предисловие

Я невесть какой писатель… писательница… но как-то не могу без того, чтобы не написать чего-нибудь. Наверное, я графоманка. Да. Это первая причина, по которой я взялась за данную работу. Вторая – люблю Михаила Юрьевича Лермонтова. Третья – обидно за Михаила Юрьевича. Чего только о нем не писали. Какие только фантазии и сплетни не представляли читателям. Тема Лермонтова разработана и переработана так, что в этом поле деятельности трудно свободную «кочку» найти, и тем не менее обнаруживаются такие «черные дыры», в которых некоторые исследователи «проваливаются» с концами. Однако, перед тем как провалиться в тартарары и увлечь за собой честное имя Лермонтова, горе-писатели пытаются заткнуть дыры такими неуемными фантазиями, что горишь испанским стыдом за этих сказочников.

Тактика моей работы такова: я не буду останавливаться на «кочках», всем давно известных, а обращу внимание на «дыры»: вдруг получится «залатать». В этом мне поможет учение А.А. Ухтомского о доминанте, в том числе психофизиологический аспект этого учения, следуя которому, для того чтобы представить жизнь, личность человека, надо выяснить его доминанту. Необходимо посмотреть, что для этого человека было важным, существенным; каковы доминанты людей, которые его окружали и могли воздействовать. Мысли, поступки, творчество человека должны быть обусловлены его доминантой и подтверждать ее. Забегая вперед, приведу конкретные примеры: если Е.А. Арсеньева не любила мужа настолько, что по этой причине не стала присутствовать на похоронах, то доминантой ее поведения должна быть ненависть к нему и ни при каких условиях она бы не стала называть внука именем супруга. Или: если известно, что М.Ю. Лермонтов был отличником в учебе, едва ли не первым учеником, то не мог он вдруг не явиться на экзамены из-за того, что плохо подготовился, а потом вдруг проситься на сдачу экзаменов сразу на второй или третий курс университета. В таких трактовках событий не прослеживается доминанта. Если люди не сумасшедшие, то они должны действовать исходя из своего целеполагания. Это вкратце о доминанте.

Некоторые факты, собранные в данной работе, я не могу объяснить, но интуитивно они мне видятся значимыми, на них, мне кажется, следует обратить внимание. Это как складывание картины из пазлов: где-то получается большой фрагмент картины, где-то только два «кусочка» сошлись, а бывает, какой-то один пазл никуда не пристраивается, но – очень яркий! И я надеюсь, что потом кто-нибудь найдет недостающие пазлы и сложит картину целиком. Ссылаться на источники старалась как можно чаще; и так как иногда трудно установить степень доверия тому или иному источнику, предоставляю это сделать читателю.

Господи, благослови.

Рождение и семья М.Ю. Лермонтова

Даже поверхностный обзор биографий М.Ю. Лермонтова дает представление о необозримом поле мнений по поводу родословной поэта. Со школьной скамьи всем известна традиционная версия о шотландских предках Лермонтова, которую поддерживал сам поэт и о которой написал один из его первых биографов П.А. Висковатый¹. По предположению В.С. Соловьева², от рифмача XIII века Томаса Лермонте Михаил Юрьевич унаследовал поэтический талант и дар предвиденья. Но вот не так давно В.А. Захаров в своей книге «Загадка последней дуэли»³ публикует неизвестную ранее статью своего учителя В.А. Мануйлова⁴, где тот выдвигает версию о том, что отцом Лермонтова был кучер. В.Г. Бондаренко⁵ возразил против такой вольной трактовки: предки поэта все-таки по-прежнему шотландцы. Если и заикаться о родстве с кучером и вообще с народом, то родство это у Лермонтова было на духовном уровне: «Отъявленный русоман» – так назвал писателя Бондаренко⁶. С.И. Кормилов⁷ не согласился с таким определением поэта и сильно упрекнул Бондаренко, а с ним еще и В.Ф. Михайлова⁸ в… неумеренно русском и патриотическом образе Лермонтова, что ли… «Русский перекос» пытались устранить другие исследователи. Так, М. Надир⁹, причислив к ряду своих сторонников И.Л. Андроникова¹⁰, намекал на еврея Ансельма Леви¹¹ как гипотетического отца Лермонтова; С.Ю. Дудаков¹² находил в облике поэта типичные еврейские черты: это черные глаза и смуглая кожа. Особенно смущала смуглая кожа. Но по этому поводу находится простой ответ: у Лермонтова с детства была золотуха, причина которой, как полагает современная наука, – туберкулез или аллергия, чаще неустановленной этимологии. Название заболевания основывается на том, что из-за воспаления кожа становится золотистого цвета и этот оттенок может варьироваться до коричневого. И не только в детстве, но и во взрослом возрасте. Не стоит забывать и о татарских предках Лермонтова, род Арсеньевых – татарского происхождения. Это тоже могло дать смуглую кожу и черные волосы.

М. Вахидова, «истолковав» труды И.Л. Андроникова в свою пользу, утверждает, что отцом М.Ю. Лермонтова являлся чеченский вождь Бейбулат Таймиев¹³. Е.В. Хаецкая¹⁴ выдвинула консолидирующую версию: Мария Михайловна, мама поэта, рожала дважды, и кроме известного Михаила у него был брат Юрий.

В 2007 году генетик Брайен Сайкс, организовавший биотехнологическую компанию Oxford Ancestors, изучал ДНК носителей фамилии Лермонтов в Британии:

…тестирование ДНК М.Ю. Лермонтова по четырнадцати маркерам установило его генетическую принадлежность к гаплогруппе R1b, или по классификации Сайкса к клану Oisin – «клан Ойсина». <…> Таким образом, на генетическом уровне было доказано, что все Лермонтовы по мужской линии, включая поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, имеют одного общего предка генетической группы R1b или клана Ойсин. <…> «Российские Лермонтовы, шотландского происхождения, произошли не от тех Лермонтов, потомки которых вошли в тестируемую группу Лермонтов из Великобритании». <…> …тестирование Лермонтов необходимо продолжить, чтобы выявить Лермонтов, генетически релевантных Лермонтовым – роду великого русского поэта¹⁵.

Может, и не столь важно, к какой гаплогруппе отнести предков Лермонтова, но, упирая на родословие Михаила Юрьевича, ученые трактуют соответственно его творчество: либо как бунтарское и романтическое, либо как русское народное, либо с преобладанием военной или еврейской тематики… Иначе: определяют доминанту.

По версии тех исследователей, кто сомневается в том, что Юрий Петрович Лермонтов – отец поэта, дата рождения Михаила Юрьевича Лермонтова (2 октября¹⁶ по ст. ст., 15 октября 1814 г. по н. ст.) может быть неверна. Дескать, нагуляла, простите, Мария Михайловна, урожденная Арсеньева, где-то ребенка, а мать ее Юрием Петровичем «тылы прикрыла».

Начнем с бабушки поэта по линии мамы.

Мать Марии Михайловны – Елизавета Алексеевна Арсеньева, урожденная Столыпина (1773 – 1845, Тарханы, Пензенская губерния). Предприимчивая и умная женщина. Артистичная. Дата рождения немного под вопросом, потому что доподлинно известно, что Елизавета Алексеевна «намудрила» со своим возрастом, да так убедительно, что и в церковных книгах, и на могильном памятнике значилось, что она прожила 85 лет (на самом деле 72 года). По легенде Елизаветы Алексеевны, она, будучи не совсем молода, не имея значительного приданого (ее отец хоть и был богат, но имел много детей, и Елизавета была старшей), вышла удачно замуж по любви за Михаила Васильевича Арсеньева, который был гораздо моложе ее. На самом же деле Арсеньева была моложе мужа на 5 лет, и к моменту замужества ей исполнился 21 год (по меркам того времени, действительно поздновато). Михаил Васильевич Арсеньев (1768 – 1810) – елецкий помещик, поручик лейб-гвардии Преображенского полка, предводитель дворянства в Чембарском уезде. Жизнь Арсеньевых была исполнена любви и страсти.

Еще при жизни мужа, в 1807 году, Е.А. Арсеньева пишет духовное завещание, где делит пополам свое имущество между дочерью и супругом, «…будучи с признательностию за горячую любовь ево ко мне и беспримерное супружеское уважение…»¹⁷. Это за три года до смерти М.В. Арсеньева.

Если верить фантазиям некоторых лермонтоведов (здесь представлен ее «усредненный» вариант), то Елизавета Алексеевна страшно ревновала мужа, поэтому устроила ему «сцену» в семейный праздник. Затем Арсеньева расценила волнение Михаила Васильевича и последовавший за этим сердечный приступ как попытку самоубийства. Ослепление ревностью и негодование по поводу того, что муж устроил такой «спектакль» почти на глазах у взрослеющей дочери, выразилось в том, что на похоронах супруга Елизавета Алексеевна не появилась. Однако вскоре Арсеньева поняла, что ошиблась в причине смерти мужа: тот умер естественной смертью. Всю оставшуюся жизнь Елизавета Алексеевна чувствовала угрызения совести, что подумала о муже хуже некуда, и поэтому часто говорила окружающим о высоких нравственных качествах Михаила Васильевича.

Если же отбросить фантазии, то из всего этого более или менее достоверным представляется только факт отсутствия Елизаветы Алексеевны на похоронах. Факт измены Михаила Васильевича не доказан, как и факт самоубийства. Д.А. Алексеев полагает, что выдумку про госпожу Мансыреву, соблазнявшую предводителя, распространил ее сын Николай, который, удрученный неудачными (по сравнению с Лермонтовым) литературными потугами, пожелал «приобщиться хотя бы к биографии поэта»¹⁸. То, что Елизавета Алексеевна помчалась куда-то сразу после смерти мужа, можно объяснить: может, какой-то ненормальный дворовый человек во всеуслышание заорал об отравлении. Внезапная смерть требовала немедленного расследования, иначе не было бы возможности похоронить покойного по христианскому обряду, а Арсеньева была очень религиозна, о чем еще будет сказано. Или: Арсеньева озабочена мыслью о том, чтобы похоронить любимого человека в другом, дорогом ей месте, для чего требуются распоряжения. Если Елизавета Алексеевна переносила тело внука в Тарханы, то, естественно, что так же она могла захотеть поступить с телом мужа. Собственно, нам и фантазировать нечего, так как Д.А. Алексеев уже доказал, что умер Михаил Васильевич в своем родовом имении, в селе Васильевском Елецкого уезда Орловской губернии.

Это утверждение он основывает на книге «Дворянское сословие Тульской губернии», составленной В.И. Чернопятовым и изданной в 1912 г. Как это ни странно, но книга эта до сего времени оставалась вне поля зрения лермонтоведов. В ней автор сообщает, что она основана на обследовании метрических книг приходских и монастырских церквей Тульской губернии с 1796 г. (Елецкий уезд Орловской губернии войдет позднее в состав Тульской губернии).На 8-й странице книги находится сообщение о смерти М.В. и Е.А. Арсеньевых: Михаил Васильевич, р. 8 нояб. 1768, Чембарск. уезда, предводитель дворянства, умер 2 янв.1810, ПОГРЕБЁН в с. ВАСИЛЬЕВСКОМ, Елецкого уезда.; Елизавета Алексеевна, рож. Столыпина, р. 1760, 1845, погребена в с. Тарханах, Чембарск. уезда.» (г.р. Арсеньевой указан ошибочно, она родилась в 1773 г.)¹⁹.

О положительном образе Михаила Васильевича Арсеньева и его естественной смерти пишет А.Волков²⁰.

Елизаветы Алексеевны могло бы и не быть в Васильевском в момент смерти мужа. А если была, то версия о том, что Елизавета Алексеевна помчалась в Тарханы или куда-то в другое место просить разрешение на перевоз тела или чтобы подготовить место для погребения, наиболее вероятна. Елизавета Алексеевна попросту не успела «обернуться». И тело мужа перенесла потом. Но самое главное доказательство того, что не было никаких измен и самоубийства, – это имя, которым Арсеньева просит в дальнейшем назвать внука: Михаил. В письме к П.А. Крюковой от 17 января 1836 года Елизавета Алексеевна пишет о М.Ю. Лермонтове: «Нет ничего хуже, как пристрастная любовь, но я себя извиняю: он один свет очей моих, все мое блаженство в нем, нрав его и свойства совершенно Михайла Васильича, дай боже, чтоб добродетель и ум его был»²¹.

После смерти любимого и внезапно скончавшегося супруга все помыслы Елизаветы Алексеевны были связаны с дочерью Марией, которую она безмерно любила. Нет оснований предполагать, что Елизавета Алексеевна вела себя деспотично по отношению к единственной дочери (например, как полагала Т.В. Толстая²²) и иначе – к внуку Михаилу (заметим, что и Лермонтов любил бабушку безмерно). А если принять, что Елизавета Алексеевна относилась с громаднейшей любовью к мужу, к дочери и к внуку, то, думается, никогда, ни при каких обстоятельствах богатая помещица Арсеньева не выдала бы дочь замуж за нелюбимого ею человека. Даже если поверить фантазиям, что Мария забеременела от кого-либо, кроме Юрия Петровича, это был не повод выдавать единственную любимую дочь за «абы какого» мужчину, который к тому же будто бы не нравился самой Елизавете Алексеевне. Вообще, в XIX веке появление незаконнорожденных детей – не такая уж трагедия. Многие известные писатели, кстати, были незаконнорожденными и не скрывали этого. Впрочем, и скрыть факт рождения человека было возможно. Версии о том, что Арсеньева выдала дочь замуж за нелюбимого человека или делала все, чтобы их развести (при этом зная, что дочь больна, слаба здоровьем), не выдерживают никакой критики.

Вопрос другой: почему вообще Арсеньева позволила дочери выйти замуж за Юрия Петровича Лермонтова? И ответ может быть только один: этого жаждала сама Мария, которая любила Юрия Петровича настолько, что, возможно (не убивайте!), позволила себе близость с ним до свадьбы. И вот в этом случае может быть и тайное рождение ребенка, и вынужденное согласие Арсеньевой. Но эта фантазия предназначена для тех, кто уверен в ином сроке рождения Михаила Юрьевича и сомневается в отцовстве Юрия Петровича. При логическом же мышлении очевидно, что отец поэта – Лермонтов, и Мария Арсеньева любила его так сильно, что ее мать согласилась на их брак.

Мать Лермонтова, Мария Михайловна (1795 – 1817), урожденная Арсеньева, умерла, не оставив своего образа в памяти сына: ребенок был слишком мал. Сомнительно, чтобы он помнил ее голос, которым она ему пела. А вот песни ее, про которые вспоминали как сам поэт, так и много лермонтоведов, вполне возможно, и отложились в памяти Лермонтова: ведь пел же их после ее смерти ему еще кто-то.

Мария Михайловна умерла от туберкулеза. Это факт. Допустим, болезнь развивалась в молодом организме и ранее, либо до беременности, либо до родов (как помним, один из вариантов возникновения золотухи – туберкулез кожи). Михаил Лермонтов родился слабеньким. Жизнь и матери, и сына требовала внимания и беспокойства. Елизавета Алексеевна склоняет чету Лермонтовых к переезду из Москвы в свое поместье (село Тарханы Чембарского уезда Пензенской губернии). В Тарханах Арсеньева денно и нощно заботится о близких ей людях.

Дальше начинаются фантазии. Юрий Петрович Лермонтов якобы скоро утомился от треволнений и постарался отдохнуть душой и телом, изменив молодой супруге. П.А. Фролов, развенчав множество сплетней, особенно касательно отца и матери поэта (за что ему низкий поклон), все же настаивает на том, что решающую роль в распаде молодой семьи сыграла Е.А. Арсеньева. По его мнению, «…основной формой общения с домашними для Арсеньевой служил диктат. Терпимость к иному мнению, сочувствие домашним, поиски общих точек зрения, выработка способов сближения и согласия не принимались ею [Е.А. Арсеньевой. – О.В.], они были ей тягостны»²³. Основывает ученый свое убеждение, если вкратце, на том, что, во-первых, Арсеньева могла бы дать большое приданое за дочерью, но не захотела. Во-вторых, могла бы отделить молодых от себя, но не сделала этого. В-третьих, не отдала внука отцу²⁴. На это можно возразить. Во-первых, Арсеньева официально не нарушала закон. Во-вторых, договоренность о приданом и месте проживания была, скорее всего, до свадьбы. В-третьих, слабое здоровье молодой матери и необходимость серьезного ухода за новорожденным. На полноценный уход за ребенком, что бы кто ни говорил, женщины более способны, чем мужчины. Нарисовав отрицательный образ Арсеньевой, П.А. Фролов, несмотря на то что убедительно сам обосновал отсутствие доказательств адюльтера, все же допускает, что любовницу могла «подсунуть» зятю его теща с целью разлучить молодую чету. Пойдем далее. Ложь о якобы имевшей место измене мужа пошатнула и без того слабое здоровье Марии Михайловны. Т.В. Толстая упоминает о том, что Мария систематически принимала уксус, страдая от конфликта матери с мужем. М. Вахидова из этого факта про уксус выводит заключение о том, что не было чахотки. Была некая «сухотка», вызванная систематическим ожогом пищевода, и Мария систематически специально травилась, страдая от разлуки с любимым чеченцем. Но всех превзошел в диагнозе, как ни странно, еще в 1964 году И.Л. Андроников, который допустил, что смерть Марии Михайловны произошла от «сухотки спинного мозга»²⁵. Вероятно, он не знал, что в народе так называется то, что в медицине трактуется как поздняя форма сифилиса. Ну вот, договорились… На наш взгляд, причиной систематического принятия уксуса (если такой факт имел место) может быть лечение туберкулеза: в XIX веке эту болезнь лечили и кумысом, и уксусом, и много еще чем. К слову, уксус в то время – «винный или пивной квас, кислое, квашеное вино»²⁶. Официально Мария Михайловна умирает от чахотки (туберкулеза), очень распространенной в то время болезни.

Каковы же взаимоотношения Елизаветы Алексеевны и Юрия Петровича? Они просты: Юрий Петрович хоть и дворянин был, по меркам тещи, не очень богат. Но он безумно любил ее дочь и поэтому вошел в их семью. Всякие сплетни об измене зятя или об избиении им жены разбиваются о камень безграничной любви Арсеньевой к дочери. Елизавета Алексеевна никогда, ни при каких обстоятельствах не позволила бы обидеть или расстроить дочь, тем более не могла этому способствовать. Здесь опять вспомним сказки о кучере или французском еврее Леви: да от них бы мокрое место осталось, посмей они прикоснуться к Машеньке.

Мария Михайловна рожала в Москве. Этому есть объяснение: здоровье матери уже к тому времени было слабое, требовались специалисты. Повитуху-предсказательницу оставляем в стороне. Скорее всего, после родов стало ясно, что надежды на долгую жизнь Марии Михайловны призрачны. И, понимая это, Юрий Петрович не мог отказать в просьбе тещи назвать сына именем Михаил: для тещи это утешение в двойном горе. Юрий Петрович мог бы еще гипотетически иметь наследника, а для Елизаветы Алексеевны уже не было никаких надежд. Оставшиеся чуть больше двух лет жизни Марии и мать ее, и муж посвятили ей. Мария Михайловна вела дневник, куда вносила записи, стихи, там же писали и ее близкие. В дневнике были признания Марии в любви к мужу. С ними соседствовали слова, написанные Елизаветой Алексеевной: «Милой Машеньке. Чего пожелать тебе, мой друг? Здоровья – вот единственная вещь, которой недостает для счастья друзей твоих. Прощай и уверена будь в истинной любви Елизаветы Арсеньевой»²⁷.

Все слезы и печали Марии Михайловны после родов связаны с пониманием угасания жизни. Мария богата, молода, любима всеми, у нее родился сын… и она должна умереть. Кто не оплакивал бы на ее месте свою долю?

Мать М.Ю. Лермонтова умирает 24 февраля 1817 года (по ст. ст.). Родные в горе. Если верить сплетням, Елизавета Алексеевна выгоняет с глаз долой Юрия Петровича, а позже дает ему деньги за то, чтобы он оставил внука ей. Вряд ли имели место подобные сценарии. Скорее всего, не сразу, но встал вопрос о будущем Мишеля, но не о том, с кем он будет жить, а о его материальном обеспечении. Юрий Петрович понимал, что сын должен быть обеспечен. Елизавета Алексеевна была того же мнения. И вот на этой почве, вероятно, произошло непонимание между тещей и зятем. Попробуем представить позиции обеих сторон. Елизавета Алексеевна небезосновательно полагала, что Лермонтов может жениться еще раз. В таком случае приданое Марии, которое Арсеньева не могла сразу после свадьбы выплатить супругам, может попасть не в Мишенькины руки. Кстати, нет доказательств, что Елизавета Алексеевна не выплатила сразу же наследство дочери по злому умыслу. Возможно, деньги требовались на свадьбу, на поддержание здоровья… Арсеньева полагала, что у нее наследство, которое теперь должно было бы достаться внуку, будет в лучшей сохранности. Потому и выплатила с отсрочкой 25 тысяч зятю, что в принципе составляло только его долю наследства. В мае 1817 года Елизавета Алексеевна закрепляет часть имущества за внуком, но гипотетически, если с ней вдруг что-нибудь случилось бы, большая часть наследства все равно могла бы разойтись по рукам многочисленных братьев и сестер Е.А. Арсеньевой. Юрий Петрович справедливо полагал, что опасно сосредотачивать наследство сына в руках бабушки.

Нет никаких доказательств, что Юрий Петрович требовал какие-нибудь деньги с Арсеньевой. Возможно, он как-то выражал свое пожелание получить больше денег, чтобы больше досталось его сыну. Видя нежелание Арсеньевой отдать наследство сына, Юрий Петрович (может быть) обмолвился о возможности взять сына себе. Елизавета Алексеевна, объясняя обеспокоенность Юрия Петровича деньгами иначе, «пошла в наступление». 5 июня 1817 года М.М. Сперанский пишет брату Арсеньевой:

Елизавету Алексеевну ожидает крест нового рода: Лермонтов требует к себе сына и едва согласился оставить еще на два года. Странный и, говорят, худой человек; таков, по крайней мере, должен быть всяк, кто Елизавете Алексеевне, воплощенной кротости и терпению, решится делать оскорбление²⁸.

Обратим внимание на положительную характеристику Арсеньевой и на слово «говорят» относительно Юрия Петровича. П.А. Вырыпаев утверждает:

С Юрием Петровичем встречались А.П. Шан-Гирей, С.А. Раевский, Верещагины, но никто из них ничего плохого о нем не сказал²⁹.

Понимая, что юридически сына могут отдать в любой момент отцу, Арсеньева в приступе недоверия к Юрию Петровичу пишет 13 июня 1817 года завещание:

…После дочери моей Марьи Михайловны, которая была в замужестве за корпуса капитаном Юрием Петровичем Лермантовым, остался в малолетстве законной ее сын, а мой родной внук Михаило Юрьевич Лермантов, к которому по свойственным чувствам имею неограниченную любовь и привязанность, как единственному предмету услаждения остатка дней моих и совершенного успокоения горестного моего положения, и желая его в сих юных годах воспитать при себе и приготовить на службу его императорского величества и сохранить должную честь, свойственную званию дворянина, а потому ныне сим вновь завещеваю и предоставляю по смерти моей ему родному внуку моему Михайле Юрьевичу Лермантову принадлежащее мне вышеописанное движимое и недвижимое имение, состоящее в Пензенской губернии, Чембарской округи в селе Никольском, Яковлевское тож, по нынешней 7-й ревизии мужеска пола четыреста девяносто шесть душ с их женами, детьми обоего пола и с вновь рожденными, с пашенною и непашенною землею, с лесы, сенными покосы и со всеми угодии, словом, все то, что мне принадлежит и впредь принадлежать будет, с тем однако ежели оной внук мой будет по жизнь мою до времени совершеннолетнего его возраста находиться при мне на моем воспитании и попечении без всякого на то препятствия отца его, а моего зятя, равно и ближайших г. Лермантова родственников и коим от меня его внука моего впредь не требовать до совершеннолетия его, со стороны же своей я обеспечиваю отца и родственников в определении его внука моего на службу его императорского величества и содержании его в оной соответственно моему состоянию, ожидая, что попечения мои сохранят не только должное почтение, но и полное уважение к родителю его и к чести его фамилии; в случае же смерти моей я обнадеживаюсь дружбой моей в продолжение жизни моей опытом мне доказанной родным братом моим артиллерии штабс-капитаном и кавалером Афанасием Алексеевичем Столыпиным, коего и прошу до совершеннолетия означенного внука моего принять в свою опеку имение, мною сим завещаемое, а в случае его, брата моего смерти, прошу принять оную опеку другим братьям моим родным Столыпиным, или родному зятю моему кригс-цалмейстеру Григорью Даниловичу Столыпину, в дружбе коих я не менее уверена; если же отец внука моего истребовает чем не скрывая чувств моих нанесут мне величайшее оскорбление: то я Арсеньева все ныне завещаемое мной движимое и недвижимое имение предоставляю по смерти моей уже не ему, внуку моему Михайле Юрьевичу Лермантову, но в род мой Столыпиных, и тем самым отдаляю означенного внука моего от всякого участия в остающемся после смерти моей имении…³⁰.

Ю.П. Лермонтов принял ультиматум. Собственно, он и добивался финансовой обеспеченности сына. Юрий Петрович, на наш взгляд, не был «загнан в угол», как полагает П.А. Фролов³¹, скорее, теща была «загнана в угол» зятем, вынуждавшим ее сделать официально Мишеля наследником всего и вся. Что Арсеньева и сделала. Но затаила обиду на его отца за то давление, которое тот на нее оказывал. То, что Юрий Петрович оставит сына на воспитание Арсеньевой, было ясно обоим: достойный уровень воспитания и образования могла обеспечить только бабушка. Юрий Петрович прекрасно это понимал. Уверившись, что сын обеспечен (пусть и ценой ссоры с тещей), Юрий Петрович отошел в сторону. Есть основания думать, что и при взаимном недоверии теща и зять все же постарались не посвящать Михаила в свои разногласия и продолжали общаться ради него. Юрий Петрович регулярно навещал сына, его привозили к нему в Кропотово (Ефремовский уезд Тульской губернии) гостить. Более того, родная сестра Юрия Петровича Лермонтова Авдотья Петровна Пожогина-Отрашкевич отдала своего сына на воспитание Елизавете Алексеевне Арсеньевой. Естественно, Авдотья Петровна регулярно навещала как своего ребенка, так и племянника. Во время учебы Лермонтова в Москве его отца видели ежегодно, есть документы, подтверждающие, что он там был в феврале 1828-го, в феврале 1829-го, в феврале 1830-го и в апреле 1831 года³². В Москве проживали его сестры. Михаил подарил отцу не менее пяти картин (обнаружены внучкой сестры Юрия Петровича в поместье Кропотово).

Михаил Юрьевич любил и жалел своего отца, который никогда после завещания Арсеньевой не требовал назад сына и не склонял его бросить бабушку. И тем более не мог делать этого, когда сыну исполнилось 16 лет: Михаил Юрьевич поступил в самый престижный университет. Кроме того, есть предположение, что примерно в это время у Юрия Петровича появился сын Александр от крепостной (он просил Михаила позаботиться о младенце в завещании)³³. Но главное – Юрий Петрович начинает плохо себя чувствовать. Он заранее пишет завещание 28 января 1831 года, правит его 29 июня того же года… Следовательно, болезнь развивается медленно и неотвратимо. Чахотка. Начало завещания, где даются духовные распоряжения:

Во имя Отца, Сына и Св. Духа. Аминь.

По благости Милосердного Бога, находясь в совершенном здравии души и тела, нашел я за нужное написать сие мое родительское наставление и, вместе, завещание тебе, дражайший сын мой Михаил, и, как наследнику небольшого моего имущества, объявить мою непременную волю, которую выполнить в точности прошу и заклинаю тебя, как отец и христианин, будучи твердо уверен, что за невыполнение оной ты будешь судиться со мною перед лицом Праведного Бога.

Итак, благословляю тебя, любезнейший сын мой, Именем Господа нашего Иисуса Христа, Которого молю со всею теплою верою нежного отца, да будет Он милосерд к тебе, да осенит тебя Духом Своим Святым и наставит тебя на путь правый: шествуя им, ты найдешь возможное блаженство для человека. Хотя ты еще и в юных летах, но я вижу, что ты одарен способностями ума, – не пренебрегай ими и всего более страшись употреблять оные на что-либо вредное или бесполезное: это талант, в котором ты должен будешь некогда дать отчет Богу!.. Ты имеешь, любезнейший сын мой, доброе сердце, – не ожесточай его даже и самою несправедливостью и неблагодарностию людей, ибо с ожесточением ты сам впадешь в презираемые тобою пороки. Верь, что истинная нелицемерная любовь к Богу и ближнему есть единственное средство жить и умереть покойно.

Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание, которое я мог замечать, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобою.

Тебе известны причины моей с тобой разлуки, и я уверен, что ты за сие укорять меня не станешь. Я хотел сохранить тебе состояние, хотя с самою чувствительнейшею для себя потерею, и Бог вознаградил меня, ибо вижу, что я в сердце и уважении твоем ко мне ничего не потерял.

Прошу тебя уверить свою бабушку, что я вполне отдавал ей справедливость во всех благоразумных поступках ее в отношении твоего воспитания и образования и, к горести моей, должен был молчать, когда видел противное, дабы избежать неминуемого неудовольствия.

Скажи ей, что несправедливости ее ко мне я всегда чувствовал очень сильно и сожалел о ее заблуждении, ибо, явно, она полагала видеть во мне своего врага, тогда как я был готов любить ее всем сердцем, как мать обожаемой мною женщины!.Но Бог да простит ей сие заблуждение, как я ей его прощаю.

Наконец, тебе, любезнейший сын мой, известно, какие нежные узы родства и дружбы связывали меня с моим семейством, и сколько сия дружба услаждала горестные дни моей жизни, и так за сию-то любовь и за сии жертвы в праве я требовать от тебя, как преемника сердца и души моей, продлить и за гробом мою любовь и нежное о них попечение, которые я имел во всю жизнь мою³⁴.

В завещании Ю.П. Лермонтов указывает сыну и доминанту своего поведения после смерти Марии Михайловны: «Я хотел сохранить тебе состояние…».

Сын понял и принял эту жертву, и уже своим только отношением к образованию показал, что жертва была не напрасна. Об этом далее.