Kitobni o'qish: «Тайна Брусничного леса»

Часть 1. АНИЛА ПРИХОДИТ

1.

Было ещё светло, когда папа вернулся с охоты. Матвейка в это время читал с няней книгу у себя в комнате, а с первого этажа доносился аромат яблок и корицы – это мама пекла свой самый вкусный в мире пирог.

Когда лязгнули ворота и во двор, не торопясь, заехали две большие машины, мальчик соскочил с кресла и подбежал к окну. Снизу раздался громкий лай, – это проснулся Фунтик, который дремал на кухне у плиты. Но выбежать во двор, чтобы приветствовать папу, он не мог – входная дверь была плотно закрыта, – и теперь пёсик громко негодовал, скребясь изнутри.

Солнце сквозь лёгкую предзакатную дымку освещало косыми лучами асфальтовую дорожку, которая огибала фонтанчик в центре двора и разбегалась затем в разные стороны – к саду, к игровой площадке, к беседке с мангалом и к сарайчику, где хранились садовые инструменты. Глядя на дорожку из окна своей комнаты, с высоты второго этажа, Матвей любил представлять, что это река, по которой скользят лодочки – опавшие листья. А когда мальчик выходил на прогулку, он и себя воображал кораблём, который отправляется в дальний путь на поиски приключений.

Два джипа, между тем, свернули один за другим на небольшую парковку. Разглядывая сверху чёрные лоснящиеся спины автомобилей, Матвейка подумал, что они похожи на двух вальяжных бегемотов, которые заплыли в не слишком просторное для них озерцо.

Хлопнули дверцы, папа и двое его друзей вылезли из машин. Все они были одеты в камуфляжные костюмы и обуты в тяжелые сапоги. Мужчины подошли к задней двери одного из джипов и остановились, что-то оживленно обсуждая.

Лай стал громче и веселее: похоже, мама всё-таки выпустила Фунтика. Так и есть: через секунду песик показался рядом с машиной, подскочил к своему хозяину и жадно обнюхал его обувь.

Фунтика никогда не брали на охоту, считали, что от него там никакого толку. Он из-за этого всегда очень обижался, но так как пёс был легковесный, то и обиды у него проходили очень быстро. А точнее, любопытство всегда оказывалось сильнее.

Ещё через мгновение Фунтик замолчал и замер как вкопанный рядом с задним колесом папиного джипа. Похоже, пёсик унюхал внутри салона что-то странное. Даже сверху из окна было видно, как шёрстка на его маленьком загривке поднялась дыбом.

Матвею тоже стало интересно. Он оглянулся на свою няню:

– Наталья Владимировна, можно мне на улицу?

– Можно, только куртку надень, – она протянула ему ветровку. Сентябрь в этом году выдался тёплым, днём бывало даже жарко, но по вечерам с лугов и из Брусничного леса, который начинался буквально в нескольких десятках метров за их домом, тянуло холодом и сыростью.

На бегу пытаясь попасть в рукава, мальчик кубарем скатился по лестнице на первый этаж. Он проскользнул мимо мамы, которая стояла в дверях, вытирая руки о полотенце, и выскочил во двор.

– Папа, что там?

Мужчины расступились, повернувшись к мальчику, и за их массивными фигурами Матвейка увидел нечто такое, из-за чего он, как и Фунтик, тут же потерял дар речи. В багажнике машины стояла клетка, внутри которой шевелилось что-то живое. К мальчику повернулась остроухая мордочка, и пара проницательных глаз, зелёных, как виноград, уставилась на него. У зверька была красивая коричневая шубка с медным отливом и пушистый хвост.

– Это… лиса! Живая лиса!!! – Матвей запрыгал на месте. – Папа, как вы её поймали??

– Она сама попалась в ловушку, – объяснил папа. – Скатилась в яму с приманкой, а выбраться не смогла. Правда, она красавица?

– Ещё какая красавица! – согласился мальчик. И тут же забеспокоился: – Папа, а что с ней будет дальше?

– Пока поживёт у нас в сарайчике, а там поглядим.

Отец легонько похлопал мальчика по плечу. Этот жест у него обычно означал, что общение закончено, и что Матвейке пора заняться своими делами, чтобы не отвлекать папу от его важных дел.

Переговариваясь, мужчины неторопливо двинулись в сторону дома, к стоящей на крыльце мама. А мальчик замер около клетки. Лиса сквозь проволочную сетку тоже смотрела на него – спокойно и внимательно, слегка склонив голову набок.

Фунтик к тому времени вышел из ступора. Встав на задние лапки, он шумно втягивал носом воздух, пытаясь осмыслить незнакомый ему запах. Пёсик издавал звуки, похожие одновременно и на ворчание, и на скулёж. Но Матвей не обращал на собаку внимания. Лиса тоже игнорировала Фунтика. Вдруг мальчику показалось, что рыжий зверь подмигнул ему своим виноградным глазом.

2.

Папины друзья остались на ужин, который, как обычно в таких случаях, сильно затянулся. Матвей тоже немного посидел за столом, но в десять часов его, как обычно, отправили спать.

Мальчик умылся и почистил зубы, переоделся в пижаму и забрался под одеяло. Наталья Владимировна прочитала ему очередную главу из «Приключений Муми-Тролля». Потом няня, как всегда, погладила его по голове, пожелала спокойной ночи, приглушила свет ночника и ушла к себе в комнату.

Через несколько минут в коридоре раздались шаги, дверь приоткрылась и к Матвею осторожно заглянула мама:

– Привет, Лисёнок. Не спишь?

– Мама, заходи!

Осторожно вышагивая по ворсистому ковру на тонких каблучках, мама подошла, присела на край постели и обняла его за плечи. От неё пахло чем-то очень вкусным, похожим на яблочные леденцы. По случаю гостей на маме было очень нарядное платье из лёгкой мерцающей ткани, в нём она была как фея. Хотя и в обычные дни, в простых джинсах и домашнем розовом свитере, она нравилась мальчику ничуть не меньше.

– Мам, ты у меня такая красивая! – вслух сказал Матвейка.

– Спасибо, сын, – мама отстранилась, посмотрела на него внимательно, взъерошила ему волосы. – А ты у меня такой вежливый и галантный. Да ещё и растёшь с каждым днём… и чёлка твоя – тоже. Надо будет отвезти тебя в парикмахерскую на днях.

– Почему ты называешь меня Лисёнком?

– Потому что у тебя за лето волосы на солнышке выгорели и веснушки на носу высыпали. Так что ты у меня теперь рыжий, как самый настоящий лисёнок…

– Мама! А что будет с нашей лисой? С той, которую папа поймал? – вспомнил Матвейка.

– Не переживай, – мама снова запустила свои тонкие пальцы в его шевелюру. – Папа говорит, можно огородить для неё вольер во дворе. А если ей у нас совсем не понравится, придётся отпустить её обратно на волю.

– У неё такие умные глаза, – сказал мальчик. – Интересно, мы с ней подружимся?

– Может быть, но уж точно не сразу. Сынок, лиса – это лесной зверь, она не привыкла ни к людям, ни к клетке. Первое время, скорее всего, она будет сильно грустить. Ты можешь приходить и смотреть на неё, но я тебя очень прошу: не просовывай руки в клетку и не пытайся её погладить, она может тебя укусить. Это опасно.

– Я постараюсь, – ответил Матвейка. Он был немного разочарован, ведь он-то надеялся, что лиса быстро освоится, её выпустят из клетки, и он сможет играть с ней, так же как с Фунтиком.

– Ладно, милый, – мама оглянулась на дверь. – Нехорошо оставлять гостей, я, пожалуй, пойду. А ты – спи сладко.

– Спокойной ночи, мамочка.

Она поцеловала его и выключила свет, уходя. Но глаза быстро привыкли к темноте, и уже очень скоро комната перестала казаться Матвею непроглядно-тёмной. На стене рядом с кроватью, как всегда, обозначился светлый прямоугольник окна. Если сильно вглядеться, сквозь лёгкую занавеску можно было даже различить звёзды в глубоком сентябрьском небе.

Матвей лежал, заложив руки за голову, смотрел на звёзды и думал, как ни странно, о Дедушке Морозе, хотя до Нового года было ещё далеко.

В свои девять лет Матвейка всё ещё верил в Деда Мороза. Но не в того, которому дети обычно пишут письма и просят игрушки в подарок. Раньше, когда Матвейка был маленький, он написал много таких писем. И что интересно, его пожелания всегда сбывались. На Новый год к ним в дом обязательно приходил Дед Мороз в белой курчавой бороде и красной шубе, расшитой золотом, Матвей рассказывал стишок, а гость хвалил его басом и протягивал коробку, в которой лежала игрушка. Всегда именно та, которую он загадал. Но мальчик очень быстро понял, что это не настоящий Дед Мороз, а всего лишь переодетый актёр. Точно такой же, как Баба-Яга, старуха Шапокляк, Карлсон и другие сказочные герои, которые приходили к ним на утренники в детский сад.

Но Матвейка точно знал, что есть и настоящий Дед Мороз. Ему не нужно было писать писем, – достаточно было просто обратиться к нему про себя, в глубине души, и очень сильно чего-то пожелать. Мальчик был уверен, что он сейчас пожелал бы только одного: чтобы родители чаще вспоминали бы про него, Матвейку, и реже оставляли бы его в одиночестве.

Родители, конечно же, любили его, Матвей в этом даже не сомневался. Но он никак не мог понять, почему они выражают свою любовь к нему таким странным способом – через вещи.

У него всегда было всё самое лучшее: самые красочные книжки, самые интересные игрушки, с которыми можно было возиться целыми днями, велосипеды, самокаты и ролики. Вот только в одиночестве ни книжки, ни игрушки были не в радость.

Папа постоянно был занят, потому что работал на очень важной работе. Она называлась загадочно и красиво – «администрация». Каждое утро спозаранку, выпив кофе с бутербродом, он надевал строгий тёмно-синий костюм, полосатый галстук, садился в свою большую машину и уезжал. А возвращался чаще всего так поздно, что Матвейка в это время уже давно лежал в постели.

Мама проводила дома чуть больше времени, но и у неё было своё дело – оно называлось «салон». В нём продавались разные интересные вещи, которые покупали другие дяди и тёти, чтобы украсить свои дома. А если какой-нибудь дом был такой страшный, что и украшения не помогали, то мама могла в два счёта всё исправить! Она садилась за компьютер и придумывала новую обстановку: советовала, в какой цвет нужно перекрасить стены, какие повесить занавески, какую мебель купить. Дяди и тёти слушались её, и получалось очень красиво! Однажды Матвей услышал, как какая-то женщина говорит про его маму, что она – «дизайнер от бога».

Когда мама бывала дома, то она пекла очень вкусные пироги. Но, к сожалению, это случалось нечасто. В обычные дни на их домашней кухне у плиты стоял Василий – повар, которого папа пригласил из самого дальнего далёка под названием «остров Сахалин». Василию совершенно не подходило его имя: повар был невысокого роста, круглоголовый, с узкими глазами, которые превращались в щелочки, когда он улыбался, а улыбался он почти всегда. Это потому что Василий был добрый. Когда Матвею было грустно или одиноко, он шёл на кухню, и повар обязательно угощал его чем-нибудь вкусненьким.

Странное выходило дело! И мама, и папа в один голос повторяли, что много работают только ради того, чтобы он, Матвей, жил хорошо, чтобы у него всё было. Но в итоге на самого Матвея у них просто не оставалось времени, и он частенько чувствовал себя заброшенным.

Чтобы мальчику не было так скучно, и чтобы кто-то делал с ним уроки, ему наняли няню, а точнее – гувернантку. Мама говорила, что первое слово звучит несолидно: «няня – это для маленьких, а гувернантка – для таких как ты, сынок». Но Матвею всё-таки больше нравился первый вариант, потому что второе слово он выговаривал с трудом.

Наталья Владимировна жила вместе с ними, в их доме, вот уже целых два года, – не считая выходных дней, праздников и отпусков. Она тоже была добрая, и в то же время – строгая, хотя, казалось бы, как такое возможно? С ней можно было играть в любые игры, – хоть в прятки, хоть в лото; они вместе читали книжки и три раза в неделю занимались игрой на фортепиано, а ещё рисовали и лепили из настоящей глины фигурки, которые потом обжигали в специальной печке. Наталья Владимировна очень помогала ему в учебе. Но всё равно это было немного не то.

Честное слово, он был готов отказаться от всех своих игрушек и даже от велосипеда, лишь бы просто сидеть по вечерам на диване между мамой и папой и смотреть какой-нибудь фильм. Или выйти вместе с ними на прогулку по лесу, чтобы мама шла с одной стороны, а папа – с другой, и они бы рассказывали друг другу о том, как прошёл их день. А он, Матвейка, шёл бы в серединке и держал их обоих за руки…

Итак, Матвей лежал в постели и смотрел сквозь занавеску в ночное небо. Он начал представлять, как от одной, самой яркой звезды отделяется облачко звёздной пыли и несется к Земле, а на этом облачке сидит маленький, но важный человечек в красном колпачке и с длинной седой бородой. Мальчик закрыл глаза и стал повторять про себя свою заветную просьбу.

Он уже спал, как вдруг услышал странный звук – как будто в его окно бросили снаружи горстку золотой пыли и она ударилась об стекло с лёгким песчаным стуком.

3.

Матвей сел на кровати, протёр глаза кулаками и уставился в окно, отодвинув занавеску. Ночь была в апогее – она торжественно разметала чёрные крылья по небу, словно гигантский дирижёр, а звёзды светили так ярко и значимо, будто исполняли под её руководством вселенскую кантату.

Глядя на звёздное сияние, мальчик снова вспомнил про лису у них во дворе. И понял, что больше всего на свете хочет проведать её прямо сейчас. Как она там, в клетке, не тесно ли ей? А вдруг она проголодалась, или просто грустит и поэтому не может уснуть? Желание увидеть лису было таким сильным, что Матвей понял: уже бесполезно ложиться, поворачиваться на бок, сжиматься калачиком и закрывать глаза – заснуть он всё равно не сможет.

Тогда Матвейка решился: он спустил ноги с кровати и нащупал мягкие плюшевые тапки с заячьими мордами. Так же, наощупь, нашёл на стуле рядом с кроватью свою курточку и надел её прямо на пижаму. Вытянув руки вперед, он в темноте подошёл к двери, приоткрыл её и осторожно выглянул в коридор.

Здесь было чуть светлее, чем в комнате, потому что в конце коридора, на лестничной площадке, тускло горел ночник в виде гнома с маленьким фонариком в пухлом кулаке.

Матвей сделал несколько шагов на цыпочках, потом сообразил, что можно идти обычным шагом: расстеленный в коридоре тёмно-зелёный ковёр с густым ворсом всё равно поглощал все звуки.

Мальчику было немного не по себе. С одной стороны, это был его родной дом, он знал тут каждый уголок, от подпола до чердака. И, конечно, ему и раньше случалось ходить здесь по ночам. Однако сейчас ему казалось, что он никогда прежде не видел свой дом так глубоко погружённым в сон.

Всё было необычно, не так, как днём. Дремали шершавые обои, похожие в полумраке на слоновью кожу; крепко спали дубовые двери, и во сне их лица были угрюмы и неприступны. За одной из дверей находилась родительская спальня, за другой – комната Натальи Владимировны, третья вела в ванную комнату и в туалет. Сейчас везде было тихо. Тускло поблёскивали золочёные рамы картин. На одном из портретов была мама: она была одета в коричневый замшевый костюм с золотыми пряжками, держала Фунтика на руках и улыбалась.

Наконец он добрался до лестницы, ведущей на первый этаж. Матвей каждый день сбегал по ней десятки раз и столько же – поднимался обратно. Он мог бы проделать этот путь с завязанными глазами! Но теперь мальчик чувствовал легкую слабость в коленках: гномик-ночник освещал площадку, однако сама лестница уходила в темноту, словно в подпол. Вцепившись в резные перила, нащупывая вытянутой ногой каждую ступеньку, Матвей осторожно спустился вниз.

На первом этаже оказалось не так уж темно. Крыльцо дома освещали круглые фонари, их мягкий свет вливался в просторные окна большого зала, который служил одновременно и холлом, и столовой. Тонкие чёрные тени от оконных переплётов разрезали свет на полу, словно холщовую ткань, на квадратные и прямоугольные куски.

Под лестницей, на своём маленьком персональном диванчике, спал Фунтик. Одно из световых полотен почти касалось его задней лапы. Матвейка подумал, что сейчас пёсик проснётся, увидит его, обрадуется и решит поприветствовать лаем, как обычно. И тогда, конечно же, проснутся все, и папа обязательно спустится проверить, что же случилось.

Но мальчику повезло. Фунтик приподнял голову, вопросительно приоткрыл один глаз и пару раз махнул хвостиком, а потом опять провалился в глубокий сон.

Обойдя кресла с широкими мягкими спинами, столпившиеся у обеденного стола, Матвей сделал ещё несколько шагов и приблизился к входной двери. Сердце забилось сильнее. Он никогда не выходил во двор так поздно ночью, один, без разрешения взрослых.

И тут Матвейка вспомнил кое о чём, очень важном. Слева от двери была прибита полочка, на которой всегда лежал фонарик, папа называл его «наша дежурная свечка». Им обычно пользовались, если в доме неожиданно отключалось электричество. Мальчик протянул руку, взял фонарик и сунул его в карман. Теперь он почувствовал себя намного увереннее.

Шагнув к порогу, он повернул ручку замка и потянул вбок щеколду, на которую дверь запиралась изнутри. Щеколда оказалась очень тугой – никак не хотела поддаваться. Пришлось напрячь все силы, чтобы сдвинуть её с места. Зато нижняя задвижка пошла легко, только скрипнула тихонько – словно мяукнул котёнок. И вот, взявшись за округлую деревянную ручку, толкнув дверь плечом и сделав шаг вперёд, Матвей оказался на крыльце.

Осенняя ночь сразу же обдала мальчика холодным сырым дыханием. Кожа под тонкой фланелевой пижамой покрылась мурашками. Но Матвейка лишь плотнее запахнул куртку – и решительно, чтобы не передумать, спустился с крыльца.

Только теперь он огляделся по сторонам, и у него захватило дух. Всё вокруг было таким необычным, как будто он преодолел космическое расстояние и высадился на другую планету! Асфальтовые дорожки, разбегающиеся по двору, были серебристо-лунного цвета. Высокий забор, окружающий участок, казался черным и массивным: не забор, а настоящая крепость! Зато трава и листья в свете фонарей искрились золотисто-зелеными и медными оттенками, как в сказке про камни-самоцветы. А стоило поднять глаза вверх, выше липовых крон, как самоцветы меркли на фоне бескрайней звёздной пустыни, огромного мерцающего купола над головой.

Сначала Матвею показалось, что во дворе было очень тихо: даже фонтанчик, весело журчавший днём, сейчас молчал. Но вот подул ветер, и ночь тут же ожила: зашелестели кусты и деревья, зашептались, перекатываясь с места на место, опавшие листья.

Какое-то время мальчик просто стоял и слушал ночной осенний шёпот. Потом очнулся, вспомнил, для чего вышел во двор, и направился к сарайчику. Камушки врезались в тонкие подошвы тапочек.

Матвейка прошел по дорожке, потом свернул на узкую тропинку. Тут он остановился, чтобы достать из кармана фонарик, и осветил низенький дощатый домик с плоской крышей, мирно дремлющий среди кустов смородины. Здесь обычно держали лопаты и прочие садовые инструменты, и пахло внутри землёй и резиновыми сапогами.

Матвейка знал, что сарай обычно не запирался, поэтому смело потянул на себя ручку двери. И дверь, действительно, легко поддалась. Луч фонарика, направленный в пыльное нутро сарая, вырвал из темноты кусок серебристой металлической сетки. Клетка – не та, в которой папа привез лису из леса, а другая, в ней когда-то жили куры, – стояла на старом верстаке.

Он успел увидеть, как за сеткой мелькнуло что-то огненно-рыжее, но в тот же миг фонарик неожиданно погас, и Матвея окутала темнота. Кромешная, потому что его глаза уже привыкли к свету, и очень страшная, потому что мальчик не был к ней готов.

Матвей едва не вскрикнул, но всё-таки сумел взять себя в руки. Перевел дыхание, нащупал кнопку выключателя и нажал на неё несколько раз подряд. Неужели батарейки сели в такой неподходящий момент? Но нет, ему повезло: фонарь снова загорелся.

Он снова направил луч на лисью клетку – и не поверил своим глазам. Потому что в клетке, обхватив коленки руками и повернув к нему лицо, сидела девочка с длинными волосами.