Kitobni o'qish: «Игры Сушеного»

«Что бы ни говорили пессимисты,

земля всё же совершенно прекрасна,

а под луною и просто неповторима».

«Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков

Пролог

«Мы – вечные игрушки

все обновляющихся иллюзий,

бессмысленных и очаровательных».

Ги де Мопассан «Самоубийцы»

Лёгкая тень скользнула за занавеску, на миг приобрела объём, качнулась влево-вправо, раздумывая, в какую сторону податься, и, так и не решив, растворилась, словно её и не было. Лежащему на полу мужчине показалось, что он заметил изящную женскую кисть, мелькнувшую за слегка приподнявшейся портьерой.

Капли пота на лбу несчастного ещё больше подчёркивали надутые вены. Мужчина с трудом провёл рукой по лбу и зачем-то облизнул тыльную сторону ладони.

– Слишком солёное, – едва слышно пробормотал он, и это усилие стоило ему ещё десяти минут жизни.

Воздух, с трудным свистом вырывающийся из лёгких, яркие всполохи в глазах, чередующиеся с темнотой, не оставляли сомнений, что попытка напрячь все органы чувств окажется последней. Но мужчина продолжал маниакально всматриваться в равнодушно застывшие занавески, как будто там находилось его спасение. Сумерки всё больше сгущались, мешая сосредоточиться на деталях.

Пронзительно синий цвет портьер внезапно сменился кровавым. Жуткий цвет ослеплял, терзал почти ослепшие слезящиеся глаза, ненавязчиво на что-то намекая. Но и это прошло, закончилось, как заканчивается всё на свете. Потемнели тяжелые занавески, набухли и замерли. Комната потеряла очертания, и вскоре её наполнил странный, невесть откуда взявшийся туман.

Боли мужчина почти не чувствовал, только тяжесть в области затылка, но дышать становилось всё труднее. Он открыл было рот, чтобы позвать на помощь, но сумел только едва слышно захрипеть.

Тьма вступала в свои права: безжалостная и суровая, обещанная каждому с рождения. Тьма, в которой уже никогда не наступит утро, не щелкнет выключатель, чтобы впустить в жилище легкомысленный свет. Пред ней, Владычицей, склонятся даже Великие. Её не развеять не любопытной Луне, не всепобеждающему Солнцу. Только Тьме позволено сказать последнее «прощай» уходящим. Только она вольна наказывать или помиловать.

– Не сегодня, – умоляюще прошептал мужчина.

Тьма нехотя приблизилась и пожала плечами, пристально рассматривая заострившиеся черты лица умирающего. Ей ещё не приходилось делать исключений. Пожалуй, она могла бы. Каждый раз уходящие молили её об этом. Только зачем? Есть ли смысл продлевать агонию ради жалких двух-трёх десятков лет? Короткий, ничего не значащий миг по сравнению с вечностью.

Смешные до тошноты люди пытались объяснить Тьме, что не доделали важные дела, не признались в очередных глупостях близким, в последний раз не поцеловали любимых. Всё это перестанет иметь значение меньше чем в ближайшие сто лет: чего же зря огород городить?

Мужчина из последних сил вглядывался в темноту, продолжая наделять её человеческими чертами. Тьма безмолвствовала.

В комнате немного посветлело, и несчастный с ужасом и одновременно тайной надеждой подумал, что сейчас покажется тоннель. Тот самый тоннель, о котором так любят рассказывать те, кого его величество Судьба из милости, в насмешку или наказание соизволила вернуть к жизни после клинической смерти. Из мира, откуда нет возврата смертным.

Люди не перестают спорить, ступали ли те счастливчики в иной мир. Люди не перестают верить, что тоннель существует. А значит, не всё заканчивается с последним вздохом.

Тоннель не появился.

Всего лишь колыхнулись занавески. Тьма, играя, высветлила кусочек комнаты с портьерами, явив миру призрака.

Философы сочли бы этот жест милосердным: Тьма пыталась приободрить умирающего. Не всё заканчивается, когда сердце перестаёт биться. Из слабой телесной оболочки не увидеть истинного света, не испить божественной мудрости, не приобщиться к бессмертному блаженству.

Несчастный услышал нечеловеческий голос, глухо и гулко прозвучавший в голове. И понял, что бороться за жизнь больше не имело смысла.

– Действительно, зачем, – повторил мужчина вслед за голосом последние слова.

Тысячи электрических импульсов активизировались в мозгу, позволяя несчастному окинуть последним взором свою жизнь с самого рождения.

Прежде чем глаза несчастного закрылись, последняя горькая мысль успела посетить его голову: а стоило ли ввязываться в эту игру? Но ответить себе несчастный не успел. И уже не увидел, как что-то дрогнуло, а затем забурлило за тяжёлыми портьерами, доказывая, что не всё в комнате было плодом воспалённого воображения умирающего.

Свидетелей происходящего, несмотря на все последующие усилия полиции, так и не нашли. Так может, ничего и не было? Мужчина умер сразу, а всё происходящее придумал хулиганящий за занавесками призрак, уже и не знающий, чем скрасить свои бесконечные дни.

***

Утром любопытная Марфа Захаровна заметила, что дверь в квартиру соседа подозрительно приоткрыта. Для вида постучав, кумушка потопталась на пороге, крикнула вглубь квартиры что-то бодро-неразборчивое, нерешительно посопела, а затем всё-таки робко прошмыгнула внутрь. И обнаружила дорогого соседа лежащим на паркете Черс в гостиной в неестественной позе. Нога странно подвернута под себя, голова повёрнута в сторону окна. Глаза широко открыты, на лице застыла гримаса ужаса, а под головой растеклась лужа густой крови, похожая на красно-коричневую тушь, которой баловалась дочь Марфы Захаровны на уроках каллиграфии в элитной гимназии.

Сомнений не было: на полу лежал труп. Кумушка дёрнулась было, чтобы наклониться и закрыть соседу глаза, но вовремя вспомнила, что на месте преступления (а это несомненно было оно) ничего нельзя трогать. И желательно ни на что не наступать. Между тем женщина обнаружила, что из-под её креативного тапка с зайцами торчит какая-то картонка. Машинально нагнулась, подняла.

В руках соседки оказалась потёртая карта Таро, приятно холодная на ощупь, несмотря на то, что от жары и духоты, царящих в комнате, любопытная тётка сразу покрылась потом. Кондиционер был выключен, и она не решилась его включить. Как заворожённая, Марфа Захаровна уставилась сначала на странные переплетающиеся между собой каббалистические знаки на рубашке карты, затем кумушка догадалась аркан перевернуть. «The moon», – запинаясь, прочитала сбитая с толку тётка и зависла над странным рисунком.

Громадная круглая Луна, с тщательно прорисованными на ней кратерами, занимала большую часть карты. Второй по величине фигурой был волк со вздыбленной шерстью, неприкаянно воющий на небесную красавицу. От воя его клонились к земле мрачные мёртвые деревья, давно забывшие о том, как приятно наряжаться по весне в изумрудную свежую крону. И только самое высокое дерево стояло прямо, презрительно наблюдая за своими податливыми собратьями. На вершине его сидела пугающего вида сова, которая круглыми как блюдца глазами, не стесняясь, а может, и насмехаясь, заглядывала в самую глубину души Марфы Захаровны.

Неожиданно сова на карте, как показалось кумушке, дёрнула головой. Соседка ойкнула, но, против ожидания, карту не выронила, а только торопливо перекрестилась кулаком с крепко зажатым в нём куском картона. Видано ли дело, чтобы картинки на картах оживали!

Но и не каждый день находишь убитого соседа: от такого стресса ещё не то примерещится! В это же самое мгновение краем глаза Марфа Захаровна уловила движение. Спокойно лежащий до этого момента труп соседа едва заметно колыхнулся. И вот этого соседка уже не вынесла.

Облившись холодным потом, Марфа Захаровна заорала так, как будто труп непринуждённо встал и бросился к ней с твёрдым намереньем отнять мятую карту. Женщина со всех ног бросилась вон, судорожно сжав в руке странный аркан с подозрительной птицей.

Никто в подъезде не отреагировал на отчаянный крик. Виновата ли в том на совесть сделанная звуковая изоляция или равнодушие состоятельных, много повидавших на своём веку жильцов, Марфа Захаровна даже задумываться не стала. Не до того ей было, ой, не до того.

Исключением оказалась только кровиночка дочка. Услышав, что мать хлопнула дверью в коридоре, великовозрастная крошка недовольно крикнула: «Ванну не занимай! Мне скоро на учёбу выходить». Девочка подлетела к запертой двери с твёрдым намереньем пнуть её посильнее ногой, но остановилась, услышав, как Марфу Захаровну надрывно рвёт.

Полицейские приехали быстро. Суровые хмурые мужчины с помятыми лицами, преимущественно одетые в штатское, сновали туда-сюда, профессионально обыскивая квартиру. На пол летело содержимое ящиков, книги, постельное и нижнее бельё из шкафов. К соседке домой заглянул невысокий мужчина, обладатель дорогого кожаного портфеля, не менее дорогого щегольского костюма и пронзительного недоброго взгляда.

Мужчина представился следователем, но имя отчество кумушка от волнения не запомнила. Сначала достойный представитель власти пригласил Марфу Захаровну в квартиру покойного и попросил оценить, не изменилось ли что, не пропало ли ценное?

Буквально за час суровые мужчины, с похвальным усердием исполняющие служебный долг, превратили жилище респектабельного завидного холостяка в элитную помойку. Что-то разобрать в как нарочно созданном хаосе у Марфы Захаровны не вышло.

Следователь заметил, как побледнело лицо кумушки при виде обведённого мелом места, на котором совсем недавно лежал труп, и поспешил увести её с места преступления. Достойный представитель власти выдавил из себя приятную, по его мнению, улыбку, которая должна была расположить к нему кумушку. Марфа Захаровна улыбку заметила, но так как на деле она больше напоминала кривоватую гримасу, сделала вывод, что мужчина, хотя и при исполнении, чувствительный и добрый, всё принимает близко к сердцу. Ишь, как его перекосило!

Тем более, что следователь любезно отвёл даму в «Латтеманию», одну из самых дорогих сетевых кофеен, галантно предложил раф миндаль и кето-чизкейк, угадав предпочтения Марфы Захаровны. Перед любимыми кофе и десертом соседка не устояла и посмотрела на мужчину с проклюнувшимся заметным одобрением.

Взяв себе эспрессо, пить который, по мнению кумушки, решительно невозможно, следователь с казённым занудством приступил к расспросам. Марфа Захаровна пела соловьём. Мужчина дотошно конспектировал подробный рассказ соседки о том, как она нашла тело, во сколько это произошло, что слышала и запомнила. Одобрительно кивал и предлагал повторить кофе. Кумушка с сожалением отказалась от второй кружки (давление не позволяет), но милостиво согласилась принять сырники «на вынос».

Мужчина же кротко, но настойчиво продолжал задавать вопросы. Какие действия Марфа Захаровна предприняла, когда поняла, что сосед мёртв? Не трогала ли чего, не находила ли странного, не забирала ли с собой? Может, случайно?

Повторив в третий раз по кругу всё тоже, что Марфа Захаровна уже успела рассказать коллегам следователя, кумушка решилась спросить, что же произошло? Не умирал ли достойный сосед в мучениях? Скупо кивнув, представитель власти чопорно заверил Марфу Захаровну, что сосед скончался сразу, даже не осознав, что произошло. Ему нанесли удар тупым предметом по затылку.

Это немного утешило кумушку, и она нашла в себе силы доесть десерт. Следователь же едва пригубил чёрную жижу («надо думать, гадость такая» – в который раз убедилась Марфа Захаровна), оплатил счёт, извинился и торопливо откланялся.

«Хорошо, что сосед не мучился», – думала добрая женщина, капая дома в большую столовую ложку очередную порцию настойки пустырника. Пусть дочь постоянно твердила, что погибший ужасный человек, Марфа Захаровна так не считала. Что современная молодежь понимает? Степенный, вежливый, дома почти не бывал, всё на работе да на работе. Пару раз достойный член общества даже сумку тяжёлую до квартиры помог донести. Эх, вот жизнь. Был человек – и нет.

Расчувствовавшись, кумушка всплакнула. Неожиданно она обнаружила рядом с пузырьком аркан Луна, нечаянно захваченный из соседской квартиры, и снова истово перекрестилась. «Надо же, забыла совсем. И про карту, и про страшную сову. Может, полицейским отдать? Спрашивали так настойчиво, не забирала ли я чего», – подумала женщина и тут же отринула эту мысль. Вот ещё, всякими глупостями занятых людей от дела отвлекать. Следователь наверняка имел в виду деньги, ценности и документы, а не глупый мятый кусок картона.

Соседка наконец-то осмысленно посмотрела на пузырёк в руке и поняла, что снова перепутала пустырник с корвалолом. И ладно, рассердилась Марфа Захаровна, ничего страшного, если она и выпьет сорок капель. Это современные врачи придумали, что корвалол вызывает привыкание. Раньше пили и не думали ни о чём таком. Должно же быть в жизни что-то постоянное. Островок спокойствия.

Глава 1. Островок спокойствия. Игры полной Луны

«Tonto el que no entienda

Cuenta una leyenda

Que una hembra gitana

Conjuró a la luna hasta el amanecer

Llorando pedía al llegar el día

Desposar un calé».

«Hijo de la luna»

«Глупец тот, кто не поймет

Легенду, которая гласит –

Как одна цыганка

Заклинала луну до рассвета,

И плача просила, чтобы настал день,

Когда она обвенчается с цыганом».

«Сын Луны»

«Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать

лунная река и разливается во все стороны.

Луна властвует и играет, луна танцует и шалит».

«Мастер и Маргарита», Михаил Булгаков

Она стояла у окна в прозрачной кружевной сорочке до пола и внимательно наблюдала за полной Луной. Точёный стан соблазнительно изгибался. Если бы речь шла не о любимой, а о любой другой женщине, я бы с уверенностью сказал, что поза нарочито эротична.

Луна, женская покровительница и заступница, очаровательная, жестокая и непоследовательная, на меня всегда действовала одинаково: обнажала истинные мысли, дарила озарения, развенчивала иллюзии, в противовес тому, что у других людей Луна иллюзии, напротив, порождала. Вот и сейчас я понял: любая поза любимой для меня будет сексуальной, любой жест – притягательным, каждое выражение лица – волнующим.

Она. Пылкая и колючая, сосредоточенно-напряженная и насмешливо-дразнящая. Моя.

Мы сами не заметили, как потеряли равновесие и, не удержавшись, улетели в пропасть, название которой – любовь. Падение всё продолжалось, и оставалось надеяться, что разобьются об острые скалы наши сердца одновременно и только тогда, когда ангелу Смерти осточертеет наш воздушный танец.

Меня по-прежнему привлекали красивые женщины, но всего лишь как тень, отбрасываемая моей женщиной. Я мог любоваться изящными фигурами и в тоже время понимал, что только одна совершенна. Если бы сам не владел магией, то подозревал бы, что меня околдовали, приворожили, связали по рукам и ногам липкой паутиной заклинаний.

Скажу больше: я бы и не возражал. Всё шло так фантастически прекрасно, что каждую минуту я боялся: вдруг всё исчезнет. Ведь настолько прекрасно и безоблачно бывает только в сказках, в выдуманных мирах, да и то в самом конце, когда их перестают читать.

Наши отношения складывались необычно. Мы пропустили и романтическую стадию со вздохами и клятвами под Луной, и конфетно-букетный период. Всё время забываю, какая из этих стадий первая, что само по себе говорит обо мне немало. Мы не стремились провести каждую минуту подле друг друга и не страдали, если за целый день не получалось созвониться. Зато моменты, когда мы оставались вдвоём, использовали на полную катушку.

Меня интересовала только она. Та, что не могла оторвать глаз от полной Луны. Та, от которой не мог оторвать глаз я.

Спокойный, умиротворённый профиль, обласканный лунным светом. Притаившиеся в тени страсти и эмоции. Босая, домашняя и немного уставшая, оставившая всё земное за порогом спальни.

Рука сама потянулась к телефону. Приглушенный свет моргнул, недоумевая, что я надеюсь в таких условиях на чёткий снимок. Я досадливо поморщился, про себя умоляя любимую не менять положение тела.

Ночной разговор любимой с владычицей женских чар, Луной – не прихоть и не отдых. На моих глазах происходило таинство. Кто кому отдавал больше энергии, кто от кого зависел – не так уж важно. Женское колдовство испокон веков брало начало от таинственного спутника нашей планеты. Но и Луна забирала своё. Ей, повелительнице колдовства, властительнице снов, небесной покровительнице, каждую ночь покорные адептки приносили нескончаемое количество жертв.

Авторы эзотерических книг любят рассуждать на эту тему, сводя всё к банальному энергетическому обмену. Сведущие знают, что всё не так просто. Знают и многозначительно молчат.

Договор ведьмы с Богиней Ночи Луной хранится в строгой тайне. Типовых контрактов и условий не предусмотрено. За разглашение тайны – суровое наказание. Таинство, невольным свидетелем которого я стал этим вечером, не было ритуалом в чистом виде, скорее телепатическим разговором, обменом информацией, освежающим душем и одновременно совместным чаепитием.

Судя по лицу любимой, этой ночью наслаждались волшебницы душистым чаем с травами, но не обошлось и без капли «коньяка». Чистой «жидкой» магии, бодрящей надёжнее крепких напитков, разгоняющей кровь, но и способной при малейшем шаге в сторону растерять себя, расплескать, потерять навсегда.

За последний год мне пришлось избавиться от привычных иллюзий вроде тех, что магия не делится по гендерному признаку. Знал я и то, что нельзя безнаказанно присутствовать при чужих таинствах: только если есть явное или неявное приглашение.

Я не лез в «рабочие» дела любимой, она – в мои. Но она знала, что всегда может рассчитывать на мои энергию и поддержку, и это взаимно. Иногда любимая позволяла мне присутствовать при лунном таинстве, подобно тому как другие жены свободно говорят о своих делах по телефону при мужьях.

Сегодня я решил пошалить. Дерзнуть сделать то, на что никогда не покушался раньше. И был готов к последствиям. Меня либо с позором выгонят из спальни, навсегда запретив присутствовать при таинствах, либо… подхватят мою игру.

Дрожа от нетерпения в предвкушении удачного фото, я тщательно навёл фокус камеры телефона и совершенно бесшумно нажал кнопку. Любимая внезапно оглушительно расхохоталась и стремительно развернулась ко мне. На миг показалось, что сейчас я увижу крем, бережно зажатый в кулаке, а затем самая прекрасная на свете ведьма резко взлетит и воскликнет:

– Милый, милый Азазелло!

В комнате ярко вспыхнул свет. Вместо нашей скромной затемнённой люстры неожиданно засияли тысячи софитов. Свечение ослепляло, разглядеть источник света не удавалось, между тем как перед глазами разворачивалось зрелище куда более интригующее. Прозрачная сорочка превратилась в короткое ярко красное коктейльное обтягивающее платье с глубоким вырезом в области груди. С фото смотрела женщина-вамп.

Хищно приоткрытые губы умело подкрашены алым, блеск выразительных лукавых глаз оттеняют раскосые стрелки, острые скулы, о которые можно порезаться, подчёркнуты бронзером, румянами и корректором. Шикарная копна волос убрана наверх, две шаловливые кудрявые прядки невзначай выбились из причёски.

Впрочем, заподозрить их в том, что они выбились случайно, не смог бы даже ребёнок. Тугие завитки так вызывающе сексуальны, что рука сама тянулась дотронуться до нежных прядей. Ажурные чулки в сеточку, туфли на шпильках. Бриллиантовое колье на тонкой высокой шее. Классический, никогда не устаревающий образ со страниц модного журнала. Мечта любого мужчины.

Ведьма выхватила из моей руки телефон. Я не сопротивлялся. Сейчас она удалит снимок. Дурак, сам виноват. Так неловко подставился. Но любимая, не отрывая от меня взгляда, швырнула аппарат на мягкую кровать.

Изящно присела на край, вытянула стройные ноги. Тут же снова медленно поднялась, игриво провела рукой по бедру. Повернулась спиной и приглашающе прогнулась в пояснице. Моя рука сама потянулась к молнии платья-футляра. Стоит только расстегнуть, как к ногам любимой упадёт маленький кусочек красной ткани, гордо именуемый платьем. Я подозревал, что под ним не будет белья. Никакого. Маленькие кружевные трусики это пошло. Проходили сто раз, уже неинтересно. А дальше… Я точно знал, что будет дальше. Прикрыл глаза и постарался представить всё как можно отчетливее, чтобы любимая смогла считать образ и воплотить наяву.

Медленно встаёт, и платье красной яркой вспышкой падает на пол. Изящно переступает длинными ногами, и дурацкий кусок ткани нам больше не мешает. Медленно снимает чулки… Хотя нет, нет, чулки мы оставим. И шпильки. На миг я задумался о маленьких кружевных трусиках ярко алого цвета. Может… Нет, всё-таки не нужно. Пусть будет так, как я уже представил. Совершенно обнажённая, в ажурных чулках. Да.

Мы играли в эту игру не первый раз. Образ – ответ, образ – ответ. У нас было то, за что многие пары отдали бы что угодно: возможность доносить самые сокровенные желания через мысленные образы, тогда как простым смертным приходилось выяснять пристрастия в нелегко дающихся разговорах. Да и на разговоры, даже самые робкие и незатейливые, не все могут решиться. Так и живут, боясь раскрыться перед дражайшей половиной, лелея в душе нехитрые пикантные желания. Лишь бы не быть отвергнутым, осмеянным и непонятым.

Но как только я протянул руку к молнии, ощутил прикосновение к коже грубой ткани. Молнии больше не было. Соблазнительное платье, так выгодно подчеркивающее фигуру, сменилось рубищем. Передо мной стояла скромная монахиня. В сером платье, полностью скрывающим руки и ноги. Изящную шею, как и любимые волосы, прятал апостольник, который ниспадал на плечи и грудь. Вместо босых ног – грубые ботинки на толстой подошве, выглядывающие из-под серой хламиды. От косметики не осталось и следа. Бледное, осунувшееся лицо, впалые щёки. Покрасневшие то ли от недосыпа, то ли от слёз глаза казались совсем огромными. Тёмные круги под ними, как и синие прожилки вен, явственно проступали из-под тонкой кожи.

От неожиданности я вздрогнул и резко отдернул руку. Снова оглушительный хохот любимой. Никогда к этому не привыкну. Не к смеху, а к тому, что она вытворяет. Я знал, что моя партнерша могла быть кем угодно, но обычно наши игры носили более приятный и одновременно пикантный характер. Но сегодня я первый нарушил правила, да ещё и на её «территории»: положа руку на сердце, в диалог с Луной вмешиваться не стоило, и сейчас я жалел об этом. Неизвестно, какие последствия будут для любимой. Простая смертная женщина закатила бы скандал. Любимая имела в запасе неиссякаемый арсенал изысканных способов объяснить мне, что я не прав.

Я невольно улыбнулся. Какое счастье, что мы вместе. Стоило так подумать, как тупая игла кольнула в сердце. Короткое мгновение, и боль отпустила. Обратить бы на неё внимание, выяснить причину, но меня интересовала только прелестная монахиня. Я прикрыл глаза, давая ей время скрыться в тумане, или хотя бы превратиться во что-то более прекрасное. Для верности медленно досчитал до сорока, осторожно приоткрыл глаза. Проклятая монахиня никуда не делась. Теперь она сидела на почтительном удалении от меня, руки покоились на коленях, глаза покорно опущены долу.

При одном взгляде на неё я невольно перешёл внутри себя на старославянский. Очевидно, игру поддерживать никто не собирался. Такое наказание. Решил от греха подальше не трогать руками опасную даму, расслабиться и посмотреть, что она ещё придумала. Отодвинулся к дальнему краю кровати, сгрёб к себе подушки и соорудил из них удобное гнездо. Всего лишь на секунду отвлёкся на непокорную думку, упавшую на пол. Этого мгновения хватило, чтобы картина поменялась. Резко запахло серой, и я поморщился от нехорошего предчувствия. Что меня ожидало? Очаровательная дьяволица? Обнажённая любимая в компании прислуживающих ей чертей?

В комнате потемнело. Она снова просто стояла у окна, протянув руки к полной Луне, неожиданно засиявшей особенно ярко. Столп лунного света скрывал формы и одежду, я различил только прелестную голову моей лучшей половины, всё остальное сливалось в слепящее глаза пятно. И хотя я прекрасно знал, что это всего лишь иллюзия, невольно залюбовался.

– Поиграем? – раздался кокетливый голос откуда-то из столпа лунного света, и я понял, что прощён.

Наконец-то. Затрепетав от радости, послушно закрыл глаза. Эта игра не имела ничего общего с эротикой. Полу-тренировка, полупризнание. Полу-прелюдия.

Я представил любимую в костюме прелестной наездницы викторианской Англии. Рассмотрел мельчайшие детали: чёрная газовая вуаль, перчатки из тонко выделанной кожи, серебристый оттенок платья. Осторожно открыл глаза. Любимая угадала: передо мной предстала шикарная дама в длинном закрытом платье изысканного покроя.

Вдоволь налюбовавшись, я отвернулся и снова прикрыл глаза. Пусть будет костюм эльфийки. Стопроцентное попадание. Девочка-школьница в коричневом платьице с белым фартуком. Невероятно. Даже такой костюм «на любителя» сидел на любимой задорно и эротично. «Змеиная» кожа. Тоже в точку.

Когда мы только увлеклись этой игрой, то убедились в правдивости общей теории относительности Эйнштейна. Нам казалось, что прошло полчаса, тогда как на самом деле – половина дня. Настроившись друг на друга, мы теряли связь с действительностью. Однажды Нина оставила суп на плите. Нам очень повезло, что дело не закончилось пожаром, и мы потеряли только кастрюльку, у которой прогорело дно.

Но сегодня игра не зашла. Превращение в монахиню не могло сравниться с простой «угадайкой». Поэтому я второй раз за вечер решился пойти против правил. Закрыл глаза и представил милую обнажённой. Ещё секунда и…

Неожиданно откуда-то потянуло серой, но специфичный запах быстро перебил горьковатый аромат кофе.

– Доброе утро, милый, – неожиданно пропел нежный голос над моим ухом.

– Утро? Нина, почему утро? – пробормотал я и проснулся.

Чудо оказалось сном. Это просто сон.