Kitobni o'qish: «Золотые пилигримы»

Shrift:

Иллюстрации в блоке – Андрей Иватько, член Союза художников России

Дизайн обложки – Антон Дирижаблев

Консультант – генерал-лейтенант Коржаков А. В.

* * *

Это криминальный триллер, четко существующий в своей нише, или большой русский роман? А кто сказал, что на этом этапе развития русской словесности нельзя совмещать и то и другое? И еще многое. Конечно, триллер перед нами классный. Притом написанный не из кабинета, не из пресловутой башни из слоновой кости, а будто из самой жизни беспокойной России слома веков со всеми ее особенностями. Их автор, кстати, воспроизводит очень зримо, видно, что он знает или хорошо изучил то, о чем пишет, видно, что его персонажи – живые, реальные, а не картонные. О них не перестаешь думать и после прочтения…»
«Литературная газета»

«…Ты как-то безоговорочно веришь автору – о чем бы он ни говорил. Никаких натяжек и натужности. Никаких неестественно хороших или устрашающе плохих героев. Перед вами – просто люди, вылепленные из разного вида теста, и по оригинальным рецептам. И мотивацию их самых дурных и хороших поступков можно понять, сожалея о ней или делая на нее скидку. Эта редкая для детективного романа естественность подкупает и пугает – как может иной раз пугать правда…»
«Вечерняя Москва»

«…Книги Остапа Стужева изобилуют яркими детективными сюжетами, из которых сложно определить, что происходило в реальности, а что является фантазией автора. Где грань между правдой и вымыслом?..»
«Сноб»

…Don’t let anybody kid you. It’s all personal, every bit of business. Every piece of shit every man has to eat every day of his life is personal. They call it business. Ok. But it’s personal as hell… And you know something? Accidents don’t happen to people who take accidents as a personal insult.
Mario Puzo. The Godfather

…Не позволь никому одурачить себя. Это все личное, каждый нюанс бизнеса. Каждый кусочек того дерьма, с которым человеку приходится сталкиваться ежедневно, это все личное. Они называют это делом. Хорошо. Но это все такое же личное, как место в аду… И знаешь еще кое-что? Случайности не происходят с теми, кто принимает их как личное оскорбление.
Марио Пьюзо. Крестный отец

Бриллиантовая сага

Остап Стужев написал настоящую криминальную сагу нового времени. Его роман «Золотые пилигримы» – это головокружительный калейдоскоп событий, со множеством интриг, тайн и сюжетных пружин. Действие происходит в 2012 и 2013 годах. Иногда автор позволяет себе реминисценции в прошлое, чтобы лучше объяснить ту или иную предпосылку действий героев.

Чем примечательна проза Остапа Стужева? Что выделяет ее из ряда других сочинений в авантюрном жанре? Что заставляет читать ее не отрываясь, замирая от достоверности происходящих событий.

Блестяще эрудированный, он пристально изучает весь антураж, на фоне которого происходят события. В книге нет ни капли шарлатанства, в центре повествования череда разнообразных махинаций, связанных с выводом денег из страны. Весь процесс описан Стужевым четко, во всех подробностях, но по ходу действия выясняется, что это история с множеством планов, где в единый клубок связано давнее ограбление в Антверпене, где пропала куча алмазов, с участием двух русских гангстеров, война колумбийских наркокартелей, ЦРУ и его глобальная программа по поддержке националистов из Украины. Именно исчезновение алмазов становится толчком для разворачивания событий, а также то, что часть грабителей были обмануты и остались ни с чем. От алмазов все стартует, они же играют ключевую роль в развязке. Так вот! Всю эту сложную конструкцию Стужев выстраивает безупречно логично, интересно и правдиво. И помогает ему великолепное знание материала плюс политическое и этнографическое чутье. Это проявляется в точных и обильно рассыпанных по тексту деталях. Один из его героев, цэрэушник Фишер, в прошлом культурист. Стужев очень внимательно относится ко всему, что связано с его образом жизни, ведь культурист строит свой день, питание совсем по-другому, нежели обычный человек. Исключительно гибко выписаны повадки и аксессуары героинь – от хитроумной секретарши в крупном холдинге Елены до любовницы загадочного криминального авторитета Магера Софьи Ивановой. В романе много топографии: тут и Москва, и Париж, и Колумбия, и Амстердам, и Кипр. В показе мест нет ничего случайного, никаких общих слов. В Париже сочно описаны дорогие рестораны, не забывает автор поставить одного из персонажей в зависимость от знаменитых парижских пробок при въезде в город. Большое внимание уделено описанию блюд, и это не просто смакование, каждая социальная группа имеет свои вкусовые пристрастия, что добавляет важные черты к портретам героев. Бережно и подробно описаны улицы и переулки Москвы; видно, что автор не представляет себе прозы без подробнейшей перспективы улиц и проспектов, без очарования ландшафтов, с которыми резко контрастирует ужас и жестокость происходящих событий. Этот художественный прием работает хорошо, создает объем и полифонию.

Несмотря на немалый объем, обилие историй, поворотов, четко прослеживается главная идея романа. Часто там, где деньги, блеск – изнанка человеческой жизни, а все бредни западных мейнстримных СМИ про свободу и демократию настолько лживы, что верить им может только умалишенный. В какой-то степени такой жертвой себя ощущает литовец Ян, ныне офицер НАТО, но живущий с травмой последствий национализма. Постепенно понимаешь, что многие мотивировки его поступков и жизненной стратегии как-то связаны со старой тайной. И это написано не в лоб, об этом догадываешься со временем, и эта догадка возвышает читателя, превращает его из наблюдателя в соучастника литературного действа. Политики в романе не так много, больше криминальная жизнь, но последняя сцена, когда освобожденный из тюрьмы снайпер отправляется на Украину, это не только политический воздух, которыми наполняются легкие прозаического текста, но и четкий намек на позицию автора. Именно с неопознанных снайперов на Майдане запущена цепочка трагических событий. Все наперебой обвиняют в этом Януковича и Россию, хотя тем, кто способен к минимальному анализу, ясно, чья это была работа.

Особо добрых слов заслуживает то, каких героев придумывает Стужев, какой фабульный гардероб из них составляет. Его герои – как планеты, вертящиеся вокруг солнца; они все завязаны в отношения, полны горизонтальных связей, и это позволяет читателю не заблудиться в них, а следить с интересом, как постепенно складывается полная картина, как американцы, колумбийцы, французы, русские, сами того не ведая, действуют по воле мощной пружины течения времени, стечения обстоятельств, чьих-то коварных замыслов.

Стужев великолепно знает, на каких трех китах держится выстраивание образов героев, – физиология, социология и психология. Для героев этого романа автор не жалеет ни слов, ни красок, чтобы описать их внешность, происхождение и особенности характера. Узнавая детали их жизни, а они пересказаны весьма подробно, мы осознаем, что привело их к той ситуации, где они оказываются, когда история, рассказанная Остапом Стужевым, только начинается. Сюжетные узлы, как водится в первоклассных остросюжетных романах, развяжутся лишь к самому финалу.

Деньги не приносят счастья, а все тайное всегда становится явным. Но есть те, кто тянет за нити жизни (таков один из главных героев Земцов), и если они держатся крепко, то обязательно заберут банк. Стужев блестяще выводит на страницах романа касту бывших советских партийных и комсомольских работников, сразу после крушения СССР записавшихся в «строители» новой России. Автор не делает из своих героев Робин Гудов, но умело показывает, что ничто человеческое им не чуждо, и в этой свой слабости они обретают, хоть и маленький, шанс на читательское сочувствие. Стужев пишет крупными мазками, двигает сюжет быстро, но иногда позволяет себе меткое сравнение, образ. Так, мне запомнилось выражение, что легче найти следы пиратских шхун на Гавайях, чем порочащие следы в биографии любимой женщины.

В общем, читайте эту книгу. Вы узнаете много нового и насладитесь лихо закрученной интригой. При этом перед вами будет классный художественный текст, детальный, образный и гармоничный.

М. А. Замшев,
главный редактор «Литературной газеты», Председатель Правления МГО Союза писателей России, Президент «Академии поэзии», член Совета по развитию гражданского общества и защите прав человека при Президенте РФ

«Золотые пилигримы» О. Стужева

Политический триллер, который нам представил автор, – уникален по своему содержанию, форме и сюжету. По сути, мы являемся свидетелями феномена в отечественной художественной литературе, которые еще только предстоит оценить критикам.

Жанр произведения О. Стужева во многом противоречив и не сразу поддается полной филологической идентификации. Внимательное прочтение говорит о наличии романтических, приключенческих, детективных стилей изложения этого автора. На страницах его книги мы находим изложение мыслей даже в форме пьесы, с обозначением прямой речи и указанием действующих лиц, когда автор неожиданно для всех заявляет о своих драматургических пристрастиях!

В этом и заключается новаторство О. Стужева, его пионерский подход к раскрытию замысловато построенного сюжета. Событийный ряд его произведения калейдоскопичен по своему содержанию во всех смыслах: и по хронологии, и по географии, и по охвату описания социальных слоев общества, которые сотканы в единую нить из жизненных путей героев.

Автор погружает читателя в мир реальных событий прошлого и современности и держит его в напряжении до последних строчек своего произведения, невольно заставляя волноваться в тревожном ожидании итога повествования.

Здесь все дышит загадкой и неопределенностью, и чем дальше уходит канва судеб главных действующих лиц, тем выше становится градус ожидания развязки сюжета.

Дружба и любовь замысловато переплетаются с ненавистью и предательством. Измена и искренняя преданность живут здесь рядом и с неожиданностью могут преподнести сюрпризы в своем развитии, давая повод читателю воспринимать это как парадоксы истории или рок судьбы.

Книга познавательна и интересна с лингвистической и исторической точек зрения. Речь испанцев, итальянцев, французов, немцев, русских, литовцев, евреев пестрит цитатами и языковым своеобразием на просторах Америки и Европы.

Мир бизнеса, спецслужб и госкорпораций затейливо переплетается с миром гангстеров, киллеров и наркомафии, придавая пилигримам О. Стужева своеобразную пикантность, порождая неподдельный интерес к их взаимоотношениям и судьбам.

Интрига сюжета, его своеобразие и неповторимая специфичность захватывают читателя, бросают его мысли из стороны в сторону, из одной страны в другую, из одного временного промежутка в другие времена и годы.

Переживая вместе с героями произведения их жизненные передряги, мы одновременно познаем и мир этих пилигримов, их ментальность и суть моральных приверженностей.

Контекст событий 1980–1990-х годов формируют типичные людские образы начала XXI века. Война в Афганистане, политика перестройки, развал СССР отражены автором как предтеча событий 2000-х годов и даже, в какой-то мере, вооруженного конфликта на Украине.

Социальная палитра триллера с обширной портретной галереей реально дает представление о скрытых, «теневых» сторонах российской действительности, которые постепенно формировали негативный потенциал и противоречивость в недрах общественного сознания.

По сути, в этом событийном круговороте читатель может опосредованно найти причины раскола в современных элитах, когда военное противостояние России и Украины ярко обозначили принципиальное различие между сторонниками и противниками развития общеславянской цивилизации в лоне единой идеологической парадигмы.

Книжный текст с простым и понятным изложением мыслей свидетельствует о широкой эрудиции О. Стужева в тех сферах жизненного пространства, в которых разворачиваются события триллера, а также о его лингвистических пристрастиях и профессиональных предпочтениях.

Окончательное осмысление текста дает возможность оценить его как произведение художественного формата на литературном поприще с далеко идущими перспективами синтеза различных жанров и многогранностью сюжета в стремительно меняющейся атмосфере событий.

А. И. Пожаров,
профессор МГЛУ, доктор исторических наук

Золотые пилигримы

Франция. Март 2011 года

Небо давно потеряло свою синеву, словно полиняв от солнца, слепившего им глаза. Они пробовали изменить позицию, но время работало против них. Маленький отряд, состоявший всего из трех человек, был собран наспех, и старшему так и не удавалось добиться беспрекословного и немедленного выполнения своих команд. Спешно переброшенные из Барселоны на Франш-Конте всего несколько часов назад, получив обычный для них приказ, они делали то, что могли в условиях почти полной дезориентации и абсолютного незнания местности.

Для одного из них, самого младшего, долговязого парня с допотопной базукой, прицел которой он безуспешно пытался приспособить поудобнее, это был отличный шанс проявить себя. Он не собирался его упустить ни при каких обстоятельствах и уж тем более из-за бестолковых действий старого дурня Хесуса, назначенного старшим их группы явно по недоразумению. Палец потянул за триггер, как только лимузин вынырнул из-за поворота, и в ту же секунду столб пламени сделал горизонт совсем белым.

– ¡Hostia! Que carbon eres, ahora no podemos ver nada ni nadie!¹ – говоривший злобно выплевывал слова прямо в лицо лежавшему рядом с ним длинноволосому верзиле, дрожащими руками растиравшему глаза от попавших в них газов.

– No veo, no puedo ver. Coño, ¡estoy ciego!² – всхлипывал тот в ответ, не обращая внимания на плевки Хесуса.

Третий боец, в таком же темно-зеленом спортивном костюме и беговых кроссовках, как и остальные, перестал пытаться хоть что-то увидеть сквозь оптический прицел и вопросительно посмотрел на вожака. Внизу, на автостраде, совсем недалеко, метрах в двухстах, черные клубы дыма застилали то, что по плану было его целью.

– ¡Dispara, dispara! Santos, leche ¡disarate una vez!³ – теперь почти кричал ему стоявший на одном колене латинос.

Нервно вытягивая шею, он приставил ладонь к козырьку бейсболки, как будто это могло помочь разглядеть что-то существенное.

– Soy francotirador, i eso tampoco es una metralladora, Jesus⁴, – говоривший отложил в сторону винтовку и, достав из сумки-грыжи маленький бинокль, пытался угадать хоть какое-то движение на краях огненного шара.

Но исправить что-то уже было невозможно. Если кто-то и остался в живых при взрыве, пламя, охватившее машину, неминуемо должно было поглотить всех внутри и вокруг. Хесус, тридцатилетний мачо, научившийся убивать уже в девятилетнем возрасте, презрительно смотрел на слепого, в панике щупающего свое лицо.

– Nos vamos⁵, – промолвил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к продолжавшему шарить взглядом по окрестности Сантосу.

Перекинув, словно тюк через плечо, продолжавшего скулить от боли и отчаяния парня, он побежал вниз по тропе, ловко разворачиваясь на каждом повороте и не обращая внимания на булыжники под ногами.

Снайпер, следовавший за ними налегке, более молодой и быстрый, уже примеривался, как их обогнать, чтобы, не теряя времени, завести спрятанное неподалеку авто, когда откуда-то сверху и чуть левее послышалось:

– Arête, arête, bouje pas!⁶

И сразу же раздались выстрелы, оборвавшие жизнь Хесуса и спасшие от лишних страданий обреченного слепого. Сантос метнулся в сторону, пытаясь втиснуться в расщелину и укрыться за камнем, но, получив две пули в ногу, сложил руки за головой и, стараясь не чувствовать раскаленного металла, выжигающего изнутри мышцы, замер в ожидании, когда ажаны подойдут и наденут на него наручники. Он был жив, и это было главным для него в эту минуту.

* * *

Москва, Россия. Осень 2012 года

Москва плавно заходила в зиму. Стоял конец ноября, уже выпал и растаял первый снег, и мокрый асфальт черных улиц поблескивал калейдоскопом льдинок, отражавшим еще не выключенные фонари городского освещения. Центр города постепенно заполнялся автомобилями. В окнах бизнес-центров и разных учреждений загорался электрический свет. Служащие, секретарши и их начальники, многотысячная армия менеджеров и торговых представителей всех мастей спешили к своим компьютерам. Живущие далеко обычно приезжали раньше тех, кто жил поближе. Системные пробки делали жизнь невыносимо изматывающей, и время на дорогу рассчитать было невозможно. Только коммунальщики и охранники никуда не спешили: одни жили там же, где трудились, другие дежурили сутками и, хмурые и недоброжелательные, стояли возле рамок за распахнутыми дверями, проверяя документы и сумки посетителей.

Лена убрала пропуск и, подождав вместе с остальными у лифта, поднялась на седьмой этаж, где обитали топ-менеджеры корпорации. Она, как всегда, чуть-чуть опаздывала и немного переживала, что ее непосредственное начальство в лице руководителя секретариата Паулины Фроловны уже на месте и, как всегда, ищет предлог для бесконечных придирок. Легкое опоздание было в порядке вещей, просто иногда начальство приезжало рано утром, и это всегда означало, что Паулине Фроловне накануне домой звонил генеральный и устраивал садистский разнос, не позволявший сомкнуть глаз до зари. Естественно, первую волну плохого настроения она выплескивала на секретаршу, припоминая ей вслух все, что та должна была сделать и не сделала. Этого всегда оказывалось недостаточно для серьезного недовольства: Лена была прилежна и ответственна, поэтому именно опоздание становилось основным предметом обсуждения. Потом, в течение дня, все постепенно успокаивалось, и следующий месяц или даже два Лена могла себе позволить немного задержаться. Тем не менее она нередко испытывала тревожное чувство перед дверьми приемной.

Приложив пластиковый ключ, она вошла и включила свет. Приемная, к счастью, была пуста, и, значит, у нее было достаточно свободного времени, чтобы переодеть туфли, подкраситься, повертеться перед зеркалом – словом, совершить необходимый каждой женщине ритуал перед началом рабочего дня.

Завершив столь важные дела, она включила компьютер и распечатала несколько файлов, после этого собрала бумаги и аккуратно сложила их в папку, на которой золотым тиснением было написано «Для совещаний» и, чуть ниже, «Генеральный директор И. В. Хайруллин».

Все делалось на автомате, это была рутинная подготовка к еженедельному совещанию. Появившаяся через несколько минут Паулина Фроловна немедленно развила бурную деятельность, распорядившись пригласить кучу дополнительного персонала, чтобы к прибытию Ильяса Валентиновича все было в полном порядке. И вправду, разве можно было представить такое важное событие без аккуратно расставленных бутылочек с водой, отдельно газированной и, соответственно, негазированной, стаканчиков, салфеточек и так далее и тому подобное. Первым в приемную прибыл начальник первого отдела, основной обязанностью которого было шлепать печати на бумаги внутреннего документооборота, определяя их значимость, а значит, и секретность. За глаза его называли не иначе как Сморчок из-за мелких черт лица и сильно выделявшихся морщин, идущих от носа к верхней губе. В довершение картины он носил толстый свитер, от которого несло ядреной смесью пота и табака. Сморчок, пользуясь привилегиями своего положения, курил прямо у себя за конторкой. Сегодня он был в отличном настроении. Заглядывая Лене через плечо, он шарил своим вездесущим взглядом по документам, лежащим на столе, не оставляя без внимания и разрез ее блузки. От этого занятия его отвлек главный технолог, явившийся в сопровождении директора по обеспечению. Снабженец заискивающе семенил рядом. Он был готов на любые унижения, лишь бы технолог продолжал согласовывать замены. Прописанные в технологических картах марки металлов всегда находились в дефиците и стоили сумасшедших денег. Меняя их на более доступные и более дешевые, снабженец увеличивал свое благосостояние ежедневно.

Игорь Низовцев влетел в приемную Хайруллина ровно за двадцать минут до начала, скинул плащ, пригладил волосы перед зеркалом. Он недавно сделал операцию по вживлению волос и теперь очень ими гордился, следя за тем, чтобы все выглядело максимально естественно. Игорь казался чуть старше своих тридцати пяти, но при этом не был лишен шарма, который с возрастом и деньгами незаметно приобретают все топы. Еженедельное совещание обычно начиналось в одиннадцать. Все участники старались подойти в приемную генерального минут на десять-пятнадцать раньше, чтобы поздороваться и присмотреться к обстановке, перекинуться парой ничего не значащих фраз и влиться в коллектив. Считалось дурным тоном явиться ровно к началу – лучше уж опоздать немного и, получив свою порцию публичного порицания, заслужить благодарность коллег за добровольно возложенную на себя роль громоотвода. Такое нелогичное и странное для наивного обывателя поведение было вполне естественным для этих людей, знавших цену аппаратной солидарности.

Низовцев поздоровался сначала со всеми, кто уже стоял в приемной, а потом с каждым в отдельности, вкладывая в рукопожатие то количество теплоты, которое соответствовало неписаной табели о рангах, принятой в их корпорации. А эта табель была отнюдь не проста: здесь двадцатилетний помощник зама по «не пойми чего делаем» мог стоять значительно выше седовласого начальника отдела. Как говорится, такой маленький, а уже принц! Отдельную порцию любви, выраженную бельгийскими шоколадками и обворожительной улыбкой, Низовцев подарил Паулине Фроловне и Лене, разговаривавшей с кем-то по служебному телефону.

Ильяс Валентинович Хайруллин сегодня, как, впрочем, и во все остальные дни, был безупречен. Манжеты белоснежной рубашки выглядывали из рукавов пиджака ровно настолько, насколько предписывали правила, седые волосы были зачесаны на косой пробор, а недорогие часы отечественной марки подчеркивали сдержанность и склонность к аскезе. Очень немногие, даже из посвященных, могли представить себе реальные размеры его состояния.

Проведение таких собраний Ильяс Валентинович считал краеугольным камнем управления. Он сам начинал свою карьеру после технического вуза, или, как это тогда называли, втуза, обыкновенным мастером в цеху. Утренние планерки, этот неизменный кошмар для всех, кому накануне удавалось крепко бухнуть, въелись в его память, как машинное масло вместе с металлической пылью въедается в кожу токаря-фрезеровщика. Он рос по служебной лестнице, нельзя сказать, чтобы семимильными шагами, но и на ровном месте не спотыкался. Вместе с властью и деньгами пришло и понимание скрытых от постороннего взгляда процессов, которые на самом деле управляли социумом. В течение двух часов он молча выслушивал доклады, отчеты и планы, иногда уходящие в такое необозримое будущее, что серьезно относиться к этому могли только люди, управляющие не своими активами. При этом он постоянно отмечал что-то в своем блокноте, о содержании которого слагался свой корпоративный эпос. Атмосфера собрания заметно оживилась, когда слово получил финансовый директор: год подходил к концу, неумолимо наступало горячее время платежей, закрывающих крупные сделки.

К удивлению Низовцева, схема проводок курируемого им контракта, подписанного в Бельгии весной этого года, не вызвала никаких возражений, и он немедленно насторожился. Точно зная, как относится к нему Хайруллин, он не питал никаких иллюзий, что изменения, предлагаемые им по офшорным компаниям, участвующим в сделке, не вызовут ряд вопросов. Полгода, пролетевшие с того дня, когда представитель Европейского банка развития Ганс Гофман предложил им дополнительное финансирование в сделке с американской компанией, готовой поставить им станки двойного назначения, внесли значительные изменения в его видение дальнейших перспектив от службы в корпорации. Низовцев готовился к сегодняшнему совещанию не один день, и ответы на любые вопросы были у него готовы заранее. Инженер Траутвайн и коммерческий представитель американской стороны Роберт Фишер находились с ним в постоянном контакте. Все изменения подтверждались объемной перепиской и поддавались логическому объяснению. Как следствие, любые возражения со стороны оппонентов неминуемо должны были быть разбиты.

Но возражений не последовало. Хайруллин, сделав какие-то пометки у себя в блокноте, только покивал и дал слово своему заместителю по капитальному строительству. Объемы вводимых в эксплуатацию площадей поражали своими масштабами, а их география охватывала почти всю Сибирь и Дальний Восток. Этот Клондайк был отгорожен для доступа большинства присутствующих незримой стеной понятийной иерархии, царившей в вотчине Ильяса Валентиновича, и поэтому слушать его было неинтересно.

Низовцев по привычке стал прикидывать, кого из сидящих сейчас с ним за столом ему следует всерьез опасаться, а кого можно считать своим активом. Расклад получался пока не в его пользу, хотя Сморчок давно был на его стороне, сладкая парочка из технолога и снабженца не вызывали у него особых опасений, но такие мастодонты, как финансист, главный инженер и еще несколько ключевых фигур в верхушке, составляли непоколебимый монолит. Намного проще было со средним звеном: его удаленность от распределения реальных благ измерялась галактическими расстояниями, и почти все шли на контакт. Единственным невзятым бастионом оставался маленький секретариат самого Хайруллина. И на это было несколько весьма веских причин. Несмотря на всеядность, Игорь Низовцев не мог представить себя в роли любовника Паулины Фроловны. Это выходило за любые рамки разумного. Лена, напротив, была бы весьма завидным и полезным трофеем, но отточенное чутье опытного ловеласа подсказывало ему, что он, мягко говоря, не в ее вкусе. Остальные сотрудники женского пола, возможно, были доступны и готовы к любым формам общения, однако их полезность в данном вопросе стремилась к нулю, и он с упорством отчаяния питал надежды на Ленину благосклонность.

* * *

Выйдя от Хайруллина, Низовцев еще некоторое время потолкался в приемной. Попытки завязать неформальный разговор с Леной ни к чему не привели, и он поспешил к себе в кабинет, где, заварив лошадиную дозу растворимого кофе, впервые задумался об уготованных ему перспективах. Его судьба складывалась непросто, знала и взлеты и падения, которые не смог бы пережить даже восстающий из пепла феникс.

Всего десять лет назад его инвестиционная компания «Русский альянс» наводила ужас на буржуев, окопавшихся в криво приватизированной недвижимости столичного региона. Он отбирал квадратные метры у правых и неправых, пока не позарился на кусок, оказавшийся ему не по зубам. Оперативные данные, собранные об очередном московском богатее, не учли значение всего одной переменной. Организация Низовцева, состоявшая из представителей самых разных культур и мировоззрений, ловко проникала в такие простые сообщества, как трудовые коллективы универмагов, магазинов сантехники и маленьких рынков. Когда они начинали искать подходы к каждому вновь всплывавшему на горизонте объекту, первым, чем интересовались его люди, было наличие реальной силы за спиной того или иного лендлорда. Так в насмешку на английский манер именовали они свою будущую жертву. Именно в тот раз кто-то из них ошибся, и, получив зеленый свет от местных ментов, они ринулись в атаку. Целью был некий Иванов, о котором придется рассказать отдельно, потому что его история, начавшаяся еще в годы горбачевской перестройки, не только занимательна, но и поучительна.

* * *

В самом конце существования СССР Миша Иванов дослужился до должности зама председателя исполкома одного из райсоветов столицы. Это было счастливое время, когда государство каждый день отдавало людям новые и новые свободы и при этом еще не началось тотальное обесценивание рубля. Про доллар «пипл» знал только понаслышке. Город еще не был поделен китайскими династиями ЦАО, ЗАО, САО и так далее. Коммунальные службы не засыпали улицы тоннами химикатов, превращая Москву в мрачное и угрюмое пространство.

Именно тогда, в конце восьмидесятых, несколько самых крупных магазинов на больших и красивых улицах района, в котором Иванов осуществлял власть Советов, были сданы в аренду кооперативам. Все директора этих предприятий ежемесячно приносили толстые конверты с советскими рублями в кабинет заместителя председателя исполкома. Используя довольно кривую, но надежную схему, он сделал так, что директорами магазинов, сдавших их в аренду малым предприятиям, стали сами директора этих малых предприятий. Когда неожиданно прозревший секретарь Свердловского обкома КПСС переехал в столицу и занялся расчисткой пространства для своей креатуры, Миша понял, что пришло время валить подобру-поздорову, и отправился в бизнес. Проведя выборы директоров в подконтрольных ему магазинах – конечно, с соблюдением абсолютно всех демократических процедур, – Миша Иванов окончательно закрепил свое господство на этих территориях. Все следующие годы, несмотря на изменения в формах и названиях, неизменным оставалось одно: де-юре и де-факто хозяином этих площадей оставался Миша Иванов. Прошла приватизация, началась и закончилась скупка акций и долей у миноритарных акционеров, с которыми никто не церемонился: не хочешь продавать долю – завтра проведем собрание и увеличим «уставник» или просто исключим тебя под надуманным предлогом. Иди потом жалуйся.

Иванов заматерел, стал тучным и просиживал целыми днями допоздна в своем новом кабинете. Райсоветов давно не существовало, и Миша хвалил себя за дальновидность, радуясь, что вовремя ушел на вольные хлеба. Он постепенно привлек к управлению своих дочерей. Правда, любимица Софья только делала вид, что вникает в дела, зато старшая дочка, Марина, вскоре стала его реальной помощницей, взвалив на свои плечи всю бухгалтерию: и черную, и для налоговой службы. Софью Михайловну больше интересовали путешествия – все лето она проводила на морях. По мнению отца и старшей сестры, Соня была «непутевая», и это если не переходить уже к совсем нелестным эпитетам. Ей купили вполне приличный по меркам того времени коттедж на Кипре, недалеко от Пафоса. С тех пор она почти все время проводила на солнечном острове, изредка наведываясь в Москву встретиться с подругами и походить по ночным клубам. В остальном жизнь его семьи была стабильна и приятна.

1.Ты конченый козел, теперь мы ничего не видим! (Исп.)

2.Я не вижу, я не могу видеть. Я ослеп! (Исп.)

3.Стреляй, стреляй! Сантос, стреляй ты уже! (Исп.)

4.Я снайпер, и это не пулемет, Хесус (исп.).

5.Уходим (исп.).

6.Стоять, стоять, не двигаться! (Фр.)