Белый негр. Поверхностные размышления о хипстере

(как однажды сказал мне один негр-бисексуал: «Старик, у меня так стоял на эту цыпочку, словно я только что отсосал у взвода морпехов»)

Именно на этом безрадостном фоне и зародился феномен американского экзистенциалиста — хипстера, человека, осознающего, что коль скоро общество вынуждено жить в страхе перед мгновенной гибелью в ядерной войне, сравнительно быстрой смертью от рук государства, выступающего в роли l'univers concentrationaire, или же, в противном случае, обречено на медленное умирание под воздействием удушающего всякий творческий или бунтарский порыв конформизма (навряд ли программы по борьбе с раком будут спешить с изучением степени вредоносного влияния конформизма на человеческий разум, сердце и печень), и если удел человека двадцатого века — жить в обнимку со смертью смолоду и вплоть до преждевременно приходящей старости, то единственным достойным ответом будет принять предлагаемые смертью условия игры, воспринять её как непосредственную ежеминутную опасность, устраниться от общества, отказаться от своих корней и отправиться в неизведанное, отдавшись воле бунтарских императивов собственного Я.

Человек – это прежде всего поток энергий и возможностей,

«Наши поиски бунтарей современности приводят нас к хипстеру – к этому поставленному с ног на голову enfant terrible . В духе своего времени он стремится отомстить конформисту исподтишка… У хипстера невозможно взять интервью, потому что главной для него задачей является держаться подальше от общества, которое, как он полагает, старается переделать всех под копирку. Он курит марихуану, потому что видит в ней источник опыта, не доступного «цивилам». На нем можно увидеть широкополую шляпу или костюм фасона «зут» 10 , но чаще всего он предпочитает не выделяться из толпы. Среди хипстеров можно встретить джазового музыканта, гораздо реже художника

Какого бы рода жизненный опыт не выступал в роли побуждающего мотива для творчества: любовь, насилие, секс, наркотики, семья, работа, утрата, смерть, поражения, победы или же нечто такое, чему не придает значения никто, кроме самого писателя, – он приходит в те редкие моменты, когда сознание оказывается на духовной развилке, и становится стержнем обновленного воображения.