Kitobni o'qish: «Когда твой герой – монстр»

Shrift:

1

Я не одиночка, как люди иногда любят говорить о себе, считая, что это прибавляет им в глазах окружающих какого-то веса, делает их интереснее. Одиночкам не нужны зрители. А мне же никогда не были нужны соратники, друзья, и больше всего я ненавидел те виды деятельности, которые требовали от меня становиться тем, кем я не являлся – кажется, это называется "компанейский человек".

– Ну же, давайте, разбейтесь на команды, мы отлично проведём время!

Вот только мистер Кёрч был не прав: нельзя хорошо провести время, если ты не желаешь контактировать с каждым из присутствующих. Разве того, что человек вынужден находиться со своими одноклассниками столько лет бок о бок, было недостаточно, чтобы остаток урока посвятить новой теме или отпустить всех пораньше, а не устраивать весёлые настольные игры?

– Так, что у нас тут? Берсерки? Есть! Так, вы с Брайаном и Эдди – Хилеры! Отлично! Начинайте сразу писать себе уставы, ориентируясь на выбранную ситуацию игры! Мародёры? О, почему-то я знал, что именно вы четверо и выберете их, только не усердствуйте, ведь эти мародёры добывают еду и ведут разведку, а не ведут себя так, как вы на день Всех Святых!

– Мистер Эванс? К какой команде решили присоединиться вы?

Страх. Мне удаётся уловить нотки этого отвратительного чувства. И я рад, что оно принадлежит не мне, но мне противно, что оно возникло из-за меня. Чужой страх ещё более неприятен, нежели собственный.

– Маги, мистер Кёрч.

– Это, конечно, замечательно, но ты же знаешь, что не можешь быть единственным участником команды, тебе надо примкнуть к кому-то из ребят…

– Я уже написал свой кодекс, но спасибо за предложение.

– Но Кристофер…

– Тук-тук! Я не помешал Вам, мистер Кёрч? Я занёс книги…

Бывают люди, которые одним своим появлением приносят свет. Уничтожают жуткие ночные тени, в которых обычно в разных страшилках, кошмарах и фильмах ужасов прячутся монстры. Именно таким человеком был наш учитель литературы.

– Да-да, здравствуйте, мистер Тейлор, можете положить их на стол.

– Сделано! И извините, что помешал вашей игре.

– О, мы ещё не начинали: мистер Эванс никак не может определиться с выбором команды…

– Могу. Я выбрал магов.

– Да, вот только больше никто не выбрал, поэтому…

– А, знаете, у меня как раз сейчас "окно", и я могу составить вам компанию, например, могу присоединиться к магам. Если, конечно, Кристофер не против.

– Я не против.

– Вот и отлично!

Я видел, как лицо мистера Кёрча снова стало расслабленным, будто только что на его глазах сапёр обезвредил бомбу.

Многие воспринимают меня так, будто я катастрофа. Но это неверно. Я просто старшеклассник, которого не интересует целый ряд того, что нравится большинству. И я не боюсь заявлять об этом. Хотя мне бы и не пришлось этого делать, если бы меня снова и снова не ставили в ситуации, в которых мне совершенно не хочется принимать участие.

– Ну, что тут у тебя с уставом, показывай!..

– Я не знаю, что ещё добавить в связи с выпавшей локацией, – я пододвинул исписанный листок поближе к усевшемуся рядом со мной мистеру Тейлору. От него пахло вербеной. Я был не против.

– Ну, одно ты указал точно: "постараться не умереть"…

– Я хотел сказать иначе.

– И как же?

– Ничто не истина – всё дозволено. Это значит, что в выпавшем мире можно быть монстром.

– Но ты изменил формулировку, я вижу – ты зачеркнул.

– Это потому что теперь я не один, теперь со мной Вы, и мне больше почему-то не хочется быть монстром.

– Как насчёт храбрости? Смелости? И чу-у-уть чуть безжалостности, но с условием, что мы будем убивать противника только в крайнем случае, идёт?

– А ещё можно убивать свои чувства. Так же – безжалостно. Чтобы не бояться.

– Можно. Главное при этом, Крис, не убить самое главное.

– И что же это?

– Человечность.

2

« – Ганнибал! Я прощаю тебя, Ганнибал. Я прощаю…»

– Но почему…

– Что почему, Крис?

– Почему… Почему Уилл дал ему уйти? Почему простил Ганнибала?

Наверное, стоило упомянуть ещё в самом начале. У меня есть проблемы. Да, они есть у всех, но вот только мои мешают мне взаимодействовать с людьми.

Говорят, есть люди, которые словно «открытые книги» (не я придумал это странное сравнение). Так вот, если передо мной положить одну из таких книг, я не смогу её прочесть. Даже если в ней будет шрифт, как в детском букваре – огромный.

Точно таким же – огромным – было и моё непонимание людских душ, их поступков, мотивов, взглядов, намёков. Особенно трудно мне давались именно намёки. А ещё юмор. И переносный смысл. И множество других вещей.