Kitobni o'qish: «Твои вены – мое жертвоприношение»

Пролог

… Вечна ли жизнь? – Она, поверьте, ищет ответ на этот вопрос даже дольше, чем стоило бы. Заперев свои надежды в долгий ящик и потеряв счет времени, что пробежало тихо, неслышно, прошмыгнуло за ее спиной, обратив ее счастливые беззаботные дни в прах воспоминаний, она заставила себя разорвать свою жизнь на две части. На две неравноправные половинки. Два несочетающихся осколка. Две противоположности. Прошлое… Настоящее…

Между ними – черная бездна. Тьма без краев. Вечность. Боль. Тоска. Кровь…

Многими вопросами о том, кто она, для чего живет, зачем вставляет палки в колеса Времени, она стала задаваться лишь тогда, когда внезапно оказалась… Здесь. Это место, которое приютило ее, – одну ее в целом свете, – так далеко от того, где она впервые увидела этот самый Свет, что она не напрасно четко разграничила свое существование на «до» и «после»… Всем так интересно бывает узнать, что же так располосовало ее век? – Значит, так тому и быть. Это не светлая нежная сказка со своим животворящим волшебством и огромным добрым миром. О нет, это что-то… Что-то… Что-то пронизывающее драной чернотой, что-то совершенно другое…

Много веков назад в скрытом полуночью лесу проживал один древний свободный народ. Существа этого народа были предрасположены к прекрасному от самого своего появления на свет, поэтому они видели великолепие в окружающей их природе и умели тонко чувствовать душу во всем, что бы ни привносило хоть каплю света в этот огромный мир. Народ этот владел сильной многовековой магией, которая не только скрывала творцов, коих рождал скрытый таинственный лес, но и помогала им на протяжении всей жизни, наделяя редким даром создания. Это был эльфийский народ. Испокон веков эльфы, прекрасные сами, распространяли свою безграничную магию, делая жизнь зарождающихся рядом цивилизаций светлее и ярче. Они верили в то, что если люди, поселившиеся рядом с ними через несколько столетий, видят те же звезды, в них тоже есть та живая искра души, какую можно уберечь от тьмы, чтобы потом укрепить магические нити…

Какие ассоциации возникают у вас, когда вы слышите слово «эльф»? – Наверное, первее всего, заостренные уши; изящество и красота; магия; природа; у кого-то, быть может, эльф представляется нежным пастельным цветом; у кого-то ассоциируется с мистическим великолепным зверем, каких принято считать эльфийскими компаньонами; кто-то думает о скрытом полупустом мире, наполненном цветами, облаками и рассветами; кто-то, быть может, вспомнил о перламутровых утонченных крыльях, ведь некоторые тоже любят пририсовывать такие… Сказок, мифов и легенд, касающихся славного народа, так много в человеческом измерении, что и не перечесть всех. Для кого-то это прекрасно… Но вот вряд ли кто подумал о том, что эльфы могут быть такими, как она.

Когда она бежала целеустремленно куда-то, все знали, что сопротивление бесполезно. Когда хотела забрать что-то – что лучше отдать это. Благодаря ней в лесу впервые за долгое время воцарилась могильная тишина. Больше не играли загадочные мелодии, больше никто не писал картин и не сочинял стихов. Казалось, что Жизнь и вовсе остановила свой ход сразу же, как она вторглась в этот лес…

***

– Я знаю, что ты здесь! – прошипела какая-то фигура в капюшоне, натягивая тетиву лука, слегка опуская оружие, чтобы ничем не выдать себя, и отступая за раскидистое дерево, крона которого заслоняла небо вполовину. – Больше тебе некуда прятаться!

Резные тени, которые бросало огромное дерево, подобно великану стоящее посреди леса, в лучах луны, не позволяли заметить силуэт хрупкого телосложения среди темных пятен. Сегодняшняя ночь выдалась на удивление ветреной, что тоже играло на руку, так как в шелесте невозможно было уловить тихое дыхание и шуршание развевающегося плаща. Цель, за которой фигура наблюдала уже на протяжении получаса, была легкой добычей: маленькая эльфийская девочка с длинными белокурыми волосами, светлой молочной кожей и яркими синими глазами, похоже, и не думала искать опасность в ночном лесу. Волшебное сияющее дитя было слишком доверчиво и наивно, чтобы серьезно воспринимать строгие запреты родителей, не велевших отходить от них… Или было еще совсем несмышленым, чтобы ощутить тревогу и значимость, в которые был действительно вложен смысл, а не пустой звук? – Тем проще. Это будет самая легкая добыча за последние несколько недель.

Фигура, стоящая за деревом, тряхнула головой, скидывая капюшон, мешавший определить точное местонахождение ребенка, и подняла лук, прикрывая один глаз. Это была хрупкая стройная девушка с голубовато-белой кожей, темными кругами под глазами и распущенными черными, как крыло ворона, волосами до пояса. Мертвенная бледность, а так же глаза, что сверкнули алой кровью в лунном свете, когда она вскинула голову, немедленно выдали в ней вампира. Вампирша перенесла вес на другую ногу, заставив темное длинное, как глухота безлунной ночи, платье всколыхнуться, и прицелилась, глядя хищными глазами на маленькую эльфийку. Та беззаботно прыгала через тонкие вытянутые тени, отбрасываемые молодыми деревьями, как через скакалку, и что-то тихо говорила сама себе. Сглотнув выделившуюся слюну, вампирша подалась чуть вперед, а зря: от этого незначительного движения неровная лесная почва, устланная сырым мхом, просела под ее сапогами, заставив споткнуться и случайно выпустить из рук тетиву. Стрела со свистом разрезала воздух и молнией пронеслась в сторону девочки, а вампирша, едва слышно чертыхнувшись, повалилась на колени.

Бархатную тишину леса нарушил пронзительный вскрик, и девушка зажмурила глаза, рывком вставая с чавкающей земли и стряхивая грязь с черных перчаток.

– Мерзавка! – отрывисто бросила вампирша, резко выдергивая из-за пояса кинжал. Мельком глянув по сторонам, она вылетела из-за дерева и вмиг оказалась на освещенной луной поляне.

Та, которая должна была уже стать мертвецом, воззрилась на незваную гостью с неприкрытым ужасом и зашлась визгом. Вампирша несдержанно выругалась и метнула в девочку, уже задетую ее стрелой ранее, острое лезвие. Секунда – и оружие вонзилось в ее горло, а по ее молочной коже и легкому травянисто-зеленому платьицу заструилась серебряная кровь. Маленькое тело задрожало, изогнулось, все еще борясь за последние секунды жизни, а синие глаза, уже уходя постепенно в туман, уставились ровно на застывшую фигуру.

Вампирша усмехнулась, приближаясь на шаг и садясь на корточки перед прекрасным эльфийским ребенком. Это дитя было так красиво, что могло сравниться, разве что, со звездою: будто бы сияющие изнутри фарфоровые нежные черты милого личика, ясные миндалевидные глаза с длинными белыми ресницами, светлые тонкие губы, едва ощутимо румяные на фоне остального лица, шелковые ровные волосы, которые серебрились, прямо как стекающая по ее шее кровь, пропитывающая одежду. Под последние хрипы маленькой эльфийки, девушка приложила к ее щеке один палец и чиркнула по коже, собирая немного переливающейся неземным светом крови, тонкой струйкой вытекающей из уголка губы. Вампирша поднесла к себе руку и слизнула кровяные разводы, от чего на ее лице расцвела довольная ухмылка. Она должна сдерживаться, чтобы выполнить то, зачем пришла. Ей не нужны новообращенные, пускай даже посмертно. Как-никак, именно эльфы – те магические существа, каких люди решили считать единственными магическими, а значит, от этой добычи не будет толку, укуси она ее сейчас, заполучая необходимый глоток волшебной крови, от одной мысли о котором подкашивались ноги и оглушительно стучало в висках. Нет, она не из тех, кому кровь необходима для жизни. Это лишь мимолетное желание, которое скоро отпустит ее. Но это желание ощутить покалывающую прохладу на губах и томительную сладость, все ярче и ярче раскрывающуюся с каждым новым погружением острых клыков в свежую остывающую плоть… Вампирша помотала головой, отгоняя непрошеные мысли, и распрямилась, разворачиваясь для того, чтобы поднять брошенные за деревом лук и колчан с оставшимися стрелами. Это стоит спрятать, дабы ничем не выдать себя еще промышляющим здесь осторожным и пугливым эльфам. Она должна поймать их всех до того, как это сделают другие охотники, так что лучше замести следы сейчас, чем сожалеть потом.

Девушка взлетела на дерево так, словно бы эти ловкие движения ничего не стоили для нее. Повесив лук на шею и временно закрепив колчан на поясе, она раскинула руки в стороны и прошла по ветке, что ближе других росла к дуплу. Этот тайник, выгодно замаскированный густыми тенями и листвой, что не переставали быть надежным прикрытием, случись измениться ветру или времени суток, она обнаружила относительно недавно, но он уже выручил ее бесчисленное количество раз. Недалеким эльфам и в голову не придет искать здесь что-то подобное, значит, ее оружие никто не найдет. Как только лук и стрелы оказались в заветной гулкой темноте дупла, вампирша с той же легкой грацией опустилась на поляну, где лежала убитая девочка. Вновь подойдя к телу, девушка резко выдернула из горла эльфийки свой кинжал. Лезвие засеребрилось от обилия крови и засияло так маняще, что на этот раз вампирша не стала бороться с естественной, казалось бы, тягой и пробежала по нему языком, очищая от клякс. Разом выдохнув весь воздух из легких, которые, вопреки всем ожиданиям, работали точно так же, как и человеческие, она с наслаждением зажмурилась. Так жмурятся дети, уплетающие вкусное мороженое в знойный летний день. Так же жмурятся и те, кто, например, надкусывает сочный тропический фрукт, на секунду-другую отрешаясь от реальности и уходя в какое-то сахарное заключение яркого вкуса. Но вампирше нельзя было поддаться такой непозволительной более роскоши, как тратить стремительно убегающие вперед секунды, за которые ее легко могли бы вычислить конкуренты, так что она спрятала кинжал в ножны и повернулась к мертвой эльфийке. Даже сейчас, уже будучи мертвой и отстраненной от реального мира, та все еще истончала поднебесную шелковую красоту. Вампирша вновь протянула к ней руку, околдованная особыми природными чарами эльфов, и провела ладонью по ее светлым волосами. Нет в человеческом мире того, что могло бы хоть приблизительно описать ту удивительную небесную материю, из какой сотканы эльфийские волосы… На все это великолепие слишком легко купиться. Поэтому, наверное, люди, увидев творцов и магов, проживающих поблизости, решили не просто разделить эту магию со своими обладателями, но присвоить ее себе коварством, ложью и подлостью.

«Алчен земной человек к причуде эльфов,» – решила для себя вампирша, бросая перебирать белокурые локоны и возвращаясь мыслями к главному.

Только сейчас она не без досады заметила, что в лужицах серебристой крови уже прорастают цветы. Еще один ее промах! Право, что с ней сегодня? Если не поторопиться, то, как известно, все тело мертвого эльфа превратится в разные цветы, что точно привлечет внимание оставшихся собратьев этой девочки. Так что, чем считать Созвездия, вампирша вновь достала кинжал и отсекла эльфийское заостренное ухо. Путем проб и ошибок, она установила, что именно эта часть тела останется в своем первозданном виде до момента разложения. Так что это самое ухо можно без риска вычисления оставить здесь. Витая в своих мыслях, девушка не уследила за положением ножа и ненароком проколола себе руку. Ругнувшись под нос, она запустила порезанный палец в рот и тут же ощутила, как алая кровь, максимально приближенная к земной, скатывается единственной каплей вниз по пищеводу. Да, совершенно не то. Вкусно, но не утоляет жажды. Земная кровь больше безвкусная и тяжелая, она не пойдет ни в какое сравнение с зефирной серебряной субстанцией, курсирующей по венам эльфов.

– Хватит с вас на сегодня, – пробормотала с ухмылкой вампирша, пряча кинжал и запуская отрезанное ухо в темноту.

Пришла пора тела. Будь она сейчас достаточно далеко от сердца эльфийской территории, она бы, не задумываясь, отсекла бы голову девочки еще до того, как та испустила бы дух, слушая ее крики, приравнивающиеся к целебному бальзаму для ее черствой души. Но, увы, другие чудом выжившие эльфы были, если верить расчетам, слишком близко, так что вампирше не оставалось ничего, кроме как заняться обезглавливанием девочки в другом, более подходящем для этого месте. Вздохнув, девушка сгребла тело в охапку и помчалась через ночной лес подобно молнии, пробивая собой плотный ночной воздух.

***

Даже тогда, когда наступала ночь, жизнь в Лезертоне не затихала ни на секунду, поэтому для проживающих здесь охотников всегда было большой проблемой найти более тихий уголок для того, чтобы без свидетелей расправиться со своей жертвой. Для многих начинающих в этом деле как раз эта часть и была наиболее сложной, иногда даже невыполнимой. И действительно: большой город, готическим сгорбленным особняком подобравшийся зданиями – так подбирает лапы дикий зверь перед атакой – над Рекой, со своим бешеным ритмом и сумасшедшим бурным движением отпугивал многих, как отпугивает лук и острая стрела зазевавшегося лесного эльфа. Но для вампирши, обошедшей каждую улицу вдоль и поперек и знавшей каждый даже самый отдаленный уголок и закоулок, мостовая, начинавшаяся сразу за воротами, скорее приветливо моргала затухающими к трем фонарями. Из различных заведений, вроде тех кабаков и таверны, куда девушка захаживала исключительно для ознакомления со свежими вестями, доносились смех, оживленные разговоры, звон посуды и переплетающаяся с ними музыка, изредка прерываемая особо громкой руганью и грохотом; Река, окружающая город блестящим в свете луны кольцом, тихо плескалась о насыпные берега; где-то стучали по булыжникам улиц колеса, да гремели в своих излюбленных подворотнях нищие и попрошайки. Оглянувшись, вампирша перебежала площадь, посреди которой высилась статуя, окруженная аккуратно подстриженными кустарниками, деревьями и все еще издающими блеклый к восходу желтый свет фонарями, пролетела ураганным порывом мимо скамеек, на которых в дневное время всегда можно было встретить тот неприятный тип горожан, что любил выпытывать у случайных прохожих все, что только можно было бы произнести вслух, и переместилась на теневую сторону проулка, где уже потух огонь, освещающий мощеное покрытие. Никто не заметил ни черной метнувшейся фигуры в плаще, ни мертвого серебрящегося тела убитой эльфийского дитя. Превосходная чистая работа. Ухмыльнувшись, вампирша обежала взглядом оставшуюся за спиной пустующую площадь и уже хотела было идти дальше, когда услышала приближающийся шорох. Шуршащий звук доносился откуда-то спереди, из темного угла между заброшенным маленьким ресторанчиком, ныне пришедшим к виду довольно жалкому, и жилым домом, в котором в редких окнах еще теплились на подоконниках кривобокие растаявшие свечи.

Подворотня, куда свернула охотница, славилась своими враждебными темными обитателями, но для девушки, обладающей по своей природе великолепным ночным зрением, именно это место и стало тем укромным уголком, где можно совершить финальные превращения тела жертвы. Так что, без труда вглядевшись в темноту, вампирша увидела чей-то силуэт, лежащий на земле. Очередной нищий. Фигура, облаченная в грязные лохмотья, слепо приподняла голову и прислушалась к шагам охотницы, после чего, уловив ее присутствие, поползла к ней по земле, чуть слышно повторяя:

– Монету… Монету…

Забавно. Эти существа, обитающие в грязи, казалось бы, не стоят драгоценного времени и внимания «сливок», так сказать, но они – единственные как раз из тех, кто все еще считает охотников аристократией и относится к ним так, как следовало бы относиться всем остальным.

Девушка с отвращением отступила назад, не позволяя нищему прикоснуться к ее сапогам, а когда тот замер, кончиком обуви сбросила подранное подобие капюшона с его лица. Это была относительно молодая ведьма. Можно было бы подумать, что недурная внешность и побудила ее пойти попрошайничать, ведь случались дни, когда попрошайки получали больше, чем… Да даже чем элита охотников. Но один взгляд на растрепанные волосы, все те же лохмотья, в которых все-таки не было ни искринки чар, и неестественную худобу, и вампирша смогла подлинно сказать, что перед ней действительно голодающая бездомная. Низшее создание. Хмыкнув, охотница достала из потайного кармана в складке плаща червонец и бросила монетку на дорогу. Услышав звон, ведьма ринулась вперед, но тут же натолкнулась на других попрошаек, которые уже успели тенями выскользнуть на улицу в общей суматохе и присвоить себе ее добычу. В темноте немедля завязалась шумная потасовка, смотреть на которую у вампирши не было никакого желания. Взвалив мертвую эльфийку обратно на плечо, девушка уже продолжила было свой путь, но в подол ее платья вцепился какой-то старик, отчаяннее своей предшественницы крича:

– Монету! Монету!

Вампирша стиснула зубы и зарычала, пытаясь избавиться от прицепившегося попрошайки, ударив его, за что едва не поплатилась своим равновесием. Ситуация приняла нехороший оборот. Решительно нехороший.

Звон вынимаемого из ножен кинжала и знакомый пробиваемый воздух – все это прозвучало для вампирши как прекрасная родная симфония. Нож пролетел несколько метров по воздуху, вонзился прямо в грудь старика, и бродяга замертво упал на дорогу, застыв сиротливой тщедушной фигуркой. Другие нищие, увидев падение своего «собрата», тут же в ужасе разбежались по углам. Улица погрузилась в долгожданную тишину. Вампирша поискала глазами по теням, но не обнаружила никакого намека на чье-то присутствие. Значит… Подняв голову к ближайшему фонарю, точнее, к самому стеклу, за которым виднелся в луне косой силуэт угасшей свечи, девушка различила блеск красных глаз.

– Спускайся. Я заметила тебя, – с едва читаемой усмешкой в голосе устало произнесла вампирша, отступая немного назад и высвобождая небольшую площадку под самим фонарем.

На мощеную улицу тотчас спрыгнул высокий вампир аристократичной наружности. Его бледная кожа гармонировала с длинными ярко-алыми, как кровь, волосами, что были заколоты на затылке, а идеально выглаженная рубашка с воротником и галстуком не оставляли ни у кого сомнений, что перед девушкой появилось то дитя ночи, что принадлежит богатому клану Снеллиусов – вампиров, известных в городе своим вспыльчивым нравом и любовью к «игрищам».

Лестина и сама пару раз не по своей воле наблюдала за данным действом, когда полуживые эльфы по разные стороны арены боролись друг с другом за право жить, которое, впрочем, если уж быть предельно честным, отбирали даже у победителя. Люди, вампиры и другие существа, являющиеся горожанами и гостями сего представления, точно так же, как и в привычных скачках, могли делать ставки на тот подопытный номер, у которого, по их мнению, шансы выиграть были выше. Тем, кто сделает верный выбор, – то есть, проще говоря, если эльф сделавшего ставку участника выживал, – организаторы выплачивали золотые. Зрители громко кричали, бесновались и остро реагировали, наблюдая за тем, как их капитал либо приумножается прямо на глазах, либо необратимо пустеет, переходя в руки или лапы другому игроку и формируя некий «порочный круг» этой жестокой игры, в которой, увы, не было, нет, и не будет победителей.

Сидя в прошлый раз рядом с Вольмондом, вампирша чувствовала его нетерпение и желание разорвать в клочья всех, кто находился за той решеткой. Аристократ сделал ставку на малышку-эльфийку и не прогадал: ее мать благородно пожертвовала собой, давая дочери возможность проткнуть ее кинжалом, всей душой надеясь на то, что ее смерть не будет напрасной и ее дитя отпустят домой, в спасительный лес, где смогут помочь и защитят, раз сама она не справилась с этой ношей. Эльфы всегда были слишком наивны, что тогда, что сейчас. Охотница не могла терпеть этого щенячьего выражения их глаз, что смотрели на нее с каким-то сочувствием, когда она хладнокровно вонзала очередную стрелу в горло или в сердце, а потом добивала, если была необходимость. Они будто бы жалели ее, смотрели насквозь и видели ее нутро, ее суть, ее крест, который она обязалась нести до последнего вздоха, до того момента, пока не найдется тот, кто положит конец ее беспорядочной жизни, кто освободит ее от всех грехов и смоет кровь с рук. Но нет, это было просто невозможно: ее руки были по локти обагрены… Осеребрены той жидкостью, что была у эльфов вместо крови. И она каждый раз пила эту неземную кровь, что давала ей короткое успокоение, с такой жадностью, будто бы каждый раз был последним, а жажда… желание было непреодолимым…

Вампир по-прежнему стоял напротив, казалось, даже не заметив ее задумчивости, а может, лишь сделав вид. По его взгляду было сложно определить, о чем именно он думал. Лестина опустила взгляд чуть ниже и наткнулась на острые, будто наконечники ее стрел, клыки, которые сияли необычной белизной, подернутой едва заметным серебряным блеском в лунном свете. Этот факт мог означать только одно: вампир только что вернулся с «кормежки».

Окинув девушку внимательным взором кровавых глаз, которые, несмотря на ее принадлежность к тому же виду существ, смотрели точно так же, как хищник смотрит на загнанную в угол добычу, – еще одна причуда заносчивого клана Снеллиус – высокомерие, непомерная гордость и непризнание никого себе равным, – вампир усмехнулся и облизнул клыки.

– Один-один, значит. Ты единственная, кто может услышать меня даже тогда, когда я нахожусь в засаде, Лес, – тон Вольмонда стал похож на мурлыканье кота, который обнаружил целую банку сметаны и теперь с удовольствием поглощает лакомство.

Охотница резким движением выбросила вперед руку, не давая вампиру приблизиться еще больше, и сделала вид, что тянется за кинжалом, висящем в ножнах на поясе. Увидев это, наследник клана отступил на шаг, сохраняя дистанцию, и оскалился клыкастой улыбкой.

– Полегче, Лестина. Я понимаю, что ты очень рада меня видеть, но от такого приема я, пожалуй, откажусь.

Вампирша в ответ только фыркнула, но руку от оружия не убрала, напротив, схватилась за него всей ладонью.

– Еще раз так меня назовешь, – угрожающе прошипела девушка. – И твоему семейству придется раскошелиться на твои похороны. Мне плевать, кто ты. Для меня ты просто напыщенный избалованный эгоист, которому в этом мире все достается на белом блюдечке…

– Ну, вот всегда ты так, – начал было вампир, но осекся, наконец заметив, что лежит на плече у его собеседницы. – Ты, как я вижу, не с пустыми руками сегодня? Это хорошо, я как раз проголодался. Отдашь мне ее, как отнесешь голову в кеут? – в предвкушении вкусного раннего завтрака Вольмонд вновь облизнулся. – Не тяжело? Помочь?

– Уйди с дороги! – грубо прервала Лестина и, не желая дослушивать этого «напыщенного» по ее мнению придурка, развернулась и пошла прочь, мысленно прокладывая предполагаемую траекторию и дорогу до пункта назначения.

Вольмонд смотрел ей вслед и ухмылялся ее раскованности и бесстрашию. Во всем Лезертоне вряд ли нашелся бы еще хоть один вампир, который смог бы без усилий заткнуть его и проигнорировать слова единственного наследника и потомка клана Снеллиус, коего предпочитали опасаться. В то время как остальные робели при виде Вольмонда или сразу спасались бегством, эта вампирша при каждой их встрече давала ему отворот-поворот или залепляла пощечину, если он пытался резко приблизиться и напугать. Было в ней что-то такое, что отличало ее от других и заставляло молодого наследника постоянно думать о ней.

– Лестина, – обратился вампир к пустоте перед тем, как раствориться в ночном мраке. – Какая же ты все-таки стерва.

***

Дорога до кеута заняла чуть больше времени, чем охотница могла предположить. Хромота, которая дала о себе знать почти сразу в начале активной ходьбы, немного тормозила ее. Тело маленькой эльфийки было довольно легким, поэтому Лесли без труда перекинула труп на другое плечо и с ноги распахнула дверь, заставив находящихся внутри подпрыгнуть от неожиданности, пусть даже столь «эффектное» появление и не было чем-то шокирующим. Гоблин, который стоял за небольшой стойкой, забрал из рук вампира в очереди труп и швырнул на прилавок мешок, в котором зазвенели золотые.

– Взрослая особь, – пятьсот золотых, – пояснил «заведующий» и перевел взгляд на следующего охотника.

Лестина встала в самый хвост очереди, которая двигалась относительно быстро, достаточно, чтобы уже через несколько минут пропустить ее к стойке.

– Что у вас? – недовольно пробурчал гоблин, глянув бегло на труп, и по его морде расплылась уродливая ухмылка. – Вам не говорили, что мы принимаем только головы?

Охотница закатила глаза, но сохранила молчание. Поворчав, гоблин вытащил из ящика, находящегося под столешницей, огромный тесак и одним отточенным движением отделил голову от туловища, кинув второе прямо на вампиршу.

– Это нам не надо, так что забирайте! – рявкнул малоприятный тип, взвешивая голову в лапе.

Лестина глубоко вздохнула, стараясь не поддаваться охватывающему ее гневу. Каждый раз одно и то же. Сколько можно? Если этот недоумок еще и занизит цену, то девушка точно изобьет его до полусмерти, наслаждаясь хрустом хрящей и низким рычанием. Охотница уже успела представить, как ее руки обхватят зеленоватую шею и начнут душить, когда гоблин произнес:

– Молодая особь. Очень легкая – двести пятьдесят золотых.

Кожаный мешочек со звоном опустился на прилавок, и вампирша, подхватив его, сунула в потайной карман плаща.

– Следующий! – прорычал гоблин, протягивая руки, чтобы забрать у кого-то еще голову другого эльфа.

На улице мелко накрапывал дождь, заставляя охотницу ежиться и плотнее кутаться в накидку, пока девушка брела до соседнего дома. В этом месте она всегда покупала себе стрелы, самые быстрые, самые острые и качественные во всем городе. Здесь же она впервые приобрела для себя и колчан, куда стала позднее их складывать.

В отличие от кеута, в котором работала всевозможная нечисть наподобие гоблинов, орков и других непритязательных существ, в этом небольшом магазине владельцем являлся человек, что несколько упрощало не только всю ситуацию, но и даже элементарный разговор. Не по душам, конечно, но все же лучше, чем рычание.

В Лезертоне не было обыденностью примитивное название кабака или таверны, но вот владельцы продуктовых, скажем, или оружейных лавок напротив изворачивались, как могли, придумывая, или хотя бы стараясь придумать, креативные названия для того, чтобы зацепить глаз потенциального клиента. Вот и сейчас Лесли вошла в маленькую оружейную лавочку со «скромным» названием «Трофейная». Охотница хмыкнула, прочитав вывеску, и открыла дверь, оглушая звенящую тишину коридора мелодичным звоном колокольчика, висевшего над створкой, который, увы, сильно сфальшивил в конце. Похоже, его уже не поменяют, сколько бы времени ни прошло с момента первой установки.

– Добрый вечер. Чем могу помочь? – начал с традиционно заученной фразы продавец. – В нашей лавке вы можете найти самое лучшее оружие во всем Лезертоне. Что вас интересует? Наш ассортимент включает арбалеты, сабли, луки, кинжалы…

Пока он распинался и озвучивал весь каталог товаров, Лестина шарила взглядом по полкам, пытаясь отыскать нужные ей вещи. На стенах находилось столько оружия всех возможных видов, что у неподготовленных неопытных охотников часто разбегались глаза от такого количества вариантов, и бедняги получали выговоры за охоту при помощи клыков, так как сильное магическое поле лесных эльфов немедленно обращало их при малейшем прикосновении зубов. Словом, каждый мог найти себе подходящее оружие, «на любой вкус, цвет, назначение», как гласила нижняя часть вывески напротив входа.

– Меня интересуют стрелы для лука. Фирменные. Штук десять-пятнадцать будет достаточно.

– Стрелы – это в верхней секции. Секундочку, – человек взял высокую лестницу, приставил к нужному стеллажу и полез наверх.

Спустя минуту перед охотницей уже лежала дюжина новеньких хорошеньких стрел, которые она осматривала с благоговением.

– Колчан, лук? – вопросительно сказал продавец. – Или еще что-нибудь? Могу посоветовать арбалет.

– Не надо. – Отрезала девушка и кинула на стойку мешок с золотыми. – Этого хватит?

Человек торопливо высыпал содержимое и принялся пересчитывать. Насчитав нужную сумму, он распрямился и согласно кивнул.

– Можете забрать товар. Приходите, если что еще понадобится.

Лестина молча забрала стрелы и направилась к выходу, молясь о том, чтобы дождь на улице не разошелся еще больше. Однако если день с утра – в данном случае с ночи – начался неудачно, он должен закончиться таким же, будто бы стараясь напакостить как можно сильнее.

Выйдя на улицу, вампирша тяжело вздохнула и полностью завернулась в плащ, чтобы не промокнуть окончательно. Ливень хлестал по голове и спине, а девушка, с каждым пройденным десятком метров ускоряя шаг, стремилась добраться до своего спасительного временного убежища в лесу, где никто не будет страшен: ни дождь, словно бы старающийся затопить весь Лезертон, пуская по улицам ручьи дождевой воды, ни неудачный день, застигнувший вампиршу врасплох в самый неподходящий момент, ни гоблины, которых она сторонилась даже больше, чем Вольмонда с его шутками. День, казалось, так и не закончился, быстро перейдя в ночь, когда девушка долетела до леса и улеглась на теплый мягкий мох под корнями дерева, где невозможно было бы заподозрить укрытие, и сомкнула глаза, пытаясь провалиться в беспокойный сон. Навязчивые мысли, которых было непривычно много даже для нее, крутились в голове, подобно воронке торнадо, не позволяя ей сделать этого.

В идеале она должна бы затаиться здесь на день-другой, пока о ее существовании не забудут, после чего продолжать свое опасное дело, требующее особой осторожности, концентрации и полного контроля не только своих мыслей, но и своего тела физически. Слишком непросто сохранять свою секретность, когда единственное, что помогает тебе успешно охотиться, с тем же резко отличая и выделяя из всей толпы похожих друг на друга вампиров, держащихся одной большой лезертонской семьей, – это лук со стрелами, а достать их можно исключительно путем прямого взаимодействия с остальным миром. Лезертон – не настолько большой город, чтобы вести в нем распространялись так медленно, как им стоило бы. Это как раз та причина, по которой вампирша не живет в нормальном доме с нормальной крышей над головой, как бы ей этого ни хотелось. Для того, чтобы не вызвать излишних подозрений, которые и так имеют место быть в определенных вампирских кругах из-за ее постоянных внезапных исчезновений без следа и столь же резких появлений в черте города, она должна… Нет, буквально обязана жить в черной скромности. Конечно, она может в любой момент прекратить все это и поселиться по соседству с тем же Вольмондом, который, хоть и раздражает ее, постоянно предлагает ей приемлемые варианты обиталищ из своего огромного имения… Просто в лучшем случае все закончится отстранением ее от охотничьей элиты. А в худшем…