Kitobni o'qish: «Королевской поступью. Первый шаг императрицы»

Глава 1

Утренний сон прервался заполошными криками проснувшихся петухов.

– Когда из вас уже бульона наварят, – забралась я головой под подушку, пытаясь снова уснуть.

Но целеустремлённые птицы не умолкали. Ворвались и другие звуки подворья: мычание коров, гусиный гогот, людские крики.

– Это не графское имение, а дурдом какой-то, – проворчала, выбираясь из-под одеяла.

Прошёл месяц, как я жила в деревне. В тот вечер, когда император объявил о моей ссылке, вернулась в питерский особняк, рассказала о своём отъезде слугам.

Савелий Антипович и Лукерья Захаровна посокрушались и отправились готовить меня в дорогу. Мои земли и деревня Переделкино находились в двух днях пути от столицы. К родителям ехать не хотелось, как ни крути, они мне чужие люди. Потому и подалась в имение, оставшееся мне от мужа.

Со мной отправилась верная Варенька и Василий. Два дня мы тряслись по плохим дорогам, пока не завиднелась вдали, стоящая на пригорке деревня, там за ней был мой новый дом.

Селяне выбежали поглазеть на меня, Александра в имении мужа никогда не бывала, впрочем, он и сам был здесь редким гостем. Дородные тётки быстро выкатились на дорогу с положенным хлебом-солью.

– Барыня приехала! – Кричали мальчишки, оповещая всех о нашем приезде.

Кто-то из тёток подскочил к Василию, узнать моё имя, чуть не попав под копыта испуганной лошади.

– Добро пожаловать, Александра Николаевна! – Кланялись женщины и мужики, когда я вышла из кареты.

– Наконец, решили и нас навестить. А дом ваш в полном порядке. Следили за ним, как за своим, – бойко отчитывалась мне женщина лет пятидесяти, подвижная, с хитрыми глазами.

– Вот и хорошо, – ответила я после приветствия, – мы очень устали с дороги.

Переслушать разговоры было невозможно, потихоньку ретировалась к карете и забралась внутрь. Василий грозно крикнул на лезших к экипажу селян, щёлкнул кнутом и погнал дальше.

За деревней раскинулась, полная шёпота листвы, берёзовая роща. За ней и виднелся мой барский дом, окружённый хозяйственными постройками.

Василий остановил экипаж перед крыльцом, я вышла, осматривая свои владения.

Небольшой, по питерским меркам, двухэтажный особняк. По бокам от входной двери, как часовые, высились белоснежные колонны. Сам дом был светло-жёлтого цвета, с большой верандой, куда выходили двери комнат.

Управляющий, Захар Степанович, выскочил из приземистой опрятной избёнки:

– Барыня! Уж и не чаяли господ дождаться, – залепетал он, оправляя засаленную рубаху.

– Дверь-то отворяй, – гаркнул Василий, – чего Её Сиятельство на пороге собственного дома держишь!

– Сию минуту, – поклонился Захар и побежал к нам, на ходу перебирая ключи в большой связке.

Промаявшись возле двери минут пять, управляющий, наконец, открыл их и поклонился:

– Прошу вас, Ваше Сиятельство. Всё в полном порядке.

– Вот мы это сейчас и проверим. Сходи в деревню, найми повариху и прачку. Я останусь надолго. Кого ещё из дворни надо, пригляди, да ко мне отправь. Сама хочу с людьми поговорить.

Войдя, оставила двери распахнутыми, пусть проветрится. Вся мебель была укрыта белыми чехлами, поверх которых лежал толстый слой пыли.

– Говоришь, следили за домом? – Обернулась я к Захару.

– Так, всё в целости, – развёл он руками.

– Ну и на том спасибо. Не стой столбом, – поторопила его, – пришли кого из девок, пусть приберутся.

– Сию минуту, госпожа, – поклонился Захар и исчез.

– Куда вещи нести, Ваше Сиятельство? – Василий стоял в дверях, ожидая указаний.

– Поставь пока здесь. Я ещё не выбрала комнату. Варя, пойдём со мной.

Первый этаж занимала большая кухня с кладовой, несколько маленьких светёлок для прислуги, просторная столовая и кабинет. На втором расположились покои хозяев, похожие на отдельные квартиры. По правую руку один и слева другие. По центру – спальня для гостей.

Я осмотрела первые: обтянутые тёмно-синим шёлком с мебелью тёмного дерева.

– Мрачновато, – заметила я Варе, – явно под мужской вкус.

– Куда уж тут юной барыне, хандра хватит, тоска одолеет, – кивнула девушка.

Мы прошли во вторую половину дома. Тут было повеселей. Светлые стены были расписаны цветочным орнаментом, белая мебель, персиковые шторы.

В уютной гостиной стоял большой мягкий диван, рядом с ним ломберный столик. Из комнаты был выход на балкон, опоясывающий дом снаружи. Варя распахнула двери, запуская свежий воздух. Ветерок взметнул облачка пыли, и мы расчихались.

– Пойдём отсюда, – махнула девушке рукой, – пусть приберут сначала.

Погода на улице стояла превосходная, и мы решили прогуляться в роще.

– Василий, – окликнула я кучера, – проследи, чтобы отмыли всё побыстрей.

– Будет сделано, Ваше Сиятельство, – козырнул мужчина и впился недобрым взглядом в пробегавшего мимо управляющего.

Так и началась моя жизнь в имении. Захар привёл нескольких женщин из деревни, в помощь Варе взяла девчонку лет двенадцати, Машу. В кухарки выбрала дородную, кровь с молоком, женщину лет сорока пяти, Глафира или тётя Глаша. Она была одинока, дети давно выросли, муж умер. И с удовольствием согласилась переехать в усадьбу. Также пару женщин попросила приходить два раза в неделю, убираться в комнатах. Наладила свой быт и занялась тем, что вникала во все дела. Осматривала пашни, стада. Недалеко от деревни были прекрасные луга, и там паслись мои бычки и коровки. Красавцы. Шерсть лоснится, у коров вымя чуть по земле не волочится. Любо дорого глядеть.

Захар оказался хозяйственником не самым рукастым. Как мне удалось узнать, поговорив с деревенскими, по большей части заправлял всем бойкий сельский мужик, Никита. Он здраво рассудил: чем богаче хозяин, тем лучше живётся его крепостным. Вот и старался: следил за посевными работами, гонял за леность пастухов.

Мой же управляющий (спасибо новой кухарке, которая просветила меня обо всех людях), любил за девками ухлёстывать, да самогон дегустировать. Об этом я знала и сама, мысли крепостных тайной для меня не были.

Однажды вечером пригласила Захара к себе в кабинет:

– Любезный, принеси-ка ты мне книги хозяйственные, где всё расчёты вёл.

Глаза мужика забегали, а в голове отчётливо читалось: «Вылезет всё на свет божий, как пить дать. Сказать, что потерял. Не поверит. Ещё Василия своего сподобит розог мне отсыпать».

– Так, – мне надоели наши переглядки, – давай мне книги. Знаю, что с ними всё в порядке. Врать мне не смей.

Для наглядности сформировала на ладони маленький, переливающийся магический шарик:

– Станешь юлить, мозги твои в кашу превращу, будешь потом сидеть на скамейке, пузыри пускать. Понял?

Захар побледнел, громко сглотнул:

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство. Завсегда за добром хозяйским слежу, будьте покойны.

– Не болтай. Одна нога здесь, другая там. Я жду.

С такими прохвостами, как Захар иначе нельзя. На голову сядут и понукать будут.

Книги мне принесли. Вот только в ценах на зерно, молоко и мясо я ориентировалась, примерно как трёхлетний ребёнок. Повздыхав над замусоленными страницами, взяла бумагу и перо и написала Лукерье Захаровне, чтобы выезжала в имение. Моя экономка наведёт тут порядок. В этом не сомневалась.

На следующее утро отправила Машу, помощницу Вари, в деревню за Никитой. Хотелось уже самой глянуть на этого «хозяйственника». Через минут двадцать, постучав, в дверь кабинета боком протиснулся дюжий мужичина. Под два метра ростом, в плечах косая сажень, рука, что мои обе ноги. На голове буйные кудри, такая же густая борода. Только глаза говорили о том, что богатырь по характеру добрый и не лишён интеллекта.

– Звали, Ваше Сиятельство? – Раздался густой бас Никиты. Таким в лесу медведей пугать.

Я перед ним выглядела пигалицей-недокормышем.

– Проходи. Расскажи, будь добр, как за хозяйством смотрел. Пашни оберегал и животину.

Никита замялся, а я увидела, что не хочет он очернять Захара в моих глазах, даже справедливо. Мужик нравился мне всё больше.

– Вот что, опустим проделки управляющего. Про то сама всё знаю. Ты только по существу говори, что делал, как следил.

Здесь я по-настоящему поняла, как замечательно быть менталистом. Во дворце, где каждый второй маг, чужие мысли не прочитаешь, а тут же, все как на ладони.

Мужик обрадовался, что стучать его не заставляю, и охотно поведал обо всём. Крестьянская хватка и рачительность были у него выше всяких похвал. Он помнил, сколько мер зерна собрали с того или иного поля в последние года, какая корова, когда отелилась, сколько приносят молока, какое количество сдали мяснику.

– Вот что, Никита. Ты грамотный?

– Нет, Ваше Сиятельство, – он переминался с ноги на ногу, сминая в руках засаленный картуз.

– Как же счёт ведёшь?

– Дык оно всё здесь, – постучал Никита по лбу и хитро улыбнулся.

– Поступим так. Я жду из столицы свою экономку. Походишь пока под её началом. Не хмурься, – одёрнула насупившегося мужика, – всё будет как прежде. Сам станешь и дальше за всем следить. Назначаю тебя своим управляющим. А Лукерья Захаровна тебя грамоте обучит и подскажет, как книги хозяйственные вести.

Никита довольно заулыбался:

– Это мы завсегда, барыня. Ой. Ваше Сиятельство. И счёт буду вести, как скажете, и за хозяйством следить.

– Сегодня же и приступай. Займись, друг ситный, моим подворьем. Глянь, какую птицу надо: кур, гусей. Не за каждым же яйцом в деревню бегать. Конюшнями занимается Василий, в его епархию не лезь. Остальное на тебе. Узнай у тёти Глаши, что ей по кухне ещё пригодится. Может, бочонки какие. Я здесь надолго. Соленья, варенья на зиму наготовить надо. Справишься?

– А то ж, – выпятил и без того обширную грудь Никита, – жаловаться вам не придётся.

И также бочком протиснулся в двери. Да-а-а, родит же земля таких вот былинных богатырей.

Лукерья Захаровна не подвела. Приехала спозаранку, не прошло и недели, сразу же взявшись за дела. Захара довела до икоты, пока проверяла все записи и считала траты с доходами за последние несколько лет.

Ей я и поручила Никиту, – женщина похмурилась, но потом всё же оттаяла, видя старания своего ученика-переростка.

А моя душа требовала деятельности. Сердце всё ещё болело. Разлука острой занозой постоянно напоминала о себе. Ночами мне снился Павел. И до сих пор губы чувствовали вкус его поцелуев.

В доме все теперь работали, как швейцарские часы, просто безупречно. Займёмся же деревней. Посмотрим, что мой двадцать первый век может предложить веку восемнадцатому.

Глава 2

Взяв в спутники Никиту, я ходила в деревню, хотелось получше узнать быт своих крепостных.

– Варенька, – этим утром решила осмотреть пашни, – неси мне штаны и рубаху.

– Госпожа, да где же это видано, чтобы барыня в портках ходила. Как мужик.

– Ты мне это говоришь каждый день, – рассмеялась я, – хватить спорить. Как, по-твоему, должна бродить по полям в платье с фижмами?

– И всё равно, – не сдавалась Варя, – надели бы крестьянское платье.

– Чем оно лучше? Всё одно, придётся юбку до пупа задирать. А так в штанах удобно.

Натянула одежду, обулась в высокие сапоги. Деревенские поначалу шептались за спиной, видя мой наряд, но потом попривыкли.

Никита дожидался меня во дворе:

– Куда сегодня прикажете, госпожа?

– А пойдём пашни глянем. Надоело по деревне бродить.

Ничего особенного в селении я не нашла. Обычный крестьянский быт, где моя помощь и не требовалась.

Мы прошли через посёлок и вышли к просторным полям, за которыми начинался густой ельник.

А на пашнях, ещё зелёная, невызревшая, колосилась рожь. Ветерок легонько поглаживал стебли, и поле напоминало волнующееся море, переливаясь всеми оттенками зелёного.

– Где вы держите плуги?

– Знамо где, – махнул куда-то в сторону Никита, – в амбаре.

– Пошли, хочу посмотреть.

Мужчина вздохнул и послушно потопал к деревне, откуда мы недавно вышли. Могу биться об заклад, он считает меня ведьмой, потому и слушает. Так бы уже давно дурную барыню послал, хоть ты ему трижды госпожа. Я замечала, каким взглядом Никита провожал меня, когда рыскала по деревне, вникая во все мелочи. Он-то считал, что барыне место на веранде: чаёк попивать, да лясы точить целыми днями. Самое господское дело. Ага. Не тут-то было.

Мы дошли до окраины селения и приблизились к большому сараю. Мой помощник отворил двери:

– Тут всё, госпожа, – пробасил он.

Прошла внутрь. Так я и думала. Пахали здесь по старинке, плугом с одним лемехом (прим. автора – острый наконечник плуга). Работа это невероятно тяжёлая. Тащить за лошадью соху, регулируя глубину борозды своими силами.

– Зови кузнеца. Будем новый плуг делать.

Никита уставился на меня так, словно на моей голове выросли рога.

– Господь с вами, госпожа. Разве это дело для барыни. Так ещё деды наши пахали. Нам почто менять?

– Зови, зови. Там посмотрим.

Мой новый управляющий вздохнул так, что заволновалась листва на деревьях. Однако спорить не стал и побрёл к дому кузнеца, что стоял чуть на отшибе, возле небольшого ручья.

Скоро они показались вдвоём, Никита шёл, размашисто жестикулируя. Жалуется, что ли, на моё самодурство?

Кузнец был под стать богатырю. Также широк в плечах, могучую грудь, наверное, вдвоём не обхватить. Кулаками вместо кувалды можно железо ковать. Его смоляные волосы были перевязаны очельем (прим. автора – повязка на лоб, которая удерживает от попадания в глаза волос чёлки и висков). Облик он имел суровый. Я немного струхнула даже.

– Поздорову, барыня, – поклонился кузнец.

– Здравствуй. Как зовут тебя?

– Никодимом люди кличут.

– Послушай, Никодим. Только прошу, сразу не возражай. Никита, вытащи, пожалуйста, плуг сюда.

Мужчина вынес на улицу орудие для пахоты.

– Смотри. Сейчас вы пашете как? Идёте за лошадью, таща плуг на себе практически. Правильно?

– Верно, – кивнул кузнец, – все это знают.

– А если, – я взяла прутик и присела на корточки, рисуя прямо на земле, – мы удлиним доску, к которой крепится лемех, и добавим второй. Погоди, не пучь на меня глаза, – усмехнулась, видя взгляд Никодима, – а в передней части, по бокам установим колёса. Глубину борозды также можно будет регулировать нажатием, но при этом соху не придётся тащить на себе. Как тебе такая идея? Сможешь сделать?

Кузнец долго рассматривал рисунок, что-то прикидывая в уме:

– Справлюсь, госпожа, дайте неделю времени.

Никодим мне понравился. Я видела, что он не осуждал бабские «задвиги», а воспринял всё сказанное, как руководство к действию, тоже загоревшись новинкой. Немногословный и исполнительный, всё, как надо.

Кузнец ушёл, бормоча что-то себе под нос. Мы же направились в сторону усадьбы. В деревне стоял какой-то непонятный гвалт.

– Что там случилось, ну-ка пойдём, глянем, – потянула Никиту за собой.

На широкой улице пыль стояла столбом. Деревенские мальчишки показывали на кого-то пальцами, всячески дразня. Собаки надрывались. Из окон высовывались удивлённые лица.

Подбежала поближе. Закрывшись руками от ватаги пацанов, по дроге брёл измождённый, худой мужчина лет пятидесяти. Длинные седые волосы трепал ветер. Одежда – рванина, еле державшаяся на теле, ноги босы. Автоматически переключилась на магическое зрение и замерла. Передо мной был сильнейший ритуальный волшебник. Как он оказался здесь, да ещё в таком виде?

– Никита, уйми их или велю всем розог дать, – крикнула управляющему.

Мужчине только стоило грозно нахмурить брови и мальчишки, присмирев, разбежались. На улице повисла тишина, даже собаки замолчали.

– Кто вы? – Подошла я к путнику.

– Здравствуйте, добрая госпожа, – поклонился он мне, – спасибо, что избавили от этих надоедливых хулиганов. Меня зовут Тихомир. Наверное…

– Как так? – Взяла мужчину под локоть, от голода он еле стоял на ногах.

– Долгая история, госпожа, вряд ли вам будет интересно. Подайте копеечку на хлеб, если не жалко.

– У меня есть другое предложение. Будьте моим гостем.

Нищий замер, как вкопанный подняв на меня изумлённый взгляд:

– Госпожа, вы вот так с улицы приглашаете незнакомого человека? Но… Почему? – В его глазах не было ничего, кроме недоверия.

– Вы не причините мне вреда. А мне просто хочется вам помочь.

Тихомир пожевал губами, буравя меня изучающим взором.

– Женщина с такими глазами не может лгать, – сказал он, наконец, – счастлив быть вашим гостем. Если простой нищий не обременит вас.

– Нисколько, – улыбнулась я, взяла его под руку и повела в усадьбу.

Сзади плёлся недовольный Никита, ворча про то, что некоторые барыни слишком добрые и тащат в дом кого ни попадя. Пропустила его брюзжание мимо ушей.

– Маша, – кликнула я расторопную помощницу. Та выскочила из кухни, дожёвывая пирожок, – вели баню истопить. Да подай сюда еды. Лучше бульона или супчика. И подбери что из одежды. Посмотри у барина в шкафах.

Девчонка, кивнув, умчалась. Я усадила смутившегося Тихомира на диван. Никита, бросив недовольный взгляд, пошёл к Лукерье Захаровне. Впрочем, скоро сама экономка появилась в гостиной.

– Ваше Сиятельство, не уделите ли мне минуту времени, – поджав губы, сказала экономка.

– Да, пройдём в кабинет.

Извинилась перед гостем, и мы вышли.

– Простите за бестактность, Ваше Сиятельство, – только войдя, начала распекать меня Лукерья Захаровна, – но вы действительно считаете, что приютить этого бродягу – хорошая мысль?

– Я понимаю ваше беспокойство. И скажу следующее, дабы развеять все сомнения. Во-первых, он хороший человек, попавший в беду. Надеюсь, мои способности менталиста не вызывают у вас сомнений? Во-вторых, Тихомир – сильнейший маг. А что это значит?

Брови экономки поползли вверх:

– Он… аристократ.

– Вот именно. И следует выяснить, что с ним произошло. Ты согласна?

– Извините, Ваше Сиятельство, мои поступки продиктованы только заботой о вас. Вы ещё столь юны.

– Я не так наивна, как тебе кажется. Но ценю ваше внимание. А сейчас, давай поможем нашему гостю. Вели приготовить для него гостевую спальню. Пусть Тихомир пока поживёт здесь. Тем временем постараюсь выяснить, кто же он всё-таки такой.

Маша принесла чистой одежды и полотенца. Никита проводил Тихомира в баню, побыл с ним на случай, если жар сморит гостя.

Отмывшийся бродяга заметно преобразился. В одежде моего почившего мужа он стал выглядеть солидней, несмотря на крайнюю степень истощённости. Тонкие черты лица, длинные пальцы, узкие ладони, явно не привыкшие к тяжёлому труду. Умный, пытливый взгляд серых глаз. Горделивая осанка. Ни дать ни взять – профессор.

Подали обед. Гостю принесли жидких щей. Я пригласила его к столу:

– Отведайте пока супчика, тётя Глаша, моя повариха, на них большая мастерица. Мясных блюд не предлагаю, боюсь, вам будет плохо. Сколько дней вы не ели?

Тихомир потупился:

– Я не помню.

– Ладно, оставим пока разговоры. Поешьте.

Бродяга за минуту слопал, всё, что было в тарелке, закусил пирожком и блаженно откинулся на спинку стула, поблагодарив меня.

– Могу я теперь узнать, откуда вы пришли.

Тихомир посмотрел на меня растерянным взглядом:

– Почти ничего не помню. Как туман в голове.

– Хорошо. Расскажите с того момента, что остался в вашей памяти.

– Очнулся в каком-то сарае, заваленном старым хламом. На отшибе неизвестного мне села. Люди прогнали меня. Так и скитаюсь по земле. Перебиваюсь тем, что подадут. Пробовал наняться в батраки. Только, кажется, ничего не умею. Всё валится из рук, как нарочно.

– Ваше имя. Оно настоящее? Его вы помните?

Нищий пожал плечами:

– Когда в первый раз меня окликнули, и спросили кто такой, оно само сорвалось с губ.

– Что знаете о магии?

Тихомир опять непонимающе взглянул на меня:

– Ничего.

– Вы не замечали в себе ничего необычного?

– Иногда мне казалось, что будто вижу возле людей всполохи света. Только, я думал, это после травмы в голове моей мутиться.

– Это вам не кажется. Всполохи – проявление волшебной силы. Вы и сам маг.

– Я?! – Тихомир встрепенулся, встал из-за стола, нервно зашагал по комнате, – разве такое возможно?

– Именно так. Мой дар – ментальная магия. И отчётливо вижу ваши способности. Они очень сильны. Вы опытный волшебник.

– Да?! – Гость остановился, нервно теребя полы кафтана, – все эти дни. Или месяцы. Бродил словно в тумане. Даже не до конца осознавая, кто я и где я. Иногда мне было так… Страшно. Умереть вот так под забором, словно блудный пёс.

– Повторюсь. Я менталист. Вы позволите заглянуть в ваше сознание? Возможно, смогу вам помочь.

Тихомир сложил руки в молитвенном жесте:

– Навсегда останусь у вас в неоплатном долгу.

– Но, не сегодня. Отдохните, выспитесь. Ваше тело, как и разум, крайне истощены. Вам надо набраться сил. Маша проводит вас в комнату. Располагайтесь, без стеснения.

Тихомир ещё раз поблагодарил и покорно пошёл вслед за девчонкой.

Мне не терпелось залезть в его мозги. Только это и правда может быть опасно в подобном состоянии. Подождём, пока гость окрепнет. А там. Я обязательно выясню, кто он такой.