Kitobni o'qish: «Орден Крона. Банда изгоев»

Глава 1. Самая важная мечта

Иверийская корона сверкнула золотом, высоко подпрыгнула и покатилась по истёртой поверхности блестящей монетой. Я поймала её ладонью, легко предугадывая намеченный путь символа Квертинда. Сейчас этот символ явно намеревался свалиться с края стола.

Тяжёлый лирн приятно охладил ладонь, и я попробовала золотой кругляш на зуб. Сомнений в том, что ломбардиец меня не обманет, у меня не было, но хотелось лишний раз продемонстрировать старику своё недоверие. Селован Минестл осуждающе фыркнул, чем вызвал мой самодовольный оскал.

– Фарфоровая статуэтка из Иверийского замка времён Мелиры, – буркнул он, доставая из-под стола тугой свёрток. – Нужно доставить госпоже Томсон. Полученные лирны отнесёшь в оружейную на Тифоньем бульваре, Помпозу Норму.

Я спрятала монету в карман, бережно обняла посылку и стрелой вылетела за дверь. Находиться в ломбарде мне не нравилось. Бородатый Минестл топил камин даже летом, поэтому в захламленной комнате стояла невыносимая жара. К ней добавлялась взаимная неприязнь с казначеем Ордена Крона, которая по мере знакомства только усиливалась, вопреки обещаниям Шенгу лин де Сторна. Впрочем, я уже знала, чего стоит слово этого господина, и больше не собиралась подвергать сомнениям его прямую ложь. Если бывшему генералу вообще удалось выжить.

После душного помещения прохлада города оказалась спасением. Тучи сковали небо, и последний день лета прыснул в лицо мелким дождиком. Мой светло-зелёный жилет моментально покрылся тёмной крапинкой. От нагретой за день мостовой поднялся пар с запахом пыли и мокрого камня, и я торопливо зашагала вдоль улицы, вдыхая летний аромат Кроуница. Совсем скоро дикий гранит покроется изморозью и одеялом тумана, но пока город ещё хранил в своей серой архитектуре остатки тепла, которыми я наслаждалась.

В самом начале каникул господин Минестл самолично явился в академию, распугивая кряхтением разленившихся рудвиков, и предложил мне работу. Я догадывалась, от кого ворчливый казначей Ордена Крона получил распоряжение обеспечить меня заработком, но напрямую спрашивать не стала. Как и отказываться: предложение было весьма кстати, учитывая моё финансовое положение на тот момент.

Уезжать из Кроуница мне не хотелось, поэтому каникулы я потратила на то, чтобы петлять по запутанным улочкам в поисках нужного адресата и вручать всякое барахло из ломбарда придирчивым состоятельным горожанам.

Работа оказалась, прямо сказать, не почётная, зато простая и доступная. И главное – хорошо оплачиваемая. Обычно в Квертинде доставкой пакетов занимались рудвики, но ломбардиец пушистой расе не доверял, вполне резонно опасаясь за сохранность дорогостоящих отправлений. Мне Селован Минестл доверял ещё меньше, но все посылки я доставляла в целостности, что выгодно отличало меня от лулукающих ушастиков.

За лето я неплохо изучила Кроуниц и теперь ориентировалась в нём почти так же хорошо, как Каас. Жизнь города пульсировала в сотнях узких серых проходов, просачивалась через дыры в полуразрушенных заборах, стучала дверьми сквозных лавочек, плевалась биением питьевых фонтанчиков и замирала в глухих подворотнях. Солёные морские ветра раскачивали фонари, вывески скрипели от стылых сквозняков, а колодцы нищих дворов хранили память о былых временах некогда легендарного веллапольского города.

Городские улицы стали мне родными, и я уже уверенно топтала брусчатку центра Галиофских утёсов, зная почти каждую выщерблину на своём пути. Иногда добиралась до нужного места по пологим крышам, что порой касались друг друга козырьками. Сверху было даже проще: прохожие не путались под ногами, а вид открывался превосходный. Казалось, отсюда можно легко дотянуться до вечно тусклого неба, которое даже летом редко радовало солнечной погодой.

Порой я задерживалась на каком-нибудь карнизе, рассматривая городскую суету и проживая чужую жизнь вместе с хлопотами случайного горожанина или ротозея-путешественника. Бывало, доставала кинжал, чтобы он словил летний блик и одобрил мой сегодняшний выбор незнакомца.

Да, я много вспоминала о Каасе. И он всегда был со мной.

У сувенирной лавочки сегодня была настоящая очередь из хмурых, как и сам город, коренных жителей – квертиндцы спешили приобрести свечи к ночи Красной Луны, что традиционно служила началом года и осени в нашем королевстве. Я насмешливо хмыкнула, потому как позаботилась о покупке заранее, припрятав пару свечей из ароматного медового воска.

Деньги у меня теперь водились, и по широкой мостовой вышагивали новые сапоги из бычьей кожи. Отличные, крепкие, на толстой подошве и с частой шнуровкой почти до колена. От такой обновки настроение моё было радостным, и я, насвистывая под нос знакомую мелодию, свернула в нужном мне направлении.

Харгидовая улица, на которой жила Эрика Томсон, располагалась ближе всех к академии, на самой окраине Кроуница. Это был тихий район с приличными домами, трубами канализации и цветами на подоконниках. Ветер здесь гулял особенно сильный, он подгонял пухлых рудвиков, спешащих по своим важным поручениям. Наверняка подобным моему.

Я вошла под широкую каменную арку, быстро оглядела тихий дворик, юркнула к нужной двери и постучала.

В глаза немедленно бросилась нить алых ягод, похожих на крохотные Красные Луны. Рябиновые бусы, призванные принести в дом благословение семи богов Квертинда, болтались не только на дверной ручке, но и обвивали круглобокий фонарь над входом, напоминающий переспелую тыкву. Должно быть, Эрика Томсон нуждалась в богах больше остальных. И уж точно больше, чем я.

Фонарь премерзко скрипел, почти как старик Минестл, возмущённый праздничным украшением и рваными порывами морского ветра.

Дверь открылась, и я натянула улыбку.

– Доброго дня, Юна, – женщина приняла у меня из рук посылку прямо через порог. – Проходи. Я сейчас.

Невысокая госпожа Томсон с тонкими бровями и жидкими волосами, сквозь которые просвечивала кожа головы, нырнула в тепло домика. Я последовала за ней, прикрывая за собой дверь.

В тёмном прозрачном облаке причёски знатной леди уже различались седые прядки. Несмотря на это, Эрика Томсон держалась достойно и выглядела очень молодо. Зрелый возраст на узком лице подчёркивала лишь мелкая сетка морщин вокруг глаз. Из-за огромного, непропорционально широкого рта я находила её похожей на жабу, но подчёркнутая аккуратность и прекрасно подобранные драгоценности всё же позволяли причислить госпожу Томсон к числу красавиц.

На шее женщины виднелась розоватая горлица, выдавая в ней ментора, а это и подавно вызывало у меня уважение к знатной леди. Я никогда не спрашивала, почему госпожа Томсон не живёт в академии, но догадка у меня была: зачастую дети аристократов стыдились присмотра своих менторов. А мейлор розовой горлицы – и подавно.

Хозяйка дома взмахнула полами шёлкового халата и взбежала по лестнице, изящно перебирая ножками в мягких туфлях. Я же осталась топтаться на пороге.

В последнее время мне доводилось бывать тут слишком часто: дом Эрики Томсон уже почти превратился в ломбард или, скорее, музей. Антикварные предметы искусства находили своё место в коллекции аристократки и были любимы не меньше, чем именное оружие – воинами. Стены были увешаны гобеленами и картинами разных стилей, специальные полки служили витринами для статуэток, сувениров и расписной посуды. На дальней стене висели маски веллапольских демонов – грозные и злые, словно ожившие легенды древнего княжества.

В свои посещения я успела тщательно рассмотреть диковинные вещицы увлечённой женщины и даже пополнить их ряды своими доставками. Полюбоваться здесь действительно было на что, но сейчас центром внимания в комнате был молодой парень, что казался не меньшим произведением магии Нарцины, чем окружающие его предметы.

Высокий длинноволосый блондин с тренированным жилистым телом развалился на широкой кушетке. Почти раздетый: на нём были только свободные летние брюки и тиаль с горящим внутри мечом. И парный знак соединения, конечно, который невозможно стереть или замаскировать иллюзией, – едва заметная летящая птица.

– Привет, Виттор, – бесцветно поздоровалась я, переминаясь с ноги на ногу.

Оуренский не ответил и отвернулся к окну, покручивая в руках уменьшенную версию боевого галеона. Отсутствие одежды его совсем не смущало, но я всё же стыдливо отвела глаза. Даже помимо его наготы, поводов для неловкости было множество.

Конечно, родовитый аристократ и лучший ученик факультета Омена, что в прошлом году приглашал меня на свидание в бестиатриуме, теперь полностью игнорировал моё существование. Дружба с сорокиной дочерью не шла на пользу его репутации. А сейчас мне даже показалось, что он особенно не рад меня видеть – Виттор выглядел взлохмаченным и нервным. Ещё и моё служебное положение унижало меня, но с этим стыдом я справилась быстро: любая работа лучше ленивого безделья. Я, в отличие от других, не клянчила деньги у своего ментора.

– Смотри, Виттор, какая прелесть! – показалась на лестнице госпожа Томсон, прерывая напряжённое молчание и осторожно потряхивая статуэткой. – Волшебная, тонкая работа древнего мага Нарцины! Возможно, она даже стояла в королевской спальне. Я давно охотилась за ней, в описях имущества Иверийского замка она фигурирует, как «Вальс в темноте». Какая интересная мысль заключена в этом образе! Иверийцы часто устраивали такое увеселение на своих балах. Жаль, что эти времена позади.

Я поёжилась от упоминания о династии, но фигурку всё же рассмотрела. Статуэтка из баторского фарфора выглядела, как обычная вальсирующая пара. От студентов с занятий магистра Банфик эти двое танцоров отличались только завязанными глазами. Заключенная в этом образе мысль не показалась мне интересной, но Эрика Томсон нашла её весьма волнующей. Глаза её возбуждённо горели, губы и щёки раскраснелись, лишив женщину привычной бледности. Должно быть, сегодня она не стала накладывать пудру.

– Она видела, как сжигают Иверийских правителей, – рыкнул Виттор, даже не взглянув на статуэтку. – Избавься от этой мерзости!

– Но… – начала его ментор, застыв на последней ступеньке.

– Но?! – неожиданно выкрикнул Виттор. – Эрика, ты будешь хранить это в доме?!

Женщина стушевалась, брови её поехали вверх, собираясь домиком. Она явно чувствовала себя пристыженной и даже на миг захотела вернуть мне посылку, но передумала и крепко прижала хрупких танцоров к груди.

Я же чуть не поперхнулась слюной от такого обращения с ментором. Попыталась представить, как я кричу на Джера, и немного развеселилась от этой картины.

– Виттор, – мягко проговорила госпожа Томсон, – эта вещица – такая же свидетельница смерти Иверийской династии, как и мы все. То, что она оказалась ближе нас к убийцам шестнадцать лет назад, не делает её мерзостью.

Госпожа Томсон тихонько подошла и протянула мне два тугих мешочка, набитых золотыми лирнами. Кажется, она даже попыталась мне улыбнуться, но тут же придала виду строгость, глянув на своего мейлора.

Я проверила Кааса на бедре, убеждаясь, что мне будет чем защититься от случайных разбойников, если они вдруг вздумают меня ограбить. От этого жеста Виттор вскочил, в два прыжка оказался рядом со своим ментором и рывком прижал её, точно так же, как она прижимала ту самую статуэтку со странным названием. Госпожа Томсон зарделась ещё сильнее и спрятала лицо на рельефной груди своего мейлора.

Мне тоже захотелось спрятать лицо, потому что глаза мои наверняка стали похожи на отделанные лазуритом блюдца из местной коллекции. Даже не знаю, что меня больше удивило: то, что Виттор пытается защитить госпожу Томсон от меня, или то, что это объятие показалось мне слишком интимным. Определённо, отношения Виттора с его ментором сильно отличались от тех, к которым я привыкла.

– Проваливай, – грубо рыкнул Оуренский, сообразив, что я не собираюсь устраивать драку.

Я поспешила убрать мешочки в разные карманы и спокойно поблагодарила леди Томсон, кинув осуждающий взгляд на Виттора. Не думал же он, что я буду нападать на беззащитную женщину прямо в её доме? По крайней мере, я постаралась придать взгляду осуждения, потому что на самом деле в нём было больше любопытства. Хотелось ещё раз взглянуть на странную пару, которая гораздо лучше подходила под описание «Вальс в темноте», чем статуэтка, которую я доставила. Неужели они не боялись осуждения? Может, именно поэтому Виттор спрятал госпожу Томсон подальше от академии и любопытных глаз?

Какое-то странное чувство царапнуло злой кошкой, ощетинилось неприязнью к непривычной нежности. Буркнув что-то вежливое на прощание, я выбежала в тесный ухоженный дворик. И порадовалась наползающему туману, что служил отличным прикрытием для горожан.

***

– Господин Норм! – крикнула я, пробираясь внутрь оружейной лавки. – Я принесла оплату от Селована Минестла!

Добралась я на удивление быстро, срезая путь через узкие проулки, больше похожие на коридоры из-за нависающих глухих арок. Сразу же вытащила оба звонких мешочка и бахнула на прилавок, за которым сейчас было пусто. Посетителей тоже не наблюдалось, и я с любопытством потрогала плотные брусочки из кроуницколя – редкого минерала с местных шахт. Красивый ряд удлинённых камней размером с мужскую ладонь начинался прозрачным, молочно-белым кирпичиком и заканчивался тёмно-зелёным. У прилавка обычно всегда собиралась толпа мужчин – все желали приобрести себе такой камень для заточки клинков. Я тоже желала, но обычно держалась на расстоянии, потому что пока решила ограничиться сапогами и подкопить сбережения. Сейчас же в оружейной было пусто и я смело поглаживала шершавые поверхности камней, пытаясь на ощупь определить самый грубый.

– Господин Но-о-о-орм! – громко повторила я, представляя звук заточки клинка об кроуницколь.

Оглянулась на увешанные оружием стены, что поблёскивали сталью в свете канделябров. На первый взгляд, всё было на месте. Витрины и стойки тоже выглядели привычно, ощетиниваясь лезвиями мечей, топоров, глеф и кинжалов. Изнутри кольнуло лёгкое беспокойство, возвращая меня в лабиринты Кедровок. Я даже начала испуганно озираться, но, к счастью, из каморки показался вполне живой и здоровый хозяин местного арсенала. Здоровый не только в прямом смысле: Помпоз Норм, владелец лавки, был похож на медведя – широкий, высокий, с огромными ручищами-лапами. Я бы наполовину могла поместиться в карман его грубого передника, если бы вдруг вздумала подражать сумчатому детёнышу с картинок книги о редких животных.

– А, Юна! – обрадовался господин Норм, пригибаясь под дверной аркой. – Ты очень кстати! Можешь задержаться, пока я буду пересчитывать лирны? Я не доверяю ломбардийцам: весьма жуликоватый народец! Ох…

Он потёр рукой ушибленный лоб, которым всё-таки задел проход, и виновато втянул голову в плечи. Пересчитывал лирны господин Норм обычно очень медленно, но меня это только радовало.

– Я тоже ему не доверяю, – искренне улыбнулась я. И добавила: – Вы ведь знаете, что я обожаю задерживаться у вас.

– Хе-хе-хе, – довольно засмеялся огромный мужчина и махнул рукой: – Знаю, что тебя интересует. Можешь попробовать любой.

Я убедилась, что господин Норм заметил мешочки, и развернулась к стойке с луками. Прошлась вдоль ряда изогнутого оружия, поглаживая почти каждую рукоять. Некоторые луки господин Норм изготавливал сам, другие привозил из разных концов королевства. Новые, пахнущие деревом и краской, с пока ещё идеально гладкой тетивой, они были для меня предметом поклонения. Надо отметить, что арсенал академии имел в своём составе образцы ничуть не хуже, чем выставленные в лавке «ОружейНОРМ», но я всё равно каждый раз восхищалась, доставляя заслуженными комплиментами удовольствие нам обоим – мне и владельцу этого богатства.

За спиной зазвенели лирны, когда я застыла перед длинным кейсом, устланным изнутри мехом. В его пушистых объятиях покоился незнакомый мне лук, украшенный насечками и золотой инкрустацией. Полностью металлический, совершенно новый, он призывно манил мою ладонь хищным профилем чёрной рукояти. Она перетекала в изумительные изгибы плеч, идеально плавные и тонкие. Я ещё ни разу не видела такого красивого оружия.

– Господин Норм! – я нетерпеливо развернулась на пятках. – Господин Норм! Он прекрасен! Лучшее из ваших творений!

– О! – отозвался оружейник, бросая пересчёт. – Это не моя работа, увы. Такие материалы трудно достать в Кроунице.

Мужчина спешно подошел, словно боялся, что я могу похитить оружие. Честно признаться, такая мысль у меня мелькнула. Хоть и шутливая, но всё же довольно навязчивая. Видимо, она слишком явно отразилась на моём лице, потому что Помпоз Норм достал лук и бережно погладил его огромной ладонью. Даже начал раскачиваться из стороны в сторону, убаюкивая произведение оружейного искусства, словно ребёнка.

– Только сегодня приехал, сам не могу насмотреться, – промурлыкал он, обнимая оружие. – Карнеум – один из самых точных луков в мире. Таххарийская сталь и многослойное покрытие, устойчив даже в солёной воде. Тетива переменной ручной вивки с дополнительной нитью. Идеально плавное растяжение без сильных вибраций. Скорость полёта стрелы – до сотни шагов в секунду.

От перечислений достоинств лука у меня перехватило дыхание, и я даже по-новому взглянула на этот образец. Мастер, изготовивший его, явно знал своё дело. И самое главное – любил. Это было видно с первого взгляда на оружие, которое я немедленно нарекла своей новой мечтой.

– Потрясающе, – я завороженно наблюдала за ласкающей сталь широкой ладонью. – А что с его рукоятью?

Очень хотелось потрогать короткую ребристую поверхность со странным выступом, но я стеснялась прикоснуться к шедевру.

– Специальный внутренний прилив, – господин Норм всё-таки протянул мне оружие. – Ограждает запястье от повреждений и позволяет стрелять даже боком, положив лук на препятствие. Подержи его!

Я осторожно приняла из мужских рук творение мастерового гения. И почти замычала от удовольствия. На ощупь лук оказался ещё большим совершенством, чем на вид.

– Лёгкий, – коротко заключила я с рассеянной улыбкой.

– При длине в шестьдесят дюймов весит чуть больше дамского кинжала, – торжественно объявил довольный Помпоз Норм. – Это работа старика Карнеума, который называет созданное им оружие своей фамилией. После того, как подержишь в руках его лук, не хочется никакого другого. Я уже много лет не видел творений Карнеума, а это – совершенно новое.

– Не хочется никакого другого, – однозначно подтвердила я и натянула тетиву, что казалась продолжением моих пальцев. – Я полюбила его, как только впервые увидела. Сколько же он стоит?

– Увы, – мужчина со вздохом развёл своими ручищами, – он не продаётся. Специальный заказ из Лангсорда для одного важного господина.

– Для кого? – выпалила я, неохотно возвращая оружие в кейс.

И сразу же пожалела о своей торопливости. Захотелось снова схватить рукоять и убаюкать, как делал оружейник. Ну и вопрос тоже был лишним. Разумеется, я знала, что мне не дадут ответа.

– Имя я назвать не могу, – господин Норм вернулся за прилавок, подтверждая мои догадки. – Серьёзный и властный на вид господин. Хорошо разбирается в оружии.

Я неохотно поплелась следом, стараясь не кидать слишком жадные взгляды на чужое счастье, что покоилось в своей меховой колыбели.

– Ещё бы, с таким-то заказом! – однозначно хмыкнула я.

Оружейник уставился на лирны, словно впервые их увидел. Я тоже опрометчиво забыла о деньгах, пока рассматривала Карнеум. К счастью, воришки редко заглядывали в лавку, так что лирны остались нетронутыми.

– Должно быть, коллекционер, – протянул Помпоз Норм, задумчиво перебирая монеты. Между внушительных бровей мужчины залегла сосредоточенная складка. Было похоже, что простой счёт доставляет ему некоторые трудности.

– Как он выглядел? – уточнила я, пытаясь нарисовать в воображении хозяина своей мечты.

Почему-то перед глазами встал Господин Демиург. С момента получения письма я не встречала его больше ни разу и даже не получала весточки. Не считая предложения работы от Минестла. Пожалуй, создатель Ордена Крона внешне походил на коллекционера – конечно, если принять на веру, что именно он был тем представительным господином, которого я видела с консулом Рутзским. Его лица с появления в Фарелби я почти не помнила – только жуткие разноцветные глаза.

– Юна, – серьёзно и как-то обиженно ответил господин Норм, – обычно я не разглядываю мужчин.

Я вздохнула и с досадой оглянулась на совершенный лук, который был предназначен для стрельбы из любого положения. Держать такое оружие в кейсе, пусть даже самом мягком и роскошном, казалось мне настоящим кощунством. Расстроившись, я даже начала постукивать сапогом по полу, в такт шёпоту оружейника, пересчитывающего лирны.

– Всё верно, – наконец заключил владелец «ОружейНОРМа» и протянул мне руку: – Рад сотрудничеству с Селованом Минестлом!

– А я не очень, – моя ладонь почти по локоть утонула в рукопожатии. – Но с деньгами у него всё в порядке.

– Доверяй, но проверяй! – погрозил пальцем господин Норм, прищуриваясь. – Кааса тебе заточить?

Удивительно: он иногда забывал, как зовут его постоянных покупателей, но имена оружия всегда помнил в точности. Сталь оружейник уважал больше, чем людей, наделяя даже короткий и самый дешёвый ножичек особым характером. Мне дико нравилось такое отношение, тем более что мой кинжал и правда обладал душой.

– Я им почти не пользуюсь, – пожала я плечами, направляясь к выходу. – Так что он ещё острый.

– Как говорят таххарийские воины: «Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда», – с назидательным видом протянул оружейник. – Я бы добавил, что точить его тоже нужно всегда.

Я много раз слышала эту знаменитую присказку в исполнении господина Норма, поэтому лишь согласно хмыкнула. Так он обычно рекламировал кроуницколь, которым затачивал лезвия. Как ни странно, работало это прекрасно: посетители проникались простой мудростью и охотно выкладывали кругленькую сумму за уникальный кроуницкий минерал.

– В следующий раз, – кинула я, скрываясь за тяжёлой входной дверью. – До встречи, господин Норм!

Хозяин оружейной лавочки махнул мне на прощание тяжёлой лапой и отвернулся. Я же вынырнула в молочное море тумана, что разлилось вдоль Тифоньего бульвара. В нём невозможно было рассмотреть ни одной вывески, даже усиленной магией Мэндэля, но я прекрасно знала, где находится транспортная компания. Не удержавшись, я всё-таки кинула полный сожаления взгляд на проржавевший щит над входом в «ОружейНОРМ». Чужое счастье, о котором я могла лишь мечтать, дразнило меня своей близостью.

Нет предела человеческой жадности: чем больше мы имеем, тем больше желаем получить. Ещё год назад я и предположить не могла, что буду учиться среди богатых детей аристократов, стрелять из отличных боевых луков и числиться мейлори лучшего в мире ментора. А теперь мне хотелось большего. Не просто знатного окружения, но и их признания. Не просто отличный лук, а самый лучший. И быть не только мейлори, а… А кем? Я с силой шлёпнула ладонью по чёрному пауку, чтобы приглушить несвойственную мне алчность, и поплелась за капраном.

***

Квертинд – это традиции и наследие, как некогда заметила Надалия Аддисад. Это Иверийская династия с её странными загадками и величием, которое приводит в трепет жителей одним только упоминанием. Это магия семи богов, что живут в каждом воззвании, растворяясь в воздухе разноцветным свечением. Это странная смесь добра и зла, хорошего и плохого, простого волшебства и сложных случайностей. Это сказочный мир, щедро сдобренный кровью. И, как и кровь, этот мир пульсировал, растекался по артериям дорог, густел и сочился сквозь раны своей многолетней истории. Но во все времена, Древние и Новые, Квертинд начинался с его Красных Лун.

Точка отчёта, что прямо сейчас начинала двести десятый год, представлялась мне особым завершением истории, что длилась четыреста двенадцать дней краснолунного года, и началом какой-то новой, совершенно иной. А сама Красная Луна была окошком, узким глазком, сквозь который боги оценивали Квертинд, решая, какие ещё потрясения и изменения послать его жителям.

Бордовый диск наполовину выглянул из-за Галиофских утёсов, едва пробивая алым свечением густой ночной туман. Я усмехнулась: если боги и смотрели сейчас на меня сквозь кровавую дыру в ночном небе, то Кроуниц точно затруднял им видимость. Я полюбила этот город туманов, фонарей и диковинных легенд, такой же чужой для Квертинда, как и я сама, но всё же являющийся его частью. И он отвечал мне взаимностью.

Одинокая свеча дрожала пламенем в моих руках, отдавая дань памяти погибшим. Не только Иверийским правителям, как это принято у квертиндцев, но и всем, кого я потеряла к своей восемнадцатой Красной Луне. И хотя это была только вторая Красная Луна, которую я видела в своей жизни, у меня была уже личная, грустная, но всё же необходимая традиция.

Иверийская корона, которую удерживали статуи семерых богов, казалось, не отражала, а впитывала багряный лунный свет, поглощая льющуюся с неба благодать.

Я думала об отце, который так и не увидел меня студенткой академии. Я думала о матери, которая оставила мне такое странное наследство и погибла ради своей идеи. Я думала об узниках из Кедровок, которые навсегда застыли тенями в моём сердце. И, конечно, я думала о Каасе.

Тусклые свечные огоньки вспыхнули вокруг, выдавая присутствие обитателей академии. Студентов с каникул вернулось ещё совсем мало, поэтому зелёных жилетов было не больше десятка. Небольшая группа образовалась с другой стороны статуи – подальше от меня. Они тихо перешёптывались, зажигая свечи от пламени уже горящих и сверля меня взглядами.

На площадь высыпали рудвики под предводительством Эльки Павс. Плотный воздух наполнился плавающими в тумане огоньками, высокими и низкими, крупными и мелкими. И все они стекались туда, где не было Юны Горст. На площади перед академией собралось уже много людей и рудвиков, но я стояла одна под прицелом краснолунного света и горького презрения.

В толпе я заметила магистра Калькут: её освещённый крохотным пламенем подбородок выглядел зловеще. Даже она сторонилась меня, подчёркивая, что мне нет места на празднике памяти в честь правителей, которых убила моя мать. Я сжала в ладони тиаль, надеясь, что этот крохотный жест верноподданства докажет местным квертиндцам мою непричастность. Кажется, сделала только хуже: некоторые студенты брезгливо сморщились.

Ректор Аддисад стояла у входа, не двигаясь ни к одной из сторон. Вряд ли она хотела подчеркнуть свой нейтралитет – взгляд её был блуждающим и рассеянным. За лето мы виделись редко, но я успела заметить, что поездка в столицу сильно изменила ректора: она стала задумчивой, подавленной и какой-то обречённой, как будто в сильной женщине погас её лазурный огонёк. Даже сейчас она отрешённо вглядывалась в пламя свечи, словно могла увидеть там свою судьбу.

Я тоже перевела взгляд на трепещущий огонёк, пытаясь раствориться в нём мыслями, чтобы не видеть осуждения окружающих, несправедливого и очень обидного. Воск стекал тяжёлыми каплями, источая медовый аромат. Пламя свечи горело ровно, но вдруг дрогнуло, когда в него вторгся ещё не зажжённый фитиль. Я улыбнулась.

– Загадала желание? – Джермонд поднял горящую свечу и взглянул на Красную Луну, что уже вскарабкалась по ночному куполу и висела над нашими головами.

На площади стало тише, и поднятые к небесам лица студентов развернулись в нашу сторону. Мы с моим ментором привлекали внимание даже больше краснобокой виновницы торжества. Как будто именно ради нас собрались все присутствующие. К счастью, теперь это волновало меня гораздо меньше. Люди стали просто фоном, красивой живой декорацией, огоньками свечей, что мелькали в алеющем тумане вокруг статуи семи богов. Тишина, необычный свет и мерцание огня придавали ощущение таинства, тихого праздника. И теперь, когда ментор был рядом, я почувствовала, как меня заполняет торжественная радость. Багряное свечение отразилось в зрачках Джера, облепило его щёки. На удивление, гладкие и тщательно выбритые.

– Никак не могу выбрать, – призналась я, довольная тем, что больше не одна. – Оказалось, я мечтаю слишком о многом.

О том, что под Красной Луной принято загадывать желания, я узнала совсем недавно. В середине лета, когда мне только минуло восемнадцать, на нашем краю земли выдалась удивительная ночь с крупной, хоть и обыкновенно белой луной. Тогда мне впервые удалось поднять настоящий фонтан из комьев свежей почвы с помощью магии Ревда, и я без сил валялась в летней траве, щурясь от непривычно яркого лунного света.

Плато на вулкане вызывало неприятные воспоминания, но мой ментор настоял, чтобы мы туда вернулись и продолжили тренировки. То же место он выбрал не из сентиментальности, просто на Сомнидракотуле пока не встречались икша и там нам никто не мог помешать.

Когда же я, лёжа под освещённым ночным небом, уже начала предаваться грусти и печали, Джер улёгся рядом и рассказал мне о прошлом Квертинда. О том, что раньше первый день года был не днём памяти, а, скорее, днём беспамятства. До смерти Мирасполя и Лауны люди предпочитали забывать в эту ночь обо всём плохом: веселились, держались за руки, смеялись, напивались и загадывали желания, которые непременно исполнялись впоследствии. По крайней мере, квертиндцы в это верили – так же, как верили в своих богов.

– В прошлом году ты точно знала, чего хочешь больше всего, – заметил Джер, прерывая мои воспоминания. – Появилось что-то важнее этого?

– Не совсем, – я пожала плечами и оглянулась, убеждаясь, что нас никто не слышит. – Юна Горст теперь символ проклятия. Дочь убийцы Иверийцев. Мне ужасно не нравится эта роль. Вот и разрываюсь между мечтой снова стать всеобщей любимицей и желанием безнаказанно перерезать всех во славу Толмунда.

– Что побеждает? – усмехнулся ментор.

– Пока первое, – улыбнулась я в ответ. – Но это только начало списка. Оказалось, воевать с судьбой куда проще, чем со своими прихотями.

– В отличие от судьбы, проигрывать прихотям бывает приятно, – Джер приветственно кивнул ректору Аддисад, которая заметила его на площади.

– Ты ведь не благословил меня сейчас на кровавую бойню? – уточнила я, поправляя кинжал.

– В отличие от них, – он кивнул на настороженную толпу, – я знаю, что ты не способна на это. Даже с учётом моего благословения.

– Других идей по восстановлению репутации пока нет, – вздохнула я, оглядывая студентов. – Боюсь представить, как буду справляться с ними весь следующий год.

С приближением начала учёбы это беспокоило меня всё больше. Совсем скоро академия заполнится людьми, которые будут прожигать во мне дыру своей ненавистью. И ладно бы, если бы это ограничивалось только косыми взглядами и молчаливой неприязнью. Увы, я слишком хорошо изучила местные нравы, чтобы понимать очевидное: спокойно учиться мне не дадут.