Kitobni o'qish: «Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно»

Эти заметки имеют целью просто сравнить, что поддается сравнению, а не ставить оценки, где лучше.

Вместо введения

В октябре исполнилось двадцать лет, как мы живем в США. После описания моей жизни до отъезда из России в книжке «Моя наша жизнь» и ее небольшом продолжении, я искренне думала, что заметки об американском, хоть уже и длинном периоде моей жизни, будут массам неинтересны.

Многое про жизнь в Америке описано и даже издано почти в виде инструкций как например, в известном сборнике «Как выжить в Америке», что в какой-то степени полезно каждому и было полезно нам, но постепенно я поняла, что эти книги не отражают жизни в стране после того, как вы выжили.

Шоковые впечатления первого приезда в США, характерные для впервые приезжающих в США в девяностые годы, ярко описаны в 1998 году Владимиром Александровичем Антонцом, Нижегородским профессором и моим коллегой по работе в Международном Инкубаторе технологий, в его небольшой книжке «Остин». Однако это выглядит уже несвоевременным: кого сегодня удивит магазин размером в стадион, когда в Москве уже есть серия Ашанов и ИКЕА.

Мои начальные заметки с впечатлениями от американской жизни, которые с интересом нахожу в моих подробных письмах в Россию (начальный год работы на заводе оставлял мне много времени для писем и даже очерков в российские журналы) тоже отражали в основном вызывающие шок отличия и сегодня опоздали.

Однако мои доброжелательные читатели убедили меня в возможной полезности моих личных, длительных и уже не поверхностных впечатлений.

Мы приехали в США не как беженцы: не убежав ранее, я не видела причин, от которых надо было бежать именно в тот 1998 год. Как я писала ранее, у меня была прекрасная работа и жила я в полу-изолированном мире с полным ощущением полезности проводимого нами совместно с американцами обучения в АНХ российских ученых ведению малого бизнеса. Лихие девяностые затронули многих из моих друзей и сотрудников, но, к счастью, обошли нас с Юрой.

Приехали мы в США и не как эмигранты в надежде на лучшую жизнь: мы казались себе вполне благополучными, чтобы быть довольными тем, что есть. Приехали-переехали мы исключительно из-за сына и внуков, пряча от себя понимание, что им это совсем не нужно. С первого дня приезда меня ждала, пусть и неинтересная, работа, с надеждой (к счастью, сбывшейся) вернуться к специальности и занятиям всей моей жизни, поэтому в этой книжке не будет описаний таких важнейших и часто неизбежных для большинства приезжих проблем как борьба за существование, поиски работы и утверждение себя в этой непростой стране.

Мы и не подозревали, насколько рисковым был наш «благополучный» приезд, о чем я упомяну позднее, а поскольку все обошлось и все хорошо, что хорошо кончается, в целом настоящая книжка представляет собой заметки адаптированного жителя Америки, который постоянно сравнивает детали жизни в США и России с обидой или гордостью то за одну, то за другую страну.

Внешние различия останутся вне моего рассмотрения, поскольку они с годами уменьшались в нарастающем темпе: быстро растет число небоскребов в Москве, как и роскошных магазинов, которые отличаются от американских только более высокими ценами.

Что я пытаюсь делать, это сравнить типичные жизненные ситуации, как они выглядят в США и России, особенности поведения, социальные аспекты и общее биополе сравниваемых стран. При этом буду касаться только тех тем, о которых сложилось собственное мнение на основе личного опыта и впечатлений.

Так как я хочу быть доказательной, не могу избежать перечисления неких фактов или даже приведения справочных данных, что позволяет упрекать мои описания в неких чертах путеводителя. Однако, это мною собранный путеводитель и мною отобранные конкретные данные, именно из-за которых проникла уважением к некоторым особенностям местной жизни или испытываю то гордость то боль за Россию, в которой прожила три четверти моей уже не очень короткой жизни.

Как часто думаю, общие итоги сопоставления впечатлений похожи на «Женитьбу» Гоголя: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…». При этом я должна с сожалением предупредить, что американские впечатления чаще сопоставляются с моим опытом жизни в СССР и весьма ограниченным российским опытом: слишком редко и мало по времени бываем в России, чтобы адекватно знать, как обстоят там дела сегодня.

Поскольку в книжке будут ссылки на различные имена конкретных людей, поясняю: Валя – моя сестра, Миша – мой сын, Вероника – его жена, Анечка. Бен и Шарлотта – внуки, Ольга, Олег, Женя, Игорь, Жора – сотрудники Исследовательского Центра фирмы АрселорМиттал, где работала до конца моей профессиональной карьеры.

Заветный SS

Про российский Собес мы узнавали в первый раз, когда приходило время оформлять пенсию. Но и они узнавали тогда тоже про нас впервые. Мы приносили копию нашей трудовой книжки, справки о зарплате за пять или десять лет, а они как-то рассчитывали нашу пенсию, иногда с годами повышали ее то глядя на инфляцию, то на возраст.

В Штатах служба социального обеспечения, которую здесь называют социальной безопасностью (social security) стоит в начале и конце вашего существования.

Как бы вы не приехали в страну: имея грин кард, по рабочей или студенческой визе, или как беженец, вы не можете получать каких-либо денег, будь то зарплата, стипендия или пособие, не можете открыть счет в банке или получить водительские права, пока вас не «посчитали» («это не больно») – не выдали заветный SS номер социальной безопасности. Его присваивают и детям и приехавшим старикам. Вы должны сообщать этот номер по месту работы, банку, госпиталю, при заявлении на кредитную карту, но охранять от ненужного доступа.

У меня есть ощущение, что этот номер работает, как работала в старое время в мелких мастерских спица на круглой подставке, куда на одну ось накалывают, как некогда квитанции, всю про вас информацию, будь то текущий адрес и телефоны, зарплата, ваши налоговые отчисления на социальное обеспечение, все ваши кредитные карточки и регулярность погашения задолженностей, выплаты по кредиту за дом, случаи вождения в нетрезвом состоянии или аресты за хранение марихуаны.

Действует эта система безотказно. Например, я решила получить дополнительную кредитную карточку, какого-то магазина, где при наличии их карточки предлагают существенные скидки. Подошла к кассе, набрала мой SS и не успела отойти, как они уже знали, заслуживаю ли я доверия и на какую сумму кредита.

Так же выясняли наш кредитный рейтинг при покупке дома (это были времена нормальной тщательной проверки покупателей, которую, к сожалению многих, практически пропускали во время бума недвижимости). При этом не надо заниматься специальным сбором информации, достаточно запросить любое из трех специализированных кредитных агентств, которые в течение всей вашей жизни нанизывают на ваш номер SS перечень всех имевшихся и имеющихся ваших кредитов на машину, мебель, технику, сроки расплаты, число кредитных карт, случаи, когда для получения оплаты кредитор обращался к коллекторам и т. п. Они же, по известным им формулам, и определяют ваш так называемый кредитный рейтинг на данный момент.

Интересно, между прочим, что первый кредит, получить достаточно трудно, потому что еще неизвестно, как вы управляетесь с долгами. Каждый следующий кредит (то есть чем больше у вас потенциальных долгов) получить все легче и легче, потому что системе учета вашего поведения, собираемой по ключевому фактору – номеру SS, видно, как вы организованы.

Вы поступаете на работу, и с помощью этого же злосчастного SS номера могут всплыть случаи, когда вы, хоть бы и в студенческом возрасте, были задержаны за вождение в нетрезвом состоянии (эта информация хранится всю жизнь).

При этой системе пожизненного отслеживания ваших данных вам ничего не нужно собирать и предъявлять для получения пенсии: агентства социальной безопасности сами суммируют ваши зарплаты (разумеется, с учетом инфляции) за все годы работы и делят на тридцать пять – положенный стаж работы к пенсионному возрасту, что и является базой для расчета. Однако на каждый год известен существующий тогда максимум зарплаты, выше которой отчисления на соцобеспечение не берутся, поэтому максимальная пенсия достигается скорее стажем, чем очень высокой зарплатой. О пенсии подробнее поговорим позже, но когда наступил наш «пенсионный возраст» (тогда это было 65 с половиной лет, сейчас он постепенно растет до 67), служба SS начала ежемесячно присылать рассчитанные ими пенсии без всякого нашего обращения.

Нина и только

Когда начинаешь здесь жить и работать, новое начинается именно с этого – как тебя называют.

Я сформировалась как Нина Михайловна лет в двадцать пять. Стала небольшой начальницей, раздула щеки, ощущала, по-видимому, тяжесть ответственности на плечах, и помню, что так и представлялась при встречах: Нина Михайловна, хотя в ОКБ завода «Эмитрон» те сотрудницы моей группы, которые были моими ровесницами, еще звали меня на «ты».

В ЦНИИчермет я пришла в тридцать три. Мои аспиранты и подчиненные были моложе меня на десять, а с годами и на двадцать лет, и так сложилось, что независимо от их возраста все звали меня по имени-отчеству и на «вы». Нина Михайловна звучало длинно, и со временем ребята упростили эту длинноту до «Михална», и это настолько вошло в привычку, что и в моем присутствии, вызывая ко мне по телефону кого-то из других комнат, так и комментировали: «тебя Михална зовет».

Когда приезжала в США в гости или командировки, либо не общалась с американцами, либо встречалась с равными по возрасту или положению. В тех ситуациях обращение ко мне как «Нина» от профессоров в Остине или коллег на LTV не шокировало.

Если моих аспирантов и сотрудников в России я воспринимала как детей, хотя ровесниками Миши были только самые младшие из них как Оля Гирина, Боря Букреев или Витя Пименов, то в американской жизни мои подчиненные постепенно приближались к возрасту Анечки и годились мне во внуки.

И тем не менее в Америке я для всех стала только Нина.

Мои молодые техники на заводе Hana Steel, где я была менеджером по качеству, сразу называли меня просто Нина, и тогда я в душе улыбалась.

Когда начала работать на АрселорМиттал, стало совсем смешно. Мои бывшие сотрудники по ЦННИИчермету Оля Гирина и Олег Якубовский, что оказались снова в моем подчинении, давно знакомый Женя Поляк или сотрудник Жени Шура, Игорь Комаровский, знавший меня в Москве, даже под угрозой пистолета не могли бы называть меня иначе как Нина Михайловна – привычка, выработанная не одним десятилетием. Зато все остальные иначе как по имени называть меня не могли по определению.

По имени здесь зовут вице-президента компании Грега Людковского, по имени звали и бывшего генерального менеджера исследовательского центра достаточно пожилого Дика Сасмана, как и теперешнего Пинакина Чоубала, хотя оба по натуре существенно менее демократичны, чем Грег.

Знаю от Миши, что когда ему, тридцатилетнему, сразу после приезда в 1991 году его шестидесятилетний профессор Чикагского университета сказал:

– Называй меня «Боб», – Миша долго не мог себя преодолеть.

Потом привыкаешь, что так тебя называют и уборщицы, и двадцатилетние лаборанты, так называют за глаза, так обращаются рабочие в гараже – нет вариантов.

Если еще иметь ввиду, что в английском нет разницы между «ты» и «вы», то и любой малыш зовет меня на ты и просто Нина.

Иногда ДБ (наш начальник отдела, который приучил вех называть его инициалами) обращается ко мне как бы официально:

– Доброе утро, профессор, – и я чувствую себя шутливо возвращаемой в свою тарелку.

Нарочито учтиво «профессор» называет меня при встречах и профессор Питтсбургского университета Тони ДеАрдо, который помнит меня еще по приездам из Москвы, но мы оба понимаем, что это из другой оперы и выглядит как подарки цветов вне праздников.

Иначе, как «Нина», представляться уже и в голову не приходит.

Постепенно понимаешь, что и в этом есть важный элемент равенства. Если ты обращаешься к начальнику не иначе как Дик или Билл, то можно его уважать или не уважать, но тут нет места какому-то ни было пиетету, или того паче – раболепию.

И говорят, как пишут

Люди моего поколения помнят российско-американские телемосты, которые в конце 80-х вели Владимир Познер и Фил Донахью: впечатляющие импровизированные дискуссии представителей СССР и США в больших аудиториях. Не сомневаюсь, что тщательный отбор участников этих аудиторий производился с обеих сторон, но лично меня убивало косноязычие наших выступавших, бесконечные «вот», «ну», «ммм». «эээ», меканье, эканье, особенно досадное на фоне красноречивых и гладко говорящих американцев,

Частичное объяснение уменья гладко говорить американцев я увидела лично уже во время первого визита в США. В 1992 году мы с Юрой приехали в Бостон навещать Анечку. Она позвала посмотреть ее школу.

Похвасталась своей публикацией в школьном журнале. Что-то вроде тетрадки большого формата, размноженной на ксероксе (1992 год!). Мы прочли и были тронуты до слез неформальным рассказом о незаметном с виду однокласснике, играющем на фортепиано. Кончался этот небольшой рассказ весьма эмоционально: «Ребята, пройдут годы, и мы с гордостью будем говорить: А ведь мы учились с этим парнем в одной школе!»

Там были и другие написанные в свободном стиле заметки, но на нас этот журнал произвел особое впечатление, потому что Анюша училась в этой школе всего год, в специальном классе для учеников, для которых английский не родной (второй) язык. Так и называются эти классы «English-second language», в которых в течение одного-двух лет учатся дети, приехавшие из Мексики, России, Китая.

Аня позвала нас в класс, мы попросили у учительницы разрешения побывать на уроке. Тогда еще бабушки и дедушка, приехавшие в гости из России, были внове.

Мы обратили внимание на небрежность детей к верхней одежде: поскольку на уроки по разным предметам надо переходить в разные помещения, ученики тащили куртки с собой, бросали их тут же у входа на пол (общей раздевалки, по-видимому, не было). В большинстве школ существуют индивидуальные шкафчики, но тяжеленные рюкзаки с учебниками бедные дети все равно тащат из класса в класс.

Это был как раз урок английского. Учительница запустила им фильм про историю иммиграции. Там были и комментарии диктора и просто картины очередей на Статен Айлэнд, где происходили регистрация и медицинский осмотр въезжающих (в то военное и послевоенное время – преимущественно морским транспортом).

После окончания картины учительница стала задавать вопросы, общие и конкретные:

– О чем картина, которую вы сейчас смотрели?

– Почему люди разных стран стремились приехать в США?

– Почему США принимали и принимают людей из разных стран?

– Каковы требования к приезжающим?

К нашему удивлению, ребята, иногда запинаясь в английском, произносили длинные идеологически выдержанные речи.

Мы часто слышим критику несбалансированной школьной программы американского образования: В высшей (с 8-го по 11-й класс) математика – все годы, от алгебры до тригонометрии и высшей математики, английский – все годы, физкультура – каждый день, но всего один год на химию, один на физику, один на биологию. В 11-м классе ученик выбирает предметы в соответствии с будущими планами. Можно брать «продвинутые» предметы, отметки по которым зачитываются в колледже (университете), освобождая от слушания соответствующих предметов. Не могу судить: нет полной информации, школьное обучение внуков проходило без нашего участия. Но в чем я твердо убеждена на своем разнообразном опыте – это в том, что, возможно, американские дети и оканчивают школу без знания орфографии или, как некоторые утверждают, и арифметики, но чему их действительно учат – это говорить.

На уроках английского языка их учат пересказывать, писать сочинения и даже сочинять стихи в заданном стиле.

Формируется это умение говорить не только на «разговорных» предметах, но и в результате многолетней практики сдавать все контрольные, тесты, экзамены в письменном виде, часто в виде эссе на заданную тему.

Как и в наших сочинениях, эссе должно содержать введение, основную часть и заключение. Как-то после моего доклада на американской конференции, когда я, для экономии времени, сразу понеслась показывать результаты, Майкл Корчинский, которого знала по приездам в ЦНИИчермет, сделал мне замечание, которое запомнила на всю жизнь:

– Американцы так не привыкли. Сначала нужно объяснить, о чем вы собираетесь говорить, а в конце суммировать, о чем вы говорили.

Так велят строить и эссе.

Причем при поступлении в университет отбор осуществляется по школьным оценкам (с поправкой на рейтинг школы), результатам обобщающего теста АСТ (American College Testing) плюс как раз на основании впечатления от представленного эссе (я не уверена, что мы знали это слово в школьные годы).

Эссе пишется почти как устное выступление, доказывающее умение школьников ответить на поставленный вопрос. А вопросы бывают весьма разные – от простых вроде «Почему ты хочешь поступать в наш университет» или «Твои увлечения» до совсем не простых, вроде «Какой момент твоей жизни привел тебя к пониманию, чего ты хочешь в жизни» или «Самый трудный период твоей жизни», «Главный человек твоей жизни», «Как твоя семья повлияла на твой характер» и т. д.

Я тут посмотрела формулировки реальных тем, предлагаемых для вступительного эссе университетами, и буквально отпала. Приведу несколько:

– Уроки, которые мы извлекаем от преодоления препятствий, могут быть критическими для будущего успеха. Опиши случаи, когда ты встретил вызов, препятствия или потерпел неудачу, как это повлияло на тебя и какие ты извлек уроки.

– Опиши проблему, которую ты решил или хотел бы решить, будь то интеллектуальный вызов, исследование или этическая дилемма.

– Собака и кошка, кофе и чай, Великий Гэтсби и «Ловец над пропастью во ржи». Все знают, что есть два разных типа людей. Какие они?

Непросто писать такие сочинения, да еще укладываться в определенный объем (250, иногда 500 слов).

Так же важно умение строить и устные выступления, с которых начинаются интервью при приеме на работу и которые выглядят как продуманные сочинения на тему о себе любимом.

Можно сказать, что естественный отбор и формирование успехов американцев зависят именно от умения выражать свои мысли устно и письменно, говорить, представлять себя и свои знания. В результате, будь то репортаж с места событий с опросом разных людей, или интервью пожарных, спортсменов – во всех случаях мы слышим связную гладкую речь.

Хорошо говорят даже те, кто склонен к молчаливости. Это мы видим на примере нашего внука Бени. Он скорее в маму. Может внимательно слушать и молчать часами. Однако если вопрос направлен ему, он на удивление златоуст, доказательный спорщик, вполне убедительный оратор.

То же самое мои техники разного возраста, с разными уровнями образования, заставляющие меня иногда жалеть об этом умении американцев долго и складно говорить на любую тему, что раздражающе затягивает любое обсуждение.

Кстати, все техники именно американцы, в отличие от инженеров, приехавших из Китая, Кореи, Индии, Ирана и получивших Ph.D. в США или Канаде (кроме уже приехавших со степенью кандидата наук из России). Нет интереса к металлургии и вообще к инженерным наукам у американцев – это уже отдельная тема.