Kitobni o'qish: «Из жизни полковника Дубровина»

Часть первая

1

«Майбах» долго петлял по горной дороге, взбираясь с каждым витком выше и выше. Тяжелые покрышки с грубым протектором проминали гравий, выбрасывая его под задние крылья.

Я очень внимательно следил за дорогой, пытаясь запомнить, куда меня везут, и проглядел резкий, почти под прямым углом, поворот в пролом каменной гряды. Дорога, прорубленная в скале, сузилась, двум автомашинам не разъехаться. Сверху ее прикрыли густые кроны каштанов. Въезд в туннель, увитый плющом, короткий туннель – и у меня на секунду создалось впечатление, что машина движется к обрыву в пропасть. Крутой, опять же почти под прямым углом, поворот – с одной стороны дороги высокая каменная стена, скала, с другой – обрыв в пропасть, огражденный крупными валунами. Впереди – ажурный стальной мост через ущелье, и мы остановились у глухих железных ворот. Ворота медленно раздвинулись. По мере того как разъезжались их створки, ажурный мост поднимался и уходил в скалу. Дорогу назад рассекло глубокое ущелье.

«Майбах» медленно въехал в ворота, они тут же автоматически задвинулись. Ни души! Ни прислуги, ни стражи – горный замок охранялся автоматикой.

Машина остановилась возле подъезда. Можно было подумать, что судьба занесла меня в «Кащеево царство», где нет живых людей, а двери распахиваются по волшебству. Я сделал шаг вперед, двери поползли в разные стороны, и я попал в просторный холл со сводчатым потолком. Ноги утонули в ворсистом ковре. Стальные створки медленно сошлись за спиной, и тут же под потолком вспыхнула люстра.

Шагов я не услышал, как-то сразу увидел перед собой невысокого, сухонького старика. Его серые бесцветные глаза смотрели из-под густых бровей. Я узнал его – фотографии Рамфоринха часто публиковались в немецких журналах и газетах. Раздался скрипучий тенорок:

– Кто вы и откуда?

– Меня доставили… – начал я.

– Я знаю, как вас доставили! – перебил он меня, и я ощутил по тону, что передо мной властный человек, подчиняющий своей воле.

– Документы вы мне прислали на имя Франца Клюге…

– О Франце Клюге – забыть! Он исчез и нигде не появится… Я вам приготовил другие документы… Что вы мне скажете о моем сыне?

– Он жив… Лечится от ожогов… Самолет сгорел…

– Ожоги опасны? Я могу ему помочь?

– Опасность миновала…

– У вас есть что-нибудь от него?

– Это было бы неосторожно! Я с ним там не встречался… Перелет был совершен ночью, никто не видел меня в лицо…

– Вы в этом уверены?

– Уверен!

Барон указал мне рукой выход из холла в коридор под каменными сводами. Мы прошли коридор, опять автоматически раздвинулась дверь в стене, в глаза ударил яркий солнечный свет.

От пола до потолка – сплошное стекло. Вся стена – стекло. За стеклом синее небо, перистые облака в вышине, внизу горные луга, еще ниже лес, а на дне долины серебристая лента реки.

В глубине огромный резной письменный стол, поставленный на мощные деревянные медвежьи лапы. Книжные шкафы того же стиля. На глухой стене во всю ее четырехметровую высоту – гобелен. По гобелену искусной рукой вышиты геральдические знаки, кабаньи головы, детали рыцарских доспехов. В центре поля, обнесенного геральдикой, парящий ящер, чудовище из кошмарных сновидений.

Я невольно остановился перед гобеленом. Барон взял меня под руку.

– Мой далекий предок! Обитатель здешних гор… Не каждый может гордиться геральдикой в сто миллионов лет… Останки этого вида найдены в моих владениях! Вы только приглядитесь, как он приспособлен для борьбы за жизнь! За господство над всеми земными тварями… Его царство длилось сто миллионов лет! Мы и тысячной доли не протянули…

Мы прошли к столу, барон указал мне на кресло, сам ушел за стол.

Некоторое время мы сидели молча, разглядывая довольно бесцеремонно друг друга. Наконец последовал вопрос:

– У вас есть необходимость сообщить о своем прибытии?

– Да!

– Каким образом вы собирались это сделать?

– Для этого мне надобно выехать в Берлин…

– Это долго и ненадежно. Я хочу, чтобы там, где мой сын, знали, что я сдержал слово! Рация вас устроит?..

– Нужна мощная рация. У меня ее нет.

– Я вам предоставлю свою рацию, если текст будет зашифрован.

Вот и началось! Время передачи не ограничивалось Центром, волна определена, но это лишь на первое сообщение. Текст – это шифр. Неужели барон добирался до шифра? Безнадежная попытка. Шифровался не прямой текст, а заранее обусловленный. Я записал цифрами нужный мне текст, сообщил, что благополучно прибыл к барону, встречен им, что разработанный маршрут нигде не нарушен. Барон взял листок, пробежал его глазами, снял телефонную трубку с одного из аппаратов на столе и продиктовал кому-то цифры, волну и время передачи. Мне оставалось надеяться, что приказ его будет выполнен беспрекословно.

Он дал мне листок с моей «легендой», с моей биографией и объяснениями моего появления в его резиденции: приехал по его вызову из Бразилии работник одной из его фирм, немец, уроженец тех мест… Соответствующие документы были снабжены всеми необходимыми подписями и печатями. Я получил даже проездные билеты.

…Через несколько дней снова приехал хозяин замка, и мы опять встретились с ним в кабинете.

– Я стер все ваши следы! – заявил он.

Позже он назвал мне сумму, которую обозначил на чеке, переданном Гиммлеру, чтобы никто не искал Франца Клюге.

– Я прошу вас осознать, – подчеркнул он. – Я стер все следы, все остальное зависит от вашего благоразумия…

Меня встретили, доставили в горный замок, скорее даже в убежище от вероятных в далеком будущем воздушных налетов. Рамфоринх любезен, сдержан, краток.

– Когда я увижу своего сына? – спросил он меня.

Ответ на этот вопрос давно был продуман и готов.

– Ваш сын в полной безопасности… Его безопасность гарантируется моей безопасностью…

– Где он?

– Вас интересует территория?

– Нет! У кого!

– У моих надежных друзей!

– Логично! – одобрил барон. – Вы не желаете открывать, кто вас послал?

Я всячески откладывал прямой ответ.

– Я в растерянности! – ответил я ему. – Разве наш человек ничего не разъяснил?

Но с Рамфоринхом такие уловки были бесполезны.

– Я заявил известному вам офицеру, что мне безразлично, кто вы, чьи интересы представляете… Но мне надо знать все детали, чтобы отвести от вас опасность! Вы мне безразличны, я забочусь о сыне!

После паузы короткий вопрос:

– Москва?

Таиться дальше не имело смысла.

– Москва!

– Я был в этом уверен! Что же интересует Москву в Германии?

– Москву интересует, – ответил я, – собирается ли Германия напасть на Советский Союз? И если собирается, то когда?

Рамфоринх улыбался одними губами, глаза оставались холодны и непроницаемы.

– У меня к вам просьба. Когда вы получите ответ на этот вопрос, окажите любезность – поделитесь со мной. Я много знаю, но вот сейчас, сегодня, я не знаю ответа на этот вопрос…

– Всему миру известны заявления Гитлера…

Рамфоринх перебил меня:

– Политический лозунг для консолидации сил, и только! Гитлер – вождь, ему нужны краткие и заманчивые лозунги!

– Если Германия готовит поход на Советский Союз…

– Стоп! Не говорите Советский Союз! У вас отличное произношение, никто не догадается, что вы русский… Этими двумя словами вы посеете сомнения… Немец не скажет Советский Союз, он скажет – Россия…

– Если Германия готовит поход на Россию, в Москве хотели бы знать, какими силами…

– Специалисты могут рассчитать, не выезжая из Москвы, сколько Германия может выставить танков и самолетов. Численность населения Германии известна, отсюда и ее мобилизационные возможности…

– Москву не может не интересовать и срок вторжения…

Рамфоринх опять перебил меня:

– Двадцатый век – век массовых армий… Массовые армии невозможно отмобилизовать и передвинуть, чтобы об этом не стало тут же известно. Дорожная сеть в Германии совершеннее, чем в России… Даже если вы будете знать о начале общей мобилизации в первый же день, мы все равно вас опережаем в готовности к сражениям по крайней мере на месяц… Дипломатический корпус узнает о начале мобилизации в первые часы… Все тут же становится известным всему миру…

Не вступать же мне в спор с немецким промышленником о значении разведки. Я ушел в глухую защиту.

– Я всего лишь солдат, господин барон! Я обязан подчиниться приказу…

– Я тоже когда-то был солдатом, пока не стал императором… Вопрос войны и мира с Россией не зависит ни от меня, ни от вас. Ни от Гитлера, ни от Сталина! Ход истории сложнее… Мы можем лишь удачно или менее удачно примениться к ее ходу! Что вы предпочитаете? Жизнь в этой резиденции, горный воздух, прекрасный ландшафт, для развлечения охоту или…

Я имел указание Центра попросить Рамфоринха рекомендовать меня на службу в какую-либо частную фирму. Я высказал это пожелание.

– Я полагаю, что в моем концерне вы будете неукоснительно соблюдать мои интересы… Вы можете стать образцовым служащим.

2

В коммерческие дела концерна, в котором Рамфоринх был одним из главных директоров, войти было не так-то просто. Это была настоящая империя с метрополией и колониальными владениями. В метрополии сосредоточивался ее мозговой центр и основные промышленные мощности. Ее колонии раскинулись по всему миру. Как и всякая империя, она имела и свою историю и свое философское кредо.

Начала она собираться в 1904 году. В единую фирму воссоединились три химических завода. Действуя совместными усилиями и оперируя свободным капиталом, они поглотили своих мелких конкурентов, и в 1916 году фирма преобразовалась в картель. Разруха, инфляция, поражение, Версальский диктат… Рухнул государственный строй. Прокатилась по стране волна революции… Но картель к тому времени успел перешагнуть национальные границы. Падала марка, поднимался доллар. Из одного сосуда золото переливалось в другой. Картель базировался не только на марках и на долларах, но и на фунтах стерлингов и на франках. Национальные фирмы разорялись и вливались в картель, отдаваясь целиком на милость сильнейшего. В ареопаг сильнейших в эти годы вошел и Рамфоринх.

Когда я прикоснулся к делам концерна, он контролировал в Германии 177 заводов и около 200 заводов в других странах. Для того чтобы войти в курс дела, мне пришлось изучить свыше двух тысяч договоров и соглашений концерна с различными фирмами мира. Экспансия с черного хода. Француз, швейцарец, англичанин, швед, датчанин и даже житель США мог любоваться, как в его родном краю воздвигался новый химический завод, мог работать на нем, не предполагая, что строился этот завод на деньги концерна, раскинувшего свои щупальца из Берлина, не подозревая, что над ним распластались перепончатые крылья доисторического ящера, с острыми, в наклон зубами, приспособленными естественным отбором к захвату.

Я купил обычную школьную карту мира и отметил на карте черным карандашом заводы, впрямую или косвенно, через подставных лиц, принадлежащие концерну или контролируемые его капиталом. Зловещим шлейфом рассыпалось черное просо по всему миру, испятнав юг Франции, нагорные области Пиренейского полуострова, спустилось по побережью Италии и оттуда перекинулось на Ближний Восток, прочертило Ирак, Иран и замелькало на Больших и Малых Зондских островах, зацепилось за Филиппины и шагнуло через Тихий океан в Бразилию, Аргентину, Мексику – в подбрюшье Америки.

Из донесения в Центр:

«Прослеживается огромное влияние концерна на расстановку политических сил во Франции и в Англии. Несомненно влияние и на позиции финансовых кругов Америки. Оборотный капитал концерна составляет 6 миллиардов марок. Рост доходов в свободное обращение: 1932 год – 48 млн марок, 1937 год – 231 млн марок, 1939 год – 363 млн марок».

Из инструкции для статистического отдела концерна:

«Всякий запрос и приказ военных офицеров, прикомандированных к статистическому отделу, выполняется неукоснительно. По их требованию готовить доклады и карты о промышленности и сельском хозяйстве за границей; готовить доклады о производственных мощностях всех государств и о сырьевых ресурсах, составлять экономические прогнозы по иностранным государствам, пользуясь всеми архивами фирмы, в том числе и секретными».

Полковник Пикенброк из военной контрразведки в связи с уходом из фирмы на другую должность написал благодарственное письмо руководителю сбытовой организации концерна:

«Я хотел бы сообщить вам, что покидаю свой пост и вскоре уезжаю из Берлина. Я особенно хочу вас поблагодарить за ваше ценное сотрудничество с моим учреждением. Я полагаю, что сотрудничество с моим преемником окажется еще более благотворным».

Инструкции главе фирмы, представляющей интересы концерна в США:

«Страна наводнена антинемецкими книгами. Проповедуется ненависть к национал-социалистическому движению. Очень желательно, чтобы в этом потоке информации была представлена и немецкая сторона, чтобы мы могли защищать на Американском континенте идею Великой Германии».

Из меморандума, определяющего задачи фирмы в США:

«Фирма обязана совершать по заданию совета директоров посещения, осмотры, обследования и оценки технического, финансового, эконономического и промышленного порядка, касающегося любой существующей или планируемой отрасли промышленности, и представлять подробный доклад.

Знакомиться по заданию совета с американскими патентами, изобретениями с научной, технической, коммерческой и практической точек зрения.

Если интересы совета того потребуют, выполнять такие же задания в Канаде».

Гитлер произносил воинственные речи… Но он мог их не произносить, мог переменить партитуру и твердить каждый день о стремлении к миру. Деятельность концерна более верно говорила о том, что подлинные хозяева Германии неуклонно ведут страну к захватнической войне, к покорению мира. Концерн Рамфоринха один из нескольких…

Концерн по прямому поручению правительства через «Стандарт ойл» закупает на сумму в 20 млн долларов авиабензин. Эмиль Кирдорф – глава Рейнско-Вестфальского угольного синдиката – отчислял в фонд Гитлера по 5 пфенингов с каждой тонны проданного угля. Ниже трехсот миллионов тонн добыча угля не снижалась даже в кризисные годы. Директор концерна Круппа и владелец крупнейшего киноконцерна «Уфа» Альфред Гугенберг отчислял Гитлеру по 2 млн марок в год ежегодно. Еще более щедрым был стальной концерн. Однако первым в списке должен стоять Густав Крупп фон Болен, президент Имперского объединения германской индустрии.

Гитлер произносил речи, позировал перед кинокамерами, вопил на партийных съездах в Нюрнберге, с ним вели переговоры премьеры. О Круппе упоминалось в газетах лишь изредка. Прохожие на улицах приветствовали друг друга возгласом «Хайль Гитлер». Это сделалось почти восклицанием «Добрый день», но справедливее было бы вместо «Хайль Гитлер» восклицать «Хайль Крупп». Непопулярен! Массы не приняли бы Круппа, его имя олицетворяло сталь, пушки и войну, он – империалист. Предпочтительно было выставить на политическую арену его главного дворецкого.

Там, в Москве, когда я занимался новейшей историей Германии, для меня было аксиомой, что Гитлер поставлен у власти, чтобы организовать крестовый поход против Советского Союза, что острие его агрессии нацелено нам в грудь. И в Центре, когда я получал инструкции, рассматривали проблему лишь в одном аспекте: Гитлер начнет войну против Советского Союза. Вопрос – когда и какими силами. Подготовка к войне проступала изо всех операций концерна. Вкладывались, скажем, огромные средства в производство синтетического бензина. Оно могло окупиться лишь войной… «Дранг нах Остен» гремело с каждого перекрестка.

Но вот странность!

Из донесения в Центр:

«Концерн Рамфоринха связал себя рядом картельных соглашений с французской сталелитейной промышленностью. Эти соглашения обязывали французскую сторону держать выплавку стали в определенных минимальных пределах.

1926 год. Выплавка стали во Франции равна выплавке стали в Германии.

1938 год. Выплавка стали во Франции по картельным соглашениям снизилась и составила лишь 40 % от выплавки стали в Германии».

Эти цифры, открывающие зависимость выплавки стали во Франции от картельных соглашений, не лежали на поверхности, до них мне удалось добраться, сличив лишь множество документов.

Рамфоринх обезоруживал Францию. Зачем? На этот вопрос должны были ответить в Центре, где прорисовывалась общая картина соотношения французской промышленности и немецкой. Моя информация, я это прекрасно понимал, была всего лишь штришком.

Карту мира, осыпанную просом черных пометок, я держал у себя недолго. Я ее сжег, но легко мог восстановить в воображении. Если соединить все черные точки линиями, то явственно проступало, что стрелы Рамфоринха нацелены на весь мир. Но весь мир захватить острыми, изогнутыми зубами не по силам и палеозойскому ящеру.

Рамфоринх любил дразнить меня неожиданной откровенностью, как бы бравируя независимостью своей империи от политических катаклизмов в Европе. Его откровенность в ином случае нельзя было сразу объяснить, только время спустя становились ясны мотивы, по которым он считал нужным что-то приоткрыть из глобальных замыслов его коллег или нацистских правителей. Строго говоря, откровенность эта была условной. Он грубовато обнажал то, что явствовало из общей политики Германии в Европе, из внутренних ее переустройств, предпринимаемых гитлеровским правительством.

Он был вдов, сына давно не видел. Иногда мне казалось, что Рамфоринх от скуки затевал со мной дискуссии. Но это не совсем так. Причины его интереса к моей личности вскоре выявились вполне определенно.

В его манере было ошеломить парадоксом. Быть может, он рассчитывал, что я растеряюсь. Я всегда шел ему навстречу, притворяясь и удивленным и ошеломленным. У Рамфоринха установилось убеждение в его превосходстве надо всеми. Мое удивление ему льстило, вызывало на большую откровенность.

События придвигались к войне. Позади были аншлюс Австрии, захват Чехословакии, царил дух Мюнхена.

Германия вооружалась, солдаты маршировали по улицам Берлина. Гремели военные марши на всех площадях. Весна 1939 года… В Германии, казалось бы, всем было ясно, куда последует новый удар. В воздухе витали возможности сговора с Польшей и Румынией о совместном походе против Советского Союза.

Как-то в споре он сказал:

– Выплавлены миллионы тонн стали, изготовлены тысячи орудийных стволов и танков, снаряды, созданы запасы в миллионы тонн тринитротолуола…

Я поспешил подсказать:

– На ваших заводах изготовлены цистерны боевого газа…

– И газа! – подтвердил Рамфоринх. – Все это должно быть реализовано… Таков закон рынка! Этого закона, по-моему, не отрицает и основоположник вашего экономического учения Маркс…

– А что будет, если Германия проиграет войну большевикам?

– Я войны не проиграю… Для себя я ее выиграю при всех условиях…

– Мне не очень понятен ваш оптимизм, если советские войска войдут на территорию Германии…

– Войны с Россией один на один не будет! Или все – против России, или все – против Германии… Если все – против России, я не вижу оптимистического исхода для большевизма… Если все против Германии, то союзники России не отдадут Германию Советам… Я не об этом! Чтобы не проиграть войны, я должен заранее знать, чем может закончиться вторжение немецких войск в Россию… Наши военные специалисты не могут ответить на этот вопрос убедительно…

– Вы хотели бы, чтобы я вам ответил на этот вопрос?

– Попробуйте! – В голосе Рамфоринха послышалась ирония.

– Отвечу! Вашими расчетами… Население, просторы, сырьевая база, промышленный потенциал…

– Все верно… Потому-то я и не уверен, что поход в Россию окончится успехом… Сегодня, конечно! На все времена не ответишь! Я читал запись секретной беседы американского посла в Лондоне господина Кеннеди с нашим послом Дирксеном. Они дружественно беседовали в прошлом году. Господин Кеннеди объявил, что Германия должна иметь свободу рук на Востоке, а также и на Юго-Востоке… Британский министр высказался определеннее: свобода действий в России и в Китае…

– Видите, господин барон, как все просто! Это же намек, что вас все поддержат! Что же вам мешает рассчитать войну с Россией?

– Когда думаешь о войне с Россией, кажется, что открываешь дверь в темную комнату, в темный коридор, не видно ни его сводов, ни закрытых дверей во множество комнат… Надо пройти этот коридор, не зажигая света, ожидая, что откроется любая неугаданная в темноте дверь и тебя схватят незримые руки…

– Это образно, господин барон!

Рамфоринх молча встал из-за стола, прошел к сейфу и извлек оттуда папку. Бегло взглянул на ее содержимое и вернулся к столу.

Протянул мне папку. Тексты машинописных документов на немецком языке.

Ни на одном документе нет грифа секретности. Но я знал, что у Рамфоринха не злоупотребляют этой сакраментальной надписью. Секреты умели хранить в концерне, не упоминая об этом на каждому шагу. Возможно, и не каждый из этих документов был в действительности секретным. Но одно несомненно – добраться к ним было бы нелегко без его помощи. Они подбирались для Рамфоринха не только в Берлине, но и в Париже, и в Варшаве, и в Лондоне людьми, имеющими соприкосновение с государственными тайнами. Это была папка как бы для размышлений главе концерна, для ориентации в усложненной расстановке сил в Европе.

Каждый документ пронумерован.

Из папки Рамфоринха:

Документ № 1.

28 января 1939 года. 12-й отдел Генерального штаба № 267/39. Сводка.

Русские вооруженные силы военного времени в численном отношении представляют собой гигантский военный инструмент. Боевые средства в целом являются современными. Оперативные принципы ясны и определенны. Богатые источники страны и глубина оперативного пространства – хорошие союзники Красной армии.

Прочитав этот листок, я усмехнулся, нарочито усмехнулся, чтобы показать Рамфоринху, что не очень-то меня поразил этот документ. Но, наверное, напрасно. Рамфоринх не смотрел на меня, он листал папку с текущими бумагами.

Документ № 2.

Чемберлен, беседуя с членами Французского кабинета в Париже, сказал: «Было бы несчастьем, если бы Чехословакия была спасена в результате советской военной помощи».

Тоже не открытие! Слов этих, быть может, в Москве и не знали, но самый дух мюнхенского соглашения подразумевал эти мысли английского премьера.

А вот это уже любопытно.

Документ № 3.

26 ноября 1938 года сэр Гораций Вильсон в приватной беседе сообщил немецкому дипломатическому чиновнику доктору Фрицу Хессе, что нет никаких препятствий к совместному англо-германскому заявлению о признании главных сфер влияния. Вильсон предлагает отвести Германии влияние и дать ей свободу рук в Юг-Восточной и Восточной Европе, не ограничивая пространства. Япония могла бы найти применение своим интересам в Китае, Италия – в Средиземноморье.

На документе стояла пометка: «глава секретной службы Великобритании».

Документ № 4.

Гитлер – польскому министру иностранных дел господину Беку 5 января 1939 года: «Каждая польская дивизия, борющаяся против России, соответственно сбережет одну германскую дивизию».

5 января Риббентроп задал вопрос Гитлеру, как ему толковать это заявление господину Беку.

Гитлер. Наши интересы состоят в том, чтобы использовать Польшу в качестве плацдарма, выдвинутого на восток. Он может быть использован для сосредоточения войск.

Риббентроп. Нам нужен Данциг или коридор?

Гитлер. Данциг? Нет! Нам нужна война! Речь идет не о Данциге, а о расширении жизненного пространства на Востоке.

Документ № 5.

Хессе поинтересовался у Риббентропа, какой ему придерживаться линии в приватных переговорах с сэром Вильсоном.

Риббентроп. Гитлер вполне готов достичь генерального соглашения с Лондоном. Направлено оно должно быть против России. Беседа имела место в январе 1939 года.

Ллойд Джорж. Чемберлен не может примириться с идеей пакта с СССР против Германии.

27 марта 1939 года на заседании внешнеполитического кабинета министров лорд Галифакс заявил:

«Если бы нам пришлось сделать выбор между Польшей и Советской Россией, предпочтение следовало бы отдать Польше…»

29 марта 1939 года.

Чемберлен. Я прошу вас тщательно избегать личных выпадов против господина Гитлера и господина Муссолини.

31 марта 1939 года.

Чемберлен. На мой взгляд, Россия не может внушать доверия, как союзник она не сможет оказать эффективной помощи.

Министр обороны лорд Четфильд. Россия в военном отношении может считаться лишь державой среднего разряда.

Польский министр иностранных дел господин Бек в частной беседе с членом английского парламента. Если вы хотите соглашения с Россией, то это ваше дело. Польша к этому отношения не имеет. Если Россия и Польша будут вовлечены в союз с Англией и Францией, Германия нападет немедленно на Польшу. Мы имеем от господина Геринга более благоприятные предложения о военном союзе с Германией.

Документ № 6.

28 ноября 1938 года вице-директор политического департамента Министерства иностранных дел Польши Кобылянский заявил немецкому дипломату Рудольфу фон Шелия в Варшаве: Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения.

Риббентроп д-ру Клейсту: Раньше надеялись, что Польша может быть вспомогательным инструментом в войне против Советского Союза, теперь очевидно, что Польша должна быть превращена в протекторат.

Я не торопился захлопнуть папку. Перечитал все дважды, чтобы оттянуть время, потом спросил:

– Господин барон, чем я обязан столь ошеломляющей откровенности?

Рамфоринх встал, вышел из-за стола и сел в кресло напротив, подчеркивая этим особую доверительность и как бы даже равенство в беседе.

– В Москве должны знать, что я готов употребить все свое влияние на Гитлера, чтобы состоялось мирное урегулирование с Советским правительством…

– У вас, господин барон, достанет на это влияния?

– Густав Крупп фон Болен придерживается той же точки зрения…

– Откуда у господина Круппа такая вдруг дружественность к России?

– Рурский бассейн! Мы не можем решать военных задач, не обезопасив Рурский бассейн… Это наша ахиллесова пята!

– Разве Россия угрожает Рурскому бассейну?

Рамфоринх придвинул к себе папку. Полистал документы и прочитал:

– «Риббентроп. Нам нужен Данциг или коридор?

Гитлер. Данциг? Нет! Нам нужна война! Речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке! Наступление на Польшу вызовет объявление войны Германии польскими союзниками. Если против нас будет и Россия, мы не сможем защитить от ударов с запада Рурский бассейн! Разрушение Рурского бассейна – это поражение!»

– Я передам, господин барон, вашу точку зрения…

– Я с вами не вступаю в переговоры… Ни я, ни вы на это никем не уполномочены!

– Я хотел бы сказать, что Россия против войны, а соглашение с Германией – это поощрение войны.

– Не все так просто. Англия, Франция и Польша хотят, чтобы Германия сражалась за интересы Англии до последнего немецкого солдата в России… Они хотят, чтобы и Россия истекла кровью в войне с Германией…

– Москва предпочтет соглашение с Англией и Францией, чтобы воспрепятствовать войне!

– Мы не дадим состояться этому соглашению… Сэр Невиль Чемберлен ненавидит Россию и большевиков, а мы имеем возможность оказать на него влияние… Передайте в Москву, что мы имеем серьезные намерения… Вплоть до пакта о ненападении…

– И одновременно ведете переговоры с Англией о переделе мира?

– Торговля! Кто больше даст на аукционе!

3

Советские газеты мне не так-то легко было доставать, бывали периоды, когда я их не видел месяцами, но московское радио старался слушать каждый вечер. Радиопередачи не газета, во вчерашний день не заглянешь.

«Правду» с выступлением Молотова 31 мая 1939 года мне дал Рамфоринх. Кто-то ему уже переводил русский текст и отчеркнул красным карандашом несколько строчек.

Вот те несколько фраз, которые привлекли внимание Рамфоринха: «Ведя переговоры с Англией и Францией, мы вовсе не считали необходимым отказываться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия».

Далее Молотов говорил о содержании переговоров о торговом соглашении, а все заканчивалось опять подчеркнутой фразой: «Эти переговоры были поручены германскому послу в Москве г-ну Шуленбургу и… прерваны ввиду разногласий. Судя по некоторым признакам, не исключено, что переговоры могут возобновиться».

– Считайте, – объявил Рамфоринх, – что я получил ответ на свой демарш!

– В такой форме?

– Это самая авторитетная форма. Не так-то легко сблизить наши точки зрения… Если сегодня Германия подпишет пакт о ненападении с Советским Союзом, Гитлера не поймут ни высшие функционеры партии, ни рядовые национал-социалисты… Сталину не менее трудно… Германия не обойдется без войны… Ее хотят толкнуть на Россию. Это гибель и для России, и для Германии… И Россия и Германия станут легкой добычей тех, кто их сейчас сталкивает.

– Вы против войны с Россией?

На столике коньяк. Барон пьет чуть приметными глотками, вдыхая аромат мартеля.

– Мы с вами люди разных миров, – начал он с расстановкой и медлительно. – Нам, вероятно, очень трудно понять друг друга! Значительно эффективнее был бы мой разговор с советскими лидерами… Но это невозможно! Рамфоринх не может встретиться с советским лидером, чтобы об этом тут же не узнал весь мир и газеты не начали бы комментировать это событие. И заметьте еще! Рамфоринх и Крупп едины! В одном едины: в общности расширения сфер влияния… Но в этом единстве есть очень различные оттенки… И Крупп и Рамфоринх не одиноки… Есть и еще мощные магнитные поля, и все с разными кривыми притяжения. Мне русские сегодня не конкуренты… Русская химическая промышленность в детском возрасте, а мы состарились… Я охотно показал бы русским специалистам наши заводы… Пожелав иметь то же, что и у меня, русские должны попросить меня поделиться… Лично для меня на ближайшие годы этим была бы решена проблема с Россией…

– Вам невыгодна война с Россией? Или вы опасаетесь этой войны?

– Война – условность! Всегда выгодна победа, но война – это хаос, и в ней можно потерять больше, чем приобретешь! Победу в России, имея риск многое потерять, я не могу реализовать столь же быстро, как победу на Западе… Для моего производства значение сырья вторично! Это сложный технологический процесс. Мне нужна квалифицированная рабочая сила, нужен заинтересованный труд рабочего. На моих заводах рабский труд неприменим! Мне нужен каучук… Каучук в России не получишь, я заинтересован в островах Тихого океана и в разделе Британской империи… Густав Крупп фон Болен заинтересован в угольных копях Донбасса и в рабах, которые добывали бы ему уголь из-под земли…