Kitobni o'qish: «Пробуждение»
Ночное небо прояснилось, и пелена тумана, окутывающая его, растворилась. Показался тоненький серп луны, звезды становились все ярче и ярче, мороз усиливался. Окончательно замерзнув, Олег все-таки направился к церкви, которая давно зазывала его своим колокольным перезвоном. Он с замиранием сердца вслушивался и чувствовал, как со звоном колоколов, разлетающимся по всей округе, уходили переживания, накопившиеся в нем, и наступал покой, который вселял надежду и веру в будущее, в то, что все будет хорошо.
Олег обошел церковь. Кругом горели светильники, освещая расчищенный от снега пустой двор и иконы на стенах храма. Из-за все усиливающегося мороза двери были плотно закрыты, и лишь одна, с северной стороны, была прикрыта не полностью. Оттуда доносилось пение. Открыв дверь и нерешительно шагнув в нее, он оказался почти в центре Рождественской службы. Сразу слева от двери находился церковный хор, который заежился от обдающего холодом воздуха. За хором иконостас, вдоль которого, на солее, стояли облаченные в праздничные одеяния церковные служители. Один из них, видимо, игумен, размахивая кадилом, шел в направлении Олега. От ворвавшегося холода затрепетали свечи, освещавшие позолоту и лики икон. Батюшка, недовольный медлительностью вошедшего, строго на него посмотрел и приятным громким басом продолжил пение канона:
– «Христос рождается – славите!»
– Господи, слава тебе! Слава! – заголосили молящиеся. Олег прикрыл за собой дверь и не спеша оглядел переполненный народом храм. В углу справа было посвободнее, и Олег, пробравшись туда сквозь толпу прихожан, остановился, вслушиваясь в пение. Литургия продолжалась, хор слаженно пел псалмы, на душе становилось спокойнее, а от горящих свечей теплее. Пахло ладаном и воском, навалилась усталость. Сказывалось нервозное состояние последних дней. «Может, все еще образуется?» – думал Олег, снова погружаясь в свои переживания. Почему-то сами собой текли слезы. Он не плакал, слезы текли непроизвольно, и от этого было по-мужски стыдно. Рядом, как будто из земли, выросла бабка, одетая не по-праздничному, во все черное, и лишь на черном платке, покрывающем голову, был приколот красный бант. Внимательно посмотрев на Олега, сказала:
