Kitobni o'qish: «Трагедия Мартиники. Знамения времени зовут нас к покаянию. Из дневниковых записей архиепископа Никона (Рождественского)»

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р15-516-0773

Архиепископ

НИКОН (РОЖДЕСТВЕНСКИЙ)

Печатается по изданию: Архиепископ Никон (Рождественский). Мои дневники. Выпуски I–VIII. 1910–1917 годы. Сергиев Посад: Типография Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Последующее издание: Архиепископ Никон (Рождественский). «Козни врагов наших сокруши…». М.: Сибирская Благозвонница, 2008.

Справка об авторе

Имя архиепископа Никона (Рождественского) постепенно в его творениях возвращается к русским людям, снова прочно входит в наш читательский обиход. «О человеке такого масштаба, как владыка Никон, можно было бы рассказывать много и все равно всего не пересказать, потому как жизнь его была поистине подвижнической, насыщенной событиями ярчайшими» – так начинает свое предисловие, посвященное архиепископу Никону (в миру – Николаю Ивановичу Рождественскому), Александр Стрижев¹. Из этого предисловия и из автобиографии архиепископа Никона мы узнаем, что будущий святитель родился в подмосковном селе Чашниково 4 апреля 1851 года. Его отец был скромным сельским дьячком, а мать была, как вспоминал сам владыка, «Христова крестоносица» – несла тяжелый крест по воспитанию детей: в семье было двадцать два ребенка. Вот что написал сам владыка о своем детстве:

«С первых дней сознательной жизни, как только я себя помню, я вижу себя на руках родителя, который носил меня чрез сугробы снежные в Божий храм; я любил ходить туда не только в праздник, но и в будни, не только на службу Божию, но и в то время, когда мой родитель – дьячок – топил церковные печи. Со стен церковных смотрели на меня лики угодников Божиих, лики серьезные, благоговейные, с молитвенным выражением. В воздухе ощущался запах ладана и воска. Казалось, что в этой священной тишине незримо, но сердцу ощутимо носились Ангелы Божии. Таинственная завеса в Царских дверях, Святая Плащаница за клиросом, старые, потемневшие хоругви, ряды икон, уходящие к сводам храма в иконостасе, – все говорило детскому сердцу: это – не простое место, это – храм Божий…»²