Kitobni o'qish: «Юннат и Древо Мира»

ЮННАТ И ДРЕВО МИРА

Тихий свежий вечер накрыл засыпающий город стёганным дырявым одеялом серых туч, сквозь редкие прорехи в которых виднелись болезненно-бледные после долгой зимы звёзды. Проныра-ветерок тщетно пытался поиграть с ещё голыми ветвями едва отошедших после спячки деревьев. С безлиственными ветвями особо не побалуешься, а почки ещё только-только набухают. Забияка-ветер недовольно всколыхнул кучку мусора, забытого дворником на тротуаре сквера, и умчался шкодить к растянутым у дороги рекламным плакатам. Витя Зяблик дальнейший путь продолжил в одиночестве.

– Эй, пацан, сигареткой не угостишь?! – резкий девичий голос, резанув ухо, отвлек Витю от философского созерцания оживавшей природы. Такой чудесный вечер в одно мгновение потерял свое неброское очарование.

Остановившись и осмотревшись по сторонам, Витя увидел компанию ребят, немногим старше его, сидевших на скамейке, перенесённой ими с тротуара под раскидистый куст густого, но, как и другие растения, ещё голого шиповника. Гитара, джин-тоник для «прекрасных дам», пиво пенное для «кавалеров», чипсы и семечки – стандартный «релакс-набор» молодёжи городских окраин, оттягивавшейся после «тяжёлого учебного дня». Молодёжь, умостившаяся на скамье и вокруг, была как на подбор: либо бритая под ноль, либо патлато-косматая. Ребяческую компанию разбавляла только одна «роза среди камней», та самая девица, которая и окликнула незадачливого прохожего – как пелось в одной песенке – так на них не похожего.

Рассмотрев «группу отдыхающих», Витя ещё сильнее ссутулился, втянул голову в плечи и зябко поёжился. Это был выработанный годами условный рефлекс, почти как у тех самых «собак Павлова». Хотя, может и наоборот, не рефлекс, а предчувствие: перед тем как с ним должно было произойти что-то нехорошее, Витю всегда пробирал озноб.

К своему сильному сожалению, Витя также успел отметить, что в вечернем сквере, кроме этой разгорячённой, соответственно горячительными напитками, компашки, совсем не было народа – ни собачников, ни бегунов, ни дворников.

– Ты чего, щегол, оглох?! – наглая девица, которая была, наверное, Витиной ровесницей, примостившись на коленях своего сверстника – бритоголового крепыша с большой квадратной челюстью и контрастирующим с ней узким покатым лбом – повторила свой вопрос: – Закурить есть?!

– Прошу прощения, это вы мне? – машинально поправив очки в роговой оправе, вопросом на вопрос ответил Витя.

Девица переглянулась с друзьями и захохотала, широко раззинув рот с запачканными яркой помадой губами. Этот щуплый пацан в «подстреленных» брючках и куцем пальтишке, с первого слова «проблеяв» извинения, в её глазах и глазах её товарищей сразу стал не просто жалким «очкариком», всем своим видом он показал редкий классический образец «ботаника». Такого просто грех было не пустить в оборот.

– Братишка, да ты хохмач! – прикрыв рукой рот своей подруге, обратился к Вите парнишка «квадратная челюсть».

Хоть этот «бугай» братишкой назвал, мысленно отметил Витя, тем не менее, осознавая, что этот факт никоим образом не послужит ему на пользу, если ребятки захотят обидеть.

– Нет, блин, это я у тополя спросила! – убрав ладонь ухажера, сказал девица, кивнув на дерево, около которого остановился Витя.

– Это, простите, липа! – восполнил Витя пробел девчонки в знаниях по биологии, и разозлился на себя за несдержанность: ведь знал же не понаслышке, что проявлять интеллектуальное превосходство в подобных ситуациях, чревато осложнениями для собственного здоровья.

Однако компания в этот раз ему попалась весёлая.

– Липа! Гы-гы-гы! – вновь «заржала» девица.

Её от души поддержали остальные члены отдыхающей братии.

– Чумной! Терпила! – громко перешёптываясь и выдавливая гнусные смешки, веселилась молодёжь. – Липа! Хе-е! Не могу! Ботаник!!!

Витя стоял, жалко улыбаясь и не решаясь развернуться и уйти. Во-первых это было неучтиво, во-вторых… во-вторых можно было с уверенностью ожидать хорошей взбучки от этих молодчиков, да и от их не менее агрессивной подружки тоже. Он-то по себе знал, что такие нападают исключительно стаями. Хотя, положа руку на сердце, ему за глаза хватило бы и этого узколобого крепыша.

– Так как у тебя с сигаретами, брателла? – тряхнув патлами, спросил сидевший с гитарой долговязый субъект в заклёпанной «косухе».

Этому-то жизни на две затяжки осталось, а туда же, огорчённо подумал Витя, уже не в первый раз пожалев, что не держал под рукой сигареты хотя бы для таких вот «экстренных» случаев – мама, если бы нашла их у него, не приняла бы никаких объяснений.

– Простите, но курение вредно, оно пагубно влияет на здоровье, – промямлил Витя в ответ, и вновь обругал себя за занудство. Вот сейчас это уже точно было лишнее. Витя даже захотел себя шлёпнуть по губам, но сдержался, чтобы не подавать своим внезапным собеседникам дурной пример.

– Ты о чём это? – не понял патлатый.

– Ну, о том, что в табачном листе содержится огромное количество токсичных, канцерогенных и мутагенных веществ, – попытался было Витя в двух словах пояснить молодым людям в чём опасность табакокурения, но тут его от страха «понесло»: – Конечно, это зависит от многих факторов, например, чем выше ярусность выращиваемой культуры, тем большее количество алкалоидов накапливает табачный лист. Увеличению содержания опасных веществ способствуют тяжёлые по механическому составу почвы, обильное азотистое питание, высокая солнечная ингалляция и температура окружающей среды. Также, негативным является биосинтез алкалоидов в корневой системе, где происходит первичная ассимиляция табака и превращения неорганических форм азота в органические. Помимо этого в табачном листе накапливается несколько десятков тяжёлых металлов, таких как никель, кадмий, мышьяк, хром, свинец, которые вызывают, и это достоверно известно, развитие рака у людей. Они также попадают в табак из удобрений, а ещё и с дождевой водой. Так что никотин, это ещё цветочки. Хотя, и это общеизвестный факт, от всего лишь одной его капли, – Витя многозначительно посмотрел на доселе «ржавшую», а теперь озадаченно его слушавшую, девицу, – вы наверняка знаете, околеет и совершенно здоровая лошадь.

Закончив краткий курс «табаковедения» Витя замолк, виновато глядя на притихшую компанию. Он всегда так глядел на своих оппонентов, будь то в школе, в быту или в кружке, когда позволял себе высказаться чуть больше чем того требовали обстоятельства, и не важно было прав он или нет.

Воцарилась вязкая, не предвещающая ничего хорошего, конкретно для «лектора», тишина.

– О! Мент родился! – хмыкнув, наконец, оборвал неловкое молчание ещё один юноша в спортивном костюме, сидевший напротив скамьи на корточках. Напомнив про «дурную» примету, парень по пролетарски глотнул пива прямо из горлышка бутылки.

– Ага! И «Минздрав» ещё тут нашёлся! – ехидно ухмыльнулся долговязый и ударил по струнам гитары.

– Ты че, поц, в натуре ботаник на всю голову или прикидываешься? – согнал деваху с колен узколобый и, встав, подошёл к Вите.

Его высокая атлетическая фигура резко контрастировала с тщедушным телосложением Вити, так некстати задержавшегося сегодня в кружке.

– Да! Я с третьего класса состою в кружке «Юный натуралист» образованном в нашем Ботаническом саду, – растерянно пролепетал Витя, подозревая, что сейчас начнут его бить, и не в последнюю очередь, за длинный язык произносивший до этого чересчур заумные фразы. – Недавно, вот, со своим руководителем закончил реферат на тему «Эколого-генетический анализ дендроклиматологии, морфогенез жизненной формыи экологические основы защиты скального дуба». Буду отправлять его на региональный конкурс.

Узколобый взглянул в глаза «ботаника» и понял – этот не врёт и даже не косит под дурачка.

– Ладно! Крути педали… «Минздрав»! – мрачно хмыкнул «качок» и сплюнул под ноги. – И больше не ходи по вечерам в безлюдных местах… – парень выдержал небольшую паузу, вспоминая что-то ранее услышанное, чтобы ввернуть напоследок в разговор, и вспомнив, произнёс с пренебрежением: – Младший научный ботаник, блин-клинтон.

Витя сначала не поверил ушам, а поверив, вежливо кивнул и, опрометчиво сказав «До свидания!», торопливо засеменил прочь.

– Вот же терпила! – услышал он голос одного из переговаривавшихся позади «гопников».

Витя не стал оглядываться, чтобы посмотреть, кто о нём такого мнения (а смысл?!), лишь только шибче припустил по пустынному скверу в сторону остановки.

– Зря ты его, Пача, отпустил! – донёсся до него звонкий девичий голос. – Могли бы «лошарика» на бабки развести!

– Ну! – поддержал её ещё кто-то гнусавым голосом. – Хотя бы ещё на пару «пивасиков» раскрутить!

– Фиг с ним! Пусть живет! – язвительно ответил тот самый узколобый Пача. – Он и так жизнью обиженный. По жизни «ботан», так ещё и «юннатом» в Ботаническом саду записан.

– Ну это да! – прогнусавил кто-то ему в ответ. – Точняк! Гы-ы!

Запрыгивая на ступеньку пустого троллейбуса Витя услышал дружный хохот из сквера. В который раз, безмолвно проглотив обиду и унижение, он вошёл в салон, расплатился с неприветливой кондукторшей и, сев поближе к кабине водителя, невидящим взором уставился в грязное окно. У него было время до конечной остановки, чтобы вновь предаться безрадостным думам.

Витя Зяблик был поздним и единственным ребёнком. Он рос застенчивым и робким мальчиком. Мама – заслуженный библиотекарь городской библиотеки и большой поклонник поэзии – с младых ногтей пичкала его стихами и поэтическими сказками, не позволяя «пустой траты времени» в «бестолковых» играх со сверстниками, этими «невоспитанными хулиганами». Отец – полярник (и это, как ни странно, истинная правда!), балагур и весельчак – редко появлявшийся дома. Однажды он ушёл в очередную экспедицию и не вернулся. Вите тогда было всего пять лет, и единственное что с тех пор у него осталось из воспоминаний об отце, это его густая, как у Деда Мороза, борода. Витя любил играться отцовской окладистой бородой. Помимо этого, на память об отце их осиротевшей семье остались лишь фотографии из семейного альбома и орден – награда, вручённая отцу посмертно.

Поняв своим детским умишком, что отец больше не вернётся, Витя стал ещё более замкнутым. Мать же, окружила единственное чадо чрезмерной заботой, как пресловутую мимозу, патологически опасаясь потерять его, как однажды потеряла его отца. Стоило ему чихнуть, как мама бросалась его лечить, закармливая таблетками и обкладывая грелками. Стоило упасть на прогулке и поцарапать ладошку как дома ждала обязательная перекись водорода, «зелёнка» и «бинтик».

Когда Витя пошёл в первый класс, его мать договорилась на работе о таком графике, чтобы иметь возможность провожать сына в школу и встречать после. Она приводила Витю домой, кормила и запирала, отправляясь на работу, не разрешая ему выходить на улицу. А в выходные мама водила его по музеям и выставкам.

Небольшой глоток пусть даже призрачной свободы, который Витя мог глотнуть в школе, омрачался «учительницей первою его». Марья Ивановна, педагог со огромным опытом, была в «сговоре» с его мамой. Она знала о проблемах их семьи, искренне сопереживала страхам матери-одиночки и по своему жалела мальчика. По просьбе мамы она не отпускала его бегать «как угорелые» на переменах, разрешала уходить с физкультуры и вообще из лучших побуждений опекала его как своего внука.

Остальные дети, по своим младым годам не понимавшие почему учительница так выделяет Витю Зяблика, ревновали и старались отыграться на нём, в те редкие минуты, когда мальчик оставался без присмотра. Ни девочки, ни мальчики из его класса не хотели с ним играть, доставляя своему бедному однокласснику массу неприятностей. Они прятали его портфель, рвали листки из дневника, подкладывали кнопки на стул, сделав Витю главным объектом насмешек и обидных розыгрышей в классе.

Самое обидное для Вити было то, что в их классе помимо него училось очень много детей с такими же как у него «птичьими» фамилиями, на что, кстати, удивлялась вся школа: Юра Орловский, Марина Соловейчик, Женя Воробьёв, Артём Сорокин, Аня Воронец, Стас Соколов, Оля Перепелица, но единственный кому перепала обидная «птичья» кличка, был он один. Его за глаза, а иногда и в присутствии, называли «Гадким Зябликом». И со всем этим Вите, которому и так было несладко, приходилось жить.

Хотя нет. Не всё было так плохо. Вот, например, в третьем классе к ним на урок пришла сотрудница имевшегося в городе Ботанического сада. Она так интересно рассказывала о имеющихся у них экзотических растениях, которые цвели даже в лютые морозы в тёплых оранжереях, что Вите непременно захотелось побывать в гостях у них. Таких как он набралось немного, но экскурсия в Сад состоялась. Витя был в восторге от экскурсии и не раздумывая записался в кружок «Юного натуралиста» функционировавшего в Ботаническом саду00000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000, справедливо рассудив, что «общение» с растениями у него получается гораздо лучше чем с кем бы то ни было.

Жизнь мальчика текла своей серой реченькой, неся Витю в такое же, по всей видимости, серое безрадостное будущее. С возрастом напасти с ним приключались всё реже и реже, хотя и реагировал он на них всё также – зябко ёжась, – оправдывая свою фамилию. Повзрослевшие одноклассники уже не сильно доставали его, как-никак отличник, пускай и «зубрилка», но всё-таки и «скатать» Витя даст на контрольной, и «домашка» у него всегда сделана, можно просто списать на перемене, не тратя на такие «пустяки» свободное время. Да, стоит отметить что и интересы у ребят другие появились: девчонки стали заглядываться на мальчишек, а те, в свою очередь, писать им записки. И здесь, кстати, Витя тоже им помогал. Несмотря на свою нелюбовь к поэзии, которой его с младых ногтей пичкала мама, Витя здорово рифмовал слова в стихах, которые его одноклассники потом выдавали за свои творения. Правда у самого Вити с девочками не ладилось. Уж больно стеснительный он был, как и во всем другом.

А сегодняшнее неприятное происшествие ему вновь напомнило о его незавидной доле «ботаника» и что делать Витя не знал. Наверное и впрямь надо было идти не в «юннаты», а как и другие ребята: или на бокс, или на каратэ, или, на худой конец, на футбол. Нет! Мама всё равно бы не позволила себя «гробить».

– Молодой человек, вы что уснули?! – немилосердно тряхнула за плечо Витю кондукторша. – Троллейбус идёт в парк! Это конечная!

– Извините, задумался! – зябко поёжился Витя под суровым осуждающим взглядом женщины.

Выйдя из троллейбуса Зяблик привычно ссутулился и уныло побрёл к многоэтажкам своего спального микрорайона.

Выйдя из лифта, он подошёл к своей двери и увидел воткнутый в щель между дверью и косяком конверт. Счета за коммуналку, подумал Витя, вытягивая конверт. Но, к его удивлению, это были не счета. Конверт был не подписан, однако запечатан сургучом. Витя сунул конверт в карман пальто и открыв своим ключом дверь, вошёл в квартиру.

– Витя, мыть руки и за стол! – услышал он материнский голос из кухни, оттуда же по квартире разносился запах котлет.

Повесив пальто на вешалку Витя пошёл в ванную.

Утро следующего дня было воскресным. Можно было поваляться подольше. Но Витя, наскоро попив чайку с бутербродами, отправился в Ботанический сад. Мама сегодня собирала своих подруг на, как она называла, поэтические посиделки и очень хотела чтобы Витя продекламировал перед их собранием что-нибудь из Блока. Поэтому Витя, оставив записку с извинениями, ушёл ещё до того как проснулась мама.

Весна в этом году выдалась поздняя. Деревья в Ботаническом саду ещё стояли голые, на них только-только появились первые почки. Только в оранжерее и теплицах благоухала и цвела экзотическая флора из всех уголков земного шара. Запахи источаемые тропическими и субтропическими растениями, цветами, кустарниками и цветущими декоративными плодовыми деревьями в огромном стеклянном помещении, смешивались в дурманящие ароматы, которые не мог создать ни один самый искусный парфюмер. Хотя Вите Зяблику, как единственному мальчику, в кружке доверяли уход, наблюдения и исследования деревьев средней полосы, росших на открытой территориии Ботанического сада, Витя всё свободное время проводил в оранжерее.

Сегодня в оранжерее толклось множество посетителей, соскучившихся за долгую зиму и холодную весну по сочной зелени. Витя хотел побыть в одиночестве, поэтому решил погулять в дальних уголках сада, где росли могучие дубы, светлые ясени и берёзы, раскидистые грабы, изящные клёны, а у старого пруда, про который он слышал немало таинственных страшилок, стояли плакучие ивы.

Несмотря на то, что деревья ещё не нарядились в зелёные кафтаны, в овражках лежал потемневший снег, а пруд был покрыт ещё крепким ледяным панцирем, Витя чувствовал как всё вокруг оживало, незаметно наливаясь соками земли. Воздух был свеж и чист. Весенний ветер играл его полосатым шарфом.

Почувствовав, что пальцы начали замерзать Витя сунул руки в карманы и нащупал в одном из них позабытый вечером конверт. Кстати, конверт!

Достав он осмотрел конверт, обратив внимание на сургучную печать. Ан-нет, это не сургуч, а засохшая красная глина. А «штамп» на глине похож на кошачью лапку. Чья-то глупая шутка!

Зяблик разорвал сбоку конверт и достал из него листок бумаги формата А4. Лист был весь в кляксах, однако текст, написанный синими чернилами, выделялся чётким каллиграфическим почерком. Но даже это не особо удивило Витю, как то, что было написано на листе:

«Чтоб разгадать один секрет,

Покинуть должен этот свет,

Оставив здесь свои дела,

Пройдя в чём мама родила,

Сквозь три воды, в денёк весенний,

Одним апрельским воскресеньем.

Чтоб не пропало зря посланье,

Прочту до точки заклинанье.

Пусть буря мглою небо кроет,

Ненастье пусть снежком укроет,

Мои последние следы,

Что оборвутся у воды.

Куда войду я за цветочком,

Да будет так! На этом точка!»

Боже мой! Мамины подруги-поэтессы совсем с ума сбрендили, озадаченно подумал Витя, прочитав зарифмованную на листе белиберду и скомкав его бросил в урну вместе с конвертом. Это, скорее всего, доморощенная поэтесса и профессиональная кошатница, тётя Эмма с пятого этажа, не достучалась до мамы, вот и оставила свою очередную «нетленку» в дверях их квартиры. Вот, кстати, и логичное объяснение откуда на глине кошачья лапка вместо штампа. Да совсем мамины подруги в своём поэтическом мирке «засиделись». Неровен час и мама начнёт чудить вместе со своими странными подружками. Надо будет поговорить с ней, по этому поводу.

Размышляя в таком духе над прочитанным «посланием» Витя подошёл к пруду. Солнце затянуло облаками и в воздухе закружились редкие невесомые снежинки – зима всё никак не хотела расставаться с их тихим провинциальным городком.

Ух-ты! А это что такое?!

Сквозь висевшую над прудом туманную дымку Витя разглядел на льду пруда одинокое растение в горшке с густооблиственным стволом и белыми цветками, даже сквозь туман отблескивавшую на солнце яркими бликами.

«Драцена Фрагранс!» По нашему «самка дракона».

Это теплолюбивое многолетнее растение из семейства драценовых, которое в культуре цветёт очень редко. Драцена зацвела, а какой-то идиот (наверное опять шуточки маргинальной молодёжи) глупо пошутил – выкрал из оранжереи драгоценный цветок и оставил его на льду. Дебилы! Вот же придурки! Драцена ведь считается гармонизирующим и придающим жизненные силы растением. Она, несмотря на, мягко говоря, неприятный запах цветов, создаёт вокруг себя приятную атмосферу и с биоэнергетической точки зрения считается излучающей дружелюбную энергию. И такое растение запросто может погибнуть на холоде! Надо срочно его вернуть в теплицу!

Витя подошёл к берегу и постучал пяткой ботинка по льду. Крепкий!

Ступив на лёд он услышал как по льду прокатился характерный треск. Ерунда! Он, к счастью, лёгкий! Выдержит его ледок.

Несмотря на то, что солнце спряталось за тучами, туман над прудом густел и Витя, с трудом различая беззащитное растение, медленно пошёл по весеннему льду. Шаг за шагом он подбирался всё ближе к цветущей драцене. Осталось ещё пару осторожных шагов и можно будет дотянуться до горшка рукой. Ещё шаг. Ещё маленький шажок для маленького человека…

Внезапно лёд под его весом треснул и незадачливый спасатель с головой провалился в холодную воду. Витя не умел плавать, поэтому его, как и следовало ожидать, объял животный ужас. Вода мгновенно пропитала его одежду, обхватив его щуплое тело в смертельном ледяном объятии, но, несмотря на это, страх придал ему сил. Уже выбиваясь и из этих сил Витя всплыл на поверхность и ухватившись за кромку льда, отдышался. Прямо перед ним, в густом тумане, виновато покачивая своими листьями стояла беззащитная драцена, заманившая его на предательский лёд пруда.

Зяблик подтянулся на локтях, вытаскивая тело из воды и это ему удалось. Медленно и аккуратно он карабкался из воды на лёд. Сантиметр за сантиметром он полз вперёд. И вот когда всё его тело оказалось на льду и осталось поочерёдно вытащить из воды ноги, чьи-то сильные лапы мёртвой хваткой схватили Витю за ботинки и легко стянув со льдины, потянули его на дно пруда.

Поняв, что сопротивление в общем-то бесполезно, Витя, всё ещё барахатаясь но, тем не менее, довольно стремительно погружаясь на дно, с ужасом и тоской глядел вверх на удалявшуюся от него спасительную полынью – светлое размытое пятно на тёмном фоне. Он ещё успел отметить, что пруд гораздо глубже, чем можно было себе представить, прежде чем его закрутило в бешеном водовороте, затягивающем в тёмную мглу бесконечности.

Витя уже не видел как на поверхности поднялась сильная метель, запорашивая его следы у пруда и накрывая белым саваном тёмную полынью ледяного панциря.

Хм, легко-то как на душе и голова не болит. Странное ощущение, словно плывёшь в густой серой дымке, думал Витя, какое необыкновенное для моей мнительной натуры спокойствие и умиротворение. Интересно это облака или туман над прудом, и что это за блики? «Луна как бледное пятно, сквозь тучи мрачные блестела…» или что-то ещё?

Неужели все же выплыл?! Или спасли и откачали?!

Странно тогда почему не чувствуются руки, ноги, не видно ничего кроме тумана. Или всё-таки я благополучно утонул и моя многострадальная душа, вырвавшись наружу из бренных останков, витает в том самом таинственном месте. Если этот серый скучный туман и есть тот Рай, про который так любят вспоминать мамины подруги-поэтеэссы, то здесь весьма скучно, даже скучнее чем там.

Что это?!!

Острая боль пронзила Витино сознание! Видать, подумал лишнего и кому-то нечаянно занозил. Витя собрался мысленно извиниться, но было уже поздно. Его вновь завертело в воронке, словно засосало в смерч. Закружило в огромном омуте. Понесло куда-то с неимоверной скоростью по мерцающему всполохами, наполненому дымкой тоннелю.

Туман вокруг стал темнеть, сгущаться, уплотняться, сдавливать его со всех сторон. Наступило странное ощущение «де жавю» и его вновь обступила спирающая дыхание темнота. Потянуло сыростью и опасностью, и ещё чем-то непонятным, но довольно вонючим.

Нет, это ещё точно не Рай, да и для пресловутого Ада слишком сыровато, успел подумать Зяблик, прежде чем вылетел на яркий свет из вязкой мглы и с размаху окунулся во что-то чавкающее и воняющее тиной, по всей видимости болото.

Болото! Вот те раз! Вообще запутался Витя в происходящем с ним. Где я?! Так, умер я или нет, и в чём, собственно, дело?!

Странное дело. Тело всё так и ломит. А если тело болит, значит, оно есть. Хм, это бесспорный факт!

Витя поднялся и осмотрелся. В первую очередь осмотрел себя. Тэкс! Весь в тине и ряске, а так вроде больше ничего новенького. Зато из «старенького» кажись всё на месте: голова на шее, шея на плечах, дальше идёт туловище, руки, ноги там где им и положено быть. Он бы мог обрисовать себя и более детально, ибо стоял во всей своей неброской красе в том, в чём мать родила (а рождён он был, как вы поняли из последних событий у пруда, и вообще, отнюдь не в рубашке), но молодой человек удержался по вполне понятным причинам.

Итак, что мы имеем? – начал размышлять Зяблик. – Я, вполне осязаемый, относительно живой, абсолютно нагой и ничего ещё толком не понимающий, нахожусь в непонятном болоте посреди незнакомого мне лесонасаждения. Странно, почему без одежды. Куда она, включая плавки, носки и шарфик, подевалась. Просто мистика какая-то!

Также не обнаружив на носу очков, Витя пошарил в болотной жиже руками и естественно, не найдя их, понял, что из-за близорукости ягоды ему здесь лучше не попробовать.

Значит так, решил он, надо найти кого-нибудь из местных, расспросить, что это за глухомань, в какой стороне цивилизация и при случае разжиться одежкой. Недосуг воспитанномц мальчику, как гвинейскому папуасу, без штанов разгуливать. Задача, на первый взгляд, простая. Ну что же, тогда за дело.

В довольно «загрязнённой» одежке первого библейского человека Витя Зяблик побрёл через болото к видневшемуся недалеко берегу.

Выбравшись на твёрдую землю, он не стал терять времени на поиски лопухов для прикрытия причинных мест (еловые же лапы не решился использовать в качестве прикрытия, тоже по вполне понятным причинам) и продолжил путь в том, в чём и был. Оно и понятно – глухомань – кого ему тут стесняться, лосей что ли?

Продолжая путь, Зяблик отметил весьма интересную для себя деталь: в этом, казалось бы, гиблом месте, совершенно не водилось никаких насекомых. Окажись он в таком виде на раскинувшихся за городом торфянных болотах в весенне-летний сезон, ненасытный гнус в союзе с прожорливым комарьём его живо бы взяли на заметку и не захлебнулись кровушкой.

Да, места странные и глухие, продолжал анализировать окружающий мир Витя. Нога человека здесь возможно ещё и не ступала. А вот, кстати, и тропа. Так! Судя по многочисленным следам, тропа зверинная. Следы интересные, то ли волчьи, то ли рысьи, то ли лисьи (Витя, честно говоря, совсем не разбирался в этом), а вот что-то перепончатое прошлёпало, а это и вовсе что-то непонятное отпечатки лап здесь оставило, и расстояние между следами… Каких оно размеров?! А какие когти! Никогда таких нехороших следов Витя не видел. Следы неведомых зверей! Надо быть начеку. Хотя, что толку, с голыми руками супротив голодного хищника всё равно у него шансов немного будет.

Удвоив бдительность, Витя продолжил путь по странной глухомани.

Вскоре Зяблик вышел к небольшому ручейку. Передохнув рядом с водой и искупавшись в на удивлении тёплом ручье, он продолжил путь по неведомой стороне.

Разморённый летней жарой лес, несмотря на давно занявшуюся зорю, только-только начинал просыпаться – то там, то сям слышались редкие трели лесных пичуг, позёвывания, повизгивания, похрюкивания, покряхтывания и даже покашливания его жителей. Лес просто кишел неведомым и, покамест, к Витиной радости, невидимым зверьём.

Чу! Впереди показался просвет между хвойных зарослей.

Ишь ты! Цветочная поляна!

Витя потихоньку подобрался к опушке и осмотрел широкую, усыпанную яркими большими цветами поляну. Это было очень красивое место. Огромные лазоревые колокольчики, ромашки величиной с растопыренную ладонь, нежные лютики и небесные крошки незабудок, островки пахучего лабазника, наливные «гроздья» календулы, завитушки цикория и багульника, неприхотливая таволга, душистая медуница, медовая душица, зверобой, манжетка, календула, первоцвет, сныть и ещё великое множество пёстрых полевых цветов, довольно крупного размера благоухали и пестрили многокрасием. Над этим цветочным ковром плавно порхали не менее крупные и яркие бабочки, беспечно носились друг за дружкой золотистые стрекозы, жужжали, деловито собирая нектар, трудолюбивые пчёлки. В общем, такое великолепное зрелище, что просто, как говорится, пером не описать (если только в общих чертах, как вроде бы мы сейчас и попробовали).

Вот уже что-то похожее на Рай. Райский сад (ну, как минимум – палисадник) посреди дремучего леса. Заглядевшись на пёстрый ковер, Витя не сразу обратил внимание на какое-то движение справа. Кто-то или что-то (думаю, для такого странного места это уточнение будет отнюдь нелишним), похожее на шикарный бутон белоснежного бульденежа, двигалось среди высокой травы.

Решив не испытывать судьбу Зяблик углубился в лес. Выбрав подходящее раскидистое дерево в качестве наблюдательного пункта, стараясь не шуметь, он взобрался на него, дабы подробнее рассмотреть, кто это там бродит.

Ёлки-иголки! В роли «бульденежа» оказался пожилой карлик с орлинным носом. Да, точно, вылитый «карлик-нос»!

Маленький человечек был одет в белый нарядный балахон. На его седой как лунь голове покоился странный головной убор, похожий на восточную чалму, но гораздо больший в размерах. Больше этой «чалмы» у него была только борода. Представьте себе, у человечка, росточком в два вершка, была длинная, белая как снег и пушистая как кучевое облачко, борода, метров эдак десять с гаком. Без единой травинки-соринки, чистая и ухоженная, она послушно тянулась следом за пожилым карликом по цветам и стеблям, словно сытый удав за ничего не подозревающим кроликом. Витя такой бороды отродясь не видывал. Не борода, а просто загляденье!

Зяблик, грешным делом, даже подумал, что это, как бы правильно выразится, хозяин что-ли тутошнего Рая. Именно таким в детстве, в смысле с такой окладистой необыкновенной бородой, он себе, прости его Господи, тебя таким и представлял. Что же, делать нечего, раз уж попал сюда надо как воспитанному человеку идти знакомиться.

Спустившись с дерева, Зяблик, прикрывшись для приличия ладошками, направился прямиком к седобородому карлику.

– Прошу прощения за беспокойство, – чуть запнувшись поприветствовал Зяблик копошившегося среди цветов старичка, лицо которого вблизи казалось слегка размытым. – Э-м, здравствуйте, дедушка!

Вздрогнув от неожиданности, длиннобородый «дедушка» испуганно отпрянул прочь, собираясь дать знатного стрекача, но спохватившись, обернулся и с суровой опаской воззрился на голого незнакомца.

– И тебе не хворать, то ли бес, то ли тать, – проворчал низкорослый дедушка, разглядев, что перед ним не какое-нибудь чудо-юдо говорящее, а обычный человек, причём в весьма интересном наряде, и сразу полез с вопросами. – Ты откуда таков, аки зверь без портков?

Чудно это у него получилось, в рифму. Неужели, с перепугу у него так вышло?!

Лады, поглядим чего он дальше вычудит, смекнул Витя, что неспроста старик так вычурно выражается. Сразу видно, непрост пенсионер, ой непрост!

Подумал, подумал Витя и решил, чтобы во лжи не уличили, говорить правду, тем паче, что скрывать ему было особо и нечего.