Kitobni o'qish: «Зигзаги времени. Книга 3»

Предисловие

В предыдущих книгах рассказывается, как молодой врач из Тюмени, обнаруживает после смерти деда, письмо с картой бункера Берии. Он отправляется на его розыски, не зная, что по его следам идут бандиты, чтобы самим захватить этот бункер. Выбрав безлюдное место, они стреляют в него, и думая, что он мертв, забирают карту. Очнувшись, он сам начинает преследовать бандитов, уничтожая их одного за другим. Попав в бункер, он взрывает за собой проход, чтобы оставшиеся бандиты не смогли в него попасть. Здесь, он находит старинное кольцо Сварога, которое отправляет его во времена правления Ивана Грозного. Тут он борется с врагами земли русской и злым Чернобогом, извечным врагом Сварога. Путем использования современных технологий и оружия, ему удается с малыми потерями захватить Казань и Астрахань, присоединить к России Крым. Помогая царю, он строит школы и больницы, лечит и спасает людей, внедряет новое. Не забывая, что у него стоит цель найти браслет Сварога, которое даст дополнительные Силы его кольцу.

Зигзаги времени

Третья книга

Первая часть. «Вставай, страна огромная…»

Боль пронзила меня, и я застонал. Все тело было как чужое, во рту соленый вкус крови. Глаза было невозможно открыть, и я, с трудом подняв руку, ощупал лицо. Оно все было покрыто засохшей кровью. Осторожно расковырял веки, и открыл вначале один глаз, затем второй. Я лежал на дне какой-то канавы, прямо надо мной нависала искореженная машина, из которой наполовину свисал труп, из разбитой головы погибшего и капала на меня кровь. Я начал потихоньку выползать из этой канавы, оказавшейся придорожным кюветом.

Привстав, я увидел, что дорога была усеяна телами убитых и остовами сгоревших машин. Подобрав у молоденького солдатика, что лежал рядом, фляжку с водой, я с наслаждением попил и умылся, смывая с лица кровь. В ушах стоял звон, и звуки проникали в сознание как сквозь толщу воды. «Однако здорово меня приложило», – подумал я, рассматривая себя в боковое зеркало автомобиля. Ощупав карман гимнастерки, я обнаружил свои документы: Федоров Андрей Иванович, лейтенант пулеметного взвода N-ной дивизии, расположенной в г. Ковель (туда было предписание). Из зеркала на меня смотрело уставшее, заросшее щетиной лицо, в порванной и залитой кровью гимнастерке с двумя «кубарями» в петлицах. «Да уж, теперь Вы, сударь, не князь», – подумал я.

Надо было вооружиться, так как с одним наганом воевать против немцев было бы глупо. Я подобрал трехлинейку и, опираясь на нее, как на трость, стал обходить разбитую колонну в поисках оружия и пропитания. Возле одной из полуторок я затормозил, кабина была изрешечена, но машина не загорелась, и груз в кузове остался цел, хоть и был попорчен пулями. С трудом забрался в «святая святых» нашего старшины, вскоре откопал новую форму, которая как влитая сидела на мне, осталось только пришить петлицы. К форме нашлась и кожаная портупея с ремнем, а главное, несколько ящиков с НЗ, куда входили тушенка и сухари. Оттащив все это в прилегающий лес, я продолжил обходить побоище. Немецкие летчики постарались на славу, от полка почти ничего не осталось. Впереди заметил дымящуюся «эмку» командира, поспешил туда. Подобрал документы убитых офицеров, достал упакованное в чехол знамя полка и, сняв его с древка, обмотал вокруг своей талии. Так я видел в кино, да и проще не потерять в бою. Забрал у полковника бинокль, ТТ и планшетку с картами. У одного из офицеров снял хромовые сапоги, они как раз подошли мне по размеру, все ж не кирза, да и если не я, так другие снимут. Забрал также часы и хороший складной нож. Решил посмотреть, что еще есть в багажнике «эмки», и тут меня ждал приятный сюрприз – новенькая снайперская винтовка Токарева СВТ-40, или, как ее называли снайперы, «Светка». Десятизарядная, под патрон 7,62, она сама просилась в руки. Оттянув затвор, я убедился, что она заряжена, и, подогнав ремень, закинул ее на плечо. Вскоре в подобранный мной вещмешок я сложил обоймы для моей «Светки», десяток гранат, три фляжки со спиртом и десятка полтора индивидуальных перевязочных пакетов (ИПП). Кроме этого нашел у убитого санинструктора его сумку, где был жгут, йод, скальпель, ножницы, термометр и шприц, ну и, конечно, запас бинтов и ваты. Все это я, как хомяк, поволок на мое место в лесу. Сходил вновь, и разжился офицерской шинелью и фуражкой, прихватив по дороге фляжку с водой и саперную лопатку.

Пора двигаться на восток, где я стал различать звуки канонады, по-видимому, контузия была не сильная, и я начал приходить в себя. Упаковал в мешок все, что было нужно в первую очередь, а это, конечно, боезапас, пища и лекарства. Остальное я закопал у поваленного дерева. Это в основном была тушенка, сухари и десяток винтовок «Мосина» с одним цинком патронов. Ориентиром взял разбитую вдребезги полуторку в кювете, в котором я очнулся. Вдали с запада послышался гул, и я увидел в бинокль колонну, впереди которой, поднимая густую пыль, шли угловатые немецкие танки. «Ну, что ж, попробуем и мы повоевать.»-прячась за толстый ствол дерева, пробормотал я, прикидывая расстояние до головы колонны. Метров восемьсот будет, подпустим поближе. В люке над башней виднелась голова танкиста, вот ее-то я и взял на прицел. Выстрел, голова дернулась и исчезла внутри танка. Тот остановился, и башня начала медленно вращаться из стороны в сторону, выискивая цель. Но я же не дурак пулять по танку, лежу, жду. Выстрел из танка разнес полуторку старшины, и она весело занялась огнем. Постояв еще немного, танки тронулись по дороге, подминая под себя тела погибших красноармейцев и сбрасывая в кювет разбитые машины. Колонна шла и шла, казалось, что конца ей не будет. За танками шли грузовики, то с солдатами, то груженые боеприпасами. Сменив патроны на зажигательные Б-32 (с красной головкой и черной полосой на шейке гильзы), я выстрелил в бак такого грузовика. Вспыхнул бензин, и взрыв потряс окрестности. Из-за гула машин и пыли немцы не заметили, откуда был выстрел, но шквал огня из всех видов оружия ударил по лесу. Пули визжали над головой, вгрызались в деревья, подымали фонтанчики земли передо мной. Выбрав момент, когда обстрел немного утих, я подорвал следующий грузовик, по-видимому, там были снаряды, так как на месте грузовика оказалась огромная воронка, да и пострадали еще несколько грузовиков. Немцы высыпались из остановившейся колонны и, выстроившись в цепь, начали прочесывать лес, поливая из автоматов пространство впереди себя.

«Пора и честь знать!» – решил я и, подхватив вещмешок, рванул подальше от этого «веселья». Сзади же раздавались выстрелы обиженных фрицев. Вскоре стрельба стала тише и тише, и тут я понял, что чувствую себя нормально, боль в голове исчезла, слух восстановился, так как я слышал щебет птиц, звон кружившихся комаров и далекую канонаду. Видно, все ж Сварог меня излечивает. Отойдя от дороги километров на пять, решил передохнуть, возле лесного ручья, что протекал в низине. Развел маленький костерчик, чтобы разогреть банку тушенки, пока она разогревалась, нарвал растущего в низине лабазника для чая, на поляне вверху насобирал душицы и зверобоя, все это в совокупности общеукрепляющий чай. Сюда бы, конечно, еще ягод шиповника, но за не- имением гербовой пишут и на туалетной бумаге. Разогрев тушенку, поставил на костер котелок для чая. Неожиданно «Хранитель» дал сигнал тревоги, и я, вынув «ТТ» откатился от костра под куст тальника, который укрыл меня от посторонних взоров, от пуль, правда, не спасет, но все ж укрытие. Похрустывание веток под ногами дало мне направление и примерное количество крадущихся.

– Стой, стрелять буду! – решился я обозначить себя первым.

– Выходи сам, а то тоже пальнем! – раздался хриплый голос в ответ.

– А как насчет «Феньки» (Ф-1) в ответ? – поинтересовался я.

Они помолчали, так как осколки 600-граммовой ребристой гранаты разлетаются на 200 м и спрятаться от нее почти невозможно.

– Ладно, выходим, только не стреляй! – из кустов вышли четыре красноармейца.

Заросшие щетиной лица. У одного была забинтована голова, у другого – плечо. Сквозь грязные бинты, наспех забинтованные, просочилась кровь. Оружие было лишь у двоих: винтовка «Мосина» и пулемет «Дегтярева». Раненые брели, опираясь на палки. Увидев их, я опустил пистолет.

– Ха, смотрите братцы, лейтенантик из штаба! В лес побежал, от немцев отсиживаться! – начал ёрничать и издеваться тот, что был с винтовкой.

Я подошел к нему и, схватив винтовку за дуло, отведя ее от себя, нанес ему хорошую оплеуху. Выронив винтовку, он выхватил нож и, оскалив зубы, начал, пригнувшись, приближаться ко мне. Отбив блоком левой руки его удар, я нанес ему встречный в солнечное сплетение, и когда он рухнул на колени, добавил ему еще сцепленными в кулак руками по затылку.

– Поспи, дорогой, отдохни! – выдохнул я и посмотрел на остальных. – Ну, кто еще хочет отведать лейтенантских «юлей»?

– Не обижайся, товарищ лейтенант! От голода да неудач, вот он и сорвался. Так-то он хороший разведчик, да видно припекло, вот и полез на рожон. – заметил пулеметчик.

– Ладно, садитесь обедать, а потом я осмотрю ваши раны. – предложил я им и выдал каждому по два сухаря и банку тушенки.

Они не стали разогревать тушенку и ели ее холодную, с жадностью и торопливо. Видно давно голодали. Опустевшие банки они очистили до блеска, вот в них я им и налил травяного чая, где они размачивали сухари и сосали их, млея от накатившей сытости. Поставив вновь опустевший котелок на костер, так как мне нужна была горячая вода, я привел в чувство разведчика, выдав ему тушенку и сухари. Взяв все это и пряча от меня глаза, он, буркнув что-то типа «Извини, командир, ошибся!», отошел к своим и принялся есть.

Я же осторожно размотал грязный бинт с головы бойца, резко оторвал его от раны. Он вскрикнул, пытаясь прикрыть раненое место рукой, но я отбил его грязную руку и стал тампоном очищать рану. Пуля или осколок прошли по касательной. Рана кровоточила сильно, но не опасно. Нарвав возле ручья листьев подорожника и лабазника, я поставил котелок с травой и цветами лабазника на слабый огонь, так как этим отваром хорошо промывать раны. Сам же стал в крышке котелка перетирать листья подорожника, после промывки ранения положу их на кровоточивую рану, чтобы быстрее все затянулось. Остудив отвар, я промыл им рану и, положив подорожник, перевязал стерильным бинтом.

Вот у второго ранение оказалось более серьезным. Пуля застряла в плече, и если ее не вынуть, он умрет от заражения крови.

– Жить хочешь? – спросил я его. Он кивнул. – Ну тогда придется потерпеть, дорогой! Пулю все-равно надо доставать, а до наших далеко, сам знаешь.

Говоря, я ощущал на себе просящий взгляд молодого еще парня, который хотел очень жить.

– Подготовьте вот здесь место. – я указал на ровную площадку, хорошо освещаемую солнцем, и бойцы принялись расстилать свои шинели.

Я же, достав скальпель, йод, спирт и бинты, приготовил из своей крышки от котелка кювет для кипячения и обеззараживания скальпеля. Обработав руки и скальпель спиртом, смазав будущее место разреза йодом, затем незаметно повернув браслет, представил, что больной мой под глубоким наркозом. Повернув его на бок, я сделал разрез, где прощупывалась пуля, вот показалась ее головка, немного нажал на нее, и она скатилась на залитую кровью шинель. Обработав рану, я туго забинтовал ее, положив подушечки салфеток на входное отверстие, и, положив руки на них, стал излечивать его. Тепло пошло из моих рук, затягивая рану, организм изгонял всю заразу, излечивая себя. Моя энергетика лишь подхлестнула его защитные функции, и теперь он лечил свое ранение. Чувствуя, что сил у меня остается немного, я отошел и прилег головой на свой вещмешок.

– Жить будет! – улыбнулся я, отвечая на немой вопрос бойцов.

– А чего это он глаза не открывает? – спросил меня пулеметчик.

– Спит. – коротко ответил я, незаметно поворачивая браслет и представляя, как раненый просыпается.

– Ну вы и орать, даже поспать не дадите! – открывая глаза, заворчал раненый. Пощупав плечо, он заулыбался.

– Братцы, почти не болит! – он недоверчиво ощупывал рану.

Силы потихоньку восстанавливались, и я распорядился заночевать здесь. Тут была вода, и в то же время недалеко дорога, которая обеспечит нас едой и оружием.

– Сколько вы идете и откуда? – спросил я их.

– Пять дней идем, из-под Томашовки. Танки немцев прорвались и отрезали нас, самолеты добивали из пулеметов, гоняясь даже за одиночками. Нам удалось добраться до леса, и мы все эти дни шли на восток, что с дивизией – не знаем. Это был ад. Вначале их артиллерия уничтожила наши батареи и танки, по-видимому они располагали сведениями и точными координатами, после прошлись «Юнкерсы», разбомбив то, что еще уцелело, а затем в атаку пошли танки, и встретить их уже было нечем. Они прорвали нашу оборону, и клещи сомкнулись. Штаб был уничтожен еще в самом начале, и поэтому дальше была просто бойня. Никто не знал, что делать…

– Биться за свою землю, убивать врага! – оборвал я рассказ пулеметчика.

– Чем биться-то, если не было даже гранат и патронов, а танки и артиллерия уничтожены? – вступился раненый в плечо. – Вот и пришлось драпать! – закончил он.

Конечно, мне было это знакомо, что в войсках шла перегруппировка перед войной, меняли оружие и многое другое, поэтому я не стал возражать бойцам.

– Документы хоть не потеряли, горе-вояки? – спросил я у них.

Первый мне подал красноармейскую книжку «Разведчик N-ского полка Смирнов Дмитрий Иванович», затем «пулеметчик Казанцев Леонид Петрович», у раненого в плечо документов не оказалось, карман был оторван и документы были утеряны, но его личность подтвердили товарища, которые служили вместе с ним, и последний был раненый в голову татарин, Ямбаев Анатолий Альбертович, по профессии сапер. О! Команда набирается интересная! Я тоже представился им и сказал, что нашу колонну разбомбили, но я сделал запас оружия и продовольствия. Если пройдем километров пять, у всех будут винтовки, патроны и продовольствие.

– А «мохра» там у вас есть? – спросил вежливо разведчик.

– У немчуры спросим! – ответил я и рассмеялся. – Отдыхаем до заката и идем к дороге. Цель – взять оружие и продовольствие, если удастся – пощекотать немцам пятки.

Часа через два выдал им еще по банке тушенки и по два сухаря, чтобы поднять их силы и настроение. Раненым заварил травяной чай для укрепления иммунной системы. Правда, пили его все, за неимением заварки. Ну да вреда не будет!

К вечеру вышли к дороге. Солнце садилось и машин было не много, в основном шли группами, но бывало проскакивали и одиночные машины в сопровождении одного или двух мотоциклистов. С трудом, но я нашел тайник с оружием и продуктами. Отправил разведчика за «сидорами», и что он еще сможет найти у разбитой колонны. Сам же вместе с пулеметчиком заняли оборону, прикрывая бойца. Смирнов скатился в придорожный кювет и, перекатившись, оказался возле одной из полуторок, где лежало особенно много убитых красноармейцев. Он быстро набивал вещмешки каким-то содержимым, перебираясь от одного убитого до другого. Ветерок гнал на нас сладковатый запах смерти, гудели зеленые мухи над трупами и стояла изнуряющая жара, несмотря на садящееся солнце. Вдали послышался стрекот мотоцикла, и я шепнул пулеметчику быть готовым. Вскоре показался одинокий мотоцикл с коляской. В каске и очках за пулеметом сидел толстый немец, за водителем сидел еще один с карабином. Выстрел из «Светки» вырвал мотоциклиста из-за руля, мотоцикл как-бы запнулся и перевернулся, накрывая пулемет и стрелка. Сидевший за водителем спрыгнул раньше и, упав в кювет, яростно сдергивал винтовку с плеча. Это были опытные бойцы, которые прошли всю Европу, и стрельба их не пугает. Они готовы защищаться. Поймав его голову в прицел, я успокоил его навсегда. После чего, позвав пулеметчика, мы кинулись к мотоциклу. Перевернув его обратно, увидели, что пулеметчик был мертв, сломал шею. Сняли пулемет, забрали ленты, гранаты-толкушки, ранцы, даже не заглядывая в них, и личное оружие, т.е. винтовку и автомат с тремя рожками. Порекомендовал бойцам забрать добротные сапоги у немцев. После чего подожгли мотоцикл и ушли обратно к роднику. Я шел последний и заметал следы, так как ребята ходить по лесу совсем не умели.

Догнал их уже почти у ручья, где они пытались делить немецкое шмутьё. Все было свалено в кучу, где лежало и оружие, и продукты, и личные вещи, включая часы, бритвы и прочее.

– Отставить! Крохоборы! Не успели завалить пару немцев, а уже дележка началась! Быстро разложили отдельно на три кучи: оружие, продукты и остальное! Быстро! – рявкнул я и положил руку на кобуру «ТТ».

Приказ был молниеносно исполнен.

– Теперь лишнее оружие смазать, упаковать и закопать. Себе оставляйте то, чем будете воевать! Начнем с Дмитрия Смирнова, который принес много боеприпасов, что выбираешь, Дима?

– Я-бы взял «Шмайссер», все ж в разведке с ним удобнее, да и патроны у фрицев всегда достать можно.

– Согласовано, забирай! Ну, а остальным винтовки, кроме Казанцева, у него есть пулемет. Я же беру немецкий МГ-34, так как хорошо знаю эту модель. Патроны распределяем между всеми, продукты так же.

Теперь осталось распределить барахло, что было в ранцах. Из всего я выбрал бритвенные принадлежности, это опасную бритву фирмы «Зеленгер», помазок и зеркальце, остальное даже не стал смотреть. Бойцы растащили остальное, кому-то достался одеколон, другому нож, третьему губная гармошка и так далее. Приказал всем отдыхать до утра, утром идем на восток.

Утром поднялись еще до восхода, осмотрев раненых и позавтракав, тронулись на далекую канонаду. Впереди отправил разведчика, все ж опыт у него по больше, чем у других. Перед этим приказал набрать листьев лабазника, так как сок этого растения отпугивает комаров, если им натереться, да и в чай он тоже неплох.

Шли до обеда лесом, когда нас остановил голос часового «Стой, кто идет!». Оказалось, мы наткнулись на батарею из 45-миллиметровых пушек. Отряд состоял из четырех расчетов и ездовых, боеприпасов по 8 снарядов на орудие. Все так же отощавшие, но не бросившие орудия. Кроме своих к ним прибился еще десяток окруженцев, многие без оружия. Лишь пограничники в зеленых фуражках держались вместе. Их я насчитал четыре человека, все с немецкими автоматами. Раненый был один, но тяжело, его в дороге размещали на передке орудия, соорудив носилки.

– Командир наш. – заметив мой взгляд, пояснил боец. – Он нас и вывел из-под удара, а сам в последний момент схватил пулю! – горестно вздохнул он.

– Врачу или санинструктору показывали? – спросил я.

– Да где его возьмешь? Сами как могли перевязали!

Я достал санитарную сумку, велев своим поделиться едой с бойцами. Но больше всего те обрадовались махорке, оказывается не курили уже два дня. Пробовали курить мох, прошлогодние листья, но это было не то. А тут нате вам, закуривайте! В ход пошли немецкие листовки, которые бойцы собирали для другого дела, но для этого и лопух сойдет. Я подошел к раненому, который лежал в тени под вековой сосной. На петлицах одна «шпала» – капитан. Грудь обмотана окровавленными бинтами дышит прерывисто, тяжело, в уголке рта – кровь. Повреждены легкие, если будет отек, то неминуемая смерть. Сосредоточил зрение, которое, как рентген, пронзило все тряпки, накрученные на капитана. Пули не было, прошла насквозь. Зато на спине вырван кусок мяса, от этого большая кровопотеря. Надо попробовать стабилизировать его состояние. Я приложил руки к его груди и сосредоточился. Энергия потекла у меня через руки, регенерируя поврежденные ткани и убирая воспаления. Я чувствовал, как мои силы тают, и с трудом прервав сеанс, отошел и лег в тени этой же сосны. Ко мне подошли бойцы, которые видели, что я склонился над раненым, и долго находился над ним.

– Ну как, лейтенант? Жить-то наш капитан будет? – спросил один из них.

– Будет! Сейчас вот отдохну, да перевязку ему буду делать, а то на спине рана у него нехорошая от выхода пули. – не подумав, сказал я.

– Ты ж его даже не переворачивал! Откуда узнал? Он же без сознания! – вопросы так и посыпались.

– Вам надо, чтобы капитан выздоровел, али меня решили пытать? – рявкнул я, отрезая все вопросы.

В этот же момент капитан застонал и попросил пить. Я достал флягу с настоем трав и подал бойцу.

– Поить этим лекарством! – в приказном тоне сказал я.

Тот беспрекословно подчинился и стал поить командира травяным настоем. Я же, взяв топор у костра, отправился искать молодую сосенку. Срубив, я нарезал с нее верхнюю желтую пленку, пропитанную смолой. Дед мне говорил, что эта пленка ложится после среза на рану и меняется каждые 3 часа. Раны быстро затягиваются. Что я и сделал, сняв грязные повязки с капитана. Рана на спине загноилась, пришлось промывать травяным настоем, затем наложил сосновую пленку и поддержал народное лечение своими биотоками, затягивая рану. Покраснение и опухоль вокруг раны спали, и больше я не стал лечить биотоками, так как силы во мне еще не восстановились. С трудом перевязал капитана стерильными бинтами, сказав, чтобы почаще давали ему пить, так как потеря крови была большая. Сам же отошел на свое место в тени сосен и уснул. Спал я до вечера, и проснулся со свежими силами. Поднялся и с удивлением увидел капитана, которого кормили чем-то из котелка.

– Вы чем его кормите, угробить хотите командира?! – завопил я, подскакивая к бойцу с котелком.

– Не ругайся, лейтенант! Ребята тут на хутор набрели. Ну и выменяли за сапоги курицу. Сварили, да бульон с сухариком размоченным даем помаленьку, а курицу прибережем капитану, как начнет вставать. Спасибо тебе, лейтенант, золотые у тебя руки! Хочешь ножку от курочки? Я мигом принесу! – он хотел уже бежать, но я резко остановил его командой.

– Отставить! Хутор далеко?

– Километра два-три будет! Да мы теперь дорогу знаем, дойдем быстро. – ответил он.

– Готовься, сейчас выходим. – приказал я ему и подозвал разведчика Смирнова.

– С «погранцами» познакомился?

– Так точно! – перестав жевать сухарь, вытянулся он по стойке «смирно».

– Бери их и пошли, глянем на хутор! – сказал я и подошел к старшине артиллеристов.

– Мы, старшина, идем на хутор, может достанем что-либо съедобное. Ты, пока капитан еще слаб, останешься за старшего. Расставь караулы, займи бойцов чисткой оружия и наведением порядка в военном подразделении, а то ходят, как у батьки Махно! – махнул я от огорчения рукой.

– Слушаюсь! – он отдал мне честь и пошел устраивать порядок в разношерстной команде.

Глядя на удаляющуюся фигуру старшины, чем-то напоминающую коренастую и чуть неуклюжую фигуру медведя, я не сомневался – наведет дисциплину. Мы же, небольшим отрядом, углубились в лес вслед за проводником, держа оружие наготове, так как сейчас в лесах были не только мы, но и дезертиры, бежавшие заключенные и другие, не угодные нам социальные элементы. Можно было получить пулю и от «кулаков», и от националистов, да мало ли кому захочется пустить пулю в спину «москалю треклятому», али просто сдать нас немцам. Поэтому я предупредил всех двигаться максимально осторожно, как будто мы скрадываем зверя. Подойдя к опушке, мы лежали и долго разглядывали мирный хутор, расположенный на большой поляне, в окружении леса. Над соломенной крышей вился легкий дымок, пахло свежеиспеченным хлебом так, что мы чуть не давились слюной. Из хлева слышалось повизгивание свиней, кудахтанье кур, промычала корова. Обычная деревенская картина. Похоже, посторонних здесь не было, но все же что-то меня настораживало, и тут я понял, что уже вечер, солнце садится, но скотину никто не кормит, и корова не доена, поэтому ревет. Из хаты за то время, что мы ведем наблюдение, никто не выходил, а это уже примерно час. Что-то не так!

– Охватываем полукругом, и держать избу на прицеле! Услышите звуки борьбы – придете мне на помощь. – сказал я и, прокравшись по лесу, зашел на хутор со стороны огорода, где не было окон в избе.

Прислонившись к стене, я повернул браслет и попросил у Сварога силу проникновения сквозь стены. У печки лежал старик со связанными руками, голова была в крови, но грудь вздымалась при дыхании – жив! За столом сидели двое и пили самогон, третий спал на широкой лавке, храпя с переливами. Из спальни слышались стоны и женский плач. Я, сделавшись невидимым, подошел к выпивающим, и двумя ударами ножа отправил их к праотцам. Спящий открыл глаза и пытался крикнуть, когда нож пронзил его сердце, но моя рука зажала ему волосатый рот, и он, дернувшись в конвульсиях несколько раз, затих навсегда. Тихо прошел в затемненную спальню, где на кровати лежала распятая молодая девушка, а на ней еще один насильник. Этого я убивать не стал, а, сделавшись видимым, подошел сзади и нанес ему по затылку удар рукояткой пистолета, вырубив его на некоторое время. Скинув его с истерзанной девушки, я перерезал веревки, которыми она была привязана к дужкам кровати, и легко похлопал ее по щекам, приводя в чувство. Очнувшись, она в страхе прикрылась руками.

– Успокойся, свои! Давай одевайся и рассказывай, что здесь случилось?

– Где дед? Что с ним? – вновь полились слезы.

– Жив дед, на кухне связанный еще лежит, давай одевайся, не свети своими телесами.

Хотя тело девушки было красивое, высокая упругая грудь, плавный изгиб бедер, роскошные русые волосы, разметавшиеся по подушке. Я отвел взгляд, давая девушке время подняться и одеться в разбросанную на полу одежду. Пока она одевалась, я теми же веревками связал бандита, так и оставив его с голым задом. Прошли с ней на кухню, где она сразу же бросилась к связанному деду и принялась зубами развязывать веревки, стягивающие его. Я помог ей развязать его и побрызгал на лицо водой, дед очнулся и простонал: «Пить!». Из этого же ковша напоили его. Лицо у него было разбито, по-видимому, ударом приклада, из рассеченного лба стекала кровь, один глаз заплыл, нос был сломан, и из него тоже стекала кровь.

– Неси полотенце и холодную воду, лучше сразу из колодца.

Девушка, схватив ведро, перепрыгивая через трупы бандитов, бросилась к колодцу, который был посреди двора. Куры, которые что-то клевали, бросились в рассыпную, хлопая крыльями из-под ее ног. Петух взлетел на плетень и проорал петушиное: «Полундра!». Набрав воды, она принесла ведро и поставила рядом с дедом, которого я уложил на лавку, бесцеремонно скинув труп бандита. Намочив полотенце холодной водой, положил деду на лицо, чтобы приостановить кровотечение, а сам стал за ноги вытаскивать трупы к сараю возле хлева. Вскоре подошли мои бойцы и помогли с уборкой этой дряни. Последнего так же за ноги вытащили во двор и бросили возле меня, он уже пришел в себя и затравленно смотрел то на меня, то на суровые лица моих бойцов, которым я уже вкратце рассказал, что я увидел здесь.

– Ну, скажи-ка, дядя, кто ты такой и почему безобразничаешь? – начал я, демонстративно доставая нож и пробуя лезвие ногтем на остроту.

Недовольный качеством, взял кусочек наждачного камня из планшетки и начал править кромку до бритвенной остроты. Бандит завороженным взглядом смотрел на десантный нож и на мои движения, что-то шепча побелевшими губами.

– Говори, не слышу! – рявкнул я.

– Свои мы, свои! Окруженцы мы! Заблудились, зашли за продуктами, дед сам начал нас выгонять, вот мы и связали его. – затараторил он, в страхе отползая от меня.

– Деда связали, заодно и девушку связали, да и поизгалялись, так? – играя ножом, я стал к нему приближаться.

– Не-е-т! Парни были первые, я же последний, и не обижал ее… – он захрипел и замолк, когда мой нож легко, как в масло, вошел ему в сердце.

Я не любил предателей, а насильников еще больше, и оставлять такую мразь на земле мне не хотелось.

– Закопайте их где-нибудь, а я пока подлечу деда! – скомандовал бойцам.

Те, прихватив пару лопат, ушли к лесу, я же вернулся к деду, который лежал, постанывая, на лавке. Я прижал руки к его лицу и сосредоточился, отдавая ему свою энергию, чувствуя, как она горячим теплом исходит из моих ладоней. Так как я теперь знал норму отдачи энергии, не стал рисковать и прекратил лечение, на первый раз хватит. Поднял полотенце, кровотечение из носа прекратилось, рана на рассеченном лбу затянулась. Глаз немного приоткрылся, но опухоль, хоть и уменьшилась, но не спала. Боль прекратилась, и старик, смешно подергивая бородкой, прошамкал:

– Волхвуешь помаленьку, что ли, служивый?

– Есть малость! – так же шепотом ответил ему я.

– Ты что ли Аленку, внучку мою, спас? – подымаясь на лавке, спросил дед.

– Я, выходит!

– Как звать-то тебя, ваш благородие?

– Андрей Иванович, лейтенант Рабоче-Крестьянской Красной армии!

– Подпоручик значит, доброе звание! С солдатушками на переднем крае, не прячешься за их спины? Вижу, что не прячешься, вон один всех извергов положил, внучка говорит. Покажу тебе тропу тайную средь болот, на большой остров. Склад там на случай войны, подземный, строили еще задолго до войны. Только одно условие, возьмешь внучку в отряд, здесь сейчас опасно, а там ты сможешь ее защитить. – вздохнув, сказал дед и, подрагивая своей козлиной бородкой, добавил. – Ты уж присмотри за ней, бедовая она у меня, вся в мать пошла. Та, в гражданскую медсестрой записалась и сбежала из дома, а потом в Киеве выскочила замуж за красного командира.

– А почему внучка у тебя живет? – спросил я.

– В 37-м году и командира, и ее, беспутную, упекли в НКВД, а внучку я к себе забрал. Вот с тех пор и живет со мной. – вновь вздохнул дед и, достав трубку, начал набивать ее табаком.

– Дед, у меня в лесу еще люди, не поделишься продуктами? Деньги, конечно, дать сейчас не сможем, а вот расписку напишем. – спросил я.

– Я к нему, как к человеку, а он мне про деньги! Ты мне и внучке жизнь спас, что я, зверь какой-то? Что есть, все отдадим! Аленка! Подь сюда! – крикнул он, открыв оконную створку.

– Что, деда?

– Скажи солдатикам, пусть одного кабанчика колют! Только смотри, чтобы не свинку, а кабанчика. Да потом иди в погреб, картошки набери мешка два, как-нибудь уж дотяну до свежей. – опять по-старчески вздохнул он и добавил, обращаясь ко мне. – Ты уж побереги ее, ладно?

Винтовки у бандитов были не чищены, но мы забрали их, и несколько запасных обойм. К кабанчику и картошке дед добавил 3 каравая хлеба и большой шмат сала. Для курильщиков насыпал полный кисет самосада, чему бойцы были больше всего благодарны. Дал мне четверть черной мутной жидкости от гнуса, понюхав, я по запаху определил, что присутствует деготь с какими-то травами. Заметив, что я пытаюсь определить состав, дед ухмыльнулся, подмигивая уцелевшим глазом:

– Еще спасибо скажете, там на болоте, этому зелью. Будет кончаться, придешь, вместе с тобой и сварим это старинное зелье казаков. Приходите завтра с рассветом…