Kitobni o'qish: «Игры с богами»

Первые шаги.

Пивнушка совсем не тянула на громкое название «Пивбар «Гамбринус», но, как, ни странно, называлась именно так. Представляю, что стало бы с коренным одесситом, зайди он, однажды, в это питейное заведение. Точно, пришлось бы откачивать с применением крепких спиртных напитков. Я выбрал на столе место, более-менее, свободное от рыбных очистков и поставил кружку на липкую клеенку. Амбрэ, конечно, стоял ещё тот. А с улицы зайти, так запах прокисшего пива, солёной и вяленой рыбы, варёных яиц и табачного дыма способен был сбить с ног. Но, жажда отведать пенного напитка пересиливала.

Делался шаг, другой, в тумане табачного дыма находился свободный столик, потом, вид манящей полной кружки с пышной шапкой пены привлекал внимание и отвлекал от неудобств и прочих раздражителей, и хотелось, чтобы быстрее предстала перед тобой дородная тётка с избытком, потёкшего от пота, безвкусного макияжа, полным ртом золотых зубов и грязным, засаленным фартуком на необъятной талии. Запах, уже, не казался таким ужасным, а, после всех этих трудностей, всего одна кружка пива была бы верхом легкомыслия. Нет, тут не одна, а, минимум, две. А, если, вдруг, столкнёшься с хорошим знакомым, так и три и четыре пойдут за милую душу. Иногда ещё и под водочку.

Вот и сейчас, из пелены табачного дыма выныривает Игорёха, мой бывший одноклассник, давний друг и просто хороший парень. В своё время нам пришлось расстаться. Он – на истфак поступил в универ, а я в армию укатил. А там, Северный Кавказ, потом сверхсрочная, опять Кавказ, ранение, комиссация, инвалидность и работа сторожа на макаронной фабрике. Маловато, конечно, по зарплате, но, мне одному хватает. К разносолам я непривычен, а, доставшаяся от бабушки, однушка, вполне решала проблемы с жильём. А то, никаких боевых не хватит, чтобы жильё купить. Разве, что какую развалюху в дачном посёлке. С родителями жить – тоже не вариант. Не маленький уже, чтобы по подъездам обжиматься, да, перебрав спиртного, тайком домой возвращаться. Если бы не скончавшаяся бабушка, куковать бы мне на продавленной койке в общаге, пока на пенсию не выйду, или квартиру снимать, отдавая половину зарплаты.

За это время Игорёха успел отучиться, что-то там защитить и стать достаточно известным в узких кругах историком. Причём, не кабинетным сухарём, а практиком, не вылезающим из экспедиций. Вот, между двумя из них мы и встретились в очереди на кассу в супермаркете, и старая детская дружба возобновилась. Улыбаясь щербатым ртом, Игорёха достал из внутреннего кармана брезентовой штормовки бутылку водки, завёрнутую в газету, и победно потряс ею над головой. Ну, да. Сегодня он хотел со мной о чём-то поговорить, а серьёзные разговоры без бутылки никак не разговариваются.

– Во! – жизнерадостно провозгласил друг. – «Финляндия»!

– Мог бы и «Московскую» взять. Она дешевле.

– Ничего! Не обеднеем! Сейчас Лёха ещё подойдёт. Классический тройничок получится.

– Что за Лёха?

– Мой коллега, – он заглянул в свою пустую кружку. – А, где пиво? Почему ещё не принесли?

– Вон, тащит. Сегодня народу много.

Бар, на самом деле, был полон до отказа. Как, только, нам повезло столик отхватить? Зарплата у людей сегодня, наверное. Нам, по крайней мере, давали. Между столиками, протискивалась грудастая тётка в фартуке не первой свежести, мягко говоря, удерживая в толстых, словно окорока, руках сразу по четыре кружки. Похоже, количество народу в пивнушке её совершенно не смущало. Несмотря на комплекцию, она двигалась достаточно грациозно, ловко обходя препятствия. Временами, однако, кое-кого, задевала, но делала это, скорее намеренно. Иначе, как объяснить, что доставалось только самым активным или самым шумным. Двинув объёмистым бедром слишком вольготно развалившегося на стуле пьяненького мужичка, она приблизилась к нашему столику и бухнула на стол три кружки. Из-за её монументального плеча выглянул высокий крепкий парень лет двадцати пяти в растянутом сером свитере грубой вязки с недельной щетиной на лице и, не рискнув её обойти, дождался, когда тётка удалится и, только, после этого, занял место за столиком.

– О! – шлёпнул парня по протянутой ладони Игорёха. – Познакомьтесь: это Лёха, а это Славик. Все в сборе! Можно начинать!

– Погоди, – остановил его Алексей. – Накатить надо по первой за знакомство.

– Блин! – спохватился я. – Надо было стопочки попросить. И, что там у них перехватить на закусь можно?

– Не надо, – не согласился Лёха. – У меня всё с собой.

Парень поставил на колени свою спортивную сумку и, жестом фокусника, извлёк из неё три походные стопки нержавеющей стали, завёрнутый в промасленную газету шматок сала и великолепный восточный пчак ручной работы в кожаных ножнах с рукояткой из кости.

– Не боишься такой нож с собой таскать? – хмыкнул я, наблюдая за тем, как Лёха, развернув сало, принялся ловко его нарезать тонкими ломтиками. – Холодное оружие, как-никак. Загребут, ещё. Начнут статью шить.

– Сувенирное изделие, – отмахнулся Алексей. – Даже справка имеется. Специально её таскаю. А, про хлеб не подумали?

– Сейчас возьму, – Игорёха поднялся, быстро подскочил к стойке бара и притащил оттуда стандартно нарезанный серый хлеб на пластиковой одноразовой тарелке. – Ну, вроде, всё. Стол накрыт. Славик, что с рукой?

– А что с ней? – я удивлённо посмотрел поочерёдно на правую и левую кисть. – Всё в порядке.

– А, почему, тогда, ещё не налито?

– Ах, да! – я спохватился и, свернув с треском пробку, принялся разливать по рюмкам.

***

Первая, как водится, пошла за знакомство. Вторая – за здоровье, а с третьей Игорёха решил погодить.

– Вот, теперь, настало время поговорить о делах, – прикрыв стопку рукой, чтобы я не налил, проговорил он.

– Ну, давай поговорим, – отставил я бутылку в сторону. – Пиво-то можно?

– Пиво можно.

Ну, хоть, пиво можно. Я поднёс кружку к губам и сделал глоток. Живительная влага пронеслась по пищеводу, вызвав у меня на лице блаженную улыбку.

– Славик, – Игорёха сделался непривычно серьёзным. – Тебе не надоело сидеть на макаронной фабрике? Ну, что за профессия – сторож?

– Все профессии нужны, все профессии важны, – процитировал я классика.

– А, если, серьёзно? Ты, здоровый бугай, сидишь себе ночи напролёт в сторожке с наганом дореволюционных времён, как пенсионер занюханный.

– С наганом бабушки при Союзе на вахте сидели. А у меня газовый «Чезет».

– Не в этом суть. Неужели тебя устраивает такая крохотная зарплата?

– Что ты хочешь? Попробуй, устройся! С моей третьей группой инвалидности никуда больше не берут. А, если узнают, что я ветеран, вообще шарахаются, как от чумного.

– И, в чём же твоя инвалидность заключается?

– Ну, ты же знаешь! Прихрамываю немного, да заикаюсь, когда сильно волнуюсь.

– И, как же тебе третью группу дали?

– Ну, на тот момент я действительно был развалюхой. Контузия, всё-таки, тяжелейшей была. Да и ногу зацепило неслабо. Восстановиться я, конечно, восстановился, но инвалидность осталась.

– С тобой всё ясно. Я хочу предложить тебе работу.

– Какую? Диссертации за тебя писать?

– Ну, с этим, я, как-нибудь, сам справлюсь получше тебя. Ты в отпуске, когда был в последний раз?

– Года два назад. Мне отпуск ни к чему. Ни Сочи, ни Ялта мне не по карману, про Турцию с Египтом, вообще, молчу, а при своём графике сутки через двое, я на второй день дома волком вою.

– Ты можешь оформить отпуск сейчас?

– Могу. А, что за работа?

– Работа, пока, разовая. Но, потом, если всё пройдёт хорошо, я смогу добиться включения тебя в основной штат.

– Ты не тяни, говори, что за работа.

– Мы с Лёхой собрались в экспедицию.

– Удивил! Да ты, только, с одной приезжаешь, сразу в другую уматываешь!

– Это – особенная экспедиция. Никакой группы не будет. Будем только мы с Лёхой, ну и ты, как наша служба безопасности. Ты же в десанте служил?

– В ВДВ, – уточнил я. – Но это, когда было!

– Навыки-то остались.

– Игорян, ни за что не поверю, что у вас в штате нет подготовленных ребят, способных обеспечить безопасность экспедиции.

– Есть. Но, эта экспедиция – особенная. Поэтому, никого лишнего мы не берём. С нами должен быть только проверенный и надёжный человек. А такого я знаю только одного. Это ты.

– А я целиком доверяю Игорю, – согласно кивнул головой Алексей.

– Спасибо, конечно, за доверие. Но, может быть, ты, всё-таки, расскажешь, что это за такая сверхважная экспедиция? Я, конечно, тебе доверяю, но кота в мешке не покупаю даже у друзей детства.

– Понимаешь, – понизил Игорян голос. – Во время последней моей поездки по Алтайскому краю, я, совершенно случайно, наткнулся на свидетельство об уникальном артефакте.

– Какой-нибудь клык медвежий, или тюлень, вырезанный из моржовой кости?

– Нет. В Алтайском крае, кстати, моржи не водятся, как и тюлени.

– А что там водится?

– Неважно. Так, вот, я изучал мифологию алтайцев. А, конкретнее, изучал верования местного коренного населения. У них в мифологии есть три верховных небожителя, или демиурга: Юч-Курбустан, Ульгень и Бурхан. Из них меня больше интересовал Ульгень, который является верховным божеством в шаманизме не только алтайцев, но и хакасов и шорцев.

– Подожди, – остановил я поток слов друга. – Давай выпьем, а то мозги не варят от всех твоих Агленей.

– Ульгень, – автоматически поправил меня Игорёха. – Наливай.

Мы махнули по одной, молча занюхали хлебушком и закусили. Сало, кстати, оказалось очень, даже, неплохим и под водочку пошло за милую душу.

– Ты, что, решил этих богов живьём найти?

– Нет. Мы, тогда, ездили по Алтаю, собирали легенды, наткнулись, даже, на городище, не представляющее, впрочем, интереса для моей темы, и, наконец, в одной из деревень услышали про древнего кама, шамана по алтайски, который живёт, якобы, не одну сотню лет.

– Что, реально такой старый? – я, даже, о пиве забыл.

– Нет, конечно. Кто же в двадцать первом веке в такие сказки верит? Обычный старик лет семидесяти. Правда, по виду его можно и сто лет и шестьдесят дать. Я им, тогда, сильно заинтересовался, ну и уговорил местных жителей меня к нему отвести. Как я тогда этого кама обхаживал, отдельный разговор. Он, ведь, вообще не захотел, вначале, меня видеть. На местных ругался, что меня привели. Пришлось поселиться в шалаше недалеко от его избушки. Два дня жил там, комаров кормил и ему глаза мозолил. Благо, лето было. Но, скажу я тебе, лето на Алтае тоже не сахар.

– Уговорил?

– Уговорил.

– И, стоило того?

– Стоило. Много он мне чего нового про Ульгеня сказывал, а, в заключении, рассказал, что есть небольшое поселение, жители которого не просто поклоняются, а, вообще, считают себя прямыми его потомками и хранителями.

– Ну, я тоже могу себя объявить хранителем чупакабры, например. И, что? Кругом образованные люди. Кто же мне поверит? Хотя, дураков полно ещё. Не всех жизнь учит.

– У них есть артефакт, который в их понимании является воплощением Ульгеня на земле. Вот его-то они и хранят. А сам Ульгень живёт на девятом, а то и на четырнадцатом или пятнадцатом слое неба, восседая на золотом престоле за золотыми воротами.

***

Короче, мозги мне Игорь запудрил основательно. Чтобы окончательно не запутаться, я инициировал ещё один тост, потом мы повторили по кружке пива, и выпили ещё раз по стопочке. А Игорян всё рассказывал и рассказывал. Похоже, оседлал любимого конька. Временами его дополнял Лёша, который, тоже, оказался, весьма, сведущим в этой теме. Из всего сказанного я понял, что, даже, одно упоминание об этом поселении – уже новость из разряда сенсаций. А, про артефакт, который они хранят, вообще никто никогда не слышал. Как он выглядит, и то, никто не знает. Даже, шаман этот.

– То есть, ты хочешь прийти туда и забрать этот артефакт? – подытожил я речь друга.

– Ну, это поселение ещё найти надо, – поскучнел Игорян. – Мне кам только приблизительно смог рассказать, где искать. На каком-то озере. Не так-то это просто, по алтайской тайге лазить. Там тайга сплошная, да горы, лесом поросшие. И, потом, мы не можем приехать и потребовать, отдайте, мол, артефакт, он теперь не ваш.

– Ну, да, – хмыкнул я. – Тем более, что они, если хранители, значит, фанатики редкостные. Порвут на мелкие кусочки.

– В любом случае, если мы найдём поселение, нам нужно постараться расположить к себе местных жителей.

– Бусами?

– Что?

– Бусами? Как испанцы индейцев покупали? Бусами и зеркальцами?

– Да, хоть чем! Наша задача получить доступ к артефакту, зарисовать его, описать, а, если можно, то сфотографировать, и всё.

– И всё?! Ради этого переть по алтайским лесам, кормить комаров и устраивать пляски перед аборигенами?

– Ты не понимаешь, что этот артефакт может быть уникальным. Если я правильно понял, то он – это только часть чего-то большого, растянутого во времени.

– Вот тут ты меня вообще запутал. Наливай.

Игорь потянулся, взял бутылку, стоящую возле моего локтя, и разлил по рюмкам. Накатили, закусили, и я опять уставился на Игоря.

– Как может что-то физическое быть растянутым по времени? Наша пьянка, понимаю, растянута. Но, это событие, а не физическое тело.

– Ты меньше на пиво налегай, а то сам физическим телом станешь. А артефакт тем и уникален, что существует одновременно, в прошлом, настоящем и будущем.

– Вот эта бутылка тоже была вчера, сейчас, вот, стоит, и завтра будет существовать, если никто её не разобьёт.

– Вот, видишь! Вчера она была полной, сейчас – полупустая, завтра, вообще, может быть только кучей осколков. А, если я на том артефакте сделаю царапину, она появится одновременно во всех временах.

– Что за бред!

– Ты знаешь, я, тоже, так подумал вначале. Да и Лёха долго не верил. Но, легенда, которую мне рассказал шаман, прямо указывает именно на это свойство артефакта.

– Да, – кивнул головой Алексей и принялся старательно укладывать ломтик сала на кусочек хлеба.

– Так, что за легенда?

– Ну, легенда довольно интересная. Вначале, всё, как всегда. При помощи Священной Белой Матери Ак-Эне Ульгень сотворил не только землю, небо, солнце, луну, радугу, гром, огонь, но и создал первого человека, кости которого были сделаны из камыша, а тело из глины. Он сотворил собаку Ийт и велел ей сторожить первого человека. Он же сотворил богатырей Майдере и Мангдышире. Сотворил камни, деревья, посадил цветы. Он творец головы и пуповины у людей и скота, творец пастбищ и человеческих жилищ. Перед потопом он поручил Наме построить плот и велел посадить всех зверей и птиц. Ульгень создал камов для защиты от Эрлика, он же награждает людей даром шаманства, определяет быть человеку шаманом или нет, и назначает будущему шаману духов-помощников, указывает, каким должен быть бубен (тунур). А, дальше, уже пошли разночтения. По основной версии внешность Ульгеня не изображалась, или изображалась очень условно, в виде человекоподобной фигуры, голова которой излучает сияние. В мифах упоминается о семи или девяти сыновьях и дочерях Ульгеня, но не говорится о женах. Его дети не родились, а откололись от отца. А по этой легенде Ульгень высокое белокурое существо с круглой головой, увенчанной семью отростками и одним большим глазом на всё лицо. Тело его целиком состоит из серебра, а его жезл способен извергать пламя. И он, как ушёл когда-то на своё небо, так больше и не спускался. А, когда говорят о хранителях, то разговор идёт не о самом боге, а, именно, об артефакте, который когда-то был един, а потом разделился на девять частей, которые были нанизаны на нитку времени, протянутой от пращуров к потомкам, в девяти разных, но очень важных, местах. Смекаешь, о чём я?

– Не очень.

– Артефакт, одновременно существующий в девяти временных точках. И эти точки были выбраны не случайно, а, являются своеобразными узловыми моментами в развитии человеческой цивилизации.

– То есть, если один из артефактов существует одновременно с нами, то мы тоже сейчас живём в узловом моменте?

– Да. Только не один из артефактов, а одна из проекций. Вообще, я думаю, что все девять штук – это проекции, а сам артефакт находится в одной вневременной точке.

– Ничего не понял. Для меня это – абракадабра. А человекоподобная фигура, а сияние?

– Ну, артефакт вполне может быть выполнен в виде человекоподобной фигуры. Ну, или, сказалось отождествление с самим Ульгенем. А сияние может излучать он сам.

– Радиация, что ли?

– Радиоактивное излучение невидимо. Скорее, флюоресценция. Или, что-то другое. Я же говорю, что артефакт необычный.

***

За неделю мне удалось сделать многое. Во-первых, я выдержал серьёзный бой с начальником охраны, потом поругался в отделе кадров, отпуск так и не получил, зато написал заявление об увольнении, отметился скандалом в бухгалтерии и, наконец, уволился подчистую и получил выходное пособие вместе с расчётом. Потом, сходил и устроился в НИИ на временную должность сотрудника экспедиции с функцией охранника, оформил быстро, благодаря институту, лицензию на нарезное оружие, получил во временное пользование карабин Симонова (СКС) и, наконец, занялся экипировкой. Хотя, последний пункт сборов был самым лёгким. Старенький камуфляж был ещё вполне, себе, сносным, как и берцы и бушлат. Хорошо порывшись на антресолях, я отыскал свой боевой ранец РД-54, в котором так и дожидались своего часа котелок, фляжка, кружка и алюминиевая ложка.

В холодильнике завалялось несколько банок консервов, но Игорёха сказал, что это не понадобится. Сухим пайком на первое время нас институт обеспечит, а, потом, будем закупаться у местного населения. Да и по пути охота прокормит. Ну, не надо, так, не надо. Я закинул консервы назад в холодильник с лёгким сердцем. Будет, чем перекусить, когда из экспедиции вернусь. А то, появится у меня возможность в магазин сразу бежать, или нет? Я же не знаю, во сколько домой вернусь. Позвонил Игорян и сообщил, что поезд отходит утром в восемь тридцать. Договорились встретиться на стоянке машин у привокзальной площади. С лёгким сердцем я ещё раз перебрал укладку РД, проверил, как приторочен к нему бушлат, в который уже раз почистил СКС и, наконец, завалился спать. Обычно, мне нужно с полчаса поворочаться, подумать о чём-то, день прошедший проанализировать, да и, просто, помечтать. А тут, уснул, как только голова коснулась подушки.

Нога поехала на сыпучке, и я грохнулся на пятую точку, зашипев от боли в ушибленном копчике. Приклад автомата звякнул о камни, заставив всех вздрогнуть. Старлей Витёк, командир взвода, обернулся и, сквозь зубы, выругался вполголоса. Я кивнул головой, виноват, мол, и поднялся на ноги. Действительно, шмякнулся на тропе, словно пацан-первогодок. Даже стыдно. Сверху с шуршанием покатились камни. Витёк опять зло обернулся, но я развёл руками, всем своим видом показывая, что, на этот раз, совершенно не причём. Догадка обдала, словно кипятком, обоих одновременно. Мы подняли головы и увидели мелькнувшую наверху тень. Кто-то закричал на чеченском, и очередные потоки мелких камней посыпались вниз.

Взвод рассыпался по склону, наверное, раньше, чем прозвучала команда «К бою». Сухо щёлкнул первый выстрел, потом загремела автоматная очередь, пули прошлись неровной строчкой по тропе, выискивая зазевавшиеся жертвы, и вспыхнула перестрелка. Витёк глянул на меня и кивнул головой. Будто я сам не понимаю, что оставаться на месте смерти подобно, как и отходить. Тут, только вперёд. Подпрыгивая на склоне, скатилась граната, и пришлось нырять за крупные валуны, не иначе, самим Богом, уложенные тут для моего спасения. Грохнуло знатно, аж в голове загудело.

Переждав шрапнель мелкой щебёнки, хлестнувшей по моему укрытию, я рванул вперёд. По тропе подниматься нельзя, она под прицелом у чехов, поэтому я взял левее, горным козлом преодолел в несколько прыжков метра три подъёма, и затаился под небольшим карнизом. Парни внизу отчаянно отстреливались, но позиции были невыгодными, и сразу было видно, что долго они не продержатся. Похоже, у них надежда на меня только. Тем более, что я, как-то, выпал из внимания чехов.

Руками зацепился за скальный выступ, подтянулся и вылез на карниз. А тут неплохо! Обзор хороший и позиция отличная. Я высунулся из-за каменной гряды и короткой очередью снял боевика, удерживающего тропу. Всё, ребята, ваш выход, потому что мне, внезапно, стало совсем не до веселья. Автоматные очереди стеганули по камням, жёсткой крошкой оцарапало щёку, а уши заложило от визга рикошетов. Я сорвал чеку и бросил гранату на звуки гортанных голосов. Блин! Думал, что взрыв их успокоит как-то, но не тут-то было. Криков стало больше, как и стрельбы, ко мне прилетела парочка эфок на сдачу, благо, они скатились по склону и, подпрыгнув на камнях, разорвались где-то внизу. Спасибо, конечно, товарищи чехи, но не стоило так тратиться.

Мельком оглянувшись, я увидел, как парни карабкаются по тропе. Быстрее бы, а то мне уже жарко стало. Опять высунувшись из-за камней, я ойкнул и, присев, сжался в комочек. Бородатый боевик, как раз, навёл на мою позицию «Муху» и мне осталось только молиться. Это в кино главный герой метко стреляет в последний момент, и враг, переломившись в пояснице, выпускает гранату в небо. На деле так не бывает. Над головой взорвалось, и по каске стукнул увесистый булыжник. Что там наши? Ага! Духам не до меня, теперь! Поднялись, Санька с Илюхой уже в бой вступили, остальные подтягиваются. Вон, Витёк выскочил наверх и тут же схватил очередь в грудь. Витёк! Не помня себя, я подтянулся, вывалился на острые зубцы каменной гряды, перекатился, вскочил на ноги и бросился к старлею.

Уже выныривая из сна, я успел заметить, как из широко открытого в немом крике рта Витька толчками выплёскивается чёрная кровь. Весь в поту я уселся на кровати, борясь с диким нервным ознобом. Давно мне уже этот сон не снился. И, вот, опять. К чему бы это? Неприятностей, вроде, не ожидается. Только поездка с друзьями в горный Алтай. Но, это должно быть, хоть и трудно, но интересно. И, вряд ли, нас там ожидает что-то нехорошее.

***

Игорёха с Лёхой подъехали к вокзалу на убитом «Жигулёнке» жёлто-коричневого цвета, когда я уже устал ждать и собирался отлучиться к ларьку за бутылкой минералки в дорогу. Они выбрались из машины, открыли багажник и принялись выгружать оттуда свои рюкзаки.

– Славик! – протянул мне руку Игорь. – Давно ждёшь?

– Да, прилично, – пожал я плечами.

– Извини. В институте задержали. Как обычно. Начальство не может отпустить без последних наставлений. Лёха! Что у нас с поездом?

– Уже подали на первую платформу.

– Пошли, тогда. Вагон, какой?

– Четвёртый.

– Пойдёт. В Китае, кстати, четвёрка – несчастливое число.

– Это, как у нас тринадцать? – уточнил я.

– Да.

– Не понимаю.

– Чего ты не понимаешь?

– Почему четыре?

– Ну, четыре, и что? Если бы пять было бы, ты бы тоже так спросил?

– Да. Во всём должен быть смысл. Вот, с числом тринадцать связано много легенд. Например, его называют чёртовой дюжиной. То есть, обычная дюжина, это двенадцать, а чёрту обязательно палку в колесо сунуть надо. Поэтому – на один больше. Или, другой вариант: апостолов вместе с Христосом двенадцать было, а с Иудой – опять же, тринадцать. Из-за Иуды-предателя! А у четвёрки что?

– Ну, все эти легенды появились уже после того, как тринадцать несчастливым числом обозвали. Просто, натянули, так сказать. А число четыре, как раз, имеет вполне логичное объяснение своей несчастливости.

– Да? И какое же?

– Эта цифра звучит, примерно так же, как слово «смерть». Четыре – Sì, смерть -Sǐwáng.  Даже различное написание и тон произношения не смогли уберечь цифру от такой ее печальной участи. Всё очень просто. Вот, кстати, четвёртый вагон.

Хмурый проводник, зевая, проверил наши билеты и кивнул головой. Кажется, это разрешение войти. Мы протиснулись со своими баулами по узкому проходу и ввалились в своё купе. Четвёртого пассажира не было, что нас совсем не огорчило. Толкаясь и мешая друг другу, под стук колёс тронувшегося от станции поезда заправили свои постели, переоделись и, наконец, уселись, глядя на уплывающие назад привокзальные постройки. Ехать до Бийска почти шестьдесят шесть часов, это почти трое суток, поэтому, мы запаслись книжками, шашками и игральными картами.

Лёха разложил на столе стандартный набор путешественника в виде варёной курицы, яиц, перьев зелёного лука, сала, картошки и водрузил посреди всего этого великолепия бутылку водки. Мы выпили за отъезд, потом за хорошую дорогу, потом за удачу… Короче, этот день прошёл как-то незаметно, зато на утро я проснулся совершенно разбитым и с больной головой. Стоящая под столом батарея пустых бутылок из-под водки и пива напомнила мне, что вечером Лёха ещё пару раз бегал в вагон-ресторан. И, кажется, мы ещё на станциях что-то покупали.

Спрыгнув со своей полки, я зацепил ногой пустые бутылки и звоном стекла разбудил спящих товарищей. Игорёха поднял от подушки свою лохматую после сна голову и, непонимающе, посмотрел на меня.

– Чего гремишь? – прохрипел он, потом посмотрел по сторонам и взглянул в окно. – Что, уже утро?

– Да, – ответил я. – Но это ничего не значит. На работу бежать не надо, ехать ещё двое суток, так что, отдыхай себе, отсыпайся.

– А ты чего не спишь?

– Выспался, что-то. Пойду, умоюсь.

– Ну, иди, умывайся, а я подремлю. Вон, Лёха опять уснул.

Когда они, наконец, решили подняться, я уже успел умыться и сидел за столиком, прихлёбывая чай из стакана в железнодорожном подстаканнике. Кушать не хотелось. Моим спутникам, впрочем, тоже. С кислым видом они похлебали тоже чайку и опять улеглись на свои полки. Раскачались только к обеду, сходили в вагон-ресторан, поели солянки, и, наконец, сели играть в карты.

Поезд умчался дальше, а мы остались на перроне станции Бийск. Стояло раннее утро и мокрые от недавно прошедшего дождя гнутые крыши старого двухэтажного вокзала блестели в лучах встающего солнца. Было свежо, и мы, поёживаясь, к привокзальной площади с ассиметрично, относительно главного входа, расположенным сквером.

– Теперь куда? – поинтересовался я.

– А сейчас на автовокзал, – пояснил Игорян и закинул за спину рюкзак.

– На чём?

– На своих двоих, – усмехнулся Лёха. – Тут рядом. Пешком дойдём.

Автовокзал, действительно, оказался рядом. Метров сто прямо через площадь, потом тридцать метров направо, двадцать метров опять прямо, и мы на месте. Стоим, рассматриваем здание, похожее на павильон. С правой стороны от обширного козырька входа зал ожидания с высокими потолками, а с левой – административный двухэтажный корпус. Нам направо. Протиснувший между рядами кресел из гнутой фанеры, подошли к стоящим по периметру кассам, и Игорь купил билеты на ближайший автобус до города Горно-Алтайск. У нас оставалось ещё около часа, поэтому Лёха, покрутив головой, уверенно потащил нас в буфет. В принципе, стакан чая и по три пирожка на брата в качестве завтрака даже очень вовремя оказались.

Наконец, объявили посадку на наш рейс, мы вышли на перрон и погрузились в автобус. Междугородний «Ман» зашипел дверью и тронулся с места. Я смотрел через окно, как мы пересекли центр города, проехали по большому и длинному мосту через реку Бия, выехали на окраину и, наконец, выскочили на трассу. Дорога, вначале, шла через лес. Мрачные ряды деревьев угрюмо провожали нас, покачивая ветвями. Неуютный лес какой-то. Меня, даже, озноб пробил. Потом, потянулись поля, населённые пункты, в каждом из которых, автобус останавливался, кто-то выходил, кто-то, наоборот, заходил в салон. Поездка убаюкивала и, когда, наконец, мы доехали до Горно-Алтайска Лёхе пришлось меня будить.

Облупленное здание автовокзала стояло насупленным, словно обиженным за то, что оставили стоять одному под назревающим дождём, который обещали клубившие в небе чёрные, тяжёлые от накопившейся влаги, тучи. Август в этих краях дождливый. Как, наверное, и июль, и июнь. Мы вышли на улицу, и Игорёха сразу направился к одиноко стоящей «Волге» с шашечками такси на боку. Скучающий таксист обрадовался клиентом и с ветерком домчал нас до единственной гостиницы в городе под названием «Алтай». Там нам выделили трёхместный номер, и, было похоже, что кроме нас на этаже больше никого не было.

– Вот, тут переночуем, а завтра дальше поедем, – довольно проговорил Игорян, бросая на кровать вещи. – Приводите себя в порядок, и пойдём в кафешку. Я в душ. Кто со мной?

– А где тут душ? – поинтересовался я, глядя, как Лёха достаёт из своего рюкзака полотенце.

– Туда дальше, в конец коридора. Догоняй.

Не теряя времени, я тоже достал из РД махровое полотешко, купленное ещё в на боевые сразу после комиссации и исправно мне служившее долгие годы, сменное бельё, засунул чехол с карабином под кровать по примеру Игоря и Лёхи, и побежал догонять своих друзей. Душ был обычным. Длинное помещение, отделанное побитым и потрескавшимся местами белым кафелем, с рядами кабинок, разгороженных листами прямого шифера и ржавыми лейками наверху, забитыми известковой накипью. Зато, была горячая вода, поэтому, помылись мы с удовольствием.

Распаренные и довольные, мы быстро оделись и вышли из гостиницы. Игорян и Лёха бывали уже в этом городке, поэтому нам не пришлось плутать в поисках кафе. Большой павильон, который в любом городе Советского Союза называется стекляшкой, гостеприимно распахнул свои двери. Время ещё не обеденное, поэтому народа было мало, но и выбор блюд не радовал. Как нам тут же объяснила на раздаче непререкаемым тоном тощая скуластая тётка с крючковатым носом, нужно брать, что дают, а, если хотим поразнообразнее и посвежее, то рано припёрлись и нужно ждать обеда.

В итоге нам дали по порции вчерашних котлет с гарниром из заветренных макарон. Ну, мы привыкшие. Я – за свою армейскую жизнь, чего только не ел! А Игорёха с Алексеем, тоже в экспедициях не деликатесами питались. Хотя, тут уж, как сказать. Та же красная рыба для нас, городских, невиданная роскошь, а Игорян сам рассказывал, как на Дальнем Востоке смотреть на неё не мог, а на красную икру, и подавно. Говорит, о магазинных пельменях мечтал. Каждую ночь снилась ему раскисшая картонная пачка с изображённой на ней деревянной расписной ложкой, которыми были забиты полки магазинов, и на которые мы искоса поглядывали и покупали только по необходимости. Так, что, поели и пошли гулять по городу.

Смотреть, особо, конечно, не на что. Обычный заштатный городишко, каких, на карте России, превеликое множество. Обязательная в любом городе центральная площадь выставляла напоказ шеренгу необычно пышных голубых елей. Хотя, климат для них тут самый подходящий, поэтому и растут широко и привольно. Стандартный памятник вождю мирового пролетариата, как и везде, стоял спиной к городской администрации и вытянутой рукой показывал путь в светлое будущее. В голове, внезапно возник вопрос: интересно, эти памятники по компасу выставляли, или в каждом городе направление к светлому будущему разное? Здание городского театра выглядело уныло и своим видом совсем не призывало приобщиться к прекрасному, а единственный кинотеатр пытался вызвать интерес к кинематографу ободранной афишей к фильму «Маска». Эту комедию я смотрел, как-то, несколько раз по случаю и на меня она особого впечатления не произвела.