Kitobni o'qish: «Генератор страха»

Глава 1

Верочке Азаровой едва исполнилось восемнадцать, когда она устроилась на работу в фирму «Мерлин». Все вышло случайно и именно в тот день, когда она с друзьями отмечала свое совершеннолетие в баре «Гудвин», что на Ленинском проспекте.

Этот человек начал флиртовать с ней еще в баре. Он вел себя совершенно по-хозяйски: непринужденно, но абсолютно без всякого хамства – пару раз пригласил ее потанцевать, потом переслал с официанткой бутылку шампанского и в конце концов окончательно переселился за ее столик, забыв о собственной довольно шумной компании.

Андрей Верочке понравился. Не сразу, конечно, в первый момент она несколько испугалась, причем не столько его вида (для мужчины он выглядел совершенно нормально, и даже рваный шрам через левую половину его лица не вызывал отвращения), сколько его возраста – ему было слегка за сорок, он был даже чуть старше ее отца. Но уже через несколько минут общения Верочка перестала замечать эту разницу, а еще через полчаса чувствовала себя с ним почти на равных. Однако вовсе не потому, что за это время он успел опуститься до уровня восемнадцатилетнего пацана. Дело не в интеллекте. Просто Андрей был мальчишкой в душе, и Верочка с некоторым удивлением подумала, что, может быть, и ее отец (естественно, когда его не видит ни она, ни мама) ведет себя с молоденькими девушками точно так же. Впрочем, эти раздумья были скоро развеяны шампанским и шутками Андрея, которые казались ей жутко смешными и остроумными.

Потом они танцевали, снова пили шампанское, опять танцевали. Сначала Верочка думала, что после очередного бокала Андрей захочет ее поцеловать или будет в танце опускать руки ниже допустимого, но вскоре поняла, что ничего подобного он сделать и не пытался. И вовсе не из-за робости. Просто он был совсем не похож на тех мальчишек, с которыми она общалась раньше.

Потом они вдвоем вышли из душного бара и некоторое время курили на крыльце, дружно смеясь над новыми шутками. Андрей предложил показать ей свою новую машину.

– Я купил ее всего несколько дней назад. Обожаю «БМВ». А ты как к ним относишься?

Верочка только пожала плечами. Она мало что понимала в машинах, хотя знала, что «БМВ» – это достаточно круто.

– Прокатимся? – предложил Андрей, когда они уже сидели в салоне и Верочка с наслаждением вдыхала запах новенькой обшивки.

Вообще-то она хорошо знала, что не стоит садиться в машину с малознакомыми людьми, но, пожалуй, в тот момент доверяла Андрею, как не доверяла еще никому за свои восемнадцать лет. Тем более что он предложил сесть за руль ей самой.

– Но я не умею! – испугалась Верочка.

Одновременно с этим она вдруг почувствовала непреодолимое желание управлять этой мощной красивой машиной. И Андрей прекрасно ее понял, словно прочитал мысли.

– Не бойся, я тебя научу. Это просто. На такой машине сможет проехать даже младенец. К тому же я буду рядом…

Это действительно оказалось просто. Верочка обогнула бар, вывела автомобиль на проспект и устремилась вперед, постепенно увеличивая скорость.

– А вот здесь поверни направо, – сказал Андрей некоторое время спустя.

– Зачем? – удивилась Верочка.

– Я кое-что тебе покажу…

Верочка повернула направо, проехала еще сотню метров и остановила машину там, где он сказал, – около четырехэтажного белого здания с черными, непрозрачными снаружи стеклами. Они вышли из машины. Стояла ночь, на улице было прохладно, и Андрей, сняв с себя пиджак, заботливо набросил его Верочке на плечи. Подобной заботы о ней никогда никто не проявлял, и это подняло его в ее глазах еще на одну ступеньку.

– Вот, – сказал Андрей, указав рукой на верхний этаж белого здания. – Как тебе это нравится?

– А что это? – недоуменно спросила Верочка.

– Это мой офис, девочка! Фирма «Мерлин» – мой первый и пока единственный ребенок. Кажется, ты говорила, что не отказалась бы немного подработать? Так вот – у меня вакантно место секретаря-референта. Что ты на это скажешь?

Честно говоря, Верочка не знала, что сказать. Она открыла рот, не нашла подходящих слов и снова закрыла. Так повторилось несколько раз, и Верочка подумала, что со стороны, наверное, похожа на рыбу.

– Но-о… Я даже не знаю… А что нужно будет делать?

– Секретарь-референт – по-моему, этим все сказано. Ты умеешь пользоваться компьютером?

– Только в качестве простого пользователя. Стучать по кнопкам, раскладывать пасьянс, копировать файлы…

– Большего и не понадобится. Я буду платить тебе триста долларов в месяц, а уж что потом – будет видно. Договорились?

В ту ночь Верочка не дала ему окончательного ответа, однако уже через неделю вышла на работу в офис. Семья Азаровых не могла похвастаться особым достатком, и триста долларов в месяц казались Верочке зарплатой более чем приличной. Это было даже больше, чем зарабатывал ее отец.

Она была достаточно взрослой, чтобы понимать – подобные предложения не делаются бескорыстно, и ей придется не только приносить кофе и щелкать кнопками компьютерной мыши, раскладывая пасьянс. Именно для того, чтобы подготовить себя к этой мысли, ей и понадобилась неделя срока. Она не была распущенной девицей, одной из тех, кто ради своей карьеры готов на все, что угодно, но Андрей ей нравился, даже несмотря на возраст и страшный шрам на щеке. И она решилась.

Однако, хотя она была готова к связи более тесной, нежели чисто рабочие отношения, Андрей не спешил форсировать события. Он требовал от нее лишь то, что обычно начальство требует от секретаря, – отвечать на звонки, приносить кофе, составлять график встреч и прочие вещи, которые не имеют к чувствам никакого отношения.

Сначала Верочку это устраивало. Потом несколько озадачило, а вскоре она и сама стала принимать меры, чтобы их отношения с Андреем вошли в новую фазу. Особого опыта общения с мужчинами у нее не было, но она довольно быстро вошла во вкус. Научилась кокетничать, не так, как принято в барах или на дискотеках, а разработала свою собственную методику – рабочую. Особые взгляды, особая улыбка, часами отработанная дома перед зеркалом, особая походка. Даже сидеть за столом ей пришлось научиться по-новому. Юбка стала короче, а вырез блузки глубже.

И однажды она добилась своего.

Тот день ей запомнился не только по причине того, что отношения между ними в конце концов сдвинулись с мертвой точки. В тот день случилось ЭТО.

Особенно страшным ЭТО было для Верочки потому, что случилось неожиданно, в тот самый момент, когда она меньше всего этого ждала, когда все было светлым и ярким, и казалось, так будет продолжаться вечно.

Но в этот раз вечности хватило менее чем на час. Верочка занесла Андрею в кабинет документы, но вместо того чтобы сразу подписать их, он вдруг вышел из-за стола, подошел к двери и закрыл ее на ключ. В тот момент Верочка еще ничего не понимала. Она удивленно наблюдала за Андреем и никак не могла осмыслить его действия. Зачем он встал? Зачем закрывает двери?

Но уже буквально через полминуты она получила ответ на свои вопросы.

Андрей подошел к ней, забрал бумаги и бросил их на стол. Взял ее за руки. «Наконец-то! – молнией мелькнула у нее в голове волнующая мысль. – Наконец-то!..»

Андрей поцеловал ей пальцы, как-то очень уж несмело дотронулся губами до ее губ. И тут Верочка не выдержала. Она прильнула к нему всем телом, обвила руками его шею. Андрей словно взорвался: Он целовал ее везде – лишь бы касаться губами ее тела; потом с легкостью подхватил на руки и усадил на стол. Продолжая целовать, стал торопливо расстегивать на ней блузку. Ей было немножко страшно, но она не собиралась его останавливать и не хотела, чтобы им что-то сейчас помешало…

Но вдруг запиликал телефон. Пронзительно и громко. Выругавшись, Андрей схватил с аппарата трубку.

– Слушаю!

И вдруг лицо его изменилось. Верочка с удивлением заметила, как он побледнел, а шрам на щеке, наоборот, налился кровью. На лбу появились капельки пота. Он спиной попятился от нее и замер. Взгляд его застыл.

– Андрей… – встревоженно позвала Верочка. – Что случилось?

Андрей не отвечал, он даже не взглянул на нее. Капельки пота увеличились и медленно потекли со лба вниз.

Верочка поняла – того, на что она так рассчитывала, не произойдет. Во всяком случае, не сейчас. Она застегнула пуговицы на блузке и спрыгнула со стола.

Андрей отшатнулся и выронил трубку. Теперь уже Верочка встревожилась не на шутку. Определенно, Андрей получил какое-то нехорошее известие. Может быть, даже страшное.

Верочка хотела взять его за руку, чтобы попытаться хоть как-то успокоить, но Андрей резко отдернул руку и отскочил. Лицо его исказилось.

– Андрей… Андрюша, что с тобой? Что случилось?

Он схватился за голову и что-то тихо простонал.

– Что тебе сказали, Андрей? Плохие новости?!

По-прежнему не отвечая, он отошел к стене и уперся в нее лбом. Мерно покачался из стороны в сторону, что-то негромко, но быстро бормоча. Это выглядело так странно и дико, что Верочке стало по-настоящему страшно.

– Что происходит, Андрюша? – спросила она почти жалобно, – Ты меня пугаешь…

– Замолчи! – вдруг закричал Андрей. – Заткнись, дура!

Он оттолкнулся от стены и подбежал к окну. Распахнул пластиковую раму таким мощным рывком, что та едва не осталась у него в руке. Легко запрыгнул на подоконник.

– Андрей, что ты делаешь?!

Не обращая на нее никакого внимания, он качнулся вперед, отпустил раму и беззвучно полетел вниз с высоты четвертого этажа. Глухо простонав, Верочка кинулась к окну. Полным ужаса взглядом посмотрела вниз, на асфальт, где лежал в луже крови ее начальник. Ноги у него были неестественно вывернуты, а голова, угодившая прямо на бетонный поребрик, превратилась в кровавую кашу.

Отпрянув от окна, Верочка зажала себе рот руками, но уже через мгновение сквозь пальцы прорвался пронзительный крик…

Глава 2

Фенимор заказал себе фирменный мясной рулет, медленно истекающий ароматным соком, – большой, старательно отбитый пласт нежной телятины был смазан слоем куриного фарша, утыкан кусочками копченого шпика и обильно усыпан всевозможной крупно нарубленной зеленью, а затем завернут в плотный рулон. При жарке он был скручен нитками, чтобы не нарушилась форма, но потом нитки срезали, и сейчас были видны тонкие спиральные следы от них.

На второй тарелке, в элегантно приподнявшем края листе салата, лежала небольшая порция оливье, а в бокале искрилось красное вино.

На человека, который сидел по другую сторону стола, Фенимор, казалось, не обращал никакого внимания. Человек был невысок ростом и уже лысоват, хотя лет ему совсем немного – около тридцати пяти. Лицо у него было круглое, и все на нем тоже круглое – испуганные глазки, поросячий нос, маленький белесый рот. Даже уши у него были маленькими и круглыми, и этот эффект усиливался некоторой их оттопыренностью. На белой рубашке с короткими рукавами были видны какие-то застарелые темные пятна – видимо, рубашку человек не менял уже довольно давно. Галстук тоже выглядел несколько засалено, и его тон совсем не подходил к рубашке.

Человек не ел, по его виду можно было сразу понять – сейчас ему кусок в горло не полезет. Зато он много пил. Первый бокал вина он проглотил залпом, так же поступил и со вторым и лишь от третьего отпил самую малость и отставил в сторону, продолжая удерживать за ножку.

– Между прочим, ты совершенно напрасно отказался от завтрака, – сказал Фенимор.

Он вилкой прижал рулет к тарелке и отрезал ножом тоненький пластик. Из-под лезвия потек густой сок. Фенимор нацепил пластик на вилку, тщательно обмакнул его в лужицу горячего сока и отправил в рот. Умиротворенно зажмурился.

– К черту завтрак! – раздраженно сказал человек и сделал из бокала солидный глоток. – Мне сейчас не до еды…

– Ну и зря.

Фенимор взял тарелку с оливье, поставил ее на пальцы, как пиалу, и зачерпнул немного вилкой. Запил вином и снова зажмурился.

– Не напрасно говорят, что завтрак – самая важная трапеза за день. «Завтрак съешь сам, обед подели с другом, а ужин отдай врагу»… К сожалению, слишком мало людей следует этому золотому правилу. Большинство людей на завтрак обходятся лишь чашкой кофе с бутербродом, а зачастую даже и без него, зато на обед и ужин наедаются так, словно это их последняя трапеза в жизни. Отсюда и проблемы со здоровьем, лишним весом и прочими напастями. Тебе есть смысл подумать над этим, дорогой Альберт. Ты в курсе, что ты дерьмово выглядишь?

– Да плевать, как я выгляжу! – Альберт стукнул кулаками по столу. – Я пригласил тебя в этот ресторан совсем не для того, чтобы жрать рулет!

– Пожалуйста, не надо так кричать. – Фенимор поднял бокал. – Здесь люди, и они начнут обращать на нас внимание. Нам с тобой это ни к чему, верно?

Пригнувшись, Альберт закрутил головой по сторонам:

– Черт с ними! И перестань жрать – нам надо серьезно поговорить!

Фенимор невозмутимо кивнул.

– Я уже полчаса жду именно этого, а ты только пыхтишь и морочишь мне голову важностью своей проблемы. Однако ничего вразумительного я пока не услышал… Пойми, Альбертик: клиенты не выбирают меня – я сам выбираю своих клиентов. И среди них еще не было ни одного случайного. Я всегда проверяю и перепроверяю людей, с которыми встречаюсь, и если ты сейчас сидишь напротив меня, то лишь потому, что я тебе это позволил. Я готов взяться за работу. Но пока не услышал конкретного предложения.

Альберт жадно прильнул к бокалу и с бульканьем его опустошил. Утер кулаками губы.

– Дело в том, Фенимор, что мое предложение может показаться тебе несколько необычным. Это не совсем то, к чему ты привык.

Фенимор положил вилку на край тарелки и уставился на Альберта чуть набычась:

– Знаешь, Альбертик, я не очень-то люблю, когда мои клиенты ходят вокруг да около. Я претендую на самые простые отношения: заказ – исполнение. Достойная оплата. И все! Никаких проблем.

– Я все понимаю… У меня есть для тебя заказ, Фенимор, и достойную оплату я могу тебе гарантировать.

– Но? – спросил Фенимор.

– Все верно, определенное «но» здесь имеется… – Альберт снова осмотрелся. – Видишь ли, вся проблема в том, что я не могу тебе назвать имени человека, на которого у меня есть заказ.

Фенимор нахмурил правую бровь, левая при этом поползла вверх и выгнулась дугой.

– Что-то я плохо понимаю, Альбертик… Это что – какая-то тайна? Если честно, то его имя мне совершенно неинтересно. Но чтобы выполнить заказ, я должен получить некоторую информацию на этого человека. Его внешность, адрес – в общем, те нюансы, которые позволят мне на него выйти. Не собираешься же ты заказать мне человека, о котором тебе ничего не известно?

– Может быть, тебе это и покажется странным, но именно так я и собираюсь поступить…

Странно, но Фенимор совершенно не казался удивленным. Он просто терпеливо ждал объяснений. Заметно было, что на своем веку ему доводилось слышать от своих клиентов разные требования, и ни одно из них, даже самое причудливое, не могло выбить его из седла.

– Ты не задаешь вопросы? – спросил Альберт, когда понял, что молчание несколько затягивается.

– Я жду, пока ты сам все объяснишь. Не забывай, Альбертик, ты сам обратился ко мне, а значит, для тебя это дело важнее, чем для меня. Собственно, я мог бы и не являться на эту встречу, если бы не финансовые затруднения. Не то чтобы я не мог себе позволить бутерброд с икрой и французское вино, но мне нужно большее. Я вообще человек с претензиями, потому мне и приходится время от времени браться за свое не слишком благодарное ремесло. Слава богу, что работы на этом фронте хватает, а хороших исполнителей раз, два и обчелся… Если я не получу заказ у тебя, я получу его у кого-нибудь другого.

– Да, но другой не заплатит тебе столько, сколько собираюсь заплатить я!

Фенимор сразу прищурился и поднял бокал. Смакуя, отпил самую капельку и вернул бокал на место. Неторопливо достал из кармана пачку сигарет, закурил. Откинулся на стуле и скрестил руки на груди. При этом взгляда не отводил.

Альберт нервно забарабанил пальцами по столу. Глаза его бегали, словно выискивали кого-то в полупустом зале ресторана.

– Я не из тех людей, Фенимор, – сказал он, – кто бросает слова на ветер. Твои расценки мне хорошо известны. И я готов заплатить больше.

– Больше или гораздо больше?

– Я не могу играть словами, как ты, Фенимор. Я бизнесмен, и привык иметь дело с цифрами. За эту работу ты получишь пятьдесят тонн, но взамен я хочу, чтобы ты полностью отдался этой работе.

Фенимор выдохнул дым перед собой, и тот повис над столиком круглым облаком.

– Я всегда отдаюсь работе полностью, Альбертик. Но позволь уточнить – речь идет об американских долларах?

– Нет! – бросил Альберт раздраженно. – О китайских юанях… Ну, конечно, о баксах! Не забивай голову и скажи мне прямо: ты готов взяться за эту работу?

– Мишень стоимостью пятьдесят кусков, имя которой неизвестно… – задумчиво повторил Фенимор. – Боюсь, это сделать почти невозможно.

– Я плачу деньги! – сказал Альберт сквозь зубы.

– Я сказал «почти», – заметил Фенимор хладнокровно. – Надеюсь, кое-какая информация о мишени у тебя все-таки имеется.

– Зря надеешься. Никакой информации касательно мишени у меня нет. Об этом тебе придется позаботиться самому. Собственно, потому я к тебе и обратился, что и сам хотел бы узнать его имя. И надеюсь, ты его для меня выяснишь. А выяснив, отправишь этого парня на тот свет, чтобы он уже никогда не смог появиться у меня на пути.

Фенимор задумчиво помял подбородок.

– Я вижу, дело действительно серьезное, – сказал он немного погодя. – То есть как раз для меня. Конечно, это несколько непривычно: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», но, с другой стороны, в этом есть своя прелесть…

– Короче, ты за него берешься?

– Короче, я за него так берусь, что меня за уши не оттянешь. Но ты должен знать о моих правилах.

– Ты имеешь в виду аванс?

– Аванс – это само собой разумеется. Пятьдесят процентов я должен получить сразу, еще до того, как начну эту работу. Это составит двадцать пять тысяч долларов, и я очень надеюсь, что с наличными деньгами у тебя затруднений не возникнет.

Альберт в очередной раз затравленно покрутил головой по сторонам и поставил на стол солидных размеров барсетку. Набрал нужный номер на кодовом замке и открыл крышку. Достал две пухлые пачки стодолларовых банкнот и одну потоньше. Продолжая озираться, накрыл их салфеткой и подвинул Фенимору через стол.

– Вот, здесь двадцать пять кусков, – выдохнул он.

Фенимор убрал деньги в карман пиджака.

– Дальше, – сказал он. – Теперь, если хочешь, чтобы я эти деньги отработал, ты должен быть со мной откровенным, как на исповеди. И даже больше, потому что на исповеди принято говорить о грехах, а со мной ты будешь говорить абсолютно обо всем, даже о том, что, на твой взгляд, не имеет к этому делу никакого отношения. Чем откровеннее ты будешь, Альбертик, тем больше вероятности, что я успешно справлюсь с задачей. Обычно я не позволяю себе говорить такие вещи своим клиентам – клиент изначально должен быть уверен на сто процентов, что дело будет сделано. Но у нас другой случай, и ты понимаешь это лучше меня. Откровенность – вот что от тебя требуется.

– Хорошо-хорошо, я все понимаю… Я не собираюсь ничего скрывать, но даже и не знаю, с чего следует начать.

– Желательно сначала, – посоветовал Фенимор. – Я хочу знать, чем этот человек тебе так досадил, что ты хочешь его убрать, даже не зная его имени.

Альберт схватился за свою барсетку и извлек из нее пухлый блокнот с кожаными корками. Блокнот закрывался широким ремешком на медной кнопке, Альберт поторопился его расстегнуть и вытряс на стол какие-то бумаги. Приглядевшись, Фенимор понял, что это газетные вырезки. Альберт собрал их в небольшую стопку и бегло просмотрел самую верхнюю, словно пытаясь что– то вспомнить. Наконец он протянул вырезки Фенимору:

– Вот, ознакомься. Это может оказаться интересным.

Фенимор взял верхнюю вырезку и внимательно ее прочитал. Удивленно посмотрел на Альберта и прочитал еще раз.

Это был некролог. Самый обычный некролог, какие обычно размещают на последних страницах газет. Текст стандартный для подобной заметки: «Коллектив компании «Мерлин» глубоко скорбит по поводу безвременной кончины своего бессменного директора Ветрова Андрея Михайловича и выражает глубокое соболезнование родным и близким покойного…» Вторая вырезка тоже была некрологом, и текст ее оказался почти идентичен первому: «Коллектив компании «Омега» глубоко скорбит по поводу трагической гибели Жаркова Антона Валерьевича и выражает глубокое соболезнование жене Катерине, сыновьям Валерию и Александру, а также близким и друзьям покойного. Антон, мы тебя помним…»

Третьим листом была не газетная вырезка, а полароидная фотография, на которой крупным планом был снят… Собственно, Фенимор не сразу понял, что именно изображено на снимке – кусок некоего камня, часть барельефа в виде нижней части человеческого лица и какая-то белая надпись. Но, только прочитав ее, Фенимор понял – на снимке изображена часть могильной плиты. Надпись гласила: «Фадеев Алексей Николаевич, 3 марта 1966 – 2 мая 2001. Ты ушел молодым, дорогой наш друг, и таким навсегда останешься в нашей памяти»…