Kitobni o'qish: «Тот, кто живёт»

Глава 1

Лейтенант долго сверялся с какой-то бумагой и удивлённо пялился на Славу, как если бы она была вся расписана под хохлому. Водитель автобуса, у которого документы были в порядке, даже заёрзал на месте и пару раз громко кашлянул, намекая офицеру, что неплохо бы закругляться с ненужными формальностями. Последний, однако, не обратил на сигналы никакого внимания и продолжал сличать вклеенную в бумагу фотографию с сидевшим перед ним «оригиналом». И хотя всё совпадало, в голове по-прежнему совершенно не клеилось, как вот эта девочка на вид лет пятнадцати могла выступать тем, о ком говорилось в бумаге в его руке.

Угловой штамп гласил: «Государственный Комитет СССР по контактам с внеземными цивилизациями. Отдел работы с особым контингентом». И далее текст выписки из приказа: «НАПРАВИТЬ мл. лейтенанта Майорову Ярославу Алексеевну в специальный пионерский лагерь “Буревестник” для ведения оперативной работы в распоряжение зам. начальника Управления по работе со спецконтингентом тов. Цурюпы В. Б.». Подпись, печать, штамп о соответствии выписки оригиналу. Вклеена фотография, на ней суровая девушка в форме. Она же ― в ярко-алом удостоверении. Она же ― на сидении автобуса. Только без погон и в пионерской белой рубашке с галстуком она выглядела совсем малолеткой. Да ещё эти её золотые косы до самого пояса! И форменная синяя юбка вроде тех, чья длина открывает многовато с учётом, что девочки уже вполне взрослые, но ещё должны оставаться детьми. И вот это вот ― офицер Комитета? Это она, что ли, будет вести оперативную работу? Как? Играя в куклы?

– Товарищ лейтенант, что-то не так? ― девушка улыбнулась так очаровательно, как только могла. И даже хлопнула ресницами для пущего эффекта.

– Всё в порядке, можете ехать, ― лейтенант вернул документы.

Почти во всех прошлых циклах он произносил эту же фразу.

Слава приняла назад бумаги и ещё пару раз для порядка хлопнула ресницами, хотя внутренне ей хотелось заорать и швырнуть в мужчину чем-то тяжёлым. Или хотя бы вывихнуть ему мозги.

Последнего военный дожидаться не стал и поспешил к выходу, поторапливая сопровождавших его бойцов. Стоило двери закрыться за ними, водитель дядя Вова что-то пробурчал себе под нос: нечего, мол, было их держать столько времени на КПП.

Слава кивнула, зная, что мужчина даже не обратит внимания на её поддержку. Подавляя в себе приступ ярости, девушка несколько раз глубоко вдохнула. Уже скоро всё начнётся. Снова. А до того ей нужно сохранять самообладание.

Автобус тронулся и покатил по шоссе. Что-то знакомо заскрипело в задней подвеске. И ещё запахло опять неприятно. Зато по Славиному лицу заскользили блики от солнца, пробивавшегося сквозь листву нависавших над дорогой крон. Полдень миновал, салон постепенно разогревался, и потому Слава открыла все окна, какие смогла. Ветер слегка охладил щёки и взмокший лоб. Какое-то время Слава дышала, высунувшись в окошко и прикрыв глаза, но это быстро надоело. Захотелось общения, приятной, ни к чему не обязывающей беседы. Даже несмотря на то, что весь сценарий девушка уже знала наизусть. Она уселась поближе к водителю и просто глядела на дорогу, как бы стесняясь заговорить первой с незнакомым взрослым. Незнакомым, как же. Сколько они уже раз проделали этот путь вместе?

И всякий раз одно и то же: заметив её, дядя Вова всегда обращался к ней с незначительными вариациями:

– Эй, черныш! Тебя там не укачало случайно? А то я смотрю ― окна все открыла.

Слава не удивилась непонятной шутке насчёт «черныша». Она даже показалось милой. Такой уже родной что ли. Нет ― просто знакомой. Зато про окна ― это новое, надо развить.

– Да нет, просто очень душно из-за жары! ― ответила девушка.

Глаза водителя в зеркальце сощурились, как если бы он разулыбался:

– А, это да. Но знаешь, по-моему, лето всё равно лучше зимы. Тепло! И льда нет. Мне, знаешь, как по льду-то? Особенно когда гружёный идёшь. А летом ― нормально. А ты чего вместе со своей сменой не едешь?

– А разве таких опаздывающих никогда не бывает? ― вопросом на вопрос.

– Почему же? Бывает! Особенно в начале смены. Но сейчас-то не начало!

– Так вышло… ― Слава пожала плечами.

Помолчали.

Потом водитель снова заговорил:

– А ты… отличница, небось?

«А вот это ― как всегда уже…»

– Ну да, люблю учиться, ― отозвалась девушка заученной фразой, за которой скрывалось кое-что важное.

Спохватившись, Слава попыталась припомнить о теперешней себе максимально: закончила ли она школу экстерном благодаря феноменальной обучаемости? Отучилась ли уже первый курс в Специальном институте при Госкомконтакте, получила ли, несмотря на свои шестнадцать, внеочередное воинское звание?

Вроде всё было на месте. Последнее, впрочем, выяснилось ещё на КПП, так что мучительно проверять не пришлось. Нашлось воспоминание и о том, за что присвоили «младлея» ― всё правильно: за работу по итогам первого года, которая перевернула околокомитетское научное сообщество. Выходило, что теперешняя реальность достаточно близка к первоначальной. По всем параметрам, включая отправку прямо с летних сборов на оперативную работу, в результате чего она уже в который раз проходит через этот диалог в автобусе. В тщетной попытке спасти…

Да кого это волнует? Вернее, если начать рассказывать, то взволновало бы, поди, любого, да только попробуй расскажи! Кто поверит девчонке? Видите ли, в силу возраста она в своё время единственная могла сойти за пионерку и внедриться в среду воспитанников «Буревестника». И теперь даже в глазах того лейтенанта на КПП ей больше подходило бы в резиночки прыгать, чем оперативничать.

Не объяснять же это водителю, верно? Верно! Оставалось лишь срочно поменять тему! Как и в прошлые разы.

– А вы, раз часто ездите в лагерь, может, расскажете что-то? В дороге же, наверное, столько интересного происходит! ― Слава попыталась направить беседу в новое/старое русло.

Водитель был не против. Он коротко хохотнул и ответил:

– Да что там! Детишки по дороге всё песни поют да балуются, а я-то на дорогу смотрю. Если что случится ― меня ж под суд. Вот и гляжу в оба, стараюсь не отвлекаться. Весь интерес ― в салоне, а глаза у меня на дороге. Я так понимаю: пусть хоть на голове стоят, главное всех целыми довезти.

– Если стоять на голове, могут и шею свернуть, ― заметила Слава.

– А ты осторожная.

– К чему лишний риск?

Водитель, воспользовавшись ровным участком дороги, повернул к Славе голову:

– Но ты, вообще, права. Тут из леса постоянно кто-то выбегает. То белка, то заяц. Жалко их, но рисковать пассажирами для меня дело гиблое. А один раз, представляешь, ка-ак выскочит целый…

«ВОТ ОНИ!»

– ЛОСЬ!!! ― заорала Слава во весь голос, завидев чёрную тень среди деревьев.

Мгновение – и животное уже было на пути. Водитель резко выкрутил руль, и от этого Славу кинуло сперва на сидение, оттуда на пол. Она слышала, как ругался дядя Вова, пытаясь выровнять машину, слышала визг тормозов и какой-то удар.

Потом всё закончилось: автобус остановился, и мужчина выскочил наружу как ошпаренный.

В голове Славы привычно зашумело. Потирая ушибленные места, девушка поднялась на ноги, прислушалась к собственным ощущениям: не сломано ли что-нибудь, как в один из прошлых циклов.

Нет. Уже неплохо, впрочем, расслабляться, как всегда, рановато. Мало ли, что там дальше. Вдруг кто-то решил бросить погоню за лосем!

Слава коротко глянула на сумку, потом ― в окна: там, к её радости, не оказалось ничего нового. Деревья, солнце сквозь листву, прямая дорога в две полосы. И водитель, разумеется. Он был уже снаружи: осматривал что-то в области правой фары, поэтому от него виднелась только макушка в ветровом стекле.

Слава приблизилась к кабине, выглянула.

– Что там? ― спросила она, но то ли звукоизоляция у салона оказалась качественной, то ли мужчина уже настолько ушёл в собственные мысли, что ему и в самое ухо было бы бесполезно кричать. Скорее даже второе, ведь и на стук он никак не отозвался.

«Пора наружу!»

Пассажирские двери ожидаемо оставались закрытыми и потому «стажёр Майорова», недолго думая, «проявила инициативу»: залезла в отделение водителя и выскочила через его дверь. Осторожно приблизилась к дяде Вове.

– Ты видела? Ты ЭТО видела? ― заговорил тот, как если бы только и дожидался, кому бы это высказать. Даром что минуту назад даже никак не реагировал на стук, слова и жесты девушки, а разделяло их при этом только стекло.

– Ничего не видела, ― зачем-то ляпнула Слава. По умолчанию у неё этой реплики не было. Сама сломала сценарий. Мужчина же пропустил её слова мимо ушей, снова нагнулся к разбитой фаре и принялся ощупывать вмятину, бормоча под нос: «Человека сбил! Да ещё лось этот чёртов!» Что надеялся найти? Кровь сбитой девчонки?

Словно в ответ на эту мысль Славы, мужчина нервно оглянулся:

– А где девка-то? Девка-то где, мать её так, вот этак и разэтак!

Точно вспомнив о чём-то, он кинулся к кювету и принялся там что-то высматривать. Потом крикнул через плечо:

– С той стороны глянь!

Пожав плечами для вида и вполне догадываясь, о чём шла речь, Слава отправилась в указанном направлении и сделала вид, будто окинула взглядом канаву. Ожидаемо пустую. Уж кто-кто, а Слава точно знала, что дядя Вова ничего не найдёт ни там, ни тут.

– С этой стороны дороги тоже нет! ― её голос утонул в пении птиц и стрекотании цикад.

Девушка вернулась к автобусу. Водитель уже сидел у колеса. Зыркнув на Славу снизу вверх, он буркнул:

– Ну что там?

– Ничего.

– Ну да, ну да… Её куда-то на эту сторону отбросило, я ж ясно видел! Фара вон разбита, и морда погнута. Не могло такое показаться же. Да и не пью я. Месяц уже не пью.

Мужчина достал из нагрудного кармана пачку «Родопи» и закурил. Слава знала, что не пил он уже более года из-за запрета врачей. К тому же жена грозилась развестись, если бы он продолжил, а дядя Вова очень любил маленькую дочку. Вот и перестал. А про «месяц уже» ― это его любимая присказка.

И это была лишь малая толика того, что Пионерке Майоровой удалось выяснить за все предыдущие циклы.

– Я ничего не видела после того, как вы затормозили, ― уточнила Слава. ― Упала…

– А… ― водитель понял. ― Ну там, лось, в общем, прошмыгнул, едрить его налево. Ты уж извини, что я в выражениях… Там помимо лося этого такая чертовщина началась!

Мужчина запнулся, втягивая в себя ядовитый дым. Потом продолжил, выдыхая сизые клубы:

– Вроде как за лосем за этим девки две бежали. Да не просто бежали ― а гнались за ним. Вроде как он от них удирал со всех ног, как от смерти.

Мужчина остановился и задумался, стоило ли в разговоре с юной пассажиркой упоминать светящиеся глаза? Поразмыслив, решил не вдаваться в подробности. Впрочем, говорить что-либо вслух ему и не нужно было.

– Вот одну из тех девок я и зацепил. Её вроде отбросило ударом. Но нет же тела-то. А если живая? После такого-то удара не по лесу же ей бегать? ― продолжал бормотать дядя Вова, а девушка всё молчала, словно прокручивая в голове слово «Началось».

И это была чистая правда: действительно «началось».

«ТЫ ЗДЕСЬ?»

«А КАК ЖЕ!»

«СЫГРАЕМ?»

«ПОДГОТОВИЛАСЬ, А?»

«УВИДИШЬ!»

И Слава, вдохнув, быстрым точным движением ткнула указательным пальцем в переносицу дяде Вове, как делала уже много раз.

В памяти водителя остался только лось, который после удара уковылял в лес.

Девочки, гнавшие лося, их светящиеся глазки и безудержный страх животного перед ними ― всё было тут же упаковано в небольшой файл и удалено. Успокоенный мужчина очнулся, встал, и деловито захлопотал у своей машины, прикидывая стоимость ремонта. Слава же, улучив момент, сама предложила:

– Давайте я до лагеря дойду, оттуда вызовут техпомощь. Всё равно вам место ДТП покидать нельзя.

– Да-да, сходи, сделай милость, ― мужчина был поглощён своими мыслями.

Мешать ему не хотелось, да и не нужно было. Заскочив в салон за сумкой, Слава поспешила по дороге. В этот раз за девчонками в лес она не побежит, ею припасена идея получше. И для этого как раз пригодится прибор, что спрятан в сумке между сменными комплектами белья. Основное ― попытаться успеть в лагерь.

Тем временем лось действительно удирал так, как если бы за ним гнались не тоненькие пионерки в форменных юбочках и белых рубашках, а волки, гепарды и трёхглавый дракон с самим Мефистофелем в качестве наездника. Разумеется, если бы он мог осознать весь ужас такой комбинации. Без осознания, однако, тоже выходило жутенько. Не разбирая пути и налетая на кусты, животное принялось было петлять, да только выбилось из сил и сбило дыхание, тогда как преследовательницы напротив ― даже не думали отставать. Та, которая только что пережила встречу с автобусом, уже наверстала отставание, сделав несколько стремительных прыжков между стволами деревьев. Досада от собственной неосторожности или просто ярость, или даже всё вместе ― что-то придало ей сил, погнало вперёд. На бегу перехватив у подруги штыковую лопату, она издала то ли рык, то ли визг, и на её коже вместо пота выступили чёрные капельки. Светлые волосы почернели, радужки глаз засветились ярче, и Пионерка пошла в совсем уж невообразимый рывок. Несколькими скачками догнала лося и одним-единственным ударом штыковой лопаты отсекла голову. Туша споткнулась и ещё некоторое время кубарем катилась по земле, ломая ноги и забрызгивая всё вокруг красным. Стоило ей остановиться, как охотница тут же накинулась и принялась без разбора рвать на части, жадно жевать и глотать сырое мясо и куски внутренних органов.

Вторая девушка, остановившись в стороне и опершись на удачно подвернувшийся большой камень, наблюдала за пиром, морщась от чавканья и хруста чего-то внутри туши. Говорить она пока не решалась: происходившее на её глазах вовсе не было нормой. Никто в «Буревестнике» не практиковал подобного. Изменения, явленные подругой, были не просто странными ― они были страшными и…

… «СЛИШКОМ РАДИКАЛЬНЫМИ»?

Она ни разу не видела, чтобы человек так менялся. Обычными ногтями невозможно разорвать шкуру лося! Обычная девушка-подросток не может отрубить лосю голову штыковой лопатой с одного удара. Ладно, Машка не была обычной и в силу своего типа могла ещё не такое, да только зачем вот эта жестокость? Зачем этого несчастного лося поедать потом?

И, конечно…

«Не кинется ли она на меня?» ― этот вопрос застрял колючим комочком в горле и даже немного остудил после погони. Дышалось часто и слишком глубоко, и вовсе не от чрезмерной нагрузки.

Во рту пересохло. Захотелось сбежать, но Алёна осталась. Она была командиром отряда и не имела права отступать. Её личные страхи не отменяли ответственности за товарищей, а на случай нападения на ней были особые перчатки и сапоги с шипами, в каких Пионеры типа А тренируют скоростное перемещение по лесу. Этими штуками можно было отразить любое нападение. Наверное. Они выдерживали удары о деревья и предохраняли руки-ноги от переломов даже при падениях с очень большой высоты. Уж всяко они должны были защитить и в драке, если что!

И вообще. Даже если Машка себя странно вела, она же оставалась Машкой! Вот только бросать положение на самотёк было нельзя. Пионерка не должна вся в крови чавкать сырым мясом посреди леса ― и это просто факт. Не должна ― и всё. И именно ей, Алёне, на правах командира надлежало проследить, чтобы «всё» стало «как надо».

«И что это вообще такое?» ― шевельнулось внутри раздражение.

Глубоко вдохнув, девушка привлекла к себе внимание:

– Ну что, Маша, наелась?

В ответ послышалось лишь тихое рычание.

Алёна вдохнула ещё раз ― громко и шумно.

– Надень его. Галстук!

На этот раз в ответ послышалась вполне членораздельная ругань.

– Маша, надень галстук!!! ― прошипела Алёна сквозь зубы. Злость и раздражение в ней подавляли страх, и этому способствовало всё более отчётливое понимание, что нападения не будет.

– НЕТ! ― и охотница вернулась к поеданию жертвы.

Это уже было осмысленное слово. Можно сказать, твёрдая позиция.

Тот самый отрицательный результат, который «тоже результат»: Пионерка хотя бы осознанно ответила, сказав вполне человеческое слово.

Алёна приблизилась на пару шагов.

– Вспомни, кто ты!..

Ещё пара шагов.

– Ты Маша, моя подруга. Ты Пионерка в конце-то концов.

Охотница встала во весь свой небольшой рост и повернулась к Алёне, выпустив из рук кусок мяса, но зачем-то оставив его висеть в зубах.

Пустота в глазах! Алёна подумала, что такого взгляда у человека она ещё ни разу не видела. Взгляд без взгляда. Как будто этими глазами не смотрят. Как будто они даже не приспособлены, чтобы ими смотреть.

– Алёна…

Мясо с отвратительным мокрым звуком шмякнулось на землю. Алёна не обратила на него внимания. С замиранием сердца она подошла совсем близко и положила руку на Машино плечо.

– Да, это я! Узнаёшь?

Маша подняла лицо. Радужки всё ещё легонько светились.

– НЕТ! ― внезапно рявкнула девушка каким-то чужим голосом и укусила протянутую к ней руку.

Зубы скрипнули по перчатке, и от ощущения сдавливания, пусть лёгкого из-за брони, в Алёне родилась какая-то бешеная волна ярости. Порыв, от которого побежали мурашки, дыхание замерло, а рука точно сама дёрнулась и отвесила Маше смачную затрещину.

– ДА ОЧНИСЬ ЖЕ ТЫ! ― заорал какой-то чужой, вовсе не Алёнин голос, пока в голове зациклилось «что же я делаю?».

Почему-то страшно захотелось врезать Маше ещё разок, да хорошенько. Так, чтоб брызнуло. Укусить, впиться в лицо когтями перчаток!

В глазах встала алая пелена. Быстрее, чем могла бы осознать свои действия, Алёна ухватила Машу за грудки и оторвала от земли, подняла на вытянутые руки и встряхнула, точно куклу.

– Ты наденешь чёртов галстук, слышишь?! Ты наденешь его! Ты же не хочешь, чтобы стало как с Тоней! ― орала Алёна, срывая голос и продолжая трясти. Потом этого показалось мало, и она швырнула подругу прочь, как игрушечную. Та упала, перевернулась несколько раз и скрючилась на земле.

– Галстук, твар-рь! ― рявкнула Алёна и изготовилась к прыжку. К всепоглощающей злости прибавилось новое ощущение ― жжение в воротниковой зоне.

В ответ Маша лишь застонала. По-человечески. Жалобно.

Алёна остановилась на полдороги. Галстук пылал. Прожигал кожу, прожаривал до костей. Снимал поволоку с глаз. Адской болью заставлял отступить ярость. И, по мере возвращения к Алёне рассудка, умерял жар, успокаивал, исцелял только что причинённый ожог.

Маша беззвучно плакала на земле. Чумазая, покрытая ссадинами, она меньше всего походила на жуткого маленького демона, что всего пару минут назад был способен догнать лося, разрубить его лопатой и сожрать. Поняв, что лежит в луже лосиной крови, она закричала, и слышалось в этом столько отчаяния и безысходности, что хватило бы на погружение средних размеров города в пучины самой чёрной хандры.

– Да что же это! ― сквозь слёзы запричитала она. ― Кто я? Кто мы, Алёнка? Мы люди? Человеки мы, а? Смотри, что натворила! С каждым разом всё хуже!

Рыдания сотрясали её тело, которое теперь казалось совсем детским. Маша плакала в голос ― искренне и горько, то закрывая глаза ладонями, то размазывая кровь и грязь по щекам. Однако и теперь время от времени в её голос вклинивалось что-то незнакомое, и тогда она снова рычала, что не хочет возвращаться. Алёну, которая тоже лишь приходила в себя, подобные всплески настораживали, и она медлила приближаться к Маше, наблюдала с расстояния нескольких шагов. Время она давно перестала считать: с окончания погони уже миновала вечность, а в рыданиях и всплесках минуты и вовсе потянулись невыносимо. На каком-то этапе Алёне даже показалось, что Маша никогда не успокоится. Это, конечно же, не сбылось, и всё-таки.

«Это я что, паникую?» ― спрашивала себя пионерка, всё ещё опасаясь подойти.

Ответить было некому, и оставалось только ждать.

В конце концов «звериные» крики перестали прорываться сквозь обычные человеческие слёзы, и Алёна заметила, как волосы подруги снова посветлели. Чёрный узор на коже девушки потихоньку рассасывался сам собой, а когда Маша подняла глаза, на радужках уже не осталось свечения. Только теперь Алёна подбежала к подруге и обняла её:

– Всё-всё! Всё уже закончилось, ― молвила она неуверенно.

Маша лишь всхлипнула:

– Я превратилась, да?

Алёна крепче прижала её к себе вместо ответа.

– Что же делать? ― судя по тону, Маша могла вот-вот разрыдаться снова.

– Галстук не снимай с себя. Никогда, слышишь? Катька что-нибудь придумает, она умная. Но до тех пор ― никогда не снимай галстук, хорошо?

– Ага… ― еле-еле пискнула Маша.

Торопливо, чтобы не упустить момент, Алёна выдернула из кармана и повязала подруге галстук. Тот самый, что подобрала с земли ещё в самом начале погони, когда Машка сбросила его, мнимо освобождаясь от ограничений.

Уж освободилась, так освободилась!

– Жжётся, ― пионерка передёрнула плечами.

– Это хорошо, ― Алёна погладила её по волосам, которые уже почти очистились до обычного золотистого цвета. ― Когда жжётся, он тебя лечит. Не пускает всякую заразу. Держись!

Девушка горестно вздохнула и ещё раз всхлипнула.

Алёна подумала о том, что Машу нельзя водить по лагерю в таком виде.

И что «такой вид» из-за объятий уже присущ им обеим. То есть придётся как-то добежать до умывальников, и хорошо бы там была запасная чистая форма!

С такими мыслями Алёна поднялась на ноги.

– Ма-аш? Ну что? Ты идти-то сможешь?

– Попробую, ― послышался жалобный ответ, ― помоги встать, пожалуйста.

Алёна подала руку:

– Готова?

– Всегда готова, ― вымученно пошутила девушка, и от этой фразы ей стало хуже. Голова закружилась, внутри всё перевернулось, возникло прямо-таки физическое ощущение полной несовместимости себя прежней и себя нынешней. Неуместные мысли и вопросы, сотни внутренних «нельзя» и «не хочу» заголосили ― нет, что там! ― взорвались в голове, словно всадив иголки в лоб и затылок. Наконец, вдоль всего позвоночника тело пронзила острая ― невозможная! ― боль, Маша закричала так, что спугнула окрестных птиц, и её стошнило всем, что она в себя так остервенело запихивала. Алёна только и успела подхватить подругу, когда её ноги подкосились. Предстояло провести ещё какое-то время, откашливаясь и отплёвываясь. Потом дойти ― нет, не до умывальников, а сперва хотя бы до озера и смыть с себя по максимуму что только возможно. Благо ― не холодно. Дальше ― в мокрой одежде ― добежать до лагеря к умывальникам. Там на специальной отгороженной от посторонних глаз площадке их ждали нагретая солнцем вода, мягкие махровые полотенца и душистое мыло. Всё это было приготовлено для Пионеров типа А, которые всегда возвращались с тренировок перепачканными и взмокшими. Сегодня вот пригодилось как нельзя лучше. Алёна подумала о том, что тренировка уже была рано утром, и теперь в специальном шкафчике сменной формы может не найтись. «Ничего. В крайнем случае завернёмся в полотенца и как-нибудь добежим до корпуса огородами. Все свои, поймут», ― рассудила она.

А пока Алёна и Маша выполняли свой нехитрый план, Слава Майорова не спеша топала к лагерю «Буревестник» по шоссе. Водитель, как и полагалось, остался с автобусом ждать ВАИ. Обычную милицию за кордоны всё равно бы не пустили, а вот ВАИ ― как раз приедет, и заодно техпомощь привезёт. Если там нужно, разумеется.

Вероятно.

Может быть, это даже будет тот симпатичный солдатик, которого удалось заприметить в один из прошлых циклов. Слава особо не размышляла о подобном ― чай не в первый раз уже она попадала и в саму аварию, и на эту вот дорогу. «Теперь главное, ― подумала она, ― чтобы перемазанные красным девчата не выскочили из лесу ей навстречу». Такое тоже уже случалось и заводило всю ветку реальности в тупик, после чего снова отправляло на исходные позиции.

Нет, Слава не станет опять это прокручивать в голове.

От нечего делать девушка попыталась вспомнить, о чём были её мысли, когда она проделывала этот путь впервые. Тогда она тоже не торопилась и целиком сосредоточилась на будущем задании ― как вписаться в чужой коллектив? Предвкушение и воодушевляло, и страшило. Беспокоило: как сойти за обычного подростка? Как вообще можно к кому-то втереться в доверие по заданию ― не будет ли это подлостью: изображать пионерам друга и товарища, а самой вести «оперативную работу», по сути, против них?

А может ― не «против» них, а как раз «за» них? Ведь для их блага же Комитет всё это задумал!

Теперь, по прохождении стольких вариантов событий, Славе уже следовало отказаться рассуждать подобными категориями. За них ― против них. Какая разница? Всех надо было попросту спасти, и в этом свете не оставалось ни своих, ни чужих. Ни тех, кто «за», ни тех, кто «против».

Только те, кого надо спасти. Если их вообще можно спасти.

Как потом пойдёт ― кто знает?

Теперь Слава думала, что бесконечные переигровки реальности всё меньше тяготят её, превращаясь в своего рода ужасную привычку. И при этом парадоксальным образом (или в силу постоянной случайной вариативности?) совершенно не выходило набраться опыта, какой можно было бы при случае применить в хоть сколько-то знакомых ситуациях. Даже известные и заученные назубок фразы в разговорах могли подействовать иначе, нежели в предыдущих циклах, что полностью обезоруживало. И временами бесило просто-таки несказанно!

Особенно с учётом Славиных индивидуальных особенностей: вообще-то у неё была ПОВЫШЕННАЯ обучаемость! Ещё до начала всей этой бесконечной лагерной смены Слава отличалась ею от сверстников, а потому школьная программа давалась девушке слишком легко по сравнению с одноклассниками. Которые, как известно, подобного не прощают. Нет, её никто даже не думал травить или бойкотировать. Просто все держали дистанцию. Просто всегда существовало разделение ― она и все остальные. Те самые «свои» и «чужие», вот только в первой категории почему-то оказалась она одна. Или она была как раз во второй?

Будучи в младшей школе, Слава очень ждала вступления в ряды пионерской организации. Ей казалось, что красный галстук должен всё изменить, ведь пионер ― это каждый знает ― всем ребятам пример! И пионеры ― это всегда товарищи друг другу! И один пионер никогда не станет обижать другого ― это же в каждой книжке написано! Слава верила в это всей душой.

Надо сказать, что пионеры действительно помогли, правда не так, как она ожидала. И далеко не сразу. В седьмом классе её как-то посреди урока вызвали в ленинскую комнату. Там был Саша Жданов ― вожатый школьной дружины и ещё несколько взрослых. Старший представился Вадимом Борисовичем Цурюпой и предложил ей несколько простых тестов, которые она решила за пятнадцать минут с секундами. Комиссия, по виду, была очень довольна. Тогда ей ничего не сказали, а вот через неделю в той же комнате от Саши она узнала, что обладает рядом уникальных свойств, которые называются «Изменения типа В».

Как объяснили, изменения в её организме произошли под влиянием особой материи из-за пределов известного космоса. Почему на неё? Почему именно так? Ответов не нашлось даже у крупнейших советских учёных. Что оказалось налицо ― так это набор способностей, позволявших влиять на психоэмоциональное состояние и мыслительные процессы человека. Правда, из всех у Славы работали только те возможности, что включались сами собой и как бы не требовали от неё активного участия. Тоже не редкость, имелся и специальный термин: «спящий тип В». Достопамятная повышенная обучаемость Славы относилась как раз сюда. А ещё ― защита от чтения мыслей и влияния других обладателей Изменений типа В.

«Не такая, как все!» ― девушка на ходу иронично улыбнулась сама себе.

Вспомнилось, как сама мысль о выявленных изменениях заставляла Славу одновременно и грустить, и радоваться. С одной стороны, она получила ответ на свой вопрос «Почему?». С другой ― новый статус окончательно отделил её от «обычных» людей. Пресловутое «не как все» пугало, и непонятно было, что с этим вообще делать.

Способность открыла ей дорогу в общество других носителей изменений, и не только типа В, разумеется. Теперь она с удовольствием часами беседовала с Ашками, которые умели усиливать своё собственное тело, и это касалось не только мышц. А что до «типов Б» или просто «бэшек», то они заинтересовали Славу до фанатизма. Ей было странно, что их определяли как телекинетиков и не более. «Как если бы про автомобиль сказать, что это устройство для вращения колёс», ― так она заявила на одном из собраний. Для себя она вывела логику: одни пионеры заведовали телом, другие ― разумом, а третьи должны были управлять всем, что вокруг. И такая «специализация» не могла ограничиваться только лишь телекинезом! Так была заложена основа для будущих исследований, и, поскольку Комитет поощрял такие вещи, перспективы нарисовались радужные. Могли даже почти без экзаменов взять в специальный институт, а потом распределить в особенные государственные структуры, как Государственный комитет по контактам с внеземными цивилизациями. Словом, мир заиграл по-новому.

Знать бы тогда!

А если бы и знать ― то что? Отказалась бы? Сбежала, спрятала голову в песок?

Ничего не видеть, ничего не слышать, сидеть в своём уголке и тихо сохнуть от одиночества?

Нет уж!

Ни за что она не прожила бы тот кусок жизни иначе. Даже точно зная, как обернётся. Сотни раз стараться спасти пионеров ― сотни раз пережить провал и их потерю, но продолжать пытаться ― это всё равно лучше, чем отказаться от будущего. Тем более что без неё, без Славы, главное и самое страшное неизбежно случится, да только уже без варианта переиграть. Как бы не так! Нет уж ― слишком много ею, Славой, уже пройдено, слишком много душевных сил затрачено, чтобы бросать теперь. Или на любом другом этапе. А препятствия? Они были всегда, чего уж теперь. С самого первого дня. Даже обрисованная когда-то вожатым волшебная картинка будущей жизни среди других носителей изменений привела в своё время вовсе не к радости, а к головной боли. Выслушав дочь, родители тогда неправильно всё поняли и на следующий же день отправились в школу разбираться, для чего это кто-то запудрил мозги девочке-подростку. Слава вспомнила, как два часа сидела, точно на иголках, на стуле в приёмной директора, пока родители беседовали за закрытыми дверями. Потом мама и папа вышли задумчивые. Отец долго смотрел на неё сверху вниз, потом погладил по голове и сообщил: «Нас убедили. Ты будешь заниматься в кружке, но отпустить тебя в “Зеркальный” в этом году мы не сможем. На следующий год ― может быть». И ― не сложилось.

Препятствия ― это просто этап. Преодоление лишь закаляет. Прошла непонимание родителей, и вот уже идут занятия в кружке. Подарок судьбы. Желанный приз. Три дня в неделю она общалась с равными и даже подружилась с несколькими старшими ребятами. Познакомилась с работой Госкомконтакта, особого всесоюзного органа, отвечавшего за разные странности и даже за возможные контакты с внеземным разумом. В своём кругу его называли просто «Комитетом». Именно при этом самом Комитете были устроены курсы для людей с изменениями разных типов. А называли таких просто «Пионерами». И сама пионерская организация, как теперь стало понятно, существовала отчасти для их выявления. Такая вот ирония: часть пионеров ― «Пионеры». А препятствия оказались попросту НУЖНЫ.