Kitobni o'qish: «Не сегодня – завтра»

© Николай Афёров, 2022

© «ПРОБЕЛ-2000», 2022

Выражаю глубокую признательность издательству «Пробел» и лично Алексею и Ивану Плигиным за издание моей книги!

* * *

Сергей Долгов
Мужской ответ

Как-то позвонил мне московский поэт Николай Афёров и попросил помочь ему набрать тексты своих стихов, он собирается их издать. Эта просьба сняла один из кирпичей с моей души, я-то давно знаю, что картина современной русской поэзии без его творчества будет неполной, а между тем, даже в интернете стихов его не найти, разве что, кто-то очень покопается и обнаружит ставропольский альманах «45-я параллель», который его когда-то публиковал.

Непривычно высокий общий уровень его поэзии заставляет вспомнить о, казалось бы, утраченном понятии "культура стиха". Искушённый читатель может со мной не согласиться, с точки зрения поэтической техники, у Николая простой, ямбический репертуар, что до интонации, он чуть ли не монотонен, но абсолютно естественен. И эта органика, подтверждает правоту человека пожившего и давно воспринимающего жизнь не по книгам, а такой, как она есть, не без иронии, но не собирающегося её ни разоблачать, ни олитературивать, позиция, скорей, прозаика, но почему-то в стихах. Отсюда непривычность образа, чуть ли не бытописателя. Быт дан и органичен, становится стройматериалом для стихотворений, и читатель воспринимает его не как метафору, а как проблему бытия сквозь тему "быт и я".

Поэзия Афёрова – это осмысление и, прежде всего, его отношений с женщиной. Пафос не просто отсутствует, напротив, нечто пафосное можно и процитировать, затем, чтобы съязвить.

 
Хочешь, водки, хочешь сока,
Хочешь, вместе отольём,
Убедиться, что пророка
Нет в отечестве своём.
 

Но даже за иронией – мысль, слишком основательная, чтобы называть её задней, а женщин – бабами. Опыт жизни – основной подтекст его поэзии.

Даже у завзятого литературоведа язык не повернётся обозвать предмет его раздумий героиней или лирическим персонажем, но только совсем уж поверхностная читательница не поймёт, что стихи не только про то, с кем он переспал, кому изменил, от кого ушёл, что всё это прежде всего о любви. Но, как писала Эмили Дикинсон: "Я пропустила имя и глагол". Афёров сам глагол не пропустит, но употребляет исключительно в его утилитарном значении и, уж конечно, со всенепременной рифмой, что только удваивает иронию:

 
Занимаясь любовью
Среди пыльных ковров,
Мы повязаны кровью
Тех ночных комаров.
 

При внешней чуть ли не нарочитой традиционности, если взять признанную классику, Афёров ничьей традиции должным образом не следует. Но если вспомнить авторскую песню лучших времён, традиция несомненна. Это Владимир Высоцкий открыл нам в прошлом веке, что можно, и даже не просто стихами, а под гитару пропеть: "…на тридцать восемь комнат всего одна уборная", и это будет точно про целую эпоху. Не случайно, любители авторской песни всегда зовут Афёрова в свои традиционные поездки на природу, на пару дней.

Русскому любителю поэзии невероятно повезло с лирикой, особенно женской, совершенно исключительного уровня и диапазона. Но после Маяковского в отечественной поэзии XX века об исключительности мужской любовной лирики говорить не приходится. Безусловно, есть счастливые исключения. Ахматова как-то заметила об одном стихотворении о любви, автору не хватило цинизма, чтобы это стало стихами. Наша мужская лирика эмоционально и по мысли сводится, в основном, к восхищению "пред чудом женских рук, лица и плеч, и шеи". В русской любовной лирике хозяйничает исключительно женщина, и для драматургии отношений не хватает сколько-нибудь полно прописанного мужского образа. Только теперь в этом вакууме появляется даже, порой, нарочито простой, но живой и полноценный образ любящего мужчины, умеющего немногословно не только заявить об этом, но устанавливающего мужской взгляд на женщину и на любовь, такую, как она есть, без романтических затей, но и без цинизма, ни то, ни другое не нужно, если автор эмоционально честен, и читатель может, наконец, увидеть сформулированным то, что он если и не всегда знал, то чувствовал, а читательницы – узнать многое из того, о чём чаще могли лишь догадываться.

Как автор Афёров не прячется ни в стихах, за лирическим героем, ни в жизни, напротив, если его пригласить, охотно выступит; обладая выразительным голосом, он хорошо читает и свои стихи и, по памяти, поэтов, о которых большинство слушателей не знает ровным счётом ничего, как и о самом Николае.

Было бы нелепо рассуждать, насколько он близок к народу, или далёк от него, потому что его творчество вызывает в памяти, казалось бы, отжившую формулировку: поэт из народа. Не в стиле русского фольклора или country, для этого он слишком органичен, это хорошо узнаваемый, наш менталитет, наша национальная культура, т. е. давно не салон, но и не на кухне, не вешние воды, а зрелые годы. Наконец-то, наша любовная поэзия добралась до двуспальной кровати. Поэтому, хотя Афёров и входит в отечественную литературу с некоторым опозданием, смею вас заверить, что это надолго.

«Приблизительные параллели»

«Транжирим дни на то на сё…»

Транжирим дни на то на сё,

А их считают где-то.

Уж в книгу Красную внесён

Последний листик лета.

И начался отсчёт иных -

Дней бесконечно серых,

Где каждый следом – лишь двойник

В обновах без примерок.

«У плодовых – рост в плоды…»

У плодовых – рост в плоды,

Всякий год – с приплодом.

Тяжело растут сады

Непорожним ходом.

Одногодки из берёз

Как одна пустились в рост -

Выше, выше, выше.

А у этих – всё не так,

Вкривь да вкось да враскоряк,

К нам в окошко на чердак

Веткой спелых вишен.

«Пока поёт постылый ветер…»

Пока поёт постылый ветер

Над замороченной рекой,

В его единственном куплете

Ты будешь лучшею строкой,

Ты станешь лучшею берёзкой

В моём осиновом лесу,

Сучком, задоринкой, загвоздкой -

Тебя я в сердце понесу.

«Мокрые подушки…»

Мокрые подушки,

Школьная тетрадь.

В тесноте однушки -

По живому рвать.

То ли дело – трёшка,

В комнату – замок.

Вот твоё окошко,

Вот твой потолок.

«Не соглашаясь, что больны…»

Не соглашаясь, что больны

И прогрессирует недуг,

Им кажется – они вольны

Убрать подальше ноутбук,

Сменить приличный телефон

На непривычный городской,

Вернуть на стол магнитофон

Из упаковки заводской

И пить всю ночь и день-деньской.

Поступок глупый, но мужской.

«И дом большой, и всё большое…»

И дом большой, и всё большое -

Большое тело и кровать.

Я бы попробовал чужое,

Да только грех чужое брать.

Не к ночи да и не к столу

Порой достаточно и слова.

Загнали в угол -

Стой в углу,

Но не бери чужого.

«Станешь, не станешь поэтом…»

Станешь, не станешь поэтом -

Бабушка надвое, но

Сказано было при этом:

Спросится, если дано.

Старого сада тропинка,

Полуразрушенный дом.

Полная жизни картинка,

Крайний в собрании том.

24 часа

С поникшим флагом по ночам

Районная управа.

И лишь на зависть москвичам

По трассе в область, справа,

Для припозднившихся машин

Приметой девяностых -

Самса, цветы и магазин

Для, извините, взрослых.

«Там в темноте при свете глаз…»

Там в темноте при свете глаз

Играет гранями стакан,

Там в шалаше, как в первый раз,

В неделю раз скрипит диван.

И та, что, кажется, женой

Мне вправе называться,

Предпочитает жить со мной,

Чтоб там не примелькаться.

Крымский вал (Вернисаж)

Как в магазине, по одной

Цене в одной стране -

По тридцать пять, по сорок три,

Не хочешь – не бери.

За подоконником – пейзаж,

Сиреневым – сирень.

Купи, но это не продашь

И в самый чёрный день.

«Как бывший книжник, фарисей…»

Как бывший книжник, фарисей

И сам себе спаситель,

На жизнь с её неправдой всей

Смотрю, как телезритель.

А с интернетом замутить,

Где учит всякий неуч,

Одно – как травку покурить,

Другое – жёсткий "герыч".

«Ни табака, ни турника…»

Ни табака, ни турника,

Стульчак опущен к унитазу.

Повсюду – женская рука

И окрик чувствуются сразу.

Едва заходишь – муженёк

Выходит в тапочках навстречу.

Встречать гостей – его конёк:

Иных уж нет, а те – далече.

«С пустотою вина в стеклотаре…»

С пустотою вина в стеклотаре

Наполняются чувством слова.

Ты сказала – я молча ударил.

И уже я не прав – ты права.

Ты достанешь заветную бритву

И, когда я усну, подойдёшь.

Это я сочинил как молитву.

Ты не тронешь меня. И не трожь.

Ведьма

Мужик, бывало, за бабу бит,

Ей дома давал ремня.

А ведьма ведает, что творит,

И спрос с неё – как с меня.

Среди сушёных крысиных лап,

Отваров целебных трав

Она играет влюблённых баб -

И плачет переиграв.

Рокеры

Под рёв "Металлики" с Горбушки

Портвейн стаканами – с утра.

Когда-то юные подружки

Ломились в гости на ура.

Теперь под песенки Земфиры

В онлайне через усилок

Грустят, забившись в уголок,

Заполнив женами квартиры.

«Когда я вижу и не вижу…»

О.Ш.

Когда я вижу и не вижу

Твои глаза под тенью век,

Когда я слышу и не слышу,

Что я любимый человек,

Мы, значит, рядом,

Значит, вместе.

Лежим и слушаем себя,

Друг друга.

Ты целуешь крестик,

Почти любя…

Прочти – любя.

Ангел

Как пилот – автопилоту,

В лабиринте городском

О себе ему заботу

Поручаю целиком.

Знает, где какая тропка,

Видит он и цель пути.

Жизнь – не пятничная пробка,

Не Тверскую перейти.

«Ветки колючие старого ельника…»

Ветки колючие старого ельника,

Вотчина злых пауков.

Время грибов – как отмазка бездельника:

Вот, мол, я в деле каков!

Чем, мол, я хуже простого рабочего

Или крестьянина – чем?

Прямо по жизни иду, не обочиной,

Что наберу, то и съем.

И, прогибаясь себе в удовольствие,

Лезу за каждым грибом.

Осень меня приняла на довольствие,

Дав заработать горбом.