Kitobni o'qish: «Идеальное антитело»

Пролог

Мусорный грузовик сильно трясло. Холодная гладкая стальная труба, за которую Степаныч держался, стоя на задней подножке, скользила и норовила вырваться из рук. Он мог свалиться в придорожную грязь к ногам преследователей уже несколько раз. Но звериное желание жить утроило силы.

«Если у них оружие – пристрелят на фиг! Не побоятся, район глухой. Если только ножи, то есть шанс!» – мелькали мысли.

Фортуна была на его стороне. Желавшие отомстить ему друзья погибшего Аслана пробежали еще несколько десятков метров, поняли, что просто так машину не догнать и стали топать ногами, громко спорить и жестикулировать. Видимо, один предлагал вызвать такси или поймать частника, другой, очевидно, настаивал на том, чтобы продолжить погоню. Когда Степаныч приоткрыл глаза, они остались уже далеко позади двумя темными точками на сумеречной улице.

Решив не спрыгивать до конца маршрута, он трясся, стоя на подножке мусорки, еще минут десять, оказавшись в итоге на окраине Задонска, между городской свалкой и стихийной стоянкой дальбойщиков. Грузовик притормозил перед поворотом, дав шанс безболезненно спрыгнуть и приземлиться в огромный снежный отвал, оставшийся после тракторов, чистивших улицы города.

Тяжело дыша, Степаныч лежал на куче грязного серо-коричневого снега и смотрел в серое небо. На лицо моросила какая-то дрянь с неба, смешиваясь с дымом свалки и дизельными выбросами работающих фур. Но в этот миг ничего не было милее, чем этот смрадный запах и грязь на лице. Жив!

Глава I

Вчерашняя водка выходила тяжело. Обхватив шершавую проржавевшую подвальную трубу отопления, стараясь прижаться к ней как можно ближе, чтобы сохранить безмятежное состояние «улета», Степаныч ворочался, вздыхал и постанывал. Шум в ушах от вчерашнего лечения горячим мутноватым пойлом, усиливался.

Мутило жутко, но выходить из подвала во двор сталинского дома где-то вблизи Таганки ой как не хотелось. Вчера мужики, приютившие его, пытались, как они говорили, «старыми проверенными способами» избавить его от неведомой болезни, которая уже третий день не давала подняться. Тело ломило, бросало в жар, в уголках глаз и на ресницах скопилась какая-то липкая слизь. Неужели это именно та зараза со страшным непонятным именем Covid-19?

Улицы Москвы были безлюдны, шел март 2020 года, первый, самый жесткий месяц карантина. А если ты – бомж, тебе труднее во сто крат! Погода была сырой и промозглой, машин на улице почти не было, так что идти к светофору «сшибать монету» было бесполезно.

Полицейские патрули – все новенькие, нагнали, видно, пацанов с «учебки», они и рады «попу рвать». По первости пару раз их задерживали и отводили к дежурной машине полиции или в опорный пункт. Пока один раз дежуривший сержант не «послал» молодых патрульных: «Что вы сюда всякий сброд тащите? Сказано же – нарушителей приводить!» Да и правда, какой от таких прок? Ни денег, ни наград с меня не получить. Теперь не трогают, как будто не замечают.

Газеты, напиханные для тепла в рукава, слежались и набухли от пота и влаги подвала, менять их было не на что. В таком состоянии не то что пару рублей – «в репу» у светофора схлопочешь на раз-два! Лежать, только лежать! Забыть про все! Про дырявые летние кроссовки, из жалости оставленные каким-то покупателем у магазина «Nike» и теперь хоть немного защищающие от слякоти и той дряни белыми комочками, которую сыпят на тротуар наши восточные братья. От этой химии ноги саднило, не хотелось даже снимать носки, чтобы не смотреть, во что превратились пятки. Сил нет!

Но Степаныч верил, что сегодня болезнь должна уйти! Всегда же так было! Никогда не болел он больше трех дней! Он крепкий! С ним никогда ничего такого случиться просто не может! И вранье это все, скорее всего, в газетах про смертельные случаи. Может, с другими такое случается, но только не с ним!..

…Наверное, уже почти неделю Степаныч пытался не сойти с ума в разномастной, но мирной компании таганских бомжей: Кепы, Серого и Старика. Нет, люди-то они все были хорошие, когда по отдельности и сами по себе. Можно было посидеть и послушать горестные излияния каждого их них. Что, мол, если бы была возможность, начали бы новую жизнь. Да только треп это все! Треп и оправдания. Да рупь за сто, что предложи кому-нибудь из них для жилья сторожку в садоводстве, где был бы запас дров и грядочки, так хрен кто согласится променять «свободную жизнь в подвале» на райские кущи жизни в относительном покое.

Говорят, в Московской области 60 000 бездомных! Дык, наверное, и тысяч десять садовых товариществ. И в половине из них не хватает сторожей. Все были бы довольны! Ан нет, они себя называют «шифтеры» (потому что выговорить «дауншифтер» непросто, да и обидно из-за приставки «даун»). Типа это – мой образ жизни! (Как будто насмотрелись по ТВ вечерних шоу Воробьева!) Им на улице, в стае жить легче. Свои законы, свои «самцы альфа». Если ты чужак – не подходи! Но жить можно. Когда жизнь тебя сделала если не волком, но, по крайней мере, волчонком, в стае уже привычнее…

Степанычу хотелось укутаться батарейным теплом, раствориться в нем, распластаться по всей этой ржавой трубе – и чтобы никого и мыслей никаких! Временами его забытье прерывалось сухим отрывистым кашлем, засевшим внутри. Казалось, все внутренности вылетят наружу. Так заходится, аж в глазах темнеет. Потом отпустит – и ничего так. И мысли, мысли! Эх! Надо было вчера дерябнуть побольше водки, спал бы крепче. Но мысли не уходили. Они каким-то нервным клубком обматывали голову, роились, как маленькие червячки, каждый из которых высовывался изнутри и нес с собой самые грустные моменты его прошлой жизни…

Лежащий сейчас в одном из таганских подвалов Виталий Степанович Загородний родился в семье военного, в одном из военных городков «нашей необъятной». Его отец, кадровый офицер ракетных войск, достаточно долго кружил по регионам тогдашнего СССР и по миру в целом. После Карибского кризиса даже довелось быть в составе органиченного контингента советских войск на Кубе. К слову, там у него случился роман с какой-то местной красавицей, кажется Йохана ее звали. Отец часто вспоминал, что где-то в далеком Тринидаде у Витальки есть сестренка Марианна.

В последнем месте службы, поселочке со смешным названием Оек, где-то в глубине Иркутской области, отец, наконец, женился. «Раньше это было бессмысленно, – любил он повторять. – Все равно под землей дежурю по две недели через день, какая тут любовь…» Здесь и родился Виталька. Вскоре у него появилась младший братик, Женечка. Милый пузан, с которым они, помнится, вечно ссорились из-за игрушек.

Все шло хорошо, пока как-то раз семья Загородних не собралась на озеро Байкал на зимнюю рыбалку. Перед самой поездкой Виталька сильно заболел, и его оставили в городке на попечении медсестры санчасти. Через два дня пришло ужасное известие: вся его семья погибла! На горной дороге случился оползень. Их старенький «Запорожец» сорвался с обрыва и съехал вниз по склону к берегу Байкала. Вынесенная на лед, машина попала в полынью и мгновенно ушла под воду. Никого найти так и не удалось.

Витальку забрала к себе тетка, живущая в Задонске, что под Тулой.

До достижения восемнадцати лет он получал пенсию по потере кормильца, а потом пришлось рассчитывать только на себя. Тетка была уже старенькая. Здесь же он закончил школу, потом с «отличием» – радиотехнический техникум. Хотел дальше – в институт, да не сложилось.

Много лет Степаныч трудился в лаборатории «Стройприбор» одного из оборонных заводов. Надо сказать, тяга ко всем железякам и электронике у него была с детства! Вскоре, благодаря сметливому уму и стараниям, он стал старшим техником, а потом выбился в заместители начальника отдела.

В конце лета 2019-го, когда дела пошли… Да, нет, они никуда не пошли, они просто испарились на фиг, все дела в их лаборатории! Их головному заводу содержать лабораторию оказалось непосильной ношей. Потихоньку под каким-то благовидным предлогом со стороны «высшего начальства» место работы, которому Степаныч посвятил почти двадцать пять лет жизни, перестало сушествовать.

Первые месяцы в душе была полная уверенность, что «с таким опытом» работу он найдет легко. Не тут-то было! Предприятия похожего профиля в городе Задонске или давно закрылись, или были перекуплены новыми молодыми хозяевами.

Как-то зайдя в бывшее свое здание для собеседовнаия, в офис к новым владельцам, Степаныч был поражен. Исчезли кабинеты, коридоры, да и герани на подоконниках уже не было. Весь этаж здания занимала одна огромная комната размером со спортзал. Стены между кабинетами отсутствовали. Их заменили невысокие, по грудь, пластиковые перегородки, за которыми сидели молодые люди в джинсах и с хвостиками на затылке. Они молотили по клавиатуре своих компьютеров с такой скоростью, будто хотели обогнать машинистку Надежду Васильевну из бывшей конторы Степаныча.

Всюду сновали девушки и парни, почему-то с кофейными чашками в руках. Они переходили от одной группки к другой, что-то обсуждали, жестикулировали… Было очень неуютно в этой чужой и незнакомой обстановке, но он стойко дождался собеседования. Ответ был стандартный: «Спасибо, мы с вами свяжемся, оставьте телефон секретарю»!

Накопленных денег на сберкнижке пока хватало на хлеб-масло, но Загородний понимал, что так долго не протянет. И продолжал обивать пороги немногочисленных предприятий и контор города. Почти все предполагаемые работодатели благодарили за визит, говорили: «Спасибо, мы вам перезвоним», но тем и заканчивалось.

В одной фирмочке по фасовке стирального порошка вроде и согласились. Им нужен был начальник смены – работа 12 часов через 24, но просьба оформления по трудовой книжке их не вдохновила… На стройке промкомбината по телефону все, кажется, срослось, даже документы для оформления можно было потом донести. Но, посмотрев на Степаныча вживую, отказали. Мол, все хорошо, но ваш возраст… Обычно старше сорока пяти лет мы не берем.

Можно подумать, в сорок лять он перестал существовать для всего мира работодателей. То есть совсем! Как класс!

«Молодых им подавай!. – сокрушался Степаныч. – Даже баба – и то ягодка в этом возрасте!» Попытав счастья на складах сетевых магазинов, он понял, что соревноваться в сноровке с молодыми крепкими ребятами из Азии он не может. А работа «раскладчика продуктов» или «мерчендайзера» почему-то требовала «специальных навыков», для которых, мол, надо пройти платные курсы… Одним словом, и здесь ждал пролет.

Глава II

И вот настало то время, когда стало хватать денег только на «Роллтон». Это чудо макаронной промышленности, кстати, частенько спасало Степаныча! Обед из пакетика был горяч, пахуч и недорог. Не говоря уже о том, что давал «оттяжку» наутро с похмелья, проливаясь обжигающей лавой в горло и дальше, согревая и успокаивая душу и организм!

Совет: Люди, зачем платить за лапшу в пластиковом стакане полтинник, это тот же в пакете по 7 рублей, только плюс чашка пластиковая! Вы ее все равно же выбросите потом, если бабушка не отберет для рассады…

Пришлось «попытать несчастья» даже там, куда идти совсем не хотелось.

Его таки взяли на работу в большой загаженный двор за автостанцией, названный кем-то в усмешку «ярмаркой сельскохозяйственной продукции».

Хозяином этой чудо-базы был некто Бахрам, судя по внешним данным, выходец с Кавказа, но конкретнее – кто ж спрашивал-то? Точнее, хозяином большей ее части. Вторую половину занимали то ли корейцы, то ли вьетнамцы. Горячие кавказские парни вечно с ними ссорились.

Поскольку из всех рабочих рынка у него была, по словам хозяев, «самая русская и доверчивая морда», ему доверили заманивать проезжающие в Москву автомобили, везущие сельхозпродукты. От фур до «жигулей» с прицепом. Он должен был привлекать их внимание. Вдруг кто по наивности решит остановиться и спросить, почем здесь купят его товар.

Схема была проста. Приходя до рассвета, Степаныч вешал на грудь большую картонку «КУПИМ ОПТОМ ДОРОГО ЧЕСТНО» и стоял на краю шоссе, призывно махая руками проезжающим грузовикам. Если наивный водила притормаживал и выходил обсудить условия продажи груза, тут же пара молодцов кавказской наружности лезли в кузов, ощупывали товар и, конечно, якобы находили изъяны. Они кричали «старшему», который уже что-то «тер» с продавцом: «Муалим Ахмет, много гнилого! Не надо брать…»

Потом водителю называлась цена выше рыночной, но для покупки предлагалось заехать на территорию, якобы для проверки качества… Ну, потом начинался кавказский торг! Если хозяин продуктов был неуступчивый, в ход иногда шли угрозы. Но, в основном, только на словах. Открыто никто вешать на себя «уголовку» не хотел… Все решалось на психологии.

После долгих споров большинство незадачливых фермеров или региональных «горе-бизнесменов» вынужденно соглашались. Они уже понимали, что пока торговались здесь, их конкуренты на других оптовых базах уже подсчитывали выручку. В итоге доверчивые продавцы с грустью забирали деньги и тут же торопились назад с мыслями, что «пусть они немного проиграли, но зато следующий рейс будет более выгодным». Утопия, но реальность!

Ведь для «мужика от сохи» что главное – вырастить и отдать в хорошие руки свой продукт. Да чтобы его похвалили, во-первых, и уважили его проделанный труд, во-вторых… Для сельского трудяги деньги – не главное. Странно, кстати…

Бахрам был, в принципе, нормальный мужик, он любил работать и зарабатывать! Приходил раньше всех, уходил позже всех. Если бы не огромное количество прибывающих в Москву его порой абсолютно бестолковых, но «на понтах» родственников, жизнь была бы сносная. Порядок хозяин поддерживал строгий, даже среди своих! Был цеплючий, как репей, за каждую копейку! Воровства практически не было, если не считать ежедневных пары кило хурмы или мандаринов, которые каждый из родственников считал своим долгом унести домой, еще приговаривая продавщице: «Гуля, как всегда положи, отбери там получше, на меня запиши!»

После утренней «охоты» на наивных крестьян и водителей Степаныч разгружал пахнущие землей мешки с картошкой и разносил их по торговым точкам. Чтобы потом, после закрытия рынка, собирать в кучу промокшие картонные ящики и выбрасывать в дурно пахнущие контейнеры на заднем дворе… Радостью было найти в мусоре пару монеток или купюр, оброненных покупателями.

После закрытия рынка Бахрам и его «кунаки», протерев наспех тряпочкой свои (обязательно черные!) ботинки и отряхнув треники, собирались по кучкам для обсуждения завтрашнего дня. Они долго и надрывно что-то «чебурекали» на своем языке. Передавали друг другу мятые купюры и покуривали сигариллы, источавшие мерзкий, блевотный сладкий запах. Вот что было гаже всего! Степаныч сам не курил, и его всегда подташнивало, когда ему приходилось находиться рядом.

И еще крайне непривычно было выдерживать кавказский темперамент. По природе своей нюня и трудоголик, Загородний, тем не менее, понимал, что такое социальная дистанция. Еще та, доковидная. То есть сложившиеся у каждого народа традиции находиться друг от друга на определенном расстоянии, не подходя ближе. Даже к своим коллегам подходить близко было не принято.

А эти рыночные горлопаны норовили кричать ему что-нибудь, едва не касавшись небритым подбородком его лица… Даже когда тебе говорят что-то хорошее, почти прислонившись к твоему носу, хочется, если это не девушка, отпрянуть или в морду дать…

В силу характера «в морду» не получалось. Ну вот не было у Степаныча с ними «общей ауры» и понимания! А вот гастарбайтеры Петро и Санек, родом откуда-то из-под Харькова, напротив, чувствовали себя на рынке как дома. Ловко и быстро справлялись они со всем, что им поручали. Только слышишь: «Яхши, Бахрам! Конечно, Бахрам!.» Такие, наверное, везде приживутся!

Конечно, этим торгашам, «гостям с юга», тоже жилось несладко! Ни один коренной житель города Задонска не согласится поменяться с ними местами! Немногие вообще выдержат такой график: в пять утра быть на рынке, проследить, чтобы проезжающие потенциальные поставщики не прошмыгнули мимо. Вовремя заметить машину с товаром, уговорить продать все «с колес», подумать, куда это продать, чтоб не испортилось. Вечером собрать выручку, заказать с оптового склада недостающий товар – такому бизнесу не позавидуешь!

Да еще думай, куда пристроить всех приезжающих «с гор» племянников! Когда в твоем родном селе узнают, что у тебя неплохо идут дела, отбою от них не будет! Степаныч умом понимал это. У них это в крови, дела эти торгашеские! Ему же это было чуждо.

Помнится, раньше, в еще денежные времена, выбирая на рынке, например, морковку (чтоб не толстая и не тонкая была), он со страхом думал, что никогда не хотел бы здесь оказаться в качестве работника. Не хотел! Как говорят: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

Физическая работа никогда не была Степанычу в тягость. Страшило, наоборот, отсутствие работы. Трудиться на открытом воздухе было не привыкать, и под проливным дождем, и в слякоть. На здоровье он не жаловался и почти никогда не болел. С детства еще не было такого, чтобы какая-то болячка мешала ему дольше пары суток. Любой грипп, простуда или ангина. Два-три дня мучений – и Виталька снова как огурец!

Врач на медкомиссии в армию, посмотрев его флюорографию, даже заявил: «Виталий Степанович как минимум два воспаления легких перенес на ногах без серьезных последствий». Мама часто говорила: «Виталька, у тебя потрясающая иммунка!» Виталька даже не знал тогда, что такое «иммунка» и лишь через много лет понял, насколько он уникален, что, кстати, чуть не стоило ему жизни… Но всему – свой час…

Однажды при разгрузке фуры, не успев поймать летящий в него арбуз, наш бывший техник-лаборант завалился спиной на огромную стопку решеток с яйцами, расколотив почти половину. Бахрам тогда коротко сказал: «Отработаешь». Наверное, с этого момента и началась темная полоса в жизни Виталия Степановича Загороднего, полная страхов и горя.

Короче, его «поставили на бабки». Конечно, это понятно, что ущерб надо возмещать… Но сумма оказалась непомерной! «Там, блин, сама курочка Ряба снеслась, что ли?» – горестно думал он про себя.

Каждый день, приходя на рынок, Степаныч слышал один и тот же вопрос: «Деньги принес?» Следить за исполнением финансовых обязательств поручили сыну Бахрама, 16-летнему Аслану. Видно, это было для него первое серьезное поручение, и он из кожи вон лез, стараясь выполнить его. Уже на четвертый день стало страшновато. Аслан встречал его потоком незнакомых гортанных слов, размахивал руками, как бы призывая всех, кто был рядом, посмотреть, как этот «сын шайтана» разорил его уважаемого отца.

Как-то раз, в счет уплаты части долга, Степаныч пустил переночевать в свою квартирку «спокойных хороших ребят», Аслана с друзьями. В ту ночь постелил себе на кухне старенький матрасик. Шестиметровая кухонка как раз позволила ему забраться под стол и улечься головой к стене, чтобы ноги не сильно торчали в проходе.

Но одним разом это не закончилось. Вторую ночь его вообще попросили «погулять где-нибудь», потому что придут девушки. По словам Аслана, они «скромные и чужих им видеть не нужно». Степаныч покорился… Полночи ходил по району, не зная, куда приткнуться, в результате уснул на лесничном пролете соседней многоэтажки.

Глава III

А через неделю ночью в его квартире случился пожар. Две квартиры в деревянном двухподъездном доме, в котором Степаныч жил после смерти тетки, выгорели полностью… Самое ужасное, что в это время в квартире находился Аслан и какая-то местная девочка. То ли мальчик Аслан не потушил сигарету, то ли не тот рычажок повернул на старой газовой колонке… Спали они или были пьяны, неизвестно, но спасти не удалось никого.

Загородний прибежал, когда пламя уже охватило почти полдома. Бегал вокруг дома, умолял пожарных поторопиться. Пытался хоть как-то помочь, как будто был виноват в том, что третью ночь напролет ему приходилось спать, где придется. А на его робкий стук в собственную дверь с просьбой взять теплые вещи Аслан через дверь кричал: «Я с девушкой! Ты мужчина или нет?! Оставь нас!»

Степаныч сглотнул… Не хотелось вспоминать ни про наряд полиции, ни про гору протоколов пожарных, ни про то, как сам бегал вокруг горящего подъезда и тщетно пытался из ведра притушить бушующий огонь… Он понял, что пропал! Мало того, что остался без жилья, – теперь он стал кровным врагом всех родственников этого кавказского юноши. Они не будут разбираться, кто виноват, его просто зарежут!

О том, чтобы оставаться на рынке, не могло быть и речи! Если его сразу в отделении полиции не задушила вся асланова родня, то только потому, что больно тщедушным показался Степаныч для кровной мести, да и вины напрямую его не было. МЧС зафиксировало самовозгорание. Все это понимали, но глядели как на врага, как бы говоря: «Что ж ты не бросился в огонь и не спас нашего брата?»

Не сейчас, а через несколько дней, когда поутихнет шум, эти «герои продбазы» убьют его обязательно! Зная нравы этого народа, сомневаться в этом не приходилось.

Некоторое время Степаныч просто шатался по городу, вспоминая близких и не очень знакомых… У кого чайку попьет, у кого вечер проведет… Но это не могло продолжаться долго. И грустные мысли все чаще одолевали погорельца. При пожаре сгорело все: паспорт, трудовая, все документы на квартиру! Даже его единственная медаль «За трудовую доблесть».

Избегая показываться на глаза родственникам погибших, Степаныч попытался как-то решить вопрос со сгоревшей квартирой. Хуже всего, что она была приватизирована на тетку, а после ее смерти прошлым летом заниматься наследством все было некогда… Срок подачи документов заканчивался уже через две недели, а Степаныч не то что подать, найти документы не мог.

К тому же тетка – это не мама. Оказывается, чтобы доказать родство с ней, нужно ее и мамино свидетельства о рождении. Не говоря уже об огромном количестве справок и бумажек. А ехать из-за этого в Иркутскую область, как можно понять, не айс… Конечно, на дворе двадцать первый век, и всё, кроме детей, можно сделать удаленно. Стоило попробовать.

В отделении МФЦ «Мои документы», куда Степаныч обратился со справкой от участкового, девочка посочувствовала, посоветовала оставить заявление, что он и сделал с большой охотой. Вера в то, что всякая бумага будет рассмотрена, еще жила в нем… Но через несколько дней там сидела уже другая девочка. И все началось снова. Из МФЦ его послали в собес, оттуда в пенсионный фонд, потом в ЗАГС и снова в МФЦ. А поскольку даже паспорта у Степаныча не было, круг замкнулся. И главное – с чего начать, было непонятно.

Знакомые, на чьей даче он пытался хозяйствовать некоторое время, попросили его освободить жилье для дальних родственников из станицы Динской, им надо пожить, у них якобы горе…

«А у меня, блин, счастье?! И полные штаны!» – сокрушался Степаныч, понимая, что остался совсем без жилья. Все куда-то катилось, не складывалось. Но еще не отпускала надежда на чудо! Что вот подойдет к нему на улице добрый человек и скажет:

– Виталий Степанович, а мы вас ищем! Все решилось хорошо, пойдемте! Мы нашли ваши документы!

Некоторое время он даже вглядывался в лица прохожих, чтобы ненароком не проглядеть того «доброго человека», если тот появится. Глупо, конечно, это понятно. Не получилось из Степаныча собачки Хатико. Не дождался он никого. Да и не хотел он такой судьбы…

Совет: Мужчина, как и собака, без дела грустит и болеет! Поэтому при воспитании овчарок, им дают тапки и говорят: «сторожи!» Дело пустое, никому не нужное, но собака – при деле! И довольна! Так и каждому мужчине в жизни нужны свои «тапки». А будет ли это работа или безобидное хобби – не важно!

Когда в начале весны город Задонск накрыло жесткое слово «самоизоляция», жить стало совсем невозможно. Если раньше у Степаныча были какие-то планы, и пусть малюсенькие, но надежды сходить в МФЦ или собрать подписи знакомых, которые смогли бы помочь подтвердить его личность, то с приходом карантина все разом рухнуло. На улицах стало тихо и оттого еще холоднее…

Как-то раз, еще в прошлом году, у городского парка всем нуждающимся давали бесплатные супы и гречневую кашу. Это мероприятие широко рекламировалось в прессе и на местном ТВ. Скорее всего, это пиарил себя мэр города, кто знает?. Степаныч еще тогда, будучи «почти научно-техническим» работником, случайно проходя мимо, сказал себе: «Никогда не пойду за подаянием!»

Ха-ха! Кто-то это уже говорил…

Наблюдение: Спросите человека, что бы в жизни он не стал делать никогда? Вот ни при каких жизненных ситуациях. Послушайте ответ, а потом гляньте на него лет через двадцать. Вот именно ее, эту вещь, он и сделал! Кажется, это Андре Моруа сказал.

И Степаныч превратился в обычного бомжа. Есть стало банально нечего. И жить тоже негде! При карантине приходилось обходить стороной центральные улицы, чтобы не попать на глаза патрулю. Дворы пиццерий и ТЦ закрыли на ленточки и выставили мордатых охранников. Шариться по окраинам города дело было тоже неблагодарное, но оставалось только это. Использованных масок в урнах пока было предостаточно, он не гнушался ими. Пока внешний вид Загороднего метров за двадцать мог обмануть стража порядка. Издали он еще выглядел прилично.

Пока не совсем порвался пуховик, купленный еще в девяностых. А штаны с лямками, которые он, будучи заместителем начальника лаборатории, «отписал» сам себе, якобы для научных целей, а на самом деле по грибы, служили ему верно. Засаленные до пояса, они со временем приобрели тот трендовый цвет хаки, над созданием которого, наверное, бились десятки европейских дизайнеров.

– Кутюрье отдыхают! – смеялся он иногда. Рецепт был прост: отработанное машинное масло, мотыль, железная стружка, ну и чуток заборной краски!

Летом помогла бы рыбалка. Или орехи или ягоды, например.

«Эх, и грибов-то сейчас нет, март на дворе, а то бы набрал да пожарил…» – сокрушался он, бредя по какому-то переулочку, погруженный в невеселые мысли о своем будущем.

И тут будущее настигло его само. Из-за поворота показались два кавказца, в которых Степаныч узнал друзей погибшего при пожаре Аслана. Пара секунд замешательства… они переглянулись и, не сговариваясь, молча бросились к нему.

«Пипец, вот попал!» Он развернулся и побежал так резво, как только может передвигаться напуганный до смерти человек. Его не отпустят, это точно! Прикончат прямо здесь или отведут на рынок и там грохнут принародно!

Если бы грузовик для сбора бытовых отходов, так называемая «мусорка», не вырулил перед ним на дорогу, еще неизвестно, встретил бы Степаныч следующий рассвет или нет. Он вскочил на подножку позади кузова, мертвой хваткой вцепился в перекладину автоматической погрузки мусорных контейнеров и зажмурился…

…Чудом избежав горькой участи быть зарезанным дружками погибшего, Степаныч, в итоге, сейчас медленно брел по огромному пустынному полю на краю города.