Kitobni o'qish: «Цветок папоротника»

Июнь выдался невыносимо жарким. Даже старые бабушки, сидящие у подъездов, в один голос твердили, что такого душного лета не было в этих краях со времен немцев. Солнце плавило асфальт на глазах, превращая его в тягучее липкое месиво, привлекающее маленьких детей.

– Эй, что ты там делаешь? – Женька заметил пятиклассника, сидевшего у лужи асфальта.

– Ничего, товарищ вожатый, – шустро пряча веточку с намотанным асфальтом за спину.

– Выбрось эту фигню и иди за полдником, – сказал Женька и пошел к другим вожатым, курившим за главным корпусом лагеря.

Лагерь представлял собой заброшенную деревенскую школу, которую отдали на попечительство городской администрации. Теперь это место – летний трудовой лагерь «Робинзоны» – где пятиклассники отдыхали, восьмиклассники трудились на грядках, десятиклассники – вожатые – за всем следили, а учителя выпивали и жаловались на нелегкий труд.

– Ну что, договорился с поварихой? – окружили ребята Женьку, когда тот подошел.

– Да, все схвачено. Она оставит нам тушенку, колбасу и хлеб, – ответил Женька.

– А запить? – подал голос Саня – вожатый из отряда «Ромашки». Из взрослых ребят он выделялся несуразным телосложением: громадными квадратными плечами, выпуклым обвисшим животом и тоненькими, как у воробья, ногами. Саня собирался впервые в жизни попробовать алкоголь этой ночью и хотел тщательно подготовиться к важному событию.

– Не парься, – Женька похлопал Саню по плечу, – разведем варенье с водой.

– Это все фигня, кто в магазин-то за водкой пойдет? – Лешка, вожатый «Солнышек», с нетерпением ждал наступления темноты.

– Давайте Саню отправим, – предложила коллега Лешки по «Солнышкам», – он выглядит старше всех и лицо такое…

– Какое? – буркнул Саня.

– Грустное, – ответила Олька и улыбнулась.

– И ты единственный, у кого есть усики, – засмеялся Лешка и дернул Саню за рыжий пушок под носом.

– Эй, стоп! – Женька чиркнул окурком по кирпичной стене и бросил его в пустую банку из-под оливок. – Я схожу, только деньги давайте.

– О, посмотрите, – Олька обняла Лешку, – «Ромашки» заступаются друг за друга.

– Пошли в жопу, «Солнышки», – улыбнулся представитель «Ромашек» и протянул руку, – с вас по семь рублей!

Лешка дал добровольцу смятую двадцатку, – здесь за меня с Олькой и это… купи еще вино.

– Красное или белое?

– Белое полусладкое в пакете.

«Робинзоны», разделенные на «Солнышек» и «Ромашек», вовсю готовились к празднику Ивана Купала. Девочки помладше плели венки из желтых одуванчиков, девочки постарше разглаживали народные костюмы, найденные в актовом зале школы, красились и сплетничали. Парни в это время рубили дрова и таскали сосновые ветки для огромного костра. Праздник должен был начаться после ужина, как раз в то время, когда жара немного спадет и на улице потемнеет. Учителя собирались отвести девочек к реке, чтобы те пустили по воде венки. Вожатые должны были разжечь костер и следить, чтобы прыгая через него, никто не обжегся. В девять вечера праздничная дискотека в актовом зале. В одиннадцать вечера водные процедуры и отбой. В двенадцать ночи вожатые пьют у костра, учителя – в учительской.

Женьке не впервой было идти в магазин за алкоголем: в городе он частенько пил «Жигулевское» с друзьями перед школьной дискотекой. Но водка – это другое, взрослый уровень, – подумал Женька, заходя в магазин.

Захудалый гастроном «Рассвет» встретил Женьку неприятным запахом заветренного мяса, просрочки и грязной тряпки, которой продавщица протирала потрескавшуюся плитку.

– Чего тебе? – Казалось, будто женщина чтит все традиции советского сервиса: на ней красовались огромный бордовый чепчик, словно она Папа Римский среди продавцов, такого же цвета замызганный фартук и резиновые сланцы за десять рублей.

– Водки, три бутылки, и белое вино в пакете, – твердым голосом сказал Женька.

В «Рассвете» повисло молчание, прерываемое надоедливым жужжанием старых холодильников, насекомых и люминесцентных ламп. За это время Женька успел оглядеть ассортимент магазина вдоль и поперек. На полках стояли неизвестные прогрессивному обществу бренды лимонадов: «Напиток лимонный», «Верасок» и «Журавинка», в углу лежала полусгнившая картошка, а за витринами прятались свиные копыта и рулька с синими печатями на шкуре.

– Я тебя здесь не видела, – утвердительно сказала продавщица, ставя швабру у прилавка.