Kitobni o'qish: «Прорвемся, опера!»
Глава 1
Я нажал на кнопку звонка. Тот приглушенным трезвоном отозвался за серой дверью из толстенного листа стали. Утыканная многочисленными клёпками и с бронированным окошком-глазком, дверь преградила мне дорогу в подвальное помещение. Через несколько секунд глазок перечеркнула тень.
– Дежурный, открой, – приказал я. – Хочу с ним поговорить.
Конечно, меня почти не слышно, но мои жесты красноречивее слов. И через крошечное окошко меня сразу узнали.
Из-за двери раздалось что-то, что можно понять как:
– Слушаюсь, товарищ полковник!
Доставленный сегодня в ИВС человек – настоящая местная легенда, герой многочисленных криминальных хроник и главарь «Орловских». Не просто группировки, а самой знаменитой ОПГ, которая действовала в нашем Верхнереченске ещё с середины 90-х. Тот самый Орлов, с которого и началась их банда. Долго он от нас скрывался, но всё когда-нибудь кончается.
– О, давно не виделись, полковник, – Орлов поднял голову, когда я вошёл в комнату для допросов изолятора УВД. – А ты постарел… Надо же, не думал, что так все сложится. Эх… Сколько воды утекло, помнишь? Ты же с самого начала меня пас…. С самых первых дней за мной охотился. И вот я здесь. Доволен?..
Он поднялся, придерживая штаны, чтобы не слетели, потому что ремень, шнурки и галстук у задержанного изъяли, как и положено по инструкции. Идеально выглаженные брюки были ещё в пятнах от растаявшего снега, одна штанина сильно завернулась. Немного потрепали его, когда крепили.
– Ты сам тогда выбрал путь, – я сел на приваренный к полу стул, холодный и твёрдый, как моя жизнь. – Всё могло быть иначе… И стоило оно того? Знаешь, давно хотел спросить… Как ты вообще с кодлой этой блатной связался? Ты же военный, офицер, Чечню прошёл.
Тот ухмыльнулся, но без задора, почти печально.
– Ох, вспомнил… Офицер… Когда это было? Я пацанов хотел тогда своих спасти, – он похлопал себя по карманам, ища сигареты, но, естественно, ничего не нашёл. – Сам же помнишь, как всё обернулось на гражданке… Эти твари жизни им не давали. И никто им не помогал, всем было пофиг, а мне нет.
– Правильный, значит, ты у нас… – кивнул я, словно соглашаясь. – Ну и как? Помог в итоге-то? Кто из них сейчас живым остался? Из пацанов этих? Молчишь? Нет никого… За тобой в девяностых пошли и сгинули.
– А, не напоминай, времена лихие были, – Орлов поморщился. – Полковник, я вот не пойму, для чего ты…
Но я перебил его и не дал договорить.
– Пока нет следователя, адвокатов и прочих, – я встал и подошёл к нему почти вплотную. – Давай поговорим… Вот как раньше с тобой общались, Витька, до всего этого, помнишь? Вот и сейчас давай побазарим без дураков. По чесноку…. Скажи одну вещь, только честно. Не как менту, а как старому приятелю. Кто тогда заказал моего отца?
– Почти тридцать годков… – присвистнул было тот.
– Я всё не забуду. Ты должен знать. Кто?..
Он посмотрел мне в глаза и помотал головой.
– Думаешь, так легко тебе это скажу, Паша? – с горькой усмешкой Орлов. – А что взамен?
И он окинул взглядом комнату в молчаливой насмешке.
– Мне ли тебе объяснять. Показания ровные дашь, сотрудничать будешь – и в СИЗО, и в ИВС я тебе лучшие условия выбью. Будешь как сыр в масле. Сам понимаешь, что по твоим делишкам следствие не на один год затянуться может. А там – адвокатов подключишь грамотных, от статуса авторитета откажешься, и после приговора пойдёшь на зону, а не в тюрьму. Это большая разница, Витя, где остаток жизни провести. В твоём возрасте в тюрьме ты и десяти годков не протянешь. Так что решай.
– Нашёл кому это предлагать, – он хмыкнул. – Да без понятия я, кто твоего батю заказал. Зато знаю, кто исполнителем был и на спусковой крючок давил.
Я даже бровью не шевельнул.
– Я тоже знаю. Федюнин, из твоей бригады.
– Он не из моей бригады. Прибился уже потом, в начале нулевых, и хвастался, что начальника местного УБОП-а пришил в девяносто шестом. А потом пропал.
– Он или готов давно, или свалил далеко отсюда, – сказал я. – А мне нужен заказчик.
– Он не свалил, – Орлов сделал небольшую паузу, о чём-то раздумывая. – Вернулся Федюньчик. Пацаны говорили, он где-то в районе Универмага, у него там лёжка где-то есть. Шкерится там.
Вот теперь уже я удивился.
– И ты мне так просто его сдал? Своего человека?
– Не мой это человек, сказал же. Но некоторые боятся, что я стучать на них буду. Вот и заказали меня заранее. Ему же… А он приехал молодость вспомнить, как в 90-е здесь, – он поморщился. – Знаешь, Паха, вот столько времени прошло, а всё одно и то же, заманало. Почти тридцать лет хожу и всё оглядываюсь. Знал бы, что будет, сделал бы иначе, но второго шанса никто мне не даст…
Орлов замолчал, о чём-то раздумывая, а дерзкий огонёк в его глазах куда-то исчез, уступая место тяжёлой тоске. Может, уже устал за столько-то лет, ну так зря он вообще ступил на эту дорожку. Был же нормальным парнем, который и плохого-то никому и никогда не делал. Но однажды ему сильно не повезло в жизни, и пошло-поехало. А теперь – срок, и надолго, с таким-то «послужным списком».
Я покинул изолятор и дал поручение дежурному, чтобы поднимал бойцов ОСН «Гром», потому что Федюнин – тип опасный и наверняка с волыной на кармане. Киллер он со стажем. После этого поднялся в свой отдел, на третий этаж. Кабинеты почти пустые, едва ли не все опера разъехались по рабочим делам, только Ермолин, старший опер в звании капитана, скрупулёзно набивал на компьютере справку в оперативно-поисковое дело, а зелёный летёха Лапин опрашивал бабушку в потёртой китайской куртке и старом пуховом платке.
Опять? Они опять затащили сюда бабу Машу?!
– Говорите, близнецы пропали? – спросил Лапин, с участием глядя на старушку. Парень молодой, работает недавно, и это всё ещё не успело его достать. – А есть какие-то особые приметы? Или фото?
– Есть! – бабушка трясущейся рукой протянула ему сокровенное – очень старый полароидный снимок, потёртый и выцветший, она всегда носила его с собой. – Двое их, смотри, сынок, как похожи! Сыночек и дочка. Игорь-то в техникум железнодорожный поступил, а вот Леночка осталась мне помогать. А то одной-то тяжко, как перестали зарплату на заводе платить, так и…
Она так говорила, будто не отдавая себе отчета, что минуло много лет. Все так же смотрела на снимок и вздыхала.
– Опять? – зыркнул я подчиненных. – Кто это устроил?
– Начальник УВД Шухов дал поручение лейтенанту Лапину, – напыщенно произнёс Ермолин, не отвлекаясь от компьютера.
На линзах его очков отражался зелёный экран. С отчётности он переключился на пасьянс, думая, что я этого не замечу.
– Баба Маша как раз опять в дежурку пришла, – продолжал старший опер. – Вот товарищ полковник и сказал, что раз Лапин сидит и ничем не занят, пусть вот займётся этим делом.
Проговорил он это несколько игриво, с пафосным ударением на "товарищ полковник", и даже изобразил глупую мимику Шухова, которому всегда казалось, что никто из оперов не работает. Хотя сам вышел из нашей среды в свое время.
С вредного Шухова это станется, это его любимая шутка, заставлять новичков разыскивать близнецов. И плевать ему, что старой женщине от этого только хуже, ведь никого уже не найти. Они погибли в девяностых.
– Хватит её мучать, – я вздохнул и подошёл ближе, мягко тронул старушку за плечо. – Баба Маша, езжай домой уже, пока автобусы ещё ходят.
– Пропали они куда-то, – пенсионерка вздохнула и осторожно убрала снимок. – Хожу и ищу, а нету их нигде… нету и нету, и никто не знает, куда они подевалися. Хоть бы ты их нашёл, Павлик, в милиции же работаешь.
Она, тяжело шаркая, пошла к двери, опираясь на тусклый алюминиевый костыль.
– Ермолин, ты всё равно пасьянсы раскладываешь, не занят, – сказал я, не оборачиваясь к нему. – Проводи её и посади в автобус. Все водилы на маршруте её знают, довезут.
– Павел Алексеевич, – Лапин недоуменно таращился на меня, и даже встал, – но если пропали два человека…
– Не найдёшь ты их уже, – твёрдо произнёс я, зная, что баба Маша из коридора уже не услышит.
– Не найдёшь, – подтвердил Ермолин и покорно подошёл к шкафу у двери, чтобы забрать оттуда свою куртку. – Нет в живых их давно, с девяностых. Старая история. Тогда, помню, на том заводе, где сейчас торговый центр, зарплату полгода не платили, а потом разом всё привезли в кассу. А какие-то отморозки про это прознали, взяли автоматы и…
Он изобразил стрельбу, а молодой поморщился.
– Лапин, ты судмедэкспертам позвони, – распорядился я. – Узнай, что там по Пешкову, потом съездить надо будет и забрать справку. Ермолин, что встал?
– Уже выхожу, шеф.
Ушлый оперативник выскочил из кабинета. Я сел за ближайший свободный стол и подпёр голову руками.
Когда найдём Федюнина, он у меня расколется, я из него всю душу вытрясу. А потом, наконец, спокойно уйду на пенсию, хорош уже, я своё отработал. Рыбалка, телек, и пиво… Об это только мечтать приходится. Хотя… может, и не уйду. Это зависит от того, чью фамилию назовёт киллер. На кого укажет как на заказчика убийства моего отца.
Отец тогда был начальником местного отделения РУОП (городского подразделения по борьбе с организованной преступностью) и врагов у него было предостаточно. Я тогда не работал у него в подразделении, хотел к нему попасть сразу после школы милиции. Но меня сначала определили в уголовный розыск, в убойное отделение, чтобы меня на «земле» натаскали опытные опера, но с этим не срослось.
Всё пошло не так с того самого дня, когда я буквально в первые дни службы вместе со своим тогдашним наставником капитаном милиции Филипповым, матерым опером старой советской закалки по прозвищу «Якут», поехал на задержание. Его там и застрелили. Потом в течение буквально года-двух ещё несколько оперативников погибло, и отца достали, да ещё прямо в центре города пришили. И того, кто заказал его, я искал до сих пор… Не сдавался.
Размышления прервал стук в дверь, и почти сразу же в кабинет заглянул помощник дежурного.
– Товарищ полковник! Взяли Федюнина, он внизу, в дежурке, оформляют его. Его ППС-ники повязали, на улице увидели, он ширнутый ходил. Привезли сюда, а дежурный его сразу узнал по вашей сегодняшней ориентировке.
Вот так новость! И «Гром» не пригодился.
– Понял, – я поднялся, опираясь на стол, и бросил: – Лапин, за мной!
Неужели Федюнин теряет хватку? Так быстро взяли! А когда-то был очень опасным киллером, и ещё очень везучим, поэтому жив до сих пор. Всё хотел себе славу, как у Саши Македонского или Лёши Солдата, но почему-то пропал с радаров на десятки лет.
И вот, теперь похоже решил вернуться к старому ремеслу.
– Ну вы чё? – раздавались крики с первого этажа, такие громкие, что я слышал их ещё на лестнице. – Вы чё, мусора позорные? Где мой адвокат?!
Я начал спускаться быстрее, игнорируя боль в коленях. Когда лет натикало уже за полтинник, быстро не побегаешь, но я всё равно торопился. Старое дело сегодня может решиться.
Двое молодых ППС-ников держали Федюнина с двух сторон, а он вырывался. Я окинул убийцу взглядом, поражаясь его облику. Этот мужик уже мало походил на опасного киллера. Выглядел как обычный урка, тощий, с татуировками.
Его явно взяли прямо у дома, потому что одет он был в старую чёрную куртку, под которой была только грязная майка, на ногах треники и тапочки, в которых он пошёл в магазин.
Но сил у него ещё хватало, потому что два крепких пэпса удержать его могли с трудом, а на помощь им никто не шёл, все куда-то запропастились. Даже наручники, застёгнутые на запястьях, не особо помогали его сдержать. Взгляд дикий, и мне это не нравилось. Он действительно под какими-то веществами. Солевик, что ли?
– Лапин, помоги им, только осторожно, – распорядился я. – Дежурный, открывай обезьянник. Почему Гром не поднял?
– Это ты меня сдал, Орлов?! – взревел Федюнин, дико озираясь по сторонам, хотя Орлова здесь и в помине не было. – Я тебя достану! Везде тебе достану! Любого достану, понял!
– «Гром» не успел прибыть, Павел Алексеевич, – дежурный виновато посмотрел на меня. – Парни сами наткнулись на него у магазина, увидели, что не в адеквате и одет странно.
– Он за водкой шёл, – пробурчал один из полицейских, смуглый и высокий. – А по нему видно, что ширнутый. Вот мы его и взяли. Он вообще варёный был, это сейчас чё-то начал быковать. Ожил гад.
– В клетку его, – я махнул рукой. – Хочу с ним поговорить, как в себя придёт. Позовите ещё кого-нибудь.
С нариками шутить нельзя, они не способны рассчитать силы и могут натворить бед. А эти оба дуболома ещё молодые, опыта в таких делах не хватает.
Но, наконец, его угомонили. Федюнин только-только расслабился, как его тут же заломали и припёрли к стене, стукнув лбом о плитку и чуть не сорвав стенд со схемой эвакуации.
Мимо них проходила Юля, секретарша начальника УВД полковника Шухова, светловолосая стройная девушка в форме. Она подождала, когда потасовка стихнет, и пошла дальше, прижимаясь к противоположной стене.
– Павел Алексеич, – сказала Юля, глядя на меня и переводя неровное от испуга дыхание. – Вадим Петрович велел передать…
А Федюнин посмотрел на неё, паршиво усмехнулся…
И вырвался!
Один наручник остался на правой руке, левая была свободной, расцарапанная, большой палец на ней теперь торчал под странным углом. Будто сломан. Вывихнул, гад, сам себе!
А правой он вцепился в рукоятку пистолета второго патрульного, рыжего. А у того кобура нештатная, открытая и с хлястиком. Напокупают себе в интернете всякого барахла…
Дёрнул Федюнин с такой силой, что вырвал не только хлястик от кобуры, высвобождая пистолет, но и страховочный тросик, прикреплённый к рукоятке ПМ.
– Стоять! – крикнул второй ППС-ник, пытаясь расстегнуть кобуру своего пистолета. У этого была штатная, тугая.
Но он не успел ничего сделать. Просто не привык быстро реагировать. Федюнин резко ударил его в лицо пистолетом, двинул коленом в пах рыжего, и как кошка, одним броском подскочил к Юле, грубо схватил её сзади и начал размахивать оружием, прикрываясь девушкой. На ходу он успел щёлкнуть флажком предохранителя и дёрнуть назад затвор, загоняя патрон. Придуривался падла? Притворялся варёным?
Лапин среагировал и уже вытаскивал пистолет, вот только делал всё это слишком медленно.
«Всё как тогда», – проскочила мысль в голове.
– Убью её нахрен! – проорал Федюнин. – Оружие на пол! Убью!
Убьёт, и пацана Лапина, и Юлю замочит, если я ничего не сделаю. Я быстро шагнул вперёд, забыв про колени и всё остальное.
Федюнин выстрелил, но ни в кого не попал. И следующий выстрел мимо, разбилось стекло у дежурного. Киллер развернулся, целясь в Лапина…
А молодой опер просто-напросто забыл снять пистолет с предохранителя, поэтому у него ничего не получалось. Он жал на спуск так сильно, что побелел палец, но выстрела не было.
Зато я уже был близко. Отпихнув парня в сторону так, что он аж упал, я выхватил его оружие и быстро подготовил к стрельбе. Федюнин прицелился в меня, прикрываясь заложницей, и я тоже нацелился на него. В ушах стучало так громко, что это перекрывало все другие звуки. Только испуганный визг Юли вгрызался в мозг…
Но выстрелы всё равно были громче. А я всегда умел стрелять. Жжёный запах пороха, пистолет подбросило, а твёрдая рукоять ПМ привычно толкнула в ладонь.
Федюнин тоже выстрелил, но куда он попал, я не видел. Раненый киллер начал оседать, громко хрипя. К нему уже подскочили ППС-ники, чтобы высвободить невредимую секретаршу.
Лапин тоже цел, только он как-то странно теперь смотрел на меня. Я ухмыльнулся. А вот Федюнина я приложил крепко, попал в горло. Как бы не помер он раньше времени. Он же ещё не ответил мне на один важный вопрос.
Я шагнул к нему… но почему-то ноги перестали меня слушаться. На третий шаг они вообще отказали, и я упал на затоптанный грязный пол – неловко, полубоком.
Вот куда киллер попал. В меня.
– Товарищ полковник! – крикнул кто-то, но перед глазами сгущался туман, и я не видел говорившего. – Павел Алексеевич! Вы ранены? Дежурный! Скорую!
– Кто? – прохрипел я, глядя вперёд. – Кто… заказал отца?
Успеть бы узнать, но Федюнин уже закатил глаза, почему-то именно это я видел ясно. А вокруг всё расплывалось.
– Павел Алексеич! Что с ним?
– Ранен! Скорую!
Не успел, а ведь было так близко. Киллер мог бы и сказать, облегчить душу перед смертью. Но он утащил эту тайну в могилу, а я уже никогда не узнаю ответа. Мне и самому осталось недолго этим мучиться.
Кто-то мне что-то кричал, но я не мог разобрать слова.
Зато в голове возникали воспоминания. Всё как в тот раз, когда капитан Филиппов меня спас в девяносто шестом, на том злополучном выезде… А сам погиб. Только дело было в грязной квартире, на кухне. Девчушка в ночнушке, которой прикрывался убийца, вопила изо всех сил, а я тогда растерялся, как и Лапин сейчас. И не помог Филиппову.
Но мой наставник знал своё дело. Он спас и меня, и ту девушку, только ему это стоило жизни.
Зато сейчас я успел. Можно сказать, хоть какой-то должок я вернул, тоже помог молодым. Пусть через поколение, но вернул. Эх… Вот бы начать все заново…
– Скорая едет? – услышал я далёкий голос. – Может, быстрее его в больницу самим увезти? Надо…
Фраза затухала, и на какое-то время стало очень тихо. Глухая, бесконечная тишина.
Но то, что говорили дальше, я услышал очень ясно:
– Нет, никуда мы не поедем! – заявил какой-то мужик. – Бензина нет, без него никуда.
– Ну так слей откуда-нибудь, – ответил ему другой человек, и вот его голос и странный выговор был мне смутно знаком. – В первый раз, что ли?
– У кого слить?
– Ну вон, у тех возьми, они уже никуда не поедут.
Я открыл глаза, но ещё не вставал. Если меня подстрелили, двигаться может быть опасно. Но они что, успели притащить меня в гараж? И как это они умудрились так быстро?
Я лежал на скамейке у стены, укрытый шинелью, а рядом, у старой служебной «шестёрки», спорили два человека, один в форме, только какой-то совсем старой, мышиного цвета, другой – очень высокий мужчина в очках, одет в потасканную кожанку.
А на стене надо мной висел какой-то древний календарь с Ельциным. Кто его сюда повесил? Рядом с ним была надпись большими буквами, но слова «Голосуй» ободрали, осталось только «…проиграешь».
В плохо освещённом гараже были и другие машины – «уазики», «шестёрки», и одна «Волга». Древность. А среди служебных тачек стояла вишнёвая «девятка» с разбитым лобовым стеклом, к которой и пошёл мужик в старой полицейской… нет, милицейской форме, держа в руках короткий шланг и канистру.
Рядом с машиной стояло ещё несколько человек, одетых так же, ещё один сидел внутри, на месте водителя. И откуда они раздобыли такую форму? Совсем старая же, такую уже много лет как не носят.
Из девятки донеслась музыка:
– Зайка моя, я твой зайчик…
– Переключи эту хрень, – потребовал кто-то.
Раздалось шипение, потом заиграла другая песня:
– Я тучи разведу руками…
Снова шипение, кто-то переключал радиоволну. В этот раз раздался голос диктора:
– …ради подписания мирного договора. Как заявил генерал Лебедь, хасавюртовские соглашения – это…
Это что, на радио вспоминают этот день в истории?
– Сергеич! – крикнул водитель в форме. – А чё это твой студент дрыхнет?
– Умотался он, почти сутки на ногах, – ответил высокий мужик, глядя на меня. Он стоял в тени, но его лица я не видел. – Вставай уже, Васильев. Пора.
Обращались явно ко мне. Странно, что раны я не чувствовал. Куда мне вообще попали? Я начал осторожно подниматься. Даже спина не болела, а я ведь каждый год мучаюсь с грыжей в пояснице. Наверное, воткнули столько обезболивающего, что я уже ничего не ощущал. Даже одышки нет.
– А чё ты вообще сам поехал, Сергеич? – водитель тем временем открыл крышку бензобака. – Тебе ваще таким заниматься не надо, пусть вон новенький один едет.
– Нет, так не пойдёт, – высокий вышел на свет. – Не нравится мне это дело. Надо самому ехать. Да и вот помрём мы все, опера старой закалки, кто молодняк-то тогда обучать будет? Натаскивать? Это тебе не баранку крутить.
Я увидел его лицо в маленьких очках и с сильно выраженными азиатскими чертами. Твою дивизию! Я узнал его… Это что, капитан Филиппов? У него мать якутка, да, поэтому его так и прозвали, Якутом.
Но… почему он жив? Его же убили на моих глазах… Но когда? В какой день? Столько лет ведь прошло. Стоп! Я что в прошлом? Неужели именно сегодня его убьют? Но если жив он, то значит, ещё жив отец… и остальные. От осознания этого сердце радостно забилось.
– Ну что, студент? – капитан подмигнул мне. – Поехали. Подстрахуешь меня, напарничек…
