Kitobni o'qish: «Лед в твоем сердце»

Пролог

– Вон она, – говорит Чайка, потому что Чайковский.

– Точно она, – кивает Арс. – Слушай, а ты уверен, Тим?

– Уверен, – цежу сквозь зубы.

– Пусть отдувается, раз батя ее с головой в разладе, – усмехается Чайка.

– И как ты собираешься ей мстить? Влюбишь и бросишь? – кидает в мою сторону косой взгляд Богданов. Стоим тут возле трех высоких елей, смотрим через забор во двор старенькой школы. А ведь ее отец директор в элитной гимназии. Мог бы и перевести, знания у нас явно дают лучше.

– Сто лет она мне не упала. Да и палиться не хочу. А вот сделать ее местным изгоем, чтобы последние два месяца жизнь стала казаться адом… это да! Это уже интересное кино выходит.

– Смотри, Тим, чтоб потом жалеть не пришлось, – качает головой Арс. Правильный такой стал в последнее время, бесит аж.

– Голос разума, заткнись, а? Чайка, что там с кентом твоим?

– Сейчас все будет.

Федя звонит какому-то местному авторитету – понятное дело, в школах всегда есть негласный лидер. И если его как следует нагнуть, начнет выполнять приказы других лидеров. Вроде меня.

Ждем минут пять. Пока стоим, продолжаю рассматривать эту Машу Уварову. Маленького роста, по грудь мне, наверное, худая и совсем неженственная. Волосы длинные, по самый пояс, но заплетены в колосок. Кожа бледная, будто сто лет солнца не видела. Не чета нашим девчонкам. Те круглый год в солярии пропадают. Болтает себе в кругу людей, радуется. Правильно, лови момент, мышка. Пока еще можешь. Скоро будет не до веселья.

– О! Гева идет! – разлетается возле уха голос Чайки. Перевожу взгляд и замечаю низкорослого широкоплечего качка. Вышагивает уверенно и лыбится, будто куш выиграл.

– Ну здоров, – протягивает ладонь. Парни обмениваются рукопожатиями, я же предпочитаю держать руки в карманах.

– В общем, это Тим. Он платит и все дела, – переходит сразу к делу Федя.

– Бабки вперед, – не теряется Гева. А потом еще говорят, что в этом мире деньги – крупица. Фигня. Если есть лаве, то можно купить всех и все.

– Сначала условия, – выхожу вперед. Смотрю сверху вниз на этого недовояку.

– Поглумиться над девкой надо, это я понял.

– Нет, ты не понял. Глумиться не надо. Надо превратить ее жизнь в ад. Чтобы каждая собака от нее шарахалась. Все друзья отвернулись. Понял? Но без всяких… пошлостей, рукоприкладства. Сечешь?

– Без пошлостей – это типа?..

– Домогаться и прочее, – отвечает за меня Арс. – А то вы, парни, заиграетесь и решите ее трахнуть там.

– Не-е, – усмехается Гева. – Изнасилований не будет, вы что? Это ж статья. Попугаем, да народ сам от нее отвернется.

– И видеоотчеты нужны, а еще… если будет совсем мягко, бабки вернешь обратно. Понял, качок?

– Базару нет, будет жестко. Деньги гони.

– Держи, – кидаю к его ногам конверт, а этот и радуется, как бездомный куску хлеба. Открывает, пересчитывает. Что такое десять тысяч за месть директору? Нагнуть меня хотел, но теперь посмотрим, кто кого нагнет. Еще в ногах ползать будет, чтобы дочку его в покое оставили.

– Завтра и начну! – довольно сообщает Гева. – А это… слушай, а что она тебе сделала-то? Ну я просто… интересно.

– Ничего, – усмехаюсь.

– А зачем тогда? Ну все это… если ничего.

– Она – не цель. Лишь способ достижения цели. А больше тебе знать и не надо.

Перевожу взгляд в сторону забора, и именно в этот момент Маша поворачивает голову. Между нами метров двадцать, но ощущение, будто она стоит рядом. Будто мы смотрим друг на друга. Как в детской игре «гляделки»: моргнешь – значит, ты труп.

Где-то на затворках разума щелкает искра: тусклая, почти незаметная. Но, как любой человек, я всегда иду на поводу эмоций. Однажды эта искра еще напомнит о себе, однажды я оглянусь назад и задам самый важный вопрос: не было ли мое решение ошибкой?

Глава 1 – Маша

Говорят, увидеть утром стаю ворон – плохая примета. Говорят, если черная кошка перебежит тебе дорогу – лучше вернуться домой. И если уж вернулся, то закрыться на сто замков и не выходить в этот день никуда. Иначе камнепад проклятий упадет на голову. Только люди в двадцать первом веке уже не верят во всякие пророчества. Вот и я не верю. Но всегда смотрю на небо, когда вижу улетающих птиц. Красиво же.

– Маша, – разлетается знакомый голос, а затем мужская ладонь ложится мне на плечо. В нос сразу бьет сладкий парфюм. Хочется надеть маску или просто отступить на пару шагов.

– Привет, Вовка.

– Ты не забыла, Маш? – не унимался Ларин. Откуда он только упал на мою голову в начале одиннадцатого класса? Я упорно держала оборону, но за два месяца перед выпуском Леля (моя лучшая подруга) подбила, мол, дай шанс парню. Он хороший, да и внешне симпатичный. Иначе в сорок будешь жить с котами и китикетом. Было, конечно, смешно слушать ее эти сравнения, но, собственно, почему бы и нет. Вот я и сдалась. Согласилась сходить на свидание. Хотя до этого Вовка много раз выручал меня: стенгазету помогал рисовать, домой провожал, пирожками угощал, если я деньги забуду. Наверное, нас можно даже назвать этакими друзьями. Да и вообще, Ларин – хороший парень.

– Помню, сегодня в четыре идем в кино. А потом в восемь у меня репетитор по скайпу. Так что смотри, на твоей совести будет.

– Уварова, я для тебя на все готов. Ты же знаешь. Знаешь же? – наклонился, расплываясь в улыбке.

– Знаю, пошли уже.

До школы мы дошли быстро, в холле распрощались, и каждый направился в свой класс. К счастью или нет, но нас разделял большой коридор и буквы в названии кабинетов. Иначе, думаю, Ларин давно бы добил меня или добился. Я еще не определилась с понятиями.

В классе было шумно; хотя когда у нас бывает тихо? Народ настолько противоречивый и бойкий, что усидеть на месте не может. Мы все разные, но что-то нас объединяет. Пусть не большая любовь к друг другу, но хотя бы искреннее уважение. По крайне мере, мне так казалось все одиннадцать лет.

– Машка, – разлетается задорный голос Лели Фроловой. Моя лучшая подруга в лучших традициях мальчикового стиля: широкие бананы и огромная худи. ТикТок по ней плачет, притом давно.

– Ты вчера видос глянула? – сходу спрашиваю, выкладывая книги на стол. Мы сидим вместе почти два года. И, сказать по правде, это лучшее, что могло случиться. Удобно. Весело и безумно комфортно.

– Обижаешь, гляди! Я даже песенку зашазамила, – тянет мне телефон с наушниками.

– Уварова! – кричит с другого конца наша староста Василиса Климова. Раньше ее называли Рыжим хвостиком, потому что волосы огненного цвета и потому что имя летнее. Хотя Вася напоминает в самом деле лето. Особенно ее веснушки на лице. Такая милаха.

– Помню. Я же ведущая на линейке. Как могу забыть про суперречовку?

– Скажи им, что мы заколебались учиться столько лет, – вставляет свои пять копеек Саша Рыбаков. Гордость школы, можно сказать. Первое место по математической олимпиаде в городе.

– Учителя выдохнут, когда мы скажем им пока, – шутит Игнат Жуков. Наш двоечник, но настоящая душа компании. Веселый и очень добрый парень. Когда-то Леля была влюблена в него, но потом Жуков начал встречаться с кем-то из параллели, и любовь прошла.

Народ подключается к обсуждению выпускного. Мы смеемся, потом вспоминаем про ЕГЭ и начинаем смеяться еще больше. Ад однажды закончится. Всего пара месяцев осталась. В такие минуты я мысленно благодарю всех богов, ведь мне повезло с классом. Вернее, с большей частью коллектива. Наверное, буду скучать. Точно буду.

После второго урока идем с Лелей в столовку. Она делится своими переживаниями насчет поступления и проблем дома. Родители часто ругаются, чуть не до развода. Она тяжело переживает семейные ссоры. Ну а я стараюсь всячески ее поддерживать.

– Все образуется. А если и нет, то ты должна просто принять этот факт. Главное в нашей жизни – не быть эгоистом на все сто процентов.

– Психолог ты мой, – усмехается Леля, подхватывая под локоть. Мы дружим с садика, и, пожалуй, ни в чем я так не уверена, как в нашей дружбе. Весь мир может разрушиться, но не отношения, которым столько лет. Я люблю Фролову, а она меня считает сестрой. Нас разделяет только кровь и подъезды. Однако это не мешает душам петь в унисон.

Когда заканчивается четвертый урок, предлагаю Леле выйти на улицу во двор. Апрель все-таки, воздух теплый, хочется солнышка. Подруга соглашается, потому что сидеть в душном кабинете ей тоже не особо нравится.

Мы выходим из-за стола, но тут же останавливаемся, потому что замечаем Ленку Тарасову. Не самый лучший экземпляр нашего класса. Пухленькая, с короткими светлыми волосами. Она курит, частенько выпивает и дерется за школой. Скажем честно, таких любой нормальный человек будет по возможности обходить. Как говорится: не тронь – вонять не будет.

– Где она?! – вопит Тарасова. Подлетает к своей парте, начинает копошиться в сумке. Остальные молча переглядываются. Следом за Ленкой заходят ее подруги, девчонки не из нашего класса. Не знаю их, да и знать не хочу.

– Может, потеряла? – осторожно интересуется блондинка с проколотой губой.

– Это подарок на месяц! В смысле потеряла? Харе нести чушь! – орет Лена, демонстративно разводя руками в стороны.

– Может, кто спер? – вставляет неожиданно девушка с розовыми прядями. Худая, а глаза стеклянные, будто неживая.

– Что? – Тарасова поднимает голову и косым взглядом обводит всех вокруг. И от этого ее взгляда мороз по коже пробегает. Ненормальная же. Хватаю Лелю под локоть, лучше свалить отсюда от греха.

– Стоять, Уварова! – рычит Ленка. А ее две подруги внезапно вырастают перед нашим столом.

– Какие-то проблемы? – спокойно уточняю, Лелька же делает шаг назад. Она всегда побаивалась таких, как Тарасова. Хотя кто их не боится. Людей с пулей в голове стоит опасаться.

– Мы тут вещдоки ищем, а ты лапти намылила, – хлопает ресницами девчонка с розовой прядью.

– А я каким боком? Ищите на здоровье, – тяну Фролову за собой, старательно напирая вперед на танк перед нами. Задеваю плечо той, у которой проколота губа. Она едва слышно цокает, но ничего не говорит.

– Ну да, логично, – усмехается Ленка мне в спину. Оборачиваюсь, не знаю зачем. Замираю. Потому что эта ненормальная хватает мой рюкзак и начинает вытряхивать из него содержимое.

– Эй, ты совсем? – подлетаю обратно к парте, но не успеваю и рта открыть, как замечаю нечто странное. Коробок. Подарочный коробок.

– Это… это не мое, – сердце сжимается в комок. Кажется, я и не дышу совсем. Пытаюсь смокнуть губы, но не выходит.

– Ну да, – усмехается Тарасова.

– Что здесь происходит? – раздается голос учительницы.

– Ты еще пожалеешь об этом, Уварова! – шипит Ленка. Поворачивается на сто восемьдесят и уходит к своему столу.

1.2

Оставшийся день прошел без приключений. Хотя Леля то и дело поглядывала в сторону Ленки, а я вот, наоборот, старалась не смотреть. В голове не укладывалось, почему все вышло именно так. Мы с первого класса учимся вместе и никогда не конфликтовали. Да, Тарасова очень задиристая девчонка. С другой стороны, не она меня волновала.

Любой, наверное, отреагировал бы негативно в такой ситуации. Но кто мог подсунуть мне в рюкзак этот проклятый подарок? Кому я успела перейти дорогу? В совпадения и неожиданную нелюбовь злодеев не верю. Не бывает так. Однако мыслей на этот счет ноль.

Я – неконфликтный человек. Стараюсь быть максимально вежливой, помогать, если нужно, и в целом находить подход к каждому. Родители приучили. Отец, сколько себя помню, всегда работал с детьми: сначала учителем, затем завучем, а позже директором. И каждый раз он напоминал мне: «старайся поладить даже с самым плохим человеком. Ниточка найдется, нужно лишь внимательно рассмотреть». И до сегодняшнего дня у меня не было проблем в школе.

Что же пошло не так? Кого я обидела?

После уроков мы с Лелей дошли до нашего двора. Жили в соседних подъездах, отсюда, вероятно, и дружба выше гор.

– Знаешь, все так странно, – удивилась подруга. Мы сели на качели, крепко уцепившись за железные цепи.

– Вот и я о чем. Кто-то же подсунул этот коробок мне.

– Может, отцу расскажешь? Пусть он придет и камеры глянет, – предложила Флорова.

– Не-а, не хочу его втягивать, – категорично махнула головой я.

– Из-за Аллочки?

– Ага, она из этого такую трагедию устроит.

Аллочка – моя мачеха. Молодая и бойкая дама с кучей загонов в голове. И да, мы не ладим. От слова совсем. Нет, не до грызни прям, а просто стараемся держаться на расстоянии. После развода родителей мама уехала в другой город. Она решила строить карьеру и расширять свои границы. Сначала для меня это был удар, все же не каждый ребенок готов принять внезапный разлад семьи. Но со временем я смирилась.

Мне было четырнадцать, когда родители расходились. Конечно, они спросили, с кем хочет остаться их ребенок. Папа считал это правильным. Он вообще до мозга костей весь такой правильный. Я не особо долго думала. Здесь было все мое, никакие переезды мне были не нужны, поэтому осталась с папой. Мама не обиделась.

А потом отец женился на Алле. Случайно познакомился с ней, когда возвращался домой: она врезалась в его автомобиль и создала огромную пробку. Слово за слово, так докатились и до свадьбы. Детей Аллочка заводить не планировала, да и до сих пор вроде не планирует. Хоть какой-то плюс. По крайне мере, пока я не съеду от них.

В целом нельзя назвать мачеху плохой. Просто она вечно пытается показать себя лучше меня, уколоть и намекнуть отцу на фиговое воспитание. За два года совместной жизни молодая тридцатилетняя Алла успела нормально попить мою кровь.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – возвращает меня Лелька из грустных дум. В ответ киваю ей.

Через пятнадцать минут расходимся по домам. Впереди еще свидание. Глупое и дурацкое. И идти на него не особо хочется. Отменить бы, но я уже обещала. Вовка не заслужил такого отношения. Вдруг он сегодня покажет себя в самом лучшем свете, и я паду к его пылким ногам?

***

Ларин встречает меня у входа в кинотеатр. На нем потертые синие джинсы, черная майка и теплая рубаха в клеточку. Короткие светлые волосы зачесаны назад, а в руках длинная голландская роза. Стоит себе и переминается с ноги на ногу. Высокий, улыбчивый, а еще скромный.

– Привет, – робко здороваюсь, а он старательно отводит взгляд, прикусывая нижнюю губу. Замечаю, как скулы парня покрывает легкий румянец. Смущается, видимо. Все же этого свидания он добивался почти год.

– Отлично выглядишь, Маша.

– А это кому? – показываю на розу, хотя и так понятно кому.

– Ой, точно. Держи.

– Спасибо, она очень красивая. И ростом почти с меня.

– Я старался.

– Ну, пошли? Не опаздываем?

К фильму покупаем в буфете попкорн с водой. Немного спорим касательно оплаты, потому что я настойчиво сую кассиру деньги, а Ларин краснеет. Он хотел быть джентльменом, но я не могу позволить себе столько наглости. Билеты явно встали рублей в шестьсот, да еще и эта роза. А Вовка из обычной семьи, плюс сам не работает. Так что это нормально. Двадцать первый век. Однако Ларин все же обижается.

Во время сеанса мы почти не разговариваем. Хотя меня так и распирает откомментировать пару моментов. Но Вова старательно пялится в экран и не поворачивает голову. Хорошо хоть урны с попкорном у нас разные. Позади сидят парочки, весело смеются, а иногда до меня доносятся звуки поцелуев. Эх, повезло кому-то.

После фильма Ларина наконец распирает на поговорить. Он активно делится впечатлениями о сюжете, актерах. Я же молча киваю. Хороша ложка к обеду.

– Все нормально? – осторожно уточняет Вовка. Мы идем по аллейке в сторону моего дома. Скоро занятие с репетитором. Не опоздать бы.

– Ага, погода отличная и фильм зачетный.

– Ты выглядишь так…

– Как? – перевожу взгляд на Ларина. Он задумчиво проводит пальцем по губам.

– Будто чем-то озадачена.

– Я могу обидеть кого-то? – спрашиваю зачем-то. Из головы до сих пор не идет случай в школе. А слова Ленки так вообще засели намертво.

– Ты? Вряд ли. А что? Ты кого-то обидела, Маша?

– Не знаю, – честно пожимаю плечами. Кого я могла обидеть и почему не помню этого момента?

– А почему тогда спрашиваешь?

– Фигня, – отмахиваюсь от вопроса. Хотя, может, и стоило рассказать Ларину. Все же он дружит со многими мальчишками. В случае чего за меня могли бы заступиться. Но если честно, я не привыкла скидывать свои проблемы на кого-то. Решу сама. Нужно всего лишь узнать, кто и зачем подкинул этот коробок.

– Ой, у тебя же репетитор. Пошли скорей, Маша, – вспоминает Вовка как нельзя кстати.

Глава 2 – Маша

Я была убеждена, что Ленка не такая дура. Вся эта ситуация с подарком – чистой воды манипуляция. Хорошо спланированная, где главным злодеем должна была стать местная хулиганка. Но Тарасова решила не включать мозг. Она жаждала отомстить, поэтому, логичное дело, сдержала слово.

На следующий день в школе, когда я планировала выйти в коридор вместе с Лелей, подружки Лены перегородили нам дорогу. В классе почти никого не было. Человека два от силы, включая нас с подругой.

– Куда собралась? – надменно фыркнула та, что с розовой прядью.

– В чем дело? – без страха в глазах спросила я. Вокруг камеры. К счастью, сейчас школы оборудованы по полной. Да, есть места, куда чужой взор не проникнет, типа туалетов или под лестницей. Но мы в кабинете.

– Извиняться не планируешь? – сухо и даже как-то лениво протянула Ленка. Она была больше меня по всем параметрам, да и сильней, я уверена.

– За что? Я ничего не делала, Лен.

– Да, Лен, Маша никогда бы, – вмешалась Леля. Ее голос дрожал.

– Ты публично меня унизила. И мне, если честно, плевать, первый раз ты тыришь или нет. Извинишься, закроем тему.

– Лен, меня подставили. Я Богом клянусь, мне чужого не надо! – прикрикнула. Ну же, услышишь меня. Не будь дурой. Нас тупо столкнули лбами.

– Да хоть Папой Римским. Уварова, авторитет – штука важная. Я не просто так его взращивала, чтобы какая-то шмаль вроде тебя мне вставляла палки в колеса. – От ее острых фраз меня захлестнула волна злости. Хотелось ответить, высказать все, что думаю, но в реальности понимала – это плохая идея.

– Сама подумай, Лен! Зачем мне твой подарок? Я что, нищая? Или что? Я откуда могла о нем знать? Ты за свой авторитет трясешься, а я за правду. Либо мы вместе выясним, кто нас подставил, либо…

– Ты что, охренела, Уварова? – Я замолчала. Глаза Тарасовой были пустыми. И если раньше меня одолевали сомнения касательно интеллекта этой грубой дамы, то сейчас от них не осталось и следа.

– Включи мозги, Лен! – вновь прикрикнула я. Хотелось встряхнуть ее как следует. Ну неужели не понимает столь очевидных вещей?

– Охренела, понятно. Ну ща вернем тебя на землю.

А дальше я и слова сказать не успела. Тарасова замахнулась своей толстой ладонью. Каким-то чудом я поймала ее, но силы были неравны. Поэтому Ленка просто резко вывернула мою руку, делая шаг навстречу.

– Проси прощения, Уварова, – прошипела она почти мне в рот.

– Лен, ты чего! Прекратите, – взвывала Лелька. Но Тарасова напирала, и в какой-то момент я не смогла сдержать оборону. Уперлась в парту. Было безумно больно. Казалось, еще секунда, и эта ненормальная сломает мне кость. Внутри я разрывалась от воплей. Но снаружи стискивала зубы. Слабых добивают, когда они ломаются. А я не готова сломаться.

– Что здесь происходит? Девочки! – завопила классная.

Ленка хмыкнула и разжала мою бедную кисть. Она до того сильно стиснула ее, что на коже остались отпечатки.

Я все еще старалась смотреть ровно, и только в тот момент, когда одноклассница повернулась спиной, заметила: ее подруга снимала на камеру.

***

Нас с Тарасовой отправили на ковер к завучу. Завалили вопросами, пытались докопаться до истины, но мы старательно кивали головами и делали вид, будто все нормально. Мне не хотелось лишних проблем. Не крыса ведь. А Ленка вообще не привыкла рассказывать о наболевшем. В итоге завуч сказала, что если еще раз подобное повторится, то вызовут родителей.

Хотя когда родители останавливали местную гопоту? Если человек привык бить слабых, то и ошейник ему не поможет.

Когда вернулась в кабинет, Лели уже не было. Вероятно, ушла на допы, все же единый государственный никто не отменял. Я собрала вещи в рюкзак, спустилась на первый этаж и шмыгнула в туалет. Но лучше бы дотерпела до дома.

Возле подоконника курила Ленка, а две ее верные подруги прихорашивались, разглядывая свои отражения в зеркале. Увидев меня, девчонки приободрились.

– Какие люди, – певучим голосом пропела Тарасова. Затушила сигарету о старенькую плитку, а затем окурок кинула в окно.

– Лен, – выдохнула устало я. Интуиция подсказывала: ситуация полный аут. – В сотый раз говорю, я не воровка. Ты меня знаешь с первого класса. Пойми… – договорить не успела. Потому что в этот момент девчонка с розовой прядью вылила мне на голову что-то белое и вонючее. Судя по запаху, просроченное молоко или ряженка.

– Эй, ты совсем?! – крикнула я. Та, что с пирсингом, усмехнулась. Камера ее телефона смотрела в мою сторону явно не просто так. Шоу решили устроить.

– Это ты совсем, Уварова, – Ленка подошла ко мне, но не близко. Поморщилась, махнув рукой перед своим носом.

– Какой-то урод тебя разводит вокруг пальца, манипулирует. Он там ржет, а ты пытаешься… – Тарасова слушать мои речи не хотела. Хотя не она себя сейчас чувствовала вонючей тряпкой. Опущенной, униженной и лишенной гордости тряпкой. Я должна была схватить за волосы эту дрянь и попытаться дать сдачи. Но в реальности понимала, насколько мое положение плачевно.

Ленка тоже знала о своем превосходстве. Поэтому, когда она неожиданно вытащила из кармана зажигалку, поднесла ее к моим глазам и дала газу, я едва не упала на пол. Тут и две верные подружки подскочили, сжали мои руки за спиной. Ощущение, будто в тиски взяли. Фиговое, одним словом.

– В общем так, Уварова, – усмехнулась Тарасова, медленно водя перед моими глазами огоньком. – У тебя два варианта: извинишься на коленях и ручки сведешь в замочек. Либо жить будет весело следующие два месяца. Какой больше нравится?

– Иди к черту со своими извинениями! – крикнула в сердцах я. Маленький красный комок в груди прыгал как безумный. Его звуки разрывали мои уши. Наверное, в ту минуту я и не дышала вовсе. Казалось, стою на краю пропасти. Сделаю шаг, а там впереди море и скалы, о которые однозначно разобьюсь насмерть. Мне было безумно страшно. Я с трудом сдерживала слезы.

Но проклятый огонек от зажигалки продолжал юлить перед глазами. С одной стороны, он завораживал. Маленький и уязвимый. Дунь, и не будет света. Я чувствовала себя тем самым огоньком. С другой – последние зачатки разума намекали, что вот-вот ад закончится. Хотели бы сломать меня, не угрожали и не выжидали чего-то. Значит, это просто пугалки. Нужно попытаться выстоять. Плакать буду дома, рядом со своей подушкой. Не здесь.

– Вот как? Девки, вы слышали? Она меня к черту послала.

– Может, волосы отрежем ей?

– Нет, Зарин, сделаем кое-что повеселее.

Огонек погас неожиданно.

Меня отпустили.

Я ничего не слышала. Ни как Ленка со своими подругами ушла, ни как дверь хлопнула, ни даже звонка своего сотового. Так и продолжала стоять с идеально ровной спиной. Смотрела в стену, дышала громко. Стискивала челюсть, сжимая пальцы в кулаках.

Впервые за одиннадцать лет ощутила на себе это громкое слово «буллинг».

2.2

Стоило только переступить порог своей комнаты, как я разревелась. Благо Аллочки не было, иначе последовали бы дурацкие вопросы. А так можно наслаждаться горем и звуками собственных всхлипов.

Ревела я часа два и никак не могла успокоиться. Обидно так. Всегда всем помогала, даже той же Ленке. И что в ответ? Зажигалка перед глазами? Выходит, мне теперь и в школу бояться ходить надо? Тени собственной опасаться? Нет! Не пойдет, не согласна. Я, может, и слабая, может, и врезать не смогу, но и пресмыкаться не буду. Нужно всего лишь выяснить, кто та сволочь, которая подкинула мне проклятую коробку. Сдам ее Тарасовой, и пусть та хоть сожжет к чертям. Плевать, если честно.

Вечером пришел папа, привез Аллочку с фитнеса. Она вся такая на эмоциях, бедрами перед ним крутила, а он что-то раскис, будто в воду поникший. Видимо, не у меня одной день прошел весело. Уже за ужином я все же решилась спросить, как дела и прочее. Банальность вроде, но если и ее не будет, мы так совсем перестанем общаться.

– Да ерунда, Мань, – отмахнулся отец, тяжело вздыхая. – Просто ученик у меня проблемный. Дерется вечно, задирает учителей. Вот на прошлой неделе урок сорвал. Молодая учительница пришла к ним, а эти… детки богатых родителей только на всякие пошлости и способны.

– Толь, ты зря нервы тратишь. Они, между прочим, содержат вашу элитную коробку и нас в том числе. Так что пусть учителя терпят, не помрут. – Возмущенно выпучивает губки Аллочка, рассматривая свой французский маникюр. Боже, и чем она только взяла папу? Мозгов же меньше, чем у курицы. И одно на уме – деньги.

– Пап, а ты поговорить с ним не пробовал? Ну, с этим парнем.

– Я сделал лучше, – заявил он голосом победителя.

– В плане? – хлопаю ресницами я.

– Нашел рычаг давления. Ладно, не будем о плохом. Мань, а чего у тебя глаза опухшие? Плакала, что ли?

– Плакала? – тут же как по команде поворачивается Аллочка. И почему папа такой внимательный к деталям?

– Маску для глаз передержала, – нагло вру. Если родители вмешаются, будет только хуже. Отец устроит скандал, а меня обзовут стукачкой. Нет уж, тут до выпуска рукой подать. Как-нибудь справлюсь. Нужно всего лишь найти того, кто подставил меня, того, кому я, кажется, неосознанно перешла дорогу. Поговорим, а там, глядишь, и жизнь наладится.

Так я думала вечером, однако утром поняла: света в конце туннеля не бывает. В моем случае выход засыпал камнепад.

Началось все с того, что я проспала. Будильник не сработал. В итоге пришла в класс после звонка минут через десять. Вошла, извинилась, как примерная ученица, да только взгляд сразу упал на мою парту – Лельки там не было. Она сидела на третьем ряду вместе с нашей старостой. Заметила меня, а затем виновато опустила голову.

На уроке выяснять, что и почему, не стала. Смысла нет. Зато на перемене подошла. Фролова сразу, правда, мне за спину глянула, глазки забегали, вообще не похоже на нее.

– Лель, ты чего отсела? – сходу спросила. Что ходить вокруг.

– Пойдем, – прошептала Фролова. Подхватила меня под локоть и потащила к подоконникам. Да еще не к первым, а к самым дальним, где людей поменьше было.

– В чем дело? – напряглась я.

– В общем… давай общаться только за пределами школы? – огорошила Фролова. Я и не сразу сообразила, к чему и о чем она.

– В смысле?

– Тарасова… я не хочу с ней связываться, Маш. Ты сильная и смелая, а я… я просто трусиха. Тут осталось два месяца до конца, всего лишь шестьдесят дней. Я очень тебя люблю, и ты мне как сестра, Богом клянусь… но… не хочу прожить их как в аду.

– Я что-то не поняла, Фролова. Что это все значит? – руки мои сжались в кулаки, а глаза, полные изумления, смотрели на подругу, которая сейчас, что, типа отказывается от дружбы со мной? Серьезно? Человек, которому я всецело доверяла свои секреты и за которого готова была отдать голову, поворачивается спиной.

– Маш, она сказала, что не тронет тебя. Но… в том случае, если мы все перестанем с тобой общаться. Это не бойкот. Она не запретила здороваться или типа того. Ее вообще в основном только я и пара девочек волнуют. Ну из тех, с кем ты дружишь.

– Ленка тебе угрожала? Вот же!.. – сорвалось у меня. По венам огнем залилась кровь, кипела просто от злости. Да кто и за что так меня ненавидит? Почему я вообще?

– Маш, прости! Я… так и для тебя, и для меня лучше будет. И для всех. Может, она неделю побесится и успокоится? А мы… мы по телефону будем…

– Лель, ты в своем уме? Ты сейчас мне предлагаешь тайно общаться с тобой? С моей лучшей подругой? Ты предлагаешь мне смириться с тем фактом, что в классе я стану затворницей? Что со мной вроде будут общаться, а вроде и стараться обходить, как прокаженную?

– А что, лучше, чтобы она меня и других гнобила?! – срывается на крик Фролова. – Почему ты вообще не можешь перед ней публично извиниться?

– Что сделать?! – тоже перехожу на крик. Рассматриваю человека, которого считаю близким, родней практически. А она такие вещи говорит, что хочется уши прочистить. Вдруг послышалось.

– Маш, ты чего такая упертая вообще? Кому сдалась твоя гордость и правда? Пойми…

– Если я извинюсь, значит, признаю, что украла! А я этого не делала.

– А то, что сейчас, лучше? Чтобы она издевалась надо мной? Над другими? И ты обижаешься, что мы не сможем общаться. Ты могла бы просто извиниться, и ничего бы этого…

– Иди ты к черту, Фролова! – цежу сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься. Уж от кого, а от лучшей подруги такого не ожидала.

– Маша, я же из-за тебя… – молящими глазами смотрит, а сама поглядывает в сторону.

– Ни ты, ни весь наш класс, никто мне не нужен! Идите вы все к черту!

Разворачиваюсь и быстрыми шагами ухожу прочь. В груди печет адово, ртом пытаюсь глотнуть воздух, но нифига не идет. Стискиваю зубы до хруста, даже щеку прикусываю изнутри. Все что угодно, только не слезы.

Иду прямо, ничего не вижу, какая-то белая пленка перед глазами. Пытаюсь собрать мысли в кучу, но там просто хаос. Один сплошной хаос. Как в забавном меме: было и стало. На втором куске обычно смеются. А мне хочется удушиться от обиды.

Настолько погружаюсь в себя, что не замечаю, будь оно не ладно, парня. Впечатываюсь ему в грудь, потом, правда, быстро отстраняюсь. Запах сигарет и резкого парфюма дает в нос. Как будто с ног до макушки облились туалеткой. Поднимаю голову и замираю.

– Эй, смотреть не учили? – усмехается широкоплечий. Знаю его. О нем вообще легенды ходят. Вроде спортивные результаты в школе у него хорошие, а за школой такие корки мочит, мама не горюй. Его даже Вовка стороной обходить старается. Отмороженный. На все четыре конечности.

– Я не специально, – почти шепчу себе под нос. Только собираюсь открыть рот и попросить прощения, как этот чуть наклоняется. Обхватывает мое лицо своим толстыми пальцами, да так больно, что хочется зарядить ему между ног.

– За не специально бывает очень больно, цветочек, – почти в губы шепчет. Кое-как вырываюсь из дикой хватки, пячусь назад, смотря исподлобья.

– Извини, если…

– Не прощу, цветочек, – противным голосом говорит парень. Взгляд его сальный пробегает сверху вниз по моему телу, и, клянусь, создается противное ощущение, будто меня раздели и облизали. Обхватываю себя руками, только этой проблемы мне не хватало.

– Еще раз извини и пока, – стараюсь говорить уверенней. Хотя внутри у меня то еще желе из чувств страха и отчаяния. Обхожу широкоплечего, и он, к счастью, позволяет это сделать. Кажется, можно выдохнуть. Да только фраза его дружка, которую я мимоходом успеваю услышать, почему-то оставляет двоякое послевкусие.