Kitobni o'qish: «Самопревосхождение»

От автора

 Л ю д я м, н е  п е р е с т а ю щ и м  м е ч т а т ь,  н а д е я т ь с я

и л ю б и т ь  –  П О С В Я Щ А Е Т С Я

Предоставляемое читателям произведение состоит из двух книг: «Перемена участи» и «Поощрение к любви», повествующих в форме философско-художественной притчи, с неослабевающей и светлеющей надеждой, в меру сил, разумеется, и вопреки расхожим мнениям, о почти безграничных возможностях и способностях человека к развитию и саморазвитию сознания.

Раскрытие темы «жизненного избытка», дарованного человеку от рождения, позволяет каждому желающему увидеть оптимистически окрашенные выходы за пределы изначально заданного круга самоотождествления. Ненавязчиво, но неуклонно пути эти ведут – через самопреображение и самопревосхождение, как бы в ходе соревнования с самим собой, – к неизбежно вызревающей потребности собирания себя из хаоса Бытия, обретению истинной целостности существования, а, следовательно, и исполнению счастливого сокращения расстояния между человеком и человеком совершенным. Иначе говоря, это пути от homo sapiens, «человека разумного», – к homo conscious, «человеку сознающему», обладающему интуицией и Высшим Разумом, умеющему найти своё место в Космической эволюции и познать сущность её «энергии как универсальной силы».

Хочется особо отметить, что герои обеих книг – прекрасные люди «облагороженного образа», beautiful people – действительно живут рядом с нами, здесь и сейчас, по тем самым непреложным законам Вселенной, о которых постоянно, на разные лады говорится в тексте. Они органично и естественно ощущают себя неотъемлемой частью Мира и Макрокосмоса, совершающего свой вечный круговорот творения и сотворения жизни. Эти и подобные им представители рода человеческого обычно не нарушают никаких, даже чуждых им порядков, но лишь фактом своего существования изменяют пропорции, вносят равновесие в коллективное сознание новой картины мира, разделяя с единомышленниками известную и такую, казалось бы, «простую» истину:

«Если ты будешь стремиться изменить мир, то вскоре обязательно поймёшь или заметишь, что это мир побеждает тебя. А если будешь изменять себя, возможно, изменится и мир вокруг тебя». Другими словами: попробуй спасти себя сам и тогда, может быть, случится так, что вокруг спасутся тысячи, а тебе повезёт, и ты всё это даже сможешь увидеть или почувствовать.

И ещё: эти люди умеют создавать миры, в которых властвуют Великие Законы Чистой и Светлой Души, устремлённой к Любви, куда хочется войти и там остаться. Ведь именно там хранится истинное Знание, об одном из законов которого хочется напомнить уже здесь, в предисловии. На вечном поле брани между Добром и Злом победа Добра достигается не только в прямом столкновении и борьбе со Злом, на его территории, куда обычно легко заманивается неразумный человек, но и на пути осознанного, добровольного созидания Добра и Красоты в потоке бесконечно текущей и такой прекрасной, несмотря ни на что, Жизни.

КНИГА ПЕРВАЯ.

ПЕРЕМЕНА УЧАСТИ.

Пролог

Есть многое на свете, друг Горацио, что объяснить способны лишь немногие…

У. Шекспир

Не без удивления перед самим собой, перед тем, что я когда-нибудь что-либо захочу написать, и не только не без удивления, но и не без волнения, – справлюсь ли с поставленной задачей, – приступаю я к рассказу о событиях, которые, как бы это ни звучало, кардинально изменили мою жизнь. Я сознательно намереваюсь, по возможности ясно и правдиво, воспроизвести свои мысли и ощущения, а если получится, то и общие идеи, которые, собственно, и привели к появлению этих записок.

Следует сразу отметить, что пишу я их тогда, когда все главные события, так поразившие моё воображение, уже произошли, и если они имеют какое-либо значение, то с уверенностью об этом я могу сказать лишь в отношении самого себя. Других читателей может и не быть. О том же, что составление подобного рода дневниковых записей является давно известным фактом и одновременно методом самоанализа, а следовательно имеет ценность само по себе, мне стало известно гораздо позже.

Разумеется, я отдаю себе отчёт в том, что представлять гипотетического читателя или собеседника во время любого высказывания, устного или письменного, совершенно естественно, удобно и даже не предосудительно, и я собираюсь воспользоваться такой возможностью в дальнейшем.

И ещё одно замечание. Обычно в начале часто пишут, как мне припоминается, что все события и люди, выведенные в предлагаемом произведении, плод фантазии автора, их никогда и нигде не было и быть не может, а все совпадения случайны. В моём случае всё «ровно наоборот»: все события, люди, звери, картины, дома не только были, но, надеюсь, большинство из них всё ещё есть на белом свете. Более того, весьма возможно, их было значительно больше, они были намного более значительны и глубоки, нежели мне удалось заметить и описать.

И, наконец, P. S. Я не писатель. У меня нет писательского опыта и, очевидно, не будет, так как я собираюсь изложить только один раз и только одну человеческую историю – свою собственную, связанную, как мне теперь представляется, с самым главным и самым интересным явлением в мире – развитием и изменением сознания. Уже здесь, я думаю, те, кто полагает иначе или просто не желает размышлять на эту тему, могут отложить чтение записок (если они каким-то образом попались им на глаза) навсегда и никогда к ним больше не возвращаться (хотя и говорят сейчас часто: «Никогда не говори “никогда”»).

В обыденном языке слово «сознание» в большинстве случаев используется как синоним понятий «интеллект», «умственная деятельность». Вспоминая «хорошие книги», которые я всё-таки читал, и не только в детстве, я связываю сознание с особого рода способностью человека отвечать на главные вопросы жизни: Кто я? Для чего человек явлен в мир? В чём смысл его существования? и т. п. Вспоминаю и различные толкования авторов – остроумные и не очень, иногда научные, чаще – с позиций догмы – о безграничных, в большинстве случаев, неиспользованных возможностях человека, о его ответственности за создание собственного образа и образа собственной жизни, которую, «ведая и не ведая», творим мы сами. Например: «Никто не может сделать тебя несчастным, никто не может сделать тебя счастливым, только ты сам».

Хорошо сказано… Но как этого достигнуть на практике? Здесь мои воспоминания становятся гораздо более туманны, а опыт подсказывает, что дело это настолько неординарное и неоднозначное, что результатом, убедительным позитивным результатом, подтверждённым реальной жизнью и биографией реального человека, могут гордиться немногие. А возможности передать это умение другим? Здесь я просто теряюсь, не знаю, что и сказать… Если даже такие очевидные, казалось бы, заповеди, как: не убивай, не кради, не клевещи и не завидуй, чти отца и мать, тем более возлюби ближнего своего, как самого себя, – до сих пор не являются массово-воплощёнными, оставаясь для большинства недосягаемым образцом поведения, следовать которому по-прежнему столь нелегко, то кто ещё и как может справиться с подобной задачей?

Мне, как и многим из известных мне людей, хотя и по неизвестным причинам, гораздо легче понять и принять на веру отрицательные суждения о себе и себе подобных. Приведу пример. Наше невежество относительно самих себя, наше ложное убеждение, будто мы сами себя (а значит, и других) знаем и можем быть уверены в себе, тогда как в действительности мы себя вовсе не знаем, не знаем своих пределов и возможностей, не знаем даже всей глубины своего незнания, находясь в плену величайших иллюзий в этом отношении, – эти заблуждения безграничны. Кто из современников, не подражая, не повторяя бездумно усвоенных, просто заученных афоризмов, мог бы искренне, с верой сказать: «Я знаю, что ничего не знаю»? Я могу вспомнить лишь немногих избранных, одного гениального физика, одного мудреца, в то время как большинство людей вообще не задаётся этими вопросами, которые как бы в насмешку называются «вечными», будь они трижды сверхглавными по мнению кого бы то ни было, в т. ч. и Альберта Эйнштейна, и Сократа. Если же человек не хочет или хочет недостаточно сильно чего-либо, то он и не будет предпринимать необходимых усилий в данном направлении, не так ли? И здесь нет никакой несправедливости. Зачем человеку то, чего он не хочет? Было бы несправедливым как раз обратное действие: принуждать его делать то, чего он не желает, стремиться быть неведомо кем, отказываться от своих убеждений, которые по мнению некоторого количества людей почему-то считаются заблуждениями, обретать какие-то непонятные качества и способности, т. е. становиться более сознательным в нашем понимании этого слова, тогда как он вполне доволен собой, таким, какой он есть «здесь и сейчас», или не считает это дело для себя достаточно важным, или вообще предпочитает другие пути обретения себя в этом мире.

Очевидно, в этом месте следует успокоить и страждущее меньшинство. Таких людей, которые отвечают на запрос Природы, понимаемой в самом широком значении этого слова как Космическая Вселенная, – запрос, состоящий в том, что она нуждается в человеке, который знает, хочет и может стремиться к самосовершенствованию, целостности и гармонии мира и себя в этом мире, который задумывается об Истине, Добре и Красоте, познании нового и неведомого, кто имеет намерение выйти за пределы достигнутого и умеет, к тому же, «попасть в собственное намерение», научиться жить «в процессе перемен», – таких людей всегда было мало, и, тем не менее, именно они определяли развитие человека и человечества, именно их называли «солью Земли» и её достоянием. «Уберите из истории 10-12 человек, – повторяли те, кого мы называем мудрыми на протяжении столетий, – и мир будет другим». Так что идти, вероятно, следует всё же за ними, а не за теми, кто носит в себе массу ложных идей, приписывает себе несуществующие черты, качества, способности, внушённые чьим-либо авторитетом или манипулятивными технологиями, приобретённые путём имитации, подражания, автоматического копирования, стереотипов, рекламы, моды и т. д.

Здесь, мне кажется, уместно вспомнить несколько слов Фёдора Михайловича Достоевского об особой силе и влиянии немногих носителей «высшей культурной мысли в России», связанной с Золотым веком человечества, «самой невероятной его мечтой» и «высоким заблуждением», за которые, тем не менее, люди отдавали свою жизнь и свои силы и без которой они «не хотят жить и не могут даже умереть»: «Нас таких в России, может быть, около тысячи человек; действительно, может быть, не больше, но ведь этого очень довольно, чтобы не умирать идее» . Так что, если прав наш великий соотечественник, а он обычно бывает прав, то всё не так уж и печально.

Однако ещё раз о главной теме. На протяжении всего периода, который я описываю и который сейчас называю «переменой участи», я постепенно и с каждым днём всё сильнее убеждался на собственном опыте в справедливости той самой истины, что вела меня к поиску: человек такой, какой он нам известен, не является завершённым существом. Будучи рождённым, он лишь предназначен для дальнейшего развития своего сознания и самосознания, определённых внутренних качеств и черт, большинство из которых не в состоянии развиться сами по себе. Но главное, он предназначен открыть в себе Великую Сущность, которую с давних пор люди связывают с развитием Духа, Души и Тела в их единстве и целостности и которую чаще всего называют Божественной.

В настоящее время я не в состоянии предвидеть, насколько глубоко и вообще смогу ли проникнуться этой идеей, как «моё слово отзовётся» хотя бы во мне самом, но я хочу попытаться, ибо это и есть главная причина, почему я взялся за свои записки. Если же ничего толкового не получится, то, по крайней мере, я последовательно, шаг за шагом опишу отрицательные результаты эксперимента. Согласитесь, мой гипотетический читатель, отрицательный результат – тоже результат.

Сейчас же мне хотелось бы, в завершение Пролога, обозначить несколько тезисов, на которые я буду опираться в дальнейших размышлениях, даже если они и покажутся кому-то просто постулатами.

ИТАК:

*До тех пор, пока человек сохраняет и лелеет в себе всевозможные обманчивые иллюзии и самообольщения, и в первую очередь те, что связаны с сознанием и самосознанием, его, к сожалению, ждут в основном разочарования и поражения в жизни…

*Можно изменить положение, изучая самого себя искренне, честно, без лжи и ложно понятого самолюбия, гордыни, – причём делается это только с помощью самого же себя…

*Познаваемое таким образом собственное сознание имеет разные степени, уровни, ступени, уходящие в такую даль, что это вполне можно назвать бесконечностью…

*Приятно отметить: награда идущему по пути самоосознавания всегда больше, значительнее усилий, которые он затрачивает. Однако узнать это может лишь тот, кто не прекращает двигаться ни в коем случае, ждёт ли его успех или неудача, кто не останавливается по дороге и, тем более, не идёт назад…

Может быть, ещё рано и поэтому неубедительно прозвучит сейчас мысль о широко распространённых ныне системах взглядов, имеющих внешне привлекательную и доступную упаковку, рассчитанную как раз на быстрый, лёгкий, массовый успех, предоставляющий возможность любому – уже через пару сеансов или после прочтения нескольких страниц текста – почувствовать себя приобщённым к «высшим материям» и смотреть свысока на остальных, «непосвящённых». Всё гораздо интереснее: и проще, и сложнее одновременно. Однако здесь я забегаю слишком далеко вперёд – всему своё время. А сейчас важно лишь, на мой взгляд, обозначить ещё один, последний, тезис.

*Самое интересное начинается именно за пределами так называемого обыденного сознания, приемлющего лишь официально признанный патент «здравого смысла», состоящий, как правило, из 1-2 точек зрения, причём избирается обычно лишь одна из них и яростно отрицается другая. О какой толерантности или демократизме, многополярности, мультикультурности и пр. может идти речь, если существует лишь одна точка зрения – из одной, или одна же из двух (3-х и т. д.), а все другие и их носители должны быть отринуты или даже уничтожены, хотя бы морально-психологически, невзирая на постоянно провозглашаемую свободу слова и мнений? И дело вовсе не в том, что существуют некие запреты или репрессии, эти «занавеси» давно рухнули. Дело во внутреннем состоянии и развитии Души, Духа и Разума Человека, его особенных свойств и качеств личности. Так что, получается, хотим мы или нет, понимаем или не очень, необходимость развития сознания не есть абстрактная категория, она имеет прямое отношение к неотвратимо надвигающемуся, в чём-то уже происходящему, неминуемому преобразованию данного типа цивилизации или возникновению иной в недрах уже существующей. Но! Именно это как раз и следует ещё доказать.

Часть первая.От Ники Смирнова

Так век за веком – скоро ли, Господь?

Под скальпелем Природы и Искусства Кричит наш Дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства. Н. Гумилёв

Итак, в декабре 20… г. мне должно было исполниться 32 года, и в это время как-то всё сразу обрушилось в моей жизни: фирма, в которой я служил и занимался программным обеспечением некоего производства, обанкротилась, с женой мы решили развестись, нашего пятилетнего сына отправили на неизвестный срок к родственникам жены на Урал, я не знал, где буду теперь жить, в довершение ко всему сломалась машина, – и я оказался на старой родительской даче под Петербургом один, не считая собаки-колли по имени Диана.

Наш дом я, конечно, не узнал, так как не был в нём, наверное, с дошкольного возраста, но, как ни странно, он мне понравился.

Добротный деревянный сруб со всеми необходимыми удобствами, с большой печкой, очевидно, легко обогревающей оба этажа, круговой летней верандой и великолепным участком, обрамлённым живой изгородью из густорастущего шиповника. На участке свободно росли сосны, ели, берёзы, несколько рябин и то ли яблонь, то ли вишен. Посреди поляны, сейчас покрытой снегом, стояла открытая беседка, вокруг неё угадывались очертания нескольких цветников.

Внутри просторного дома – удобная мебель, красиво подобранные тяжёлые гардины с кистями и лёгкие занавески; на стенах – многочисленные светильники и, конечно, повсюду любимые мамой букеты, в это время года, естественно, в виде осенне-зимних композиций. В доме было чисто прибрано, даже не очень холодно, и я понял, что мама специально приезжала сюда накануне. Собственно, она и подвигла меня на это загородное уединение, когда я пришёл к ней со своими проблемами.

– Поезжай. Это так необычно – дача зимой, когда там никого нет и быть не может.

Мама говорила, как всегда, спокойно, ненавязчиво, чуть иронично.

– Займись спортом, самообразованием или…, – она пристально посмотрела на меня и улыбнулась, – повышением своей общей культуры. Согласись, у тебя с этой дамой вовсе не безоблачные отношения. Кстати, в доме полно современной техники, кроме, конечно, хорошей библиотеки и хорошей музыки.

И действительно, войдя в дом, я сразу заметил внушительных размеров электрокамин, очевидно, для ленивых и нежелающих топить печь, вполне приличный ноутбук и Smart-TV. На кухне было ещё больше разных приспособлений для комфортной жизни, но я решил рассмотреть их позднее. «Так можно и всю зиму здесь прожить», – почему-то подумал я и, как оказалось, не ошибся.

То, что я помню о первых днях в декабре, – это ощущение одиночества, покинутости и непростительной жалости к себе. Я ощущал попеременно то тянущую тоску, то безразличие ко всему на свете. Когда же постоянно возникающая в голове фраза – «Никто меня не понимает» – переросла в голос женского сопрано, поющий почему-то с иностранным акцентом «до боли знакомую» арию Татьяны из «Евгения Онегина», я, наконец, мрачно рассмеялся и решил, что так дело не пойдёт, однако ближе подойти к любимым нашим народом вопросам: «Кто виноват?» и «Что делать?» – пока ещё не получалось. Поэтому я просто вышел во двор, позвал Диану, как всегда, грациозно поспешившую ко мне, открыл хозяйственный домик, достал лопату и стал разгребать снег. Это помогло, и вечер с Дианой прошёл весьма пристойно. «Завтра же начинаю ходить на лыжах и совершенствовать свой несовершенный английский», – засыпая, твёрдо решил я. Несколько дней потом мой прекрасный план, хотя и не полностью, но осуществлялся, однако хандра и чувство тяжёлой подавленности не исчезали.

Накануне Рождества, когда я уже почти привык жить скучающим затворником, нехотя справляющимся в одиночку с нехитрым загородным хозяйством, мне позвонила мама и напомнила, что было бы неплохо, если бы я всё-таки навестил одну пожилую даму, которая живёт сейчас в посёлке недалеко от меня, тем более, что я её знаю с детства, т. к. она нередко забирала меня из садика вместе со своей внучкой, которую звали Анна-Мария и которую я постоянно дёргал за косички и бантики, но никак не мог довести до слёз, что очень меня раздражало…

Я попытался остановить этот раздражающий меня и сейчас поток бессмысленных слов и нежелательных поручений:

– Ты шутишь!

– Нет. Мы с тобой договаривались, и ты дал слово.

– А разве внучку сейчас зовут иначе? – Я ещё надеялся увести разговор в  другое русло, но мать была непреклонна:

– А сейчас неуместно шутишь ты.

– Да я особенно и не шутил, – начал было я, но неожиданно холодный её тон насторожил меня, и вдруг я вспомнил, что дочь этой самой пожилой дамы была подругой моей матери, она погибла лет десять назад в авиакатастрофе, и, значит, та самая Анна-Мария нередко останавливалась у нас в нашей городской квартире во время перерывов между своими бесконечными командировками куда-то на край света… Правда, тогда мы почему-то звали её просто Асей.

Я обречённо вздохнул, и мама быстро закончила разговор:

– Адрес у тебя в записной книжке.

Так я оказался на Рождество в доме на соседней улице с двумя коробками конфет, чтобы не выглядеть уж очень консервативным, даже не предчувствуя, какого рода события ждут меня впереди.

Меня встретила высокая, стройная, хорошо одетая женщина с ясными синими глазами, густыми, с заметной проседью волосами, уложенными в красивую причёску.

– Могу я видеть Софью Алексеевну?

Она слегка наклонила голову и улыбнулась:

– Здравствуйте, Ни-ка… Проходите, пожалуйста.

И, может быть, оттого, что мне так понравился этот низкий, негромкий голос, и вся её стать, и то, как она внимательно, с лёгкой улыбкой смотрела на меня, и как медленно произнесла это домашнее имя «Ника», или оттого, что на меня пахнуло уютным теплом хорошо протопленного дома, не знаю; а может быть, я просто увидел и вспомнил с детства знакомую обстановку из старинной мебели, ковров, картин, фотографий, книг и сразу почувствовал себя легко и свободно, так, как если бы меня здесь давно и хорошо знали и очень ждали. А меня, действительно, и знали, и ждали. Большой овальный дубовый стол был празднично накрыт, свечи в канделябрах горели, за спиной у С. А. стояли по-новогоднему украшенные ёлочные ветви с шишками и где-то в дальних комнатах тихо и нежно прозвучал мне навстречу перезвон старинных часов.

Я, конечно, плохо помню, о чём мы тогда говорили, помню лишь, как глупо обрадовался, что темы Вифлеемского чуда, похоже, не будет, ибо, очевидно, хозяйка догадалась, что я не сумею её достойно поддержать. Зато отчётливо помню, как быстро мы перешли к моим проблемам, и я, вопреки сознательно выбранному затворничеству и твёрдо усвоенным стереотипам мужского сдержанно-немногословного поведения, стал почему-то охотно и подробно рассказывать о себе, о своих разочарованиях, тягостном разводе и неизвестном мрачном будущем, о дурных и равнодушных людях вообще и несправедливости мира в частности. Потом мне, конечно, было стыдно, но тогда я чуть ли не с восторгом ощущал, что меня наконец-то понимают как никогда прежде, что я впервые могу быть полностью открыт, и как прекрасно, что это возможно, а я уж и не надеялся, и т. д. и т. п.

Софья Алекссевна, напротив, вовсе не выглядела удивлённой или смущённой таким потоком откровений. Она спокойно и внимательно слушала, иногда вставляла вполне уместные, как мне казалось, реплики и уж тем более не перебивала меня, пока, наконец, я сам не замолчал. Словом, чистый «эффект гейши», как я его тогда сформулировал, был налицо. Однако дальше всё пошло по совершенно другому сценарию. «Гейша» исчезла, а может быть, её и не было вовсе. С. А. немного помолчала, а потом заговорила так, как будто мы уже содержательно и долго беседуем, и я прекрасно понимаю и принимаю тот уровень размышлений, который мне предлагается, без всяких скидок и «поддавков», без этих модных техник «присоединения» к собеседнику, заканчивающихся, как правило, скрытым или явным навязыванием своего мнения. Не ручаюсь, что я точно расслышал, но, кажется, она вначале тихо произнесла, как бы про себя: «То, о чём человек думает, у того он и в плену».

Тогда, почти год назад, я не только не стремился запомнить чтолибо из наших бесед, но даже не предполагал, что мы будем и дальше встречаться, что кроме этого «визита вежливости» будут ещё какие-то встречи, поэтому восстановить сейчас в должной последовательности строй мыслей, ассоциаций, образов, щедро развёртываемых С. А. передо мной, её единственным и, в общем-то, случайным слушателем, я, к сожалению, не смогу. В моей памяти запечатлелись только отдельные фразы, реплики, обрывки разговоров и, повторяю, к большому моему сожалению, лишь некоторые мысли.

– Знаете, Ника, – уже отчётливо произнесла С. А., – я думаю, вам нужно радоваться чувству неудовлетворённости, разочарования, если угодно, которые появились у вас сейчас вследствие определённых событий или даже их случайного нагромождения. Хотя, конечно, ничего случайного не бывает, – как бы мимоходом заметила она и продолжала:

– Если ваше глубинное «Я» ныне недовольно собой или другими, то ведь оно, т. е. «вы сами», можете и начать внутреннюю работу, скажем, по изменению в себе каких-то качеств, например. Не так ли?

– Но это внутреннее «Я» может так ничего и не начать, – буркнул я.

– Разумеется, – кивнула С. А., как бы закрывая слишком очевидную тему и развивая дальше свою мысль:

– Судьба всегда даёт шанс и силы, – заметьте, необходимые силы! – проявиться новой возможности. Но есть и ваша правда – её великодушие не безгранично. – Она с чуть ироничной улыбкой взглянула на меня.

– Вот ответьте мне, пожалуйста, только честно, какие вопросы чаще всего возникают у вас последнее время в голове?

Я молча пожал плечами.

– Правильно, – как ни в чём не бывало продолжала она. – «Почему всё это случилось со мной?» «За что мне такое испытание?» «Как они (она) могли так поступить?» Я усмехнулся:

– Угадали…

– А если взглянуть иначе и спросить себя: вдруг я сам притянул к себе эти события? Что я сделал такого, что позволило всему этому случиться? – тогда ведь и размышление пойдёт по другому руслу, и выходы из ситуаций будут открываться совсем иные, не правда ли?

– Нет! Неправда!

Я вскочил с кресла и стал быстро ходить по комнате. Мне очень хотелось спорить, протестовать, опровергать:

– Что значит «сам притянул»? Неужели вы всерьёз думаете, что я сам развалил фирму, заставил жену глупо, бессмысленно меня обманывать несколько лет подряд… Да я бы тут же дал ей развод, как только… Ах! – я безнадёжно махнул рукой. – Вы не понимаете… А Ваня? Кто его довёл до того, что он в свои неполные пять лет сказал бабушке, его обожающей: «А я не знаю, захочу ли дальше жить»?

С. А. нисколько не смутилась от такой тирады и просто сказала:

– Да. Есть такой закон: «Всё справедливо. Мы имеем то, что заслуживаем, и то, чего на самом деле хотим», если, разумеется, у нас есть мужество признать правду и не лгать хотя бы самим себе.

– Вы смеётесь надо мной?!

– Ничуть. Просто закон в таком виде мало кто может принять. Гораздо легче и привычней пожалеть, оправдать «себя, любимого», а других обвинить во всех смертных грехах. Мы просто гениальны в искусстве самооправдания, – заметил ещё Фрейд, и это то немногое, что постоянно подтверждается, а не оспаривается.

– Бред какой-то! Какой закон? Разве есть кто-то, кто его открыл, доказал, провёл эксперименты, наконец? Да этого вообще не может быть хотя бы уже потому, что нет единого мнения о самом понятии справедливости. Для одних народов и языков – это одно,  для других – совсем другое. Разные слова, разные переводы. Так было и будет всегда.

Я перестал бегать по комнате и встал прямо перед С. А.

– Если вам не трудно, сядьте, пожалуйста, так неудобно разговаривать.

Я сел. Она внимательно на меня смотрела и мне показалось,  решала, стоит ли продолжать разговор или нет.

– Попробую вам ответить, – осторожно начала она. – Если не получится, это тоже будет ответ. Да, есть абсолютно неопровержимые доказательства и результаты совершенно немыслимого эксперимента, длящегося всю историю нашей цивилизации.

Я фыркнул:

– А есть ещё и другие, кроме нашей?

– Такие гипотезы существуют. Так вот, – невозмутимо продолжала она, – люди, жившие на Земле, в течение тысячелетий наблюдали (те, кто умел, разумеется, это делать), внимательно, заинтересованно наблюдали и заметили постоянно повторяющуюся закономерность… – Так всё-таки «закон» или «закономерность»?

С. А. рассмеялась:

– Не имеет значения в данном случае.

– Почему «не имеет»?

– …они заметили, – продолжала С. А., – если угодно, угадали этот закон Вселенной и описали его, даже кое-где высекли в камне: «Всё, что приходит в нашу жизнь, мы притягиваем к себе сами, силой своей мысли, силой своих образов».

– Но как? Каким образом? Нет, этого не может быть…

– Потому что не может быть никогда? Самое любопытное заключается в том, что закон этот всегда был, есть и, думаю, будет. Он абсолютно открыт, можно сказать, просто лежит на поверхности. И хотя многие его замечают, они называют его «тайной», и это – правда, потому что никто не знает, почему он вообще существует, так же как неизвестно, почему и каким образом стали существовать мы сами и всё это богатство вокруг…

Она сделала широкий жест, потом посмотрела в окно и неожиданно для меня замолчала.

– Софья Алексеевна?

– Ах, да, извините. На чём мы остановились? – Она кивнула: – «Тайна» была известна всегда и всем, кто только желал к ней прикоснуться, – и опять замолчала. Я решил сам поддержать разговор:

– «А в действительности всё было совсем не так, как на самом деле»?

Я был доволен собой. Вспомнив «к месту», как мне казалось, шутливое замечание Экзюпери, я решил, что веду беседу «на равных» и выгляжу вполне как здравомыслящий мужчина, снисходительно выслушивающий милые заблуждения пожилой дамы. На самом деле во мне всё бурлило, всё вызывало отторжение, я ничему не хотел верить, ни в коей мере не был убеждён, напротив, хотел убеждать сам, однако чувствовал, меня, что называется, «несёт», и, значит, надо остановиться, но не мог.

– Как же так? – воскликнул я. – Значит, если я больше всего думаю о том, что меня огорчает, этот так называемый «Закон притяжения» принесёт мне ещё больше жутких мыслей, я буду чувствовать себя ещё хуже, события моей жизни станут ещё ужаснее, а я сам – ещё несчастнее? Так?

– Так. Только не в таких страшных выражениях. Лучше отнестись ко всему со здоровой долей юмора, как это делают некоторые современные авторы, называя закон «слепо-глухо-немым», т. е. совершенно беспристрастным, ибо он даже не считает нужным различать в наших желаниях – что хорошо, а что плохо, где добро, а где зло. Он просто принимает наши мыслеобразы и возвращает их нам в виде определённых событий и переживаний.

– Кто «он»? Это, что же, живое существо?

– Кто знает, – задумчиво, с усмешкой заметила С. А.

– А если никто не знает, так к чему этот сыр-бор? – начал было я, потом остановился и замолчал. Молчала и С. А., затем своим приятным тихим голосом спросила:

– Хотите чаю?

– Да… Извините, я, кажется, сорвался, накричал на вас зачем-то… С. А. встала, достала несколько книг и подала их мне.

– Вот, – она раскрыла одну из них, – прочтите. Это не Экзюпери Антуан де Сент, просто анекдот. Я не люблю его рассказывать, но вам должен понравиться.

С. А. ушла заваривать чай, а я прочёл следующее:

Американский небоскрёб. Два психоаналитика, работающие на одном, скажем, 36-м этаже, обычно одновременно заканчивают работу и идут к лифту. Лифтёр, выпуская их на первом этаже, замечает, что каждый раз, когда они прощаются, один плюёт на другого и уходит. Тот, другой, стирает грязь с пиджака, выбрасывает бумажный платок и, спокойно улыбаясь, уходит тоже. Приблизительно через месяц лифтёр не выдерживает и спрашивает пострадавшего: