Kitobni o'qish: «Лили, запертая во сне»

Shrift:

Nick Lake

Locked Out Lily

* * *

Посвящается Бену Норту, превращающему книги в бестселлеры. Тебе, Бен.
Н.Л.

Стивену Александеру, (потомку), покорившему сердца.
Э.Г.

«Волшебник страны Оз» заканчивается. Мы знаем это, потому что слышим, как Джуди Гарланд снова и снова повторяет одни и те же слова нежным, страстным голосом. Она говорит, что…
Но все мы и так знаем, что она говорит. Это самые трогательные слова во всём фильме.
Джо Хилл. Призрак двадцатого века

Ещё до начала

В саду за домом беседовали Кротиха и Ворон.

Солнце клонилось к закату – только поэтому зверьки появились. Днём-то их никогда не увидишь, разве что сами захотят показаться.

– Как по-вашему, скоро она здесь объявится? – поинтересовалась Кротиха. – Я про девочку.

– Чего не знаю, того не знаю, – прыгая с одной ноги на другую, ответил Ворон. – Откуда мне знать?

– Я рою ходы глубоко под землёй в темноте, – заметила Кротиха. – Вы умный. Вы парите. Высоко в небе.

– Я тоже умный! – заявил Мышонок. Он прислонился к срубленному стволу дерева.

– Нет, куда тебе, – возразила Кротиха.

– И то правда, – ничуть не огорчившись, согласился Мышонок. – Но я стараюсь.

– Мы все должны стараться, если девочка будет бороться, – ответил Ворон.

Они долго молчали. Перед ними виднелся силуэт дома, края которого расплывались в сгущающихся сумерках.

Кротиха принюхалась. Она что-то почуяла, то… что не описать словами. Какое-то вечернее затишье, но опасное. Нечто свободно накрыло каркас мира, но в любой момент могло затянуться по краям.

– Боже мой, мы все такие серьёзные, – вздохнул Мышонок. – Может, песенку спеть?

– Ну давай, если хочешь, чтобы я тебя съел, – пригрозил Уж, приползший поболтать. – За мной не задержится.

– Ну, как хотите, – с сомнением ответил Мышонок.

Они наблюдали за домом.

– Она не победит, если не придёт, – в конце концов сказал Мышонок. – Но ведь придёт, не может не прийти?

– Придёт, – успокоила Кротиха. – Носом чую.

– Ну, вот, пожалуйста, – заметил Ворон. – И нос высказался.

– Вообще-то это был рот…

– Даже так? – Ворон кинул на Кротиху испепеляющий взгляд. – Теперь помолчите, – заявил он, складывая крылья. – Нас могут подслушать.

Звери притихли и продолжали смотреть на дом. Он был пуст, но полон жизни: даже дрожал – именно это и занимало зверьков больше всего.

В окне мелькнула тень, хотя откуда она взялась – непонятно, ведь света не было. Звери содрогнулись, даже ужик, на что уж хладнокровный, и совсем слепая Кротиха.

Они ждали.

Глава 1

Дом не хотел её принимать – Лили поняла это сразу.

Родной дом, но сейчас в нём было темно, свет не горел, окна в стенах зияли квадратными чёрными дырами. Словно кто-то выколол ему глаза. Погасли даже уличные огни вдоль дороги. Светили фонари от пивной «Шерборн Армс», расположенной дальше по улице, а это было не близко. Иногда по ночам пьяницы выкатывали на дорогу бутылки, чтобы прокалывать шины. Администрация принимала меры.

Сдаваться Лили не собиралась. Дому её не запугать.

– Я зайду на минутку, – объявила бабушка с водительского места.

Лили прозвала её бабуля Крикуля, потому что, когда девочка была совсем крошкой, бабушка, увидев её, от восторга вскрикивала. Теперь она больше вздыхала и глаза у неё наполнялись слезами.

– Ладно, – согласилась Лили, отстёгивая ремень безопасности. Ей хотелось оказаться дома, на кухне, в своей комнате, об этом она мечтала весь день. Хотелось к любимому Вилло, хотя она давно выросла из таких игрушек, правда-правда.

– Нет-нет, милая, – ответила бабушка. – Жди в машине и отдыхай. Я на минутку. Твоя мама оставила распоряжение.

– Ладно, – опять согласилась Лили. – Принеси мне, пожалуйста, Вилло.

Она никогда не призналась бы даже Скарлетт и Саммер, когда они ещё дружили, что до сих пор засыпала с мягкой игрушкой. Конечно, теперь они с ней не дружат. Люди стали её избегать, как заразную.

Но бабушка уже вышла из машины, громко захлопнув дверцу. Мотор работал. Наступила весна, но на улице было зябко.

Откинувшись на сиденье, Лили закрыла глаза. Она только что выписалась из больницы, а мама с папой уехали.

«За Малышом». Лили точно не знала, случится ли это в той же самой больнице, знала только то, что рассказала бабушка, забирая её утром из дома. Что «Малыш на подходе».

Что Лили поживёт несколько дней у неё.

Бабуля Крикуля и накормит, и напоит, и даже спать не погонит рано, они вместе посмотрят сериал «Жители Ист-Энда».

«Вот счастье-то привалило», – хотелось сказать.

Рука у Лили болела от капельниц. В больнице у неё брали из вены кровь, очищали и делали с ней что-то ещё – Лили в этом не разбиралась, – потом вливали обратно. Будто высасывали всю гадость и наполняли новой личностью, только форма оставалась прежней. Ничего хорошего.

И так весь день: бабуля Крикуля, сидя на стуле, читает любимый журнал, а Лили, уткнувшись в мобильник, слушает музыку. Обычно рядом с ней были родители, и ей даже нравилось побыть денёк с бабушкой, но сегодня её всё тревожило.

В конце сегодняшних процедур доктор с длинными, как у моржа, усами подошёл к ней с очередным шприцом. Лили ненавидела иглы. Особенно уколы, которые, по её мнению, были ни к чему, потому что она и так лежала с иголкой в руке весь день, под повязкой с торчащей из-под неё трубкой. Но там было другое. Не острая иголка, впивающаяся в мышцу.

– Железо, – объяснил он. – Из твоего организма оно вымывается, и своего тебе не хватает.

– Мне вроде и так хорошо, – ответила она. – Может, съесть пару гвоздей?

– Ха-ха, – сказал он.

Просто сказал, даже не засмеялся.

– Будешь есть гвозди, ничего хорошего не выйдет, поверь.

Она закрыла глаза, немного поплакала, чего даже не ожидала, и он сделал ей укол.

А на следующий день ещё хуже – от её слов заплакала мама.

– Мы подумали, что пора выбрать Малышу имя, – сообщила мама. Папа, улыбаясь, держал маму за руку.

– Я не хочу, – сказала Лили.

– Ладно. Сейчас решать необязательно.

– Я вообще не хочу. Не хочу глупого Малыша. Не хочу, чтобы ты стала круглой и толстой, и всего этого.

Она оттолкнула таблетки и воду по дубовому столу в новой кухне, который был весь испещрён цветными линиями и завитками от карандашей – Лили изрисовала, когда была маленькой.

– Я хочу вернуться в прошлое. Чтобы всё было как раньше.

Тут заплакала мама.

Дверца распахнулась, и в машину ворвался прохладный воздух с запахом костра. Бабуля Крикуля забралась в машину и втянула на переднее сиденье большую спортивную сумку вместе с парой пакетов.

– Твоя мама оставила на кухонном столе записку, – сообщила она. – Телефон больницы и всё такое. На всякий случай. И целый список всякой всячины, если им придётся задержаться на несколько дней. Одежда. Замороженная еда. А вот с лекарствами ты могла бы помочь, – добавила она подчёркнуто бодрым тоном. – Я провозилась, как всегда.

Она нажала на газ и отъехала.

– Хорошо, – согласилась Лили, покривив душой. – А Вилло принесла?

– Ой! – спохватилась бабуля Крикуля. – А он был в списке? Извини, честно говоря, я просто покидала в сумки то, что нашла. Ну теперь уже поздно, чего уж там.

Она переключилась на четвёртую передачу.

– Ну как же, – расстроилась Лили. – Ведь я просила…

Она замолчала. Какой смысл объяснять? С Вилло, игрушечным китом, Лили засыпала большинство ночей своей жизни и не знала, уснёт ли без него. Его купили в «ИКЕА», что, конечно, не важно, но он был у неё давно, с двух лет, первая игрушка, которую – что тоже важно – она выбрала сама.

Без Вилло она была как без рук, а его как раз и не хватало.

Но это ладно. Лили вовсе не хотелось, чтобы её отодвигали в сторону, куда-то увозили, разлучали с домом.

Все кругом почему-то знали, что для неё будет лучше, но это был и её дом. В первую очередь – её.

Глава 2

Они приехали к бабушке. Она жила недалеко, на краю той же деревни.

Отчасти из-за этого семья Лили переехала сюда из Лондона. Когда Лили была маленькой и не болела.

На обед бабушка приготовила, как она считала (почему, Лили уже забыла), любимое внучкино блюдо. На самом деле Лили его ненавидела: картофель со сливочным соусом, шпинатом и чёрным перцем. Бабушка свою стряпню нарочно не солила, поэтому Лили её еда казалась совсем не вкусной.

– Ты, наверное, устала, – сказала после ужина бабушка.

– А если нет? – спросила Лили.

Бабушка растерянно моргнула. Она часто теперь терялась, словно не узнавала Лили. Будто когда у Лили брали кровь и прогоняли через аппаратуру, она превращалась в другого человека.

– Не обращай внимания, – после минутного молчания сказала Лили.

Они поднялись наверх. Лили всегда спала в комнате для гостей напротив бабушкиной спальни. В углу на тумбочке стоял телевизор, который она не умела включать, и всё кругом было накрыто вышивками, вязаньем или кружевными салфетками. Кровать была очень мягкой и удобной.

Она лежала на ней, как принцесса на горошине из известной сказки, не хватало только самой горошины.

Лили переоделась в привезённую бабушкой пижаму и нырнула под одеяло. Бабушка пожелала ей спокойной ночи и поцеловала в лоб – что ни говори, приятно, и Лили сразу почувствовала угрызения совести из-за своих планов. Но в то же время она думала о болезни, о будущем, и в этом не было ничего хорошего. Бабушка перед сном всегда молилась у постели, как на картинке в старинной книжке.

– Крикулечка, – спросила Лили, – а ты веришь в рай?

– И да, и нет, – сказала бабушка.

– Правда? – удивилась Лили.

– Знаешь, – ответила бабушка, остановившись в дверях, – когда люди говорят о рае, они имеют в виду что-то отдалённое, в небесах, что приходит после… гм… после кончины. Однако я представляю рай по-другому. По-моему, он ниже, и повсюду, даже когда ты всё ещё здесь. Нужно только захотеть – и увидишь.

– Ух ты! – восхитилась Лили и улыбнулась.

Прекрасная мысль, между прочим. Она даже могла представить.

– Спокойной ночи, милая, – пожелала бабушка.

– Спокойной ночи, – ответила Лили.

Она выключила настольную лампу, комната сразу исчезла, и прислушалась к бабулиным тихим шагам в коридоре. Бабушка будет читать на ночь. Триллеры. Напечатанные крупным шрифтом. Лили лежала с широко раскрытыми глазами, размышляя о рае.

Для неё, если рай был здесь, внизу, а не на небесах, это были прежние времена. До болезни. До того, как у мамы в животе появился Малыш.

До того, как она нагнулась к ней и достала из сумочки длинную блестящую плёнку. Бледные очертания Малыша, белые на чёрном фоне с поднятой ручонкой.

И тут же голос отца.

– Мы хотели подождать результатов осмотра на всякие аномалии, потому что… вдруг что-то не так.

«Если что-то не так, как случилось со мной», – подумала Лили.

Да-да, она бы перемотала плёнку жизни назад – вжик! До начала болезни, когда в животе у мамы не было одноцветного расплывчатого Малыша.

Но Лили не умела путешествовать во времени, несмотря на бабушкины слова о рае.

Не могла вернуться к прошлому, к себе домой сегодня и найти ту самую мамину записку. Бабуля Крикуля её не взяла, Лили поискала у неё в сумке, пока та зашла в туалет, а значит, она осталась в доме Лили. Бабуля стала немного забывчивой.

Даже если снаружи темно и страшно, Лили нужно лишь добраться до дома, узнать, в какую больницу отправились родители, и ехать туда. На такси? Да, может, и на такси. Или ещё как-нибудь. Она это выяснит, когда доберётся.

Она не собиралась оставаться с бабулей, пока мама и папа без неё забирали Малыша, будто она второго сорта. Она не собирается так просто уступать своё место. Если они всё разрушат, она хотела бы по крайней мере при этом присутствовать, иначе Малыш получит явное преимущество.

Лили должна быть там – и она там будет, чтобы напомнить родителям, она у них уже есть, она появилась первой, и хоть она больная, ущербная, забывать о ней нельзя.

Да, как только бабуля Крикуля заснёт, Лили сбежит и вернётся домой.

Глава 3

Побег из бабушкиного дома: эта часть плана далась легко.

А вот поход домой…

Не очень, как оказалось.

Лили подождала, пока бабуля заснёт – из спальни напротив донеслось глубокое ритмичное похрапывание, полоска света из-под двери превратилась в тьму, – потом прокралась по площадке и вниз по ступенькам. Хорошо, что у бабули пол повсюду был застелен коврами со старомодным рисунком королевских лилий.

– Ковер в лилиях для девочки Лили, – повторяла бабушка. – Как гляну, сразу о тебе вспоминаю.

Сравнение с ковровым покрытием восторга не вызывало, но Лили ничего не говорила.

Зато теперь от ковра была большая польза: его ворс поглощал звуки. Лили на цыпочках спустилась по лестнице, вдоль рельсов для инвалидного кресла-подъёмника, которым пользовался при жизни дед – убрать их у бабули Крикули не дошли руки, – потом в прихожую.

Скрипучую парадную дверь она открывать не стала. Прошла по кухонному линолеуму прямо к чёрному ходу с небольшим крылечком и спустилась в сад.

Тьма превратила деревья и здания в привидения с размытыми очертаниями. Лили вздрогнула, глотнула побольше воздуха и тронулась в путь.

Сад примыкал к двору той самой церкви, где Лили крестили, куда они отправлялись на службу в ночь под Рождество.

– На мой взгляд, немного консервативно, – как-то выразилась бабушка.

Лили не поняла, что она имела в виду, но в душе не согласилась. Ей нравились свечи и аромат ладана. Была в них какая-то чарующая сила.

С бабушкиного крыльца виднелось дерево, посаженное в церковном дворе родителями, когда она появилась на свет. Боярышник или майское дерево, потому что родилась она в мае. Низкорослое растение, согнутое ветром.

– Корни в земле, ветви в раю, – так говорил отец.

Наверное, бабуля права: судя по кривым веткам боярышника, рай гораздо ниже.

– Лучше бы посадили лилию, – недавно заметила Лили.

– Лилии долго не живут, – ответил отец.

– Совсем как я, если не повезёт.

И опять мама заплакала.

Теперь Лили перелезла через низкий садовый забор на церковную аллею и пошла по ней до лужайки.

Она перешла через деревянный мостик у качавшей на ветру ветками плакучей ивы, которые словно тянулись погладить её по голове. Отрывистые неуверенные шаги Лили выдавали волнение. Длинная просторная дорога, бегущая по краю деревни, привела прямо к родному переулку.

Только… теперь он был чужим. Деревья отбрасывали на дорогу длинные, цепкие, словно пальцы, тени. Улица не освещалась. Небо заволокли тучи, сквозь которые всё-таки пробивался тонкий осколок луны, крохотная сияющая прорезь, вскрытая в темноте лезвием. В доме в конце переулка света не было.

Она вздрогнула, закутываясь поплотнее в свободный свитер. В последнее время вся одежда стала ей велика.

Неожиданно её сковал страх, облепил, словно тесное пальто, из которого она выросла, и захотелось его стряхнуть.

Это её дом.

Она шагнула вперёд. Достав ключи из кармана, прошла по тропинке к парадному крыльцу. Слева стоял контейнер для строительного мусора, полный обрезков досок и битой штукатурки. Наверху всё ещё шёл ремонт – не успели закончить к рождению Малыша. Сверху к контейнеру от строительных лесов, приставленных ко второму этажу, сбегала длинная пластиковая труба из нескольких колен, вставленных одно в другое, словно горка в аквапарке. По ней строители спускали мусор в контейнер.

Лили остановилась. Ей вдруг показалось, что она заметила за шторами какое-то движение. Рябь. Зыбь.

Связка ключей в руке слегка дрогнула. Металл звякнул. Нет там никого. Глупышка. Дом пуст.

Дверь была старая-престарая, с четырьмя стеклянными окошками в свинцовом переплёте наверху. Лили вставила один из ключей в автоматический замок. Вообще-то замков в двери было два: нижний – старинный с отполированной от времени медной ручкой-набалдашником, блестящей даже в темноте, со старомодной скважиной. Но ключа от него так и не нашлось, и тот замок никогда не запирался, язычок скрывался в старой железной коробке, так что Лили с родителями пользовались только верхним.

Лили поворачивала ключ в замочной скважине, когда дверь открылась вовнутрь, и она чуть не упала вперёд.

В прихожей, на новом сияющем паркете, стояла мать. В доме многое перестраивали, расширяли его, готовясь к рождению Малыша…

Мать держала его на руках. Малыш смотрел на Лили необычайно огромными глазами. Разве так смотрят? Странные глаза, чёрные и неподвижные.

В прихожей было темно. Лампа на стене у шкафчика с ключами не горела, как и остальные.

– Кто там? – спросил отец, похоже, из гостиной.

– Не знаю, – ответила мать и повернулась к Лили.

Глаза у неё были такие же чёрные, как и у Малыша. Тускло-чёрные.

– Здравствуй, – сказала она. – Ты кто? Чем могу помочь?

Лили попятилась. Голос отказал, и она отчаянно пыталась разогреть застывшие связки.

– Это я, Лили. Я тут живу.

Мать глухо засмеялась, совсем не как настоящая.

– Ах да, конечно, – сказала она. – Дочь. Только ты здесь больше не живёшь.

И захлопнула дверь.

Глава 4

Лили остолбенела и долго просто стояла перед домом, будто поменялась местами со своим майским деревцем и пустила корни. Она живо представила, как дерево подняло ветви и вышло с церковного двора, шагая по дороге и роняя с корней землю.

Она, спотыкаясь, попятилась. Глаза наполнились слезами, так же, как когда она уходила из дома в больницу, только теперь всё было гораздо хуже – она не просто сердилась, а боялась.

Лили раздражённо моргнула. Что такое?

Что?

Потом вспомнила слова, которые сказала родителям в то утро.

– Пришло моё время, Лили, – тихо сообщила тогда мама, объясняя, почему Лили нельзя поехать с ней вместе.

– Это ведь ничего не значит, – ответила она тогда.

– Ну… есть кое-какие признаки. Конечно, иногда тревога оказывается ложной, – торопливо добавила мама, – но всё может произойти сегодня. И скоро ты познакомишься с Малышом.

Лили готовилась к поездке к бабушке, укладывая в сумку альбом и надевая пальто. Она с трудом выносила эту нерешительную полуулыбку на мамином лице.

– Ну, всё равно, – сообщила она. – Я, может, просто не вернусь домой. Малыша я видеть не хочу. Да, в общем, и тебя, и папу. Я больше не хочу вас видеть.

И вышла из дома к машине, где её ждала бабушка.

Лили снова моргнула, стоя перед закрытой дверью тёмного дома.

Неужели это сделала она? Сама наколдовала?

Первой мыслью было вернуться к бабуле Крикуле, в тёплый дом с мягкими коврами. Но бабушка скажет, что она просто переутомилась. Лили будто слышала её добрые слова.

И хотя Лили испугалась, но упрямства ей не занимать, и она не позволит, что бы там ни происходило, не пускать её домой. Не позволит тому призраку, что заменил маму, выгонять её из дома. Но прежде хорошо бы разведать, что к чему.

Она прошла через лужайку за домом к саду, мимо сарая, где хранятся опутанные паутиной газонокосилка и её велосипед. Мимо остатков снеговика, которого лепила на Рождество.

Снег давным-давно растаял. Но маме было некогда, поэтому никто не подобрал шарф, оставшийся на траве, словно сброшенная змеиная шкура, заплесневевшую морковку и два уголька, которые служили глазами. Лили вышла на широкую лужайку.

За последние месяцы сад сильно изменился: старый дом, в который они переехали, имел форму буквы «Г» с двориком. После перестройки дворика не стало: открытую часть заполнила новая сияющая кухня с двупольной складывающейся стеклянной дверью. Раньше на том месте росли яблоня, вишня и несколько кустов, включая старую ежевику с гибкими ветвями. Всё это тоже исчезло, осталась только ровная, широкая лужайка. До того ровная, что просто удивительно, как Лили угораздило обо что-то споткнуться, идя по саду, и растянуться ничком на лужайке, сминая росистую траву носом и ртом.

– Тьфу, – сплёвывая землю, сказала она.

Она посмотрела, за что зацепилась: старая ржавая подкова. Знакомая штука. Подкова висела над старой дверью чёрного хода, сейчас на её месте осталась только арка в новую кухню.

– Хорошо бы вернуть её на место.

Лили обернулась посмотреть, кто говорит.

– Вниз глянь.

Она послушалась. У её ног стояла кротиха. Или не стояла? Интересно, можно ли «стоять» на четырёх ногах. Во всяком случае, она была там, на четырёх лапках. Как они называются у кротов – лапы? Лили боялась, что сходит с ума.

Может, она заснула в украшенной вышивками кровати в бабушкином доме, и это ей снится? Хотя разве во сне хлюпает под ногами сырая трава.

– Это вы… вы сказали? – спросила она.

– Ну да, – призналась Кротиха. – Я бы написала письмо, но, по-моему, это не очень подходит, ведь ты стоишь прямо надо мной.

Лили открыла рот и тут же его закрыла.

– Кротиха права, – произнёс другой голос, более высокий, хрипловатый. – Подкову нужно вернуть на место, а её место – задняя стена дома.

Голос исходил справа и сверху. Повернувшись, Лили увидела на сарае, сбоку от лужайки, большого чёрного ворона.

– Привет! – каркнул он.