Kitobni o'qish: «Не просто слово»
«Убийство чести» – убийство члена семьи, чаще всего (но не обязательно) женского пола, совершённое родственниками за навлечение на семью «бесчестия». Материал из Википедии.
Под «бесчестием», пятнающим репутацию семьи, обычно подразумеваются запретные в данной культуре действия сексуального характера, вероотступничество, отказ от брака по договоренности, позднее возвращение домой…
Дзыньк, мелодично звякнула пряжка потертого кожаного ремешка, стягивающая ружейный чехол. Дзыньк, звякнула в ответ ее подружка. Видавший виды чехол темно-вишневого, местами черного от масла цвета, толстого, старого, как и само ружье, брезента. Не манерный кожаный с ровными строчками, не современный пластиковый кейс, в котором ружье возлежит на мягком поролоне как персидский шах из детской сказки, а самый обычный, купленный, вероятнее всего, вместе с самим ружьем в том же магазине, и также вероятно один из самых дешевых, если не самый дешевый, но от этого совсем не проигрывающий своим более дорогим собратьям. Потому что с самим ружьем они как братья, оба недорогие, но качественные, на все сто выполняющие свою основную задачу, чехол – хранить, ружье – убивать. Как модель одноствольная – с одного выстрела, наповал.
Развернув на столе чехол, Ибрагим Александрович долго смотрел на его содержимое. Как и в детстве, когда ружье принадлежало отцу, так и сейчас, перед ним находился приклад, вырезанный из березы и покрытый темно-красным лаком, цевье такого же цвета и материала, и ствол шестнадцатого калибра. Не самый крупный, но и с таким охотиться в горах практически не на кого, ну разве что на бурого медведя. Все три части охотничьего ружья были вставлены в глубокие кармашки, исключающие удары друг по другу при транспортировке, и торчали оттуда совсем немного, только чтобы было удобно вытаскивать. Патронов в чехле не было, патроны хранились отдельно в распечатанной пачке на той же полке под потолком, где и ружье. Это было неправильно, при проверке Ибрагима Александровича могли оштрафовать, но никто никогда не проверял условия хранения оружия в его селе, по крайней мере за последние тридцать лет он такого припомнить не мог. Да и какая разница как хранить, если найдут ружье воры, найдут и патроны, городить огород из-за такой ерунды было глупо, все это понимали, а чтобы дети оружием не баловались, их надо правильно воспитывать, с уважением и к оружию, и к словам взрослых.
Последний раз Ибрагим Александрович открывал чехол лет пять назад. Нет, он знал, что чистить даже не использующееся ружье необходимо регулярно, лучше раз в месяц, но не чистил и чехол не открывал. Лежит и лежит себе, есть, как говорится, не просит. Не был он охотником, и любителем пострелять особенным тоже не был. Мужчиной он был, и когда пять лет назад в соседнем селе произошло убийство, он решительно собрал оружие, набил патронташ картечью и вместе с односельчанами отправился прочесывать местность, выделенную для поиска преступника его селу. Он знал как им пользоваться, но охотиться на дичь, в то время как любое мясо можно купить в магазине, не хотел. А стрелять по банкам считал расточительством и баловством недостойным взрослого мужчины. Старинная масленка с веретенным маслом, по-простому с веретенкой, стояла слева, чтобы не мешала при манипуляциях со сборкой и разборкой и не полетела, незамеченная, на пол. Так было во времена его детства, так было и сейчас. Рядом с масленкой лежала чистая ветошь для протирки, шомпол, ершик, вишер и другие принадлежности для сборки-разборки и чистки.
Сегодня ершик был не нужен, Ибрагим Александрович покрутил его в руках и отложил на место. Ружье не стреляло, значит налета свинца и порохового нагара нет, и ершиком чистить не за чем. Последний раз он стрелял лет десять назад, когда старый друг позвал на охоту на зайца. Не очень-то он и хотел этой охоты, но друг из дальнего села пригласил впервые за много лет, встретил как дорогого гостя, и не принять предложение поохотиться Ибрагим Александрович не мог. А если уж принял, то стрелять мимо и делать вид, подыгрывать, он не стал, счел ниже своего достоинства. Сказал «да», значит «да». Убил зайца с первого же выстрела, к нескрываемой зависти друга – с предельной дистанции, посчитал обязательство выполненным и больше не стрелял. Он не боялся промазать, он знал что попадет всегда, помня слова отца, очень хорошего стрелка, что дело не в ружье, не в заряде пороха, не в освещенности или силе ветра, дело в уверенности в себе. В том, что не глаз направляет пулю, а дух, и если дух чист и неколебим сомнениями, то и промаха не будет. В тот раз он долго чистил ружье, и ершиком от возможного нагара, сперва капнув в ствол керосина, и пыжами, и чистой ветошью. Почистил, смазал и убрал. Сын примет по наследству, он будет чистить или как хочет, или как научили, а пока так.
Взяв ствол, Ибрагим Александрович посмотрел сквозь него на свет, идущий от окна. Ствол был покрыт тонким слоем масла, за годы ставшего почти незаметным, и тускло светился. Было десять часов солнечного субботнего утра, сегодня из интерната приедут дочь и сын. В маленьком селе нет такого количества взрослых детей, чтобы работала полноценная школа, поэтому начиная с седьмого класса все ребятишки учатся в школе-интернате в райцентре, и домой приезжают только на выходные. Последние пять лет приезд детей был самым радостным событием, но только не сегодня, сегодня от него веяло холодом, и если бы можно было сделать так, чтобы дети не приехали, то Ибрагим Александрович сделал бы так, не задумываясь о цене. Десять, значит скоро они будут здесь.
