Kitobni o'qish: «Чужой мир»
Глава 1…
Мне снился сон: я лежу среди мягко покачивающихся облаков, а вокруг меня летают разноцветные бабочки. Откуда-то прибежала собака и, тыкаясь своим мокрым носом, так и норовит лизнуть меня в шею. Потом она исчезает. Вместо нее появляется огромный комар с человеческим лицом. Я пытаюсь его отогнать, но комар успевает воткнуть свое жало прямо мне в руку. И снова сотни пестрых бабочек и детский восторг…
Откуда-то издалека раздался зычный женский голос:
– Подъем!..
Приоткрыв тяжелые веки и, уставившись на серовато-белый потолок, я попытался понять, где нахожусь.
Все тот же противный голос громко пропел:
– Встаем, одеваемся, заправляем кровати, опорожняемся, умываемся. Не забываем чистить зубы.
Рядом послышалось чье-то недовольное ворчание, покашливание, шарканье, шуршание и скрип. Мне очень хотелось узнать, кто или что издает все эти звуки, но странная усталость сковала все тело, не давая ему пошевелиться. Хотелось спать и мои глаза закрылись сами собой.
Не успел я погрузиться в дремоту, как над моим ухом прогремел ненавистный мне голос:
– Тебе персональное приглашение требуется?
С трудом разлепив веки, я увидал, что надо мной нависла толстая женщина средних лет в медицинском костюме бледно-зеленого цвета. На ее голове красовалась белая шапочка на резинке. Склонив голову набок, женщина скинула с меня легкое одеяло. Собрав все свои силы, я кое-как уселся на край кровати. У меня тут же закружилась голова. Посидев немного, я попытался подняться на ватных ногах, но, не удержавшись, снова плюхнулся на матрац.
– Что это за место? – хрипло спросил я.
– Хорошее место, – ответила толстая женщина. – Спокойное.
Она подошла к окну и одернула в сторону темную штору. В него тут же, сквозь листья деревьев, хлынул утренний свет, показавшийся мне слишком ярким.
– Как только умоешься, иди завтракать, – громко приказала женщина, проходя мимо меня.
– Я не могу, – промямлил я, – у меня все перед глазами кружится.
– Вот как… Ладно, сейчас пришлю к тебе кого-нибудь.
И женщина направилась к открытой двери.
Я положил ладонь на теплый лоб и, прищурившись, медленно обвел взглядом комнату. Высокие потолки, потертый от времени линолеумом на полу, светло-бежевые стены, несколько кроватей с тумбочками, решетка на окне… Господи, неужели это вытрезвитель? Стоп. Я притрагивался к алкоголю один единственный раз – на выпускном вечере в школе. Помню, как мне тогда было плохо. С тех пор – а прошло лет десять, я больше не притрагивался к этой отраве.
В комнате, кроме меня, находились еще двое: щуплый старик с прилизанными волосами и плотный мужчина лет пятидесяти. Старик, восседая на идеально заправленной кровати, сосредоточено натягивал на свои худющие стопы шерстяные носки. Мужчина, крутясь около своей тумбочки, время от времени шарил рукой в выдвижном ящике. Они явно не были похожи на алкашей. Странное место. Оставалось только вспомнить, как меня сюда занесло.
– Вы не подскажите, где мы находимся? – глухим голосом обратился я к ним.
Старик оторвался от своего занятия и, взглянув на меня, ответил:
– Это пансионат для душевно больных.
Опешив от его ответа, я произнес:
– У меня с мозгами вроде все нормально.
– Все так считают, – отозвался плотный мужчина. – Со временем привыкнешь и поверишь.
В этот момент в комнату вошел невысокий парень. Видимо это был санитар. Во всяком случае, на нем, как и на толстухе, был надет медицинский костюм. Только темно-синего цвета.
– Физкульт-привет, молодежь! – поприветствовал он нас и прямиком направился в мою сторону. – Ну, кто тут у нас не может подняться?
– Я не могу, – с трудом подал я голос.
Санитар взял пальцами кисть моей руки и, посчитав пульс, поинтересовался:
– Голова кружится?
– Да, – подтвердил я, – во рту сухо, как в пустыне. И силы равняются нулю.
– Видать вчера с дозой переборщили. Сейчас мы это поправим.
Он достал из кармана рубахи тонкий шприц и скомандовал:
– Заваливайся на бок и оголяй ягодицу.
Я послушно лег и, насколько мог, приспустил полосатые больничные штаны.
Санитар сделал укол и, усмехнувшись, сказал:
– Пять минут и тебя начнет отпускать.
И действительно, довольно быстро мне полегчало. Дождавшись, когда сознание более или менее прояснилось, я поднялся с кровати. Натянув штаны, я сказал:
– Прикольное состояние. Что вколол?
– Много будешь знать, до старости не доживешь, – философский заметил санитар. – Пойдем, я провожу тебя в столовую…
При входе в столовую около стойки толпились больные. За самой стойкой стояла та самая толстуха, которую я возненавидел за голос.
– Кто еще не принял лекарство? – взывала она.
От ее голоса хотелось лезть на стены.
Слишком высокий подросток в спортивном костюме подошел к медсестре, и та подала ему в небольшой мензурке разноцветные таблетки. Подросток тут же высыпал содержимое мензурки себе в рот. Запив лекарство водой из пластмассового стаканчика, он, повернувшись к здоровенному санитару, широко открыл рот. Тот, проверив, что таблетки не запрятаны под язык, кивнул головой и подросток направился к большому окну раздаточной, где маячила тетка в белом халате.
Когда подошла моя очередь, медсестра, зыркнув на меня, поинтересовалась:
– Полегчало?
– Как видите, – пробормотал я. – Мне положены лекарства?
– Сначала с врачом пообщайся.
Кивнув, я вошел в столовую и огляделся. На одной из стен за решеткой висел телевизор. Напротив него стояли два длинных дивана и несколько кресел. Далее в два ряда шли столы, за которыми сидели больные и кушали. Кто-то ел сам, а кого-то приходилось кормить санитарам. На трех столах лежали настольные игры. По всей видимости, столовая служила и местом отдыха.
Вздохнув, я побрел к раздаточному окну.
– Новенький? – поинтересовалась тетка, вытирая руки о полотенце.
– Да.
– Держи, – сказала она, ставя передо мной поднос, на котором красовались: эмалированная миска песочного цвета с манной кашей, такая же чашка с нарисованным на ней букетом полевых цветов, алюминиевая ложка и кусок белого хлеба с маслом.
– Другой посуды не нашлось? – поинтересовался я, беря в руки поднос.
– Кто же в дурке из бьющейся посуды кормит? Чтобы ее всю перебили и осколками друг дружку покромсали? – и, фыркнув, тетка отошла вглубь раздаточной, где начала нарезать батон.
– А чайную ложку дадите?
– Еще чего. Какао сладкое, его размешивать не надо.
– А масло чем размазывать?
– Черенком ложки, – подсказала она.
Я направился к одному из свободных столов и, сдвинув в сторону игровые карточки, поставил на него поднос. Усевшись на стул, я, взяв в руку ложку, начал есть, размышляя над тем, что делать дальше.
Из раздумий меня вывел громкий голос медсестры:
– Завтрак окончен. Расходимся по палатам.
Я осушил чашку и, поднявшись, поплелся в сторону выхода.
– А за собой кто будет убирать? – остановила меня медсестра.
– Простите, я еще не освоился.
Закатив глаза, медсестра процедила сквозь зубы:
– Видишь стол около раздаточной?
– Да.
– Поднос относишь туда.
Я послушно вернулся к столу, взял поднос и отнес его в указанное толстухой место. Когда я проходил мимо стойки, она снова меня окликнула:
– Новенький, тебя главврач ждет.
– Где?
– У себя в кабинете, – ответила она и, махнув рукой в сторону коридора, занялась пересчетом таблеток.
Побоявшись спросить, где конкретно находится кабинет главврача, я поплелся в палату, решив, что доктор найдет меня быстрее. Но до палаты я не дошел – по дороге меня перехватил уже знакомый мне санитар:
– Пойдем, я отведу тебя к главному, – предложил он. – Мне все равно в ту сторону…
И он повел меня длинными коридорами.
– Тебя как зовут? – спросил я санитара, следуя за ним.
– Брат, – ответил он.
– Брат? – переспросил я.
– Ага.
– Почему?
– Как обычно обращаются к медсестре, если не знают ее имени?
– Понятия не имею.
– Сестра, сестричка, сестренка, – перечислил санитар. – А я медбрат.
– Надо же, а я почему-то решил, что ты санитар. А в жизни тебя как зовут?
– Это не важно.
Он остановился около высокой дубовой двери и, приоткрыв ее, просунул внутрь голову:
– Доктор, больной доставлен.
В ответ послышалось:
– Пусть войдет.
Открыв дверь, Брат, подмигнув мне, шепнул:
– Вперед.
Я зашел в кабинет и остановился.
За массивным письменным столом сидел мужчина лет сорока, с густой вьющейся шевелюрой и что-то печатал на ноутбуке. Не поднимая головы, он произнес:
– Садись, Макс. Сейчас я заполню твою карту и мы поговорим.
Усевшись в кресло напротив него, я принялся рассматривать кабинет. Он был не очень большим, но довольно уютным. На стенах висели несколько постеров и дипломы. Стол, пара кресел, книжный шкаф и напольные часы с большим круглым маятником. На столе стояла увесистая винтажная лампа, выполненная из желтовато-белого мрамора с коричневатыми прожилками. Основание лампы украшала фигура орла с поднятыми крыльями, над которым красовался белый матовый плафон.
Оторвавшись от ноутбука, доктор откинулся на спинку кресла. Поставив локти на подлокотники, он соединил между собой кончики пальцев. Уставившись на меня, доктор вкрадчиво спросил:
– Как ты себя чувствуешь, Макс?
– Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»?
– Тебя это огорчает?
– Нет, но…
– Вот и замечательно. Так как ты себя чувствуешь?
– Как я могу к вам обращаться?
– Доктор.
– А имя и отчество у вас имеются?
– Разумеется, – ответил доктор. – Но дело в том, что в нашем пансионате не принято обращаться друг к другу по имени. Даже пациентам.
– Почему? – удивился я.
– А зачем? Чем это поможет больному, если он не в состоянии запомнить имя? А тем, кто запоминает, – доктор замолчал на несколько секунд, после чего продолжил: – Им это тоже не особо пригодится. Они считают, что больше никогда не попадут в подобное заведение. Зачем отнимать у них надежду? К тому же, я могу в любое время надеть бейджик – он лежит в одном из ящиков стола.
Я передернул плечами. Доводы этого человека меня совсем не убедили.
Доктор выпрямился и, положив руки на стол, сказал:
– Итак. Я уверен, ты ломаешь голову над тем, как очутился в этом месте.
– Вы правы, – кивнул я головой, – мне действительно хотелось бы это понять. И еще, я должен позвонить маме, чтобы она не волновалась. Надеюсь, вы распорядитесь вернуть мне одежду и телефон. А еще лучше, если мы, пожав друг другу руки, распрощаемся. Вы продолжите работать, а я пойду ловить такси. У меня, знаете ли, много дел.
Доктор лишь усмехнулся:
– Первое. Мы не даем нашим пациентам телефоны, планшеты и ноутбуки. Второе. Твоя мама абсолютно за тебя не волнуется. Дело в том, что именно по ее просьбе ты находишься в этом удивительном месте.
– Не понял, – растерялся я.
– Что ты не понял?
– Зачем моя мама попросила поместить меня сюда?
– Для профилактики.
– Доктор, что вы несете? – возмутился я. – Мама бы никогда…
– Да-да, – доктор вновь откинулся на спинку кресла. – Она была вынуждена это сделать. В последнее время ты был раздражителен, замкнут и довольно часто говорил о смерти.
– Ерунда какая-то, – возразил я. – Понимаете, у меня полгода назад скончался отец. Внезапно. Лег спать и не проснулся. А ведь он никогда не жаловался на здоровье. Разумеется, пытаясь понять, почему это произошло, я много рассуждал о смерти. Но не о своей, а о его. Возможно, со стороны могло показаться, что я замкнулся, стал нервным или раздражительным, но это нормальная реакция любого в подобной ситуации. Вы согласны со мной?
– Предположим. Но твоя мать считает, что именно ты виновен в смерти отца.
– Я?!
– Спокойно, спокойно. Не надо так нервничать или я позову санитаров.
Я громко втянул носом воздух и медленно выдохнул через рот.
– Успокоился? – поинтересовался доктор.
– Да.
– Твой отец был очень богатым человеком, не так ли?
– Какое отношение это имеет к данному заведению?
– Самое прямое. Ответь на мой вопрос.
– Да, он владел довольно крупным банком и двумя заводами.
– И все свое состояние он оставил только тебе?
Я снова чуть не задохнулся от возмущения, но, взяв себя в руки, спросил:
– Это из-за наследства я нахожусь здесь?
– Твоя мать считает, что ты каким-то образом узнал о завещании и отравил собственного родителя.
Нагнув голову, я обхватил затылок ладонями:
– Доктор, вы мне снитесь или я брежу? Быть этого не может. Я очень сильно любил своего отца. А о том, что он завещал мне все состояние, я узнал только после его смерти.
– По рассказам твоей матери ты часто ругался с ним.
– Мы с ним не ругались. Бывало, спорили. Но это не причина для убийства, – распрямившись, я поинтересовался: – А вы, доктор, никогда не спорили со своим отцом?
Тот, потерев указательным пальцем переносицу, ответил:
– И спорил, и ругался. Только речь сейчас идет не обо мне, а о тебе.
– Повторяю еще раз. Я только после его смерти узнал о существовании завещания.
Стук в дверь прервал наш разговор.
– Входите, – произнес доктор.
В комнату вошел невысокий мужчина. В руках он держал пухлый портфель.
– Добрый день, – произнес он и подошел к столу.
Доктор поднялся и, протянув ему руку, сказал:
– Приветствую вас. Садитесь на мое место.
Мужчина пожал доктору руку и, поставив свой портфель около стола, уселся в кресло хозяина кабинета.
– Вы обрисовали молодому человеку ситуацию? – спросил он, глядя на доктора.
Тот, пристроившись на широком подоконнике, ответил:
– Уверен, вы сделаете это лучше меня.
– Ну что же, – мужчина пристально посмотрел на меня и медленно сказал: – Я представляю интересы вашей матери.
– А вы кто? – спросил я незнакомца.
– Нотариус.
– И что за интересы у моей матери?
– Финансовые, Макс. Финансовые.
Я напрягся:
– Что с ними не так?
– С ними все в порядке, а вот решение вашего отца оставить свою супругу без средств существования…
– Остановитесь, – перебил я нотариуса, вцепившись в подлокотники кресла. – О чем вы говорите? На имя моей матери записаны: две, если не три машины, пара квартир и большой дом. У нее полно драгоценностей, акций. Плюс несколько салонов красоты. Этого мало?
– Салоны красоты не приносят прибыль. Если в них не вливать деньги, ваша мать будет вынуждена их закрыть.
– Пусть закрывает. Зачем нужен бизнес, который не приносит денег? Я здесь при чем?
– При том, что отец оставил все деньги и бизнес вам.
Уставившись на него, я сказал:
– Хорошо. Если она считает решение отца несправедливым, то я отдам ей половину. Вот только в наследство вступлю. Осталось подождать каких-то пару недель.
Нотариус, слегка улыбнувшись, произнес:
– Отдать придется все.
В комнате повисла гнетущая тишина. В моей голове никак не укладывалось, что моя собственная мать решила меня ограбить.
– С чего вы взяли, что я отдам ей все? – хмурясь, произнес я. – И почему она не приехала с вами? Мы могли бы все обсудить.
– От осознания того, что ее сын, которого она обожает, убил своего отца, привело к сильному нервному срыву. Врачи прописали ей постельный режим.
Я засмеялся:
– В таком случае маме точно следовало бы лечь в этот пансионат вместо меня и подлечить свое пошатнувшееся психическое состояние, – и, взглянув на доктора, я ехидно спросил: – Вы согласны со мной?
Поджав губы, доктор молчал.
Прищурившись, нотариус произнес:
– Макс, перестаньте валять дурочку. Ваша мать все равно оспорит завещание.
– Это ее право, – пожав плечами, ответил я.
– Совершенно верно. Но что, если она вспомнит, что в тот роковой вечер краем глаза видела, как вы что-то подсыпали в кофе своему отцу.
– Но это же ложь! – не выдержал я. – Зачем мне это делать?
Нотариус хищно улыбнулся:
– Все очень просто. Накануне вы просили отца дать вам крупную сумму денег. Он отказал, и тогда вы решили его убить.
– Вы забыли о заключении патологоанатома, в котором и близко ничего не сказано о яде в его организме.
– Макс, вы же понимаете, что при вскрытии могла произойти ошибка. Или в морге перепутали заключения. Мало ли что. Как только новый документ попадет в руки полицейских, они сразу начнут действовать.
– Все это шито белыми нитками, – возмутился я. – Ни один нормальный следователь не поверит этой чуши. К тому же эксгумация подтвердит мою невиновность.
Нотариус вздохнул и, улыбнувшись, произнес:
– Как жаль, что ваш отец был кремирован и его прах развеяли над рекой. Забыли? Послушайте, неужели вы хотите попасть в тюрьму и провести в ней долгие годы? Можно избежать её, но для этого наш уважаемый доктор выявит у вас психические отклонения. И вам придется провести долгое время в специализированной лечебнице.
– Сколько она вам пообещала?
– Это к делу не относится.
– Если я передам ей все деньги?
– Все претензии будут сняты.
– Где будет проходить нотариальное оформление документов?
– Здесь. В этом кабинете.
– Гарантии того, что я не останусь в этом месте?
– Мое слово. После подписания бумаг вы покинете данное учреждение. Ваша мать предоставит вам небольшую квартиру, в которой вы сможете жить.
– Что за квартира?
– В ней когда-то жила ваша прабабушка.
– Это не квартира, а развалины.
– Ничего страшного. Отремонтируете. Один нюанс: квартира не будет вам принадлежать. Вам придется ее либо выкупить, либо оплачивать аренду.
Я слабо ухмыльнулся:
– Могла бы и подарить… Я могу подумать?
– Конечно. У вас как раз есть время…
Глава 2…
Заложив руки за спину, я в полном одиночестве прогуливался по широким аллеям парка, где рослые деревья своими кронами защищали от жарких лучей июльского солнца и дарили приятную прохладу.
Заметив между корнями старого дерева небольшой муравейник, я остановился и принялся наблюдать за жизнью его обитателей, прокручивая в голове разговор с нотариусом.
Из раздумий меня вывел голос Брата:
– Изучаешь жизнь насекомых?
Повернув голову, я увидал, как он медленно движется по аллее, толкая перед собой загруженную больничным бельем тележку.
Поравнявшись со мной, Брат остановился.
– Что-то вроде того, – ответил я, рассматривая платформенную тележку с сетчатыми бортами. – А ты куда?
– В прачечную.
– Возьми меня с собой. Все равно заняться нечем.
– Присоединяйся. Заодно поможешь тележку толкать, а то зараза тяжелая.
Кивнув головой, я взялся за ручку-поручень и мы с Братом направились в сторону видневшегося в конце аллеи небольшого здания.
Внезапно Брат задал вопрос:
– И какой ты дашь ответ?
– Ты о чем? – не понял я.
– О твоем наследстве.
Хмыкнув, я поинтересовался:
– Уже вся психушка знает, что меня шантажирует собственная мать?
Брат отрицательно покачал головой:
– Не считая тебя, доктора и нотариуса этой информацией владею только я.
– И каким образом?
– Люблю подслушивать, – пояснил Брат. – Согласись, в подобных местах лучше быть в курсе того, что происходит у твоих подопечных.
Немного помолчав, он добавил:
– Что деньги с людьми делают. Родители готовы собственных детей в психушку запереть.
Я остановился.
– Ты чего? – тормозя тележку, спросил Брат. – Обиделся?
– Слушай, раз ты в курсе всего, что здесь происходит, может, просветишь меня об этом месте и главвраче, – попросил я.
Немного подумав, Брат сказал:
– Главный – мужик нормальный, но довольно амбициозный. Работает сейчас над докторской. Собирается ответить на вопрос: являются ли психи психами.
– Ты серьезно?
– Серьезней некуда. Лет шесть назад у него проходил лечение один крутой дядька. Ему грозил срок за то, что он откусил кончик носа своему знакомому.
Я расхохотался:
– За что?
– Из-за какой-то девицы.
– Во, дает, – изумился я. – Я понимаю морду набить, но кусаться… И что дальше?
– Потом этот дядька быстро подсуетился, купил нужную справку и улегся в психиатрическую лечебницу по месту жительства. Но ему там не понравилось. Как ты думаешь, что он сделал?
– Не знаю. Сбежал?
Брат толкнул тележку вперед и ответил:
– Приобрел это место. Здесь раньше ведомственный санаторий был. Так вот, купил и открыл пансионат для людей с нервными и психическими расстройствами. Согласись, место здесь классное. Сосны, дубы, березы, огромный парк, озеро с утками и лебедями. Живи и радуйся, – чихнув, он продолжил: – Пансионат получился сказочный. Четыре двухэтажных корпуса. В одном находится кухня и комнаты обслуживающего персонала. Во втором – бассейн и всякие лечебные кабинеты. В третьем обитают неврастеники, а в четвертом – народ с отклонениями.
– Буйные?
– Нет.
– А этот владелиц, в каком корпусе лежит?
– А у него на другой стороне озера большой дом имеется. Видел?
– Нет. Я до озера еще не дошел.
– Кстати, я этого мужика частенько вижу. То он по парку гуляет, то с удочкой сидит. Не похож он на разнузданного самодура. Тихий. Спокойный.
– Лекарство свою работу делает.
Мы подкатили тележку к прачечной и Брат, передав сотруднице грязное белье, получил взамен чистое. Я помог загрузить белье в тележку, и мы отправились обратно.
– А здесь много народу лечится? – продолжил я собирать информацию о пансионате.
– В твоем корпусе человек тридцать. И нервных человек пятьдесят будет, – ответил Брат.
– Прилично.
– Нормально. Бывает больше.
– А сколько человек работает?
– Сбежать собираешься?
– Просто интересно.
– На кухне – пятеро. Врачей – семеро. Медсестер – человек десять. Из медбратьев я один и шестнадцать санитаров. Плюс охрана. Их много – человек двадцать.
– Ничего себе.
– Охрана полностью подчиняется крутышу. Ее два брата-близнеца возглавляют. Я зову их Рем и Ромул.
– Как?
– Рем и Ромул. Слышал притчу про братьев-близнецов, основавших Рим?
– Нет.
– Обязательно почитай.
Мы поравнялись с резной беседкой и Брат, остановившись, предложил:
– Посидим?
Я согласился. Оставив тележку на дорожке, мы вошли в беседку, увитую диким виноградом. Усевшись на широкую скамью, Брат вынул из кармана пачку сигарет и, взглянув на меня, спросил:
– Куришь?
Я отрицательно покачал головой.
Брат достал сигарету, прикурил ее и, прикрыв глаза, глубоко затянулся. К нам подбежала пятнистая дворняжка. Махая хвостом, она начала ластиться. Брат, погладив ее, пояснил:
– Это Найда. Прибилась пару лет назад. Ребра можно было пересчитать. А теперь лоснится вся. Любимица здешняя. Всех провожает и встречает, если не спит. У нас еще один пес имеется, но он уже старый. Предпочитает сидеть в своей конуре около кухни. Плюс три кота обитают.
Наш разговор прервала молодая особа, которая в прямом смысле вползла в беседку на четвереньках. На вид ей было лет шестнадцать. Худенькая, с коротко подстриженными волосами. Увидав Найду, она стала вилять задницей и, высунув язык, отрывисто дышать. Собака, лизнув ее в нос, выскочила из беседки. Девушка, тявкнув на Брата, не поднимаясь с колен, засеменила вслед за Найдой.
– Что это было? – спросил я, глядя на то, как девушка, разогнув колени, но продолжая все так же опираться руками о землю, резво побежала по аллее.
– Ты про девицу? – спросил Брат.
Я кивнул головой.
Затянувшись, он ответил:
– Это из женского отделения. Имени не помню. То ли Линда, то ли Лина. Короче, она с детства считает себя собакой. Ест и пьет только из миски. В туалет ходит три раза в день. Спасибо, что на унитаз. Спит на полу – на матраце.
– Ты видел ее колени? Они же все в ссадинах.
– Ей пробовали наколенники одевать, так она их срывает.
Брат замолчал и начал пускать кольца дыма. У него плохо получалось.
Помолчав немного, я спросил:
– А как ты сюда попал?
– Соседка пристроила. Мы с ней из одной деревни. Там работы особо нет. Мать и отец на пенсии, болеют. Я в свое время медучилище закончил и меня взяли. Выделили комнату. Кормят, денежку платят. Я половину родителям посылаю. Иногда сам заезжаю, когда выходные бывают.
– А с личной жизнью как?
– Норм. У меня здесь романчик с одной медсестрой из неврологии имеется. Так что я здесь себя прекрасно чувствую.
Брат потушил сигарету и закурил другую.
– Много куришь, – заметил я.
– Плевать, – хмыкнул Брат.
В беседку ворвался молодой мужчина с длинными волосами, схваченными на затылке резинкой. На его носу были водружены круглые очки без стекол, а за ухом виднелся карандаш. В руках он держал толстую тетрадь. Оглядев нас, мужчина недовольно спросил:
– Почему не на съемочной площадке? Прохлаждаетесь?
Затянувшись, Брат спокойно ответил:
– Ассистентка велела здесь ждать. Вроде съемка ожидается около беседки.
Мужчина что-то пробурчал себе под нос и, вынув из-за уха карандаш, стал делать какие-то пометки в тетрадке. Закончив, он спросил:
– Что за тележка стоит?
Снова затянувшись, Брат пояснил:
– В следующей сцене я должен провести ее перед камерой.
Мужчина сунул карандаш за ухо:
– Я помню, – сказал он и, посмотрев на меня, поинтересовался: – Кто такой? Массовка?
Мне стало не по себе. Я взглянул на Брата, но тот, подмигнув мне, произнес:
– Да. Его только сегодня пригласили. Так мы покатили тележку?
– Катите, – разрешил мужчина и убежал.
– А это кто? – спросил я Брата.
Тот, нагнувшись, пошарил рукой под скамьей. Вынув оттуда консервную банку, он, затушив сигарету, кинул в неё окурки и поставил обратно. Поднявшись на ноги, Брат ответил:
– Это Режиссер. Свихнулся после того, как не получил приз на каком-то кинофестивале. Считает пансионат съемочной площадкой.
Он вышел из беседки, не спеша подошел к тележке и покатил ее в сторону одного из корпусов. Присоединившись к нему, я задал новый вопрос:
– И что он «снимает»?
– Каждый день что-то разное. То про пиратов, то про шпионов. Вчера какой-то сериал о душевнобольных замутил.
– Весело у вас тут.
– Не без этого. Видишь тех двоих? Около песка.
Я посмотрел в ту сторону, куда кивнул Брат. Там, около большой кучи песка копошились двое, пытаясь лепить какие-то фигуры.
– Лысый – это Мусорщик, – пояснил Брат. – Его подобрали во дворе одного жилого дома. Копался в мусорных баках и истошно орал, что в них закопаны трупы. Второй – Строитель. Бывший начальник ЖКХ. Подозреваю, что он косит под психа, чтобы не сесть в тюрьму за огромную растрату государственных средств.
– А почему Строитель?
– Бог его знает.
– А песок специально для них лежит?
– Нет. У нас ремонт идет. В твоем корпусе уже отремонтировали столовую и часть палат. Остальное обещали закончить за месяц.
– Получается, что комната, где я обитаю, – это не палата?
– Что ты! У нас палаты двухместные, удобные. А ты обитаешь в бывшей ординаторской.
– Тогда скажи, кто лежит вместе со мной?
Брат ненадолго задумался и ответил:
– Старик. Когда-то был светилом медицины. Профессором. Делал уникальные операции. А потом его переклинило, и он стал убивать своих пациентов. Шахматист. Воспринимает людей исключительно шахматными фигурами и заставляет ходить согласно правилам игры. С Режиссером ты уже познакомился. Далее – Физик. Вернее, профессор физики. Несколько лет назад поехал на конференцию в Мексику, а оттуда вернулся странным человеком.
Мы подошли к корпусу. Около двери стояли молоденькая медсестра и высокий полноватый пациент. Пациент сочным басом рассказывал что-то смешное, и медсестра заливисто смеялась. Увидав Брата, она спросила:
– Белье чистое?
– Да, – подтвердил тот.
– Выгружай в хозблок, – приказала она и тут же переключила свое внимание на собеседника.
Мы вкатили тележку по пандусу и покатили её в хозблок корпуса.
– Мужика видел? – спросил меня Брат.
– Да.
– Тоже твой сосед. Певец.
– Певец? – переспросил я.
– Ага. Бывший солист оперного театра. Еще тот ловелас. Полгода протирает здесь штаны.
– Ты слышал, как он поет? – спросил я.
– Слышал.
– И как?
– Ворона красивее каркает.
Я засмеялся, а Брат осуждающе посмотрел на меня:
– Зря смеешься. Он каркает хуже настоящей вороны.
– Ничего себе, – поразился я. – Почему?
– Его версия: одна ревнивая поклонница навела на него порчу. И теперь, когда он решает запеть, из его горла вырывается настоящее карканье.
Остановившись около хозблока, Брат, открыв дверь, помог мне подкатить тележку к одному из стеллажей. Закончив выгружать белье, я пожал руку Брату и поспешил в свой корпус…
Глава 3…
Две недели моего пребывания в пансионате пролетели быстро. Я заметил одну странную вещь: мне все время хотелось кушать и спать. Так как лекарствами меня не пичкали, то свалить на них эту странность не получалось. Оставалось два варианта: либо это была реакция на стрессовую ситуацию, либо в пансионате просто вкусно готовили.
Я практически не общался с другими пациентами. Во всяком случае, они и сами не горели большим желанием. Самыми общительными были Певец и Режиссер. И если Певец болтал без остановки, то Режиссер, раздавая всем подряд вырванные из тетради пустые листы, тихо приговаривал: «Завтра ты должен знать свою роль назубок». Остальные постояльцы предпочитали молчать или отвечали коротко. Так что для общения оставался только Брат.
И вот настал день, когда должен был появиться нотариус. Всю первую половину дня я поджидал его около корпуса, но тот так и не появился. Позже ко мне подошел главврач и сообщил, что нотариус приедет через три дня.
Выслушав доктора, я молча развернулся и направился в столовую, где, усевшись на диван, стал дожидаться обеда. Как только в раздаточном окне появилась повариха, я тут же подлетел к ней. Мне выдали большую порцию куриного супа, приличный кусок пиццы с грибами и вишневый компот. Суп был очень вкусным, и я попросил добавки.
Когда я доедал вторую порцию, за мой столик подсел Физик – седовласый мужчина лет шестидесяти. Он никогда не ночевал в нашей комнате-палате, но время от времени я натыкался на него либо в парке, либо в столовой.
– Привет, – тихо сказал он.
– Здрасти, – ответил я, отодвигая от себя пустую тарелку.
– Я твой сосед по комнате, – еще тише произнес мужчина, протягивая мне руку.
Пожав ее в ответ, я сказал:
– Знаю.
– Я слежу за тобой с того самого вечера, как тебя привезли в эту обитель.
– И что? – допивая компот, спросил я.
Физик оглянулся по сторонам и сообщил:
– Я слышал твой разговор с главным и нотариусом.
– Вы не единственный, кто его слышал, – равнодушно ответил я.
Физик на мгновение задумался и предположил:
– Видимо, Брат тоже подслушивал.
– Угу, – подтвердил я и добавил: – Как это вы друг друга не заметили?
– Он, как всегда, подслушивал под дверью, а я в старой уборной.
Я приподнял бровь. Физик тут же пояснил:
– Около кабинета главного есть уборная. Ее должны отремонтировать и присоединить к кабинету. Наш главный доктор желает персональный унитаз. А пока уборная ждет ремонта, я туда хожу, сажусь на подоконник и думаю. В ней очень хорошо думается.
– Понятно, – сказал я.
– Ничего тебе не понятно. Там отличная слышимость. Можно узнать, что происходит в кабинете.
Внезапно со стороны стойки раздался громкий плач. Вздрогнув, я повернул голову и увидал знакомого мне подростка. Тот ревел во весь голос. К нему подбежали два санитара и, взяв под руки, увели из столовой. За ними семенила медсестра с мензуркой в одной руке и шприцом в другой.
– Что с ним? – спросил я у Физика.
– С Баскетболистом? Очередной гормональный всплеск, – Физик провел пятерней по волосам. – Несчастный мальчик. Ему одиннадцать, а в нем уже два метра роста. И продолжает расти.
Bepul matn qismi tugad.