Kitobni o'qish: «Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935)»

© Nicholas Roerich Museum, 2015

© Международный Центр Рерихов, подготовка текста, иллюстрации, 2015

© О.А. Лавренова, вступительная статья, комментарии, 2015

От составителя

Вниманию читателей предлагается дневник Маньчжурской экспедиции Н.К. Рериха (1934–1935), а также подборка связанных с этим периодом писем и документов.

Разносторонняя общественно-культурная деятельность Н.К. Рериха вызывала широкий резонанс, в котором возникали иногда диаметрально противоположные мнения и эмоции, от восторга до ненависти, но среди тех, кто соприкоснулся с его творчеством, не было равнодушных. Именно Маньчжурская экспедиция во многом мистифицирована современниками и нынешними исследователями, поэтому так важны документальные тексты участников этих событий.

Публикатору этих материалов пришлось провести довольно кропотливую научную работу, чтобы максимально восстановить по документам ход событий на фоне сложной международной ситуации 30-х годов прошлого века, расшифровать сокращения, малоизвестные кодировки и условные обозначения. Публикации предшествует вступительная статья, которая поможет читателю увидеть и оценить последнюю экспедицию Мастера в исторической перспективе.

Тексты приведены к современным нормам орфографии и пунктуации, написание имен унифицировано, написание географических названий по возможности соответствует оригиналу.

Эти документальные источники увидели свет прежде всего благодаря любезному разрешению директора Музея Николая Рериха в Нью-Йорке Даниила Энтина. Огромная благодарность генеральному директору Музея имени Н.К. Рериха, первому вице-президенту Международного Центра Рерихов, известному рериховеду Людмиле Васильевне Шапошниковой, принявшей решение о публикации этих материалов невзирая на финансовые трудности музея. Благодарю директора Центра русской культуры Амхерст колледжа Стэнли Рабиновича, с помощью которого во многом удалось расшифровать криптографическую корреспонденцию Рерихов; заведующую архивом Музея Николая Рериха в Нью-Йорке Наталью Валентиновну Фомину, которая всеми силами способствовала работе с этими документами; профессора Владивостокского государственного университета экономики и сервиса, доктора исторических наук Амира Александровича Хисамутдинова за научные консультации по вопросам истории русской эмиграции на Дальнем Востоке, а также старшего научного сотрудника Отдела рукописей МЦР Нину Георгиевну Михайлову за участие в подготовке издания.

«В строительстве и в неисчерпаемости преодолеем»
Маньчжурская экспедиция Н.К. Рериха (1934–1935)

Главное, чтобы творилось добро. Силы тьмы особенно негодуют, когда что-либо доброе и строительное возникает.

Н.К. Рерих

Последняя экспедиция великого художника и мыслителя сейчас вызывает много споров и размышлений, что неудивительно, ибо на нее были возложены большие надежды Мастера, которые выходили за рамки научных задач. С нею были связаны и самые нелепые инсинуации и попытки очернить его имя, отголоски которых слышны и по сей день.

В отличие от организованной Музеем Рериха в Нью-Йорке Центрально-Азиатской (1924–1928) Маньчжурская экспедиция была снаряжена госструктурами США (бюро растениеводства Департамента сельского хозяйства) и потому имела много внешних ограничений. Тем не менее Н.К. и Ю.Н. Рерихам удавалось широко действовать в рамках условностей, навязанных чиновниками. Е.И. Рерих не принимала участия в экспедиции, но из Кулу направляла и корректировала действия американских сотрудников Музея Рериха, через которых шли многие организационные нити этого путешествия.

Обе экспедиции Рериха «несли в себе концепцию и основные идеи Живой Этики и реализовывали их на практике»¹. Это философское учение, показывающее человечеству пути к новому эволюционному этапу развития, было создано Рерихами в сотрудничестве с Великими Учителями Востока, Махатмами. В последней экспедиции важным моментом, связанным именно с Живой Этикой, были проекты организации кооперативов, воплощающих принципы общинножития, эволюционные принципы созидания на основе духовности и красоты и одновременно прочно укорененных в экономической реальности того времени. Но последнее путешествие Мастера происходило накануне нового передела мира во взрывоопасном регионе, представляющем собой кипящий котел, где сталкивались интересы разных политических сил, многие из которых были опытными игроками на мировой арене, а недавно вступившие в эту игру Советы, несмотря на свою молодость, быстро освоили ее основные приемы.

Времена смуты в российской, как и в мировой, истории обусловливали уплощенное, прагматическое восприятие действительности и обрекали на непонятость великих людей, пытающихся донести до человечества высокие истины. Через призму такого заземленного понимания любые культурные начинания рассматривались либо как политика, либо как афера, либо как заговор.

Ботаника и политика

Вы знаете, что экспедиция эта Правительственная и, конечно, не от избытка в средствах принял Н.К.[Рерих] водительство ею. Я лишь сожалею, что мое здоровье и также необходимость надзора за делами не позволили мне присоединиться к ним. Что же касается до опасностей, то мы давно перестали страшиться их. Ибо все люди с момента рождения ходят на краю пропасти, разница лишь в том, что одни видят это, другие же нет. Кроме того, над нами простерта Мощная Рука Преподобного Сергия.

Е.И. Рерих

Проект экспедиции в Маньчжурию под руководством Н.К. Рериха зародился в 1933 году у Генри Уоллеса, главы Департамента сельского хозяйства, в то время тесно сотрудничавшего с Музеем Рериха в Нью-Йорке.

Это сотрудничество имело свою историю и началось в 1927 году, когда Уоллес, тогда еще фермер и редактор газеты «Wallaces farmer», впервые пришел в Музей. Вице-президент Музея Фрэнсис Грант провела для Уоллеса экскурсию по Музею, живопись и идеи Рериха произвели на фермера из Айовы сильнейшее впечатление. Потом, приезжая в Нью-Йорк по делам, Уоллес иногда заходил в Музей, между ним и Ф. Грант завязалась переписка. Особенно заинтересовал его новый проект Рериха – Гималайский институт научных исследований «Урусвати», в частности ботанические изыскания. Со временем Уоллес начал переписку с русским художником и мыслителем как со своим духовным учителем, Гуру. В письмах Рерихов и сотрудников Музея за Уоллесом закрепились имена «Друг» и «Галахад».

Летом 1933 года Франклин Рузвельт предложил Уоллесу занять пост главы Департамента сельского хозяйства. В то время, помимо всемирного финансового кризиса, Штаты настигла еще одна беда – американская экономика несла громадные убытки из-за почти стопроцентной распаханности земледельческих угодий. В степной зоне в засушливые месяцы пыльные бури уничтожали плодородный слой почвы. Борьба с эрозией пахотных земель стала одной из задач возглавляемого Уоллесом Департамента. Фрэнсис Грант вспоминала: «Однажды, я полагаю, в конце 1933 г., в одной из записок или в личном разговоре Уоллес сказал мне, что у департамента есть план послать экспедицию на поиск засухоустойчивых трав в Азию. Он спросил, считаю ли я, что профессор Рерих и Юрий заинтересуются возможностью возглавить такую экспедицию, учитывая их близкое знакомство с Азией, с ее языками и культурой в предыдущей экспедиции, а также имея в виду их растениеводческую и научную работу в Кулу»². Грант телеграфировала Н.К. Рериху в Индию. Он ответил телеграммой, что «находит план экспедиции превосходным, привезет важные планы для Друга о важных местностях, ничего не имеет против reliable botanist³»⁴, и запросил дополнительные детали. «Я хочу подчеркнуть, – продолжает свои воспоминания Ф. Грант, – что проф[ессор] Рерих не добивался этого назначения и объяснял принятие на себя этой сложной задачи только глубокой убежденностью в том, что дружба между Соединенными Штатами и до сих пор неисчерпанным Азиатским миром может служить этой стране и истинному миру во всем мире и благополучию»⁵.

Получив предварительное согласие Рерихов, Уоллес начал искать пути реализации этой идеи. Уже в январе 1934 года, судя по телеграмме Ф. Грант, он «пытается организовать поступление большой суммы для экспедиции, покрывающей ее полевые[расходы]»⁶. Со своей стороны Рерихи включили предстоящие полевые работы в планы научных исследований Института «Урусвати», тем более что в них должен был принять участие его директор Юрий Рерих.

В начале 1934 года все формальности были улажены, маршрут экспедиции утвержден, и 16 марта Уоллес написал официальное письмо Н.К. Рериху с просьбой возглавить экспедицию. Русский художник, к тому времени приехавший в США, ответил согласием. Но, казалось бы, удачное начало было испорчено самим Уоллесом. Он не потрудился (вернее, побоялся) четко и ясно обозначить своим подчиненным роль Рериха в служебной иерархии, тем самым заложив основу многих проблем. Судя по всему, договоренность по этому вопросу не была достигнута и с Госдепартаментом США. «Негоже, негоже, негоже устроили экс[педицию]»⁷, – не раз потом повторялись слова Великого Учителя в письмах Е.И. Рерих.

С геоботанической точки зрения экспедиция, отправляющаяся в Маньчжурию, была организована очень грамотно. На поверхности земного шара существует шесть флористических областей. Каждая область имеет свои, не повторяющиеся вне ее, семейства растений. Ядро флористической области северного полушария – голарктической – составляет китайская реликтовая флора⁸. Поэтому проект имел реальные шансы на успех в поиске новых видов засухоустойчивых растений, которые потенциально могли прижиться «на периферии» той же флористической области.

Но к 1934 году Маньчжурии, как одной из провинций Китая, уже не существовало. Осенью 1931 года Япония ввела войска на территорию Северо-Восточного Китая, в марте 1932 года было провозглашено создание «независимого» Маньчжурского государства (Маньчжоу-го), в 1934 году оно было переименовано в Великую Маньчжурскую империю (Да Маньчжоу-диго). Ее правителем японцы сделали последнего императора маньчжурской династии Цин Генри Пу И. Политикой марионеточного государства руководили японские советники и чиновники, занимавшие самые ответственные государственные посты, которые получали указания напрямую из Токио.

Экспедиция, возглавляемая Н.К. Рерихом, – согласно документам Департамента она называлась Азиатской – началась весной 1934 года. Ее предваряла телеграмма, посланная Госдепартаментом США в американское посольство в Токио, о том, что содействие следует оказывать только американским сотрудникам: «…B консульства в Кобе, Дайране, Мукдене и Харбине – Рерих не гражданин, и ввиду этого дипломатические и консульские службы не должны делать для него что-либо, что ставит в затруднительное положение их или правительство. Службы уполномочиваются распространять соответствующую и практическую помощь гражданам[США] – членам[экспедиции] по их запросу»⁹. Смысл этой телеграммы станет ясен намного позже, когда по многим организационным вопросам у Рерихов будут возникать непредвиденные сложности. Распоряжение «не оказывать содействие» на местах было истолковано как «оказывать противодействие».

Рерихи – Николай Константинович и Юрий Николаевич, помощник руководителя экспедиции, – в апреле направились через Токио в Харбин. В Токио они нанесли несколько официальных визитов, в том числе военному министру Хаяши, а также Тейджи Цубоками, возглавлявшему Бюро по культурной деятельности в правительстве Японии.

Визит к Хаяши Рерихи объясняли необходимостью обсудить вопросы безопасности экспедиции: «Генерал Хаяши после изучения предлагаемой программы исследований выдал представительские документы для военных властей в Харбине, Цицикаре, Хайларе и Джехоле»¹⁰. Вот что об этой встрече писали японские газеты: «Военный министр настоятельно посоветовал Рериху обратить внимание на японские мечи как важную часть восточной культуры, поскольку это лучший способ понять душу Японии. Японский меч создан для защиты родины, в нем нет агрессии. Это символ мира. Когда смотришь на меч, дух проясняется и успокаивается. Также министр подчеркнул, что японское присутствие в Маньчжурии необходимо, чтобы помочь населению и сделать ее мирной страной с высоким уровнем культуры»¹¹.

С деловыми визитами Н.К. Рерих посетил Императорский ботанический сад, ботанический факультет Императорского университета в Токио, а также, судя по его памятной записке, японскую Академию художеств, Общество японо-американских культурных сношений, буддийский университет¹².

На самом высоком уровне Рериху был оказан прекрасный прием, во многом подготовленный японским консулом в США Савадой, с которым Музей Рериха поддерживал дружеские отношения. Еще ничего не зная о телеграмме Госдепартамента США, Рерихи не искали особой поддержки у американских официальных лиц; будучи в Токио, они даже не посетили американское посольство.

Полевой сезон планировали начать в конце июня, к этому времени в Харбин должны были прибыть доктор Ховард Макмиллан, ботаник от Департамента сельского хозяйства США, и Джеймс Стефенс, помощник ботаника. Американские ботаники опаздывали – приехав в Токио, они принципиально не пошли на переговоры с японским куратором по Маньчжоу-диго (государству, не признанному Штатами) и добивались разрешения на въезд через американские консульства. В результате Рерихи провели в Харбине весь июль.

Ненадолго оставив Харбин, Николай Константинович и Юрий Николаевич посетили столицу Маньчжоу-диго – Чаньчунь (Синьцзин), где им предоставил аудиенцию император Пу И, который «очень любезно выразил свой интерес к целям экспедиции»¹³. Императору была вручена памятная медаль Музея Рериха в Нью-Йорке, выпущенная в 1929 году и предназначенная для того, чтобы отмечать вклад в культуру выдающихся государственных деятелей¹⁴.

Реакция Госдепартамента США была незамедлительной – Уоллеса довольно безапелляционно одернули по поводу события, публикации о котором появились не только в местных, но и в заокеанских газетах: «Такие действия г-на Рериха (не американского гражданина),[который находится] в Маньчжурии как член американской государственной экспедиции, не соответствуют отношению американского правительства к нынешней власти в Маньчжурии и поэтому ставят в неловкое положение Государственный департамент и американское правительство»¹⁵.

Тем временем американские ботаники добрались-таки до Харбина, опоздав почти на два месяца. Еще 5 июля, когда они были в пути, Е.И. Рерих получила от своих духовных Учителей указание, что «нужно будет очень зорко следить за бот[аником], тайные инструкции имеет от сослуживцев»¹⁶, и переслала его в Маньчжурию. Это полностью подтвердилось – как только американцы оказались в Харбине, в Департамент сельского хозяйства полетели письма Макмиллана с собранными по всем углам сплетнями и собственными измышлениями о Н.К. Рерихе. В этих письмах впервые появилась выдумка о связях Рериха с казаками атамана Семенова, которая потом разрастется до размеров международной информационной утки.

Ботаник упорно ждал, что руководитель экспедиции свяжется с ним. Рерихи же недоумевали и ждали, когда их подчиненные соизволят выйти на контакт. В результате в поле американцы выехали отдельным от Рерихов отрядом, хотя и в том же направлении. Рерихам вместо американцев помогали русские ботаники-волонтеры Тарас Гордеев и Анатолий Костин.

В Хайларе последовали новые встречи и объяснения с представителями японской администрации, предъявление сопровождающих документов, поскольку д-р Макмиллан заявил, что письмо Уоллеса к Рериху с предложением «возглавить и защитить» экспедицию – ненастоящее (!).

Но недоразумения были улажены, необходимые процедуры пройдены, 4 августа начался полевой сезон. Первоначальный маршрут проходил по Баргинскому плато. На двух машинах успешно достигли Ганьчжурского монастыря, «несколько дней провели, собирая[семена] в округе монастыря, расположенного в типично пустынной и степной местности. Особое внимание было уделено участкам песчаных дюн»¹⁷. Рерихи сделали еще несколько остановок и вернулись в Хайлар по долинам рек Гуен-гола и Имин-гола.

Тем временем американский ботаник Макмиллан, направившийся к северу от Хайлара, в то время как Рерихи отправились на юг, установил за ними свою частную слежку и о ее результатах докладывал в бюро растениеводства: «Выехав 4 августа,[Рерихи] проследовали к Ганчжу-сумэ, монгольскому монастырю, где они остановились пятого и шестого. Они выехали оттуда седьмого и направились в Хандагай, где у них сломался грузовик. Они оставались там следующие три дня, выехали 11-го в Чан-нор[Цаганнор] и оставались там следующий день. 13-го они выехали к месту на реке Га[Гуен-гол], где стали лагерем, так же как они делали предыдущие два раза, выехали оттуда 16-го и приехали в Хайлар. Их сборы составляют 190 видов <…> и в целом 900 образцов»¹⁸. Этот маршрут полностью совпадает с описаниями Н.К. и Ю.Н. Рерихов, вероятно, в числе рабочих экспедиции были информаторы Макмиллана.

Кстати сказать, Макмиллан был не единственный, кто вел слежку за Рерихами. Еще были японская разведка, предположительно советская разведка, и… розенкрейцеры (!), которым отчеты о деятельности Николая Константиновича отправлял член ордена поэт Ачаир (А.А. Грызов)¹⁹. Частично эти письма были показаны потом одним из розенкрейцеров вице-президенту Музея Рериха в Нью-Йорке Зинаиде Лихтман.

Изыскания Рерихов в окрестностях Хайлара были краткими, так как политическая ситуация в этом приграничном районе была очень напряженной. Начав работу в районе Баргинского плато, участники экспедиции оказались под пристальным наблюдением администрации новообразованной провинции Хинган, созданной специально для контроля над Монголией со стороны Японии²⁰.

Следующей базой была станция КВЖД Варим в горах Хингана. Две недели собирали семена засухоустойчивых и пастбищных растений в этом горном районе. После короткого полевого сезона экспедиция вернулась в Харбин, где продолжилась научная работа. Ботаники собирали семена в предгорьях Хингана и степных окрестностях Ман-коу, изучали и оформляли гербарии из Восточной Монголии и Хингана. Ю.Н. Рерих классифицировал информацию по лекарственным растениям, произрастающим в Северной Маньчжурии, переводил китайские и тибетские медицинские тексты, готовил научный отчет по результатам полевых работ в Барге и Хинганских горах.

В конце сентября оба американских ботаника, продолжавших сообщать Департаменту клеветнические сведения о Рерихе, были отозваны в США по личному распоряжению Генри Уоллеса. Шеф Бюро растениеводства Райерсон, патронировавший и поддерживавший Макмиллана, был незначительно понижен в должности и переведен в Калифорнию.

Оставив в Харбине подготовленные к отправке в США семена и гербарии, Рерихи 24 ноября 1934 года покинули Харбин и через Чаньчунь, Дайрен и Тяньцзин направилась в Пекин. В Тяньцзине, где располагался корпус американских вооруженных сил, были получены необходимое снаряжение и амуниция для продвижения в район Гоби. В Пекин прибыли в начале декабря и провели там зиму, готовясь к следующему полевому сезону. Русский ботаник И.В. Козлов из Тяньцзина описывал баргинский гербарий, собранный Т.П. Гордеевым в Маньчжурии.

В Харбине тем временем В.К. Рерих и Т.П. Гордеев готовили к отправке собранные семена и гербарии. По каким-то неясным причинам отправка задержалась. Владимир Константинович объяснял это тем, что Гордеев «за это время несколько раз болел и не имел возможности производить разборку гербария и его определение», а также «преподает в 3-х учебных заведениях и на работу с гербарием может уделять только свой досуг»²¹ и т. п. Но Департамент ждал не гербарий, а семена, которые к моменту отъезда Рерихов из Харбина уже были упакованы и подготовлены к отправке. Тем не менее посылки с семенами пришли в США в апреле и едва успели к весеннему севу, что на фоне клеветы ботаников, уже начавшей распространяться как круги по воде, внесло свой вклад в копилку нервозности Генри Уоллеса, и без того боявшегося собственной тени.

Рерихи тем временем вели переговоры о включении в состав экспедиции китайских ботаника и коллектора. Находясь в Пекине, они обратились за помощью к директору ботанического института Фан Мемориал Хсен Су Ху. Он порекомендовал ученого из Нанкина д-ра Кенга и помог закупить снаряжение для сборов семян и гербариев.

В мае 1935 года начался новый полевой сезон. Выехав за ворота Калгана, на двух машинах Рерихи с сотрудниками направились на север, во Внутреннюю Монголию, в полупустынные и степные районы провинции Чахар – земли хошунов Барун Сунит и Дурбит. Хошуны – «знамена», своеобразные административные единицы кочевой Монголии. Еще в XVII в. «каждому родовому владению князей дано было особое знамя и постановлено считать такое владение отдельною военно-административною единицею, называемою у монголов хошуном…»²²

Теперь в состав экспедиции, помимо Рерихов, входили коллектор А. Моисеев, помощник руководителя экспедиции по вопросам снабжения В. Грибановский, водители М. Чувствии и Н. Грамматчиков. По воспоминаниям Грамматчикова, выехав из Калгана, «примерно за 1,5 суток добрались до шведской миссии, главой которой являлся швед Эриксон <…> После недолгого отдыха и завтрака, которым нас угостили, проехали в Цаган-Куре, где и остановились. Цаган-Куре – брошенный буддийскими монахами небольшой монастырь, который принадлежал шведу Ларсену. В Цаган-Куре экспедиция пробыла около трех месяцев и затем перебазировалась на Тимур-Хаду. По дороге один день провели около монастыря Шара-Мурен, три-четыре дня в Батухалке»²³.

Внутренняя Монголия, в марте 1934 года добившаяся автономии и самоуправления, находилась на гребне волны переустройств. Руководителей автономным правительством было двое – престарелый князь Юн-ван и энергичный молодой «принц Де», князь Де-ван, заместитель вождя Силингольского сейма и генеральный секретарь автономного правительства, который лавировал между японским и китайским правительством, выражая симпатию Японии и лояльность Китаю. Н.К. Рерих писал о нем: «Живою силою монгольского автономного правительства является Сунитский князь Де-Ванг. Нелегка задача этого князя, желающего вдохнуть новые государственные формы около древних монгольских знамен»²⁴.

План Токио превратить Внутреннюю Монголию в марионеточное государство Менгу-го наподобие Маньчжоу-го пока не оправдывал себя. Япония начала действовать через нанкинские власти. Под ее давлением летом 1935 года из Чахара, где в тот момент находилась экспедиция, была эвакуирована китайская армия, и только в районе Калгана оставалась одна из дивизий²⁵. 27 июня того же года секретным соглашением между Китаем и Японией провинция Чахар перешла в сферу влияния Японии²⁶. Тем не менее японцы готовили и военное вторжение в эту провинцию.

За день до подписания этого соглашения экспедиция переместилась на запад, в относительно спокойную провинцию Внутренней Монголии – Суй-юань. Основной лагерь разбили в тридцати километрах от новой столицы автономной Монголии – Байлинмяо (Батухалки). Новый лагерь экспедиции был расположен в значимом месте. «Превыше всех окрестных гор стоит Наран Обо. Наран значит “Солнечный”. Поистине, высокое белое Обо и встречает и провожает солнце. <…> Из-за холмов высятся крыши монастыря Батухалки. За ними опять гряда холмов, а там уже пески, предвестники Алашаня. К юго-западу и западу протянутся песчаные пространства – все эти Гоби или Шамо. На юг побежал путь в Кокохото – там уже смущения многолюдства. На восток протянутся земли Сунитские, на северо-запад пойдет Урат. На севере Муминган, что будет значить “Лихая тысяча”»²⁷. «Наш стан среди причудливых вулканических скал. У самого подножия Тимур Хады, что значит “Железная скала”. Вот и это великое имя в монгольской истории не миновало. И Чингис-хан, великий завоеватель и устроитель, и железный Тимур, а на вершине горы светит Наран Обо. У подножия той же горы, недалеко от нашего стана, находится место будущей монгольской столицы. Место было избрано и предуказано самим Панчен-Ринпоче, Таши-ламою Тибета, который сейчас в Кумбуме. Вполне понятно, что для места будущей столицы монгольской избрано место новое. Ведь Батухалка, с ее старинным нажитым монастырем, не будет новым строением. А новое автономное правительство, конечно, справедливо хочет быть в новом окружении. Пока правительство помещается в Батухалке в юртах»²⁸.

В лагере Тимур Хада к экспедиции присоединились ботаники из Нанкина – д-р Ю.Л. Кенг и Янг, которые приехали только в конце июля. Китайским ученым тоже пришлось работать волонтерами, поскольку Департамент так и не выделил ставки ботаников после того как отозвал двух американцев. Сборы гербария происходили и до и после их приезда при участии Н.К. и Ю.Н. Рерихов (как пишет Юрий Николаевич, «ботанизировали» и «гербаризировали»²⁹). Н.К. Рерих, руководитель экспедиции, не был в стороне от ботанических проблем, об этом свидетельствуют его очерки. Из степей Монголии он пишет княгине Екатерине Константиновне Святополк-Четвертинской: «Когда 30 лет тому назад Вы мне говорили

О днепровских лугах, о подробностях травосеяния, могли ли мы думать, что сейчас я буду занят вопросом: представляет ли местный “вострец” обычный вид русского пырея или особенный»³⁰. Иногда, по воспоминаниям Н.В. Грамматчикова, Николай Константинович задавал направление ботанических поисков:

«Предстоят дальние поездки за семенами, все, что было поблизости от лагеря, выбрано в “пешем и конном строю”, теперь очередь наших машин. Кругом горы и степи; куда поехать, где найти интересующие нас виды? За день можно исколесить сотни миль и не найти ничего.

– Поезжайте за Олон Суме, на север, поищите там.

Еду на своем додже в указанном направлении. <…> Вдруг ботаник оживился, замахал руками, высунулся в окно: “Стоп, стоп”.

Н.К.[Рерих] сказал ехать на север от Олон Суме, распоряжение выполнено, найден новый, очень ценный, вид агропирума. Сам он туда никогда не ездил»³¹.

Записи Юрия Николаевича, помощника руководителя, показывают высокий уровень профессионализма, причем не только с точки зрения ботаники, но и геоботаники. Например: «В скалах разнообразный кустарник Ribes³², шиповник, Rumex³³, Prunus³⁴. Преобладают пустынно-степные травы, служащие как бы звеном между черноземными и каштановыми почвами северной части Внутренней Монголии и песками Алашани и Средней Гоби»³⁵.

С июня поступление сумм от Департамента на содержание экспедиции прекратилось, выплачивалось только жалование Рерихам³⁶, соответственно, все расходы (бензин, продовольствие, зарплата обслуживающему персоналу и т. п.) легли на их плечи.

В двадцатых числах августа Департамент сельского хозяйства США стал настаивать на перемещении экспедиции в Синин близ озера Кукунор. Для этого требовалось пересечь Ордос и Алашань, горный хребет Нань-шаня. Даже по лучшим расчетам путь в Синин занял бы две недели; кроме того, необходимо было оформить специальные разрешения, так как паспорта членов экспедиции были действительны только для провинций Чахар и Суй-юань. А в середине сентября в высокогорном районе Кукунора, где жизненный цикл растений намного короче, сбор семян был уже невозможен. Ко всему прочему обстановка в провинции Кукунор и на дорогах, ведущих вглубь страны, была тревожная. Газеты писали о разбойничьих бандах к западу от Баотоу, наступающие части кавалерии бандитов были перехвачены в 30 милях от Батухалки³⁷. Н.К. Рерих счел предлагаемый маршрут нецелесообразным, о чем и сообщил в Департамент.

В сентябре второй полевой сезон был закончен. Автономное монгольское правительство выкупило у экспедиции два грузовика и помогло доставить оборудование до ближайшей станции железной дороги – Гуй-Хуа-чен (Кокохото). 7 сентября 1935 года Рерихи прибыли в Пекин, где собранные коллекции были рассортированы, упакованы, подготовлены к отправке. 20 сентября экспедиция переместилась в Шанхай. Из Шанхая гербарии и семена были отправлены в Штаты. Отец и сын Рерихи вернулись в Наггар.

Первоначально планировалось провести научные изыскания в засушливых районах гималайских высокогорий, и сборы были продолжены в Лахуле, в долине реки Спити на высоте 13 000 футов над уровнем моря. Но Департамент телеграфировал об окончании работ и прекращении финансирования – в Америке вокруг Музея Рериха начали разворачиваться непредвиденные события, в которых участвовал и Генри Уоллес.

Маньчжурская экспедиция, несмотря на все препятствия и внутренние подводные камни из-за организационной несостоятельности Генри Уоллеса, проделала огромную научно-исследовательскую работу. Было изучено свыше трехсот сортов растений, пригодных для борьбы с эрозией почвы, открыто несколько новых видов растений. По свидетельству Ю.Н. Рериха, за период полевой работы на Дальнем Востоке в Департамент были высланы следующие материалы:

«1. Систематический гербарий, собранный в Барге и горах Хингана.

2. Гербарий засухоустойчивых и кормовых растений из Барги и Хингана.

3. Гербарий лекарственных растений из Северной Маньчжурии.

4. Коллекция (83 образца) медицинских препаратов из Северной Маньчжурии. Эта коллекция сопровождалась подробным описанием применения различных входящих в нее средств.

5. Коллекция тибетских медицинских препаратов согласно “rGyud-bzi”, классическому труду по тибетской медицине.

6. Коллекция тибетских текстов по медицине и медицинских атласов.

7. Полная карта региона Внутренней Монголии в 4 листах. Оригинал этой карты показывал Вам д-р Брессман, так что Вы можете это удостоверить, если необходимо. Я сохраняю фотостатные копии этой карты.

8. 49 упаковок с семенами из Барги и Хинганского региона.

9. 436 упаковок с семенами из Внутренней Монголии и Спити (юго-западные Гималаи), которые были собраны в полевой сезон 1935 г.

10. Систематический гербарий из 1169 образцов, собранный во Внутренней Монголии.

12.³⁸ Карта растительности региона Внутренней Монголии на двух листах. Это первая такого рода карта, когда-либо составленная. Прежде чем отправить оригиналы карт в Министерство, мы сделали их фотографии.

13. Систематический гербарий, собранный в Спити (юго-западные Гималаи), 192 образца.

14. Полный фотоотчет с аннотациями.

15. Отчет об исследованиях в Барге и Внутренней Монголии…»³⁹.

Гербарные сборы и исследования материалов древних манускриптов, проведенные во время экспедиции и при дальнейшей работе Гималайского института научных исследований «Урусвати», послужили основой для важных сводок по флоре Тибетского нагорья и тибетских лекарственных растений⁴⁰.