«Восхождение денег» kitobidan iqtiboslar
Дж. Перкинс: "Моя истинная цель заключалась в выдаче кредитов другим странам, огромных кредитов, гораздо больших, чем они могли оплатить. Мы предоставляли заем, львиная доля которого потом оказывалась в США. Долг и проценты по нему превращали другую страну в нашу прислужницу, в нашу рабыню."
Мы можем очень плавно перейти ко второй причине своенравности финансовой системы – это поведение людей. Стоит человеку появиться на свет, как он седлает качели, переносящие его от эйфории к унынию и обратно за несколько мгновений, и уже не слезает с них; до самого конца он так и не овладевает премудростью “тяжелых хвостов” и упрямо не замечает советов истории – все это сказывается на финансовых учреждениях.
В своей знаменитой статье Даниель Канеман и Амос Тверски на опытном материале показали, что даже в самых простых ситуациях люди не могут как следует оценить вероятности различных событий. Сначала психологи выдали каждому участнику эксперимента по тысяче ходивших тогда в обороте израильских фунтов. На выбор предлагались два варианта:
1) выиграть дополнительную тысячу фунтов с вероятностью 50 % и 2) получить 500 фунтов.
Лишь 16 % опрошенных выбрали первый вариант и 84 % предпочли второй.
Затем Канеман и Тверски попросили тех же людей вообразить, что у них есть по две тысячи фунтов, и выбрать один из двух вариантов: 1) потеря тысячи фунтов с вероятностью 50 % или 2) гарантированная потеря 500 фунтов. На сей раз большинство (69 %) решило рискнуть, и лишь 31 % участников выбрали второй путь.
Любопытно, что в материальном отношении обе задачи есть одна и та же задача. В обоих случаях респонденты выбирали между лотереей первого варианта – с равной вероятностью 50 % итоговый выигрыш мог составить как тысячу, так и две тысячи фунтов – и определенностью второго, когда им доставалось 1500. Исследователи обратили внимание на удивительную несимметричность реакций людей: неприятие риска, когда речь шла о выигрышах, сменялось желанием рискнуть как следует и по возможности предотвратить убытки. Расстройство от потери определенной суммы почти в два с половиной раза превышало радость от ее приобретения.“Нарушение инвариантности” – лишь одно из множества возможных эвристических отклонений (для удобства мышления и познания люди подходят к конкретным ситуациям с набором предубеждений), привязанность к которым и отличает обычного человека от homo oeconomicm из неоклассической экономической теории – тот, принимая исключительно рациональные решения, основывается на всей полноте информации и держит в уме ожидаемую полезность для себя возможных исходов. Эксперименты выявили целый набор когнитивных ловушек для нашего разума:1. Предпочтение доступности заставляет нас при принятии решений хвататься прежде всего за те факты, что первыми приходят на память, а не за действительно необходимые сведения.
2. Мы судим задним числом: считаем событие более вероятным после того, как оно произошло (ex post), чем до (ex ante).
3. Проблема индукции подталкивает нас к формулированию общих правил в отсутствие всей необходимой информации.
4. Ошибка “или”-“и”: мы часто переоцениваем вероятность одновременного совпадения, скажем, семи событий с вероятностью 90 % каждое и недооцениваем вероятность того, что произойдет хотя бы одно из семи событий с индивидуальной вероятностью 10 %.
5. Мы “любим подтверждать” – куда охотнее ищем свидетельства истинности исходной гипотезы, чем аргументы против нее.
6. Отравление нашего суждения происходит, когда в расчет берется внешне подходящая, но совершенно бесполезная информация.
7. Повинуясь эвристическому феномену аффектации, мы частенько позволяем предубеждениям замещать трезвое сопоставление выгод и издержек.
8. Пренебрежение масштабом': когда чем-либо необходимо жертвовать, мы жертвуем то слишком много, то недостаточно, обрекая себя на неоправданно высокие потери.
9. Уверенность в могуществе подгонки', получив некоторое ожидаемое значение того или иного показателя, мы заведомо сужаем допустимые пределы ошибки – так называемые “доверительные интервалы” (иными словами, в человеческом сознании “лучший вариант” безнадежно сливается с “наиболее вероятным”).И наконец:10. Бездействие постороннего означает, что мы готовы снимать ответственность с индивидов, если они являются частью толпы.
" я понял, что бедность - не результат эксплуатации бедняков хищными финансистами. Она куда теснее связана с отсутствием финансовых институтов - с недостатком банков, а не с их избытком"
Но времена, когда банкиры могли надеяться на отправку линкоров к берегам страны, не платящей по долгам, ушли безвозвратно. Теперь роль финансовых полицейских играли МВФ и Всемирный банк. Их девизом стали “условия” – без реформ не будет денег. Их любимым лекарством – программа структурных реформ. Курс лечения стран-должников – впоследствии прозванный “Вашингтонским консенсусом” – состоял из десяти пунктов, которые грели бы душу любому правительству Британской империи[69]. Первым в списке стояло требование соблюдения бюджетной дисциплины (для снижения дефицита). Налоговая база должна была быть расширена, а налоги снижены. Обменный курс и процентные ставки отдавались на откуп рынку. Границы открывались для торговли и, что особенно важно, иностранного капитал
Триста-четыреста лет назад средний уровень жизни на Западе и на Востоке был почти одинаков. Утверждается, что американский колонист жил не лучше китайского крестьянина. Китай эпохи династии Минь во многом опережал Массачусетс. Бостон был карликом рядом с Пекином, столетиями носившим титул самого большого города на свете, так же как жалкими выглядели бы каравеллы Колумба рядом с кораблем адмирала Чжэн Хэ[65].
Наконец, нельзя не отметить, что издавна во всех частях света услуги финансового характера предоставлялись в основном членами религиозных или этнических меньшинств, лишенных возможности владеть землей или занимать государственные посты, но преуспевших в финансовом деле благодаря доверию и поддержке, зачастую родственной, со стороны общин.
грозная немецкая марка годилась разве что на роль плохоньких обоев? Ваши подозрения верны: огромную роль и в военное время, и в восстановлении разрушенных экономик сыграл рынок облигаций.
Милтон Фридман был прав, инфляция – действительно монетарный феномен. Гиперинфляция же всегда и везде есть феномен политический, ведь наблюдалась она только в тех странах, политическая экономия которых давала серьезный сбой.
