Kitobni o'qish: «Вампирский клуб вязания»

Shrift:

The Vampire Knitting Club

* * *

Глава 1

Магазин рукоделия «Кардинал Клубокси» не раз появлялся на многочисленных почтовых открытках с изображениями старинного Оксфорда. Когда туристам надоедает писать «Вот бы поехать сюда вместе!» на обороте фотографий со зданиями колледжей знаменитого университета, с мечтательными шпилями и куполом Камеры Рэдклиффа, уютный магазинчик голубого цвета, заставленный корзинами с пряжей и изделиями ручной работы, становится куда более привлекательным в их глазах.

Моя бабушка, Агнесса Бартлетт, владела лучшим магазином рукоделия в Оксфорде. Я как раз собиралась навестить ее после жаркого месяца, который мы с родителями провели на раскопках в Египте. Мне не терпелось рассказать бабушке о последних неудачах в моей жизни. Да, мне двадцать семь лет и вроде как я давно не ребенок, однако бабушка всегда готова заключить меня в теплые объятия и убедить, что все будет хорошо. Ее утешение было мне просто необходимо: недавно я узнала, что мой парень Тодд, с которым мы встречались два года, сунул свою сосиску в чужую булку. Отныне я называла его Тот.

Я шла по Корнмаркет-стрит, направляясь к Шип-стрит, и размышляла, как сильно мне нужны бабушкины мудрость, объятия и домашнее имбирное печенье. Уличный музыкант играл на гитаре и пел что-то из репертуара Боба Дилана – как можно было судить по малому количеству монет в футляре, не очень умело. Меня едва не втянуло в группу туристов – я чудом успела уклониться. Экскурсовод показывал на трехэтажное здание с деревянной отделкой, которое стояло на углу улицы, завалившись, точно пьяное.

– Здание было построено в тысяча триста шестьдесят восьмом году по заказу местного виноторговца и изначально называлось «Нью-Инн». Это один из немногих средневековых жилых домов, сохранившихся до наших дней…

Что было дальше, я уже не слышала: отошла слишком далеко. Многое об Оксфорде я узнала как раз из обрывков экскурсий. Пожалуй, однажды я запишусь на одну из них.

Миновав Шип-стрит, я свернула на Харрингтон-стрит, где находился бабушкин магазин. После шума и толпы на Корнмаркет-стрит улица казалась тихой и почти пустынной.

Мой чемодан гремел и покачивался, катясь по мощенному булыжником тротуару перед Кардинал-колледжем. Назвали его в честь кардинала Уолси, правой руки Генриха VIII, – правда, он быстро лишился своего статуса, когда не смог расторгнуть первый брак короля. Магазин рукоделия располагался на той же улице, что и колледж, поэтому моя прабабушка назвала его «Кардинал Клубокси».

Табличка рядом с арочным входом гласила, что сегодня колледж закрыт для посетителей. Вход не был главным, и все же на арке сидели грозные гаргульи, мрачно оглядывая бледно-золотой каменный фасад, обращенный в сторону Хедингтона. Я остановилась у ворот, чтобы посмотреть на обширный двор с фонтаном в центре, а затем пошла дальше. Миновав стену колледжа и ряд припаркованных велосипедов, я направилась в торговую часть Харрингтон-стрит – туда, где располагались магазины.

Дома здесь – в основном Георгианской эпохи – были не такими старинными, как здания колледжей. Они стояли словно элегантные дамы, облаченные в наряды кремовых или очень светлых пастельных оттенков. На первых этажах располагались магазины, выше – квартиры. «Кардинал Клубокси» находился в середине улицы. Спереди здание было оштукатурено светло-зеленым, створчатые окна были окрашены в белый, а все, что из дерева, – в ярко-голубой. У магазина была одна большая витрина и дверь со стеклянной панелью. На витрине стояли корзины с яркой пряжей и антикварная прялка, накрытая вязаным покрывалом, в которое так и хотелось укутаться. А еще там были подборка книг, наборы для рукоделия и великолепный красный свитер. Глядя на все это, так и хотелось научиться вязать.

Внезапно я почувствовала, будто сзади по моей шее медленно скользят холодные влажные пальцы.

Стоял сентябрь, погода была сносной, и я согрелась от прогулки со станции. Мне было тепло – вот только этот холодок на шее…

Подняв взгляд, я заметила, что с другой стороны улицы в моем направлении движутся две дамы. Одной из них была моя бабушка. На ней была черная юбка, практичная обувь и связанный ею самой кардиган – оранжевый с синим. Рядом шла стильная женщина за шестьдесят – ее я не узнала. На обеих были широкие шляпки.

Я поприветствовала их, помахав рукой. Однако стоило мне сделать шаг вперед, как они опустили головы, скрыв лица под полями шляп. И все же бабушку я просто не могла не узнать!

– Бабушка! – крикнула я, направляясь к ним так быстро, что чемодан начало потряхивать.

Женщины явно заметили меня, но вместо того, чтобы подождать, резко свернули в Рук-лэйн – узкий переулок, соединяющий Харрингтон-стрит с Джордж-стрит. Что за чертовщина?! Я подняла чемодан и побежала следом, но он был таким тяжелым, что бег скорее напоминал пошатывание с одышкой.

– Бабушка! – снова закричала я.

Я добралась до конца переулка, в который они свернули, но там было пусто. По брусчатке катился влекомый ветром сухой сморщенный лист. С одного из подоконников на меня взглянул небольшой черный кот. Как будто с жалостью. Больше на Рук-лэйн не было ни души.

– Агнесса Бартлетт! – завопила я во весь голос.

Я остановилась, тяжело дыша, и осмотрелась. Старинные фахверковые дома в тюдоровском стиле стояли вперемешку с викторианскими особняками. Возможно, бабушка пошла в гости в один из них – интересно, к своей стильной подружке?

Я направилась дальше по брусчатому переулку. Проходя мимо готической арки, я увидела, как черная деревянная дверь в здании за ней закрылась. Я подумала, не позвонить ли мне в маленький латунный колокольчик. Однако побоялась, что буду выглядеть крайне глупо, поэтому отказалась от этой затеи и отошла от дома.

Что ж, смысла стоять в пустом переулке не было. Лучше уж пойти в «Кардинал Клубокси» и подождать бабушку там. Ее помощница Розмари должна быть на работе, а значит, до возвращения бабушки я смогла бы подняться в квартиру и разобрать вещи.

Как же хотелось поскорее пожаловаться бабушке на разбитое сердце! Я знала, что получу от нее больше сочувствия и понимания, чем от мамы: та хоть и смотрела на меня во время рассказа, явно думала о давно исчезнувших эпохах и народах. Мне вечно приходилось состязаться с загадками древности за ее внимание. Бабушка же всегда слушала меня очень внимательно и говорила именно то, что нужно.

Мне кажется, что не сложилось у нас с ней только в одном: она так и не смогла научить меня вязать. За что бы я ни бралась – свитер, носки, простенький шарфик, – в результате получался какой-то сморщенный еж.

Я добралась до причудливого голубого магазинчика и потянула за дверную ручку. Та не поддалась. Я попробовала снова, надавив сильнее. Тут подключилось мое зрение: я осознала, что внутри не горел свет.

К стеклянной двери был приклеен листок, печатная надпись на котором гласила: «„Кардинал Клубокси“ закрыт на неопределенный срок». Ниже был указан телефонный номер.

Закрыт на неопределенный срок?!

Я прижалась носом к стеклу, но внутри было слишком темно. Бабушка никогда не закрывала магазин вне графика! Куда исчезла Розмари? И почему у двери лежит целый ворох писем? Почту словно неделями никто не разбирал!

Я выпрямилась и вновь оглядела улицу. Мимо прошла девушка-подросток и, прищурившись, посмотрела на меня. Она напоминала гота: бледное лицо, темные, густо накрашенные глаза и длинные черные волосы. Одета девушка была тоже в черное и в руке держала такого же цвета зонтик. Было сухо, ничто не предвещало дождя… но, может, она из тех, кто хочет быть готов к чему угодно? Наверное, в расшитой сумке она несла еще и зимние ботинки и солнцезащитный крем.

Я повернулась к магазину и задумалась, что делать дальше. На раскопках практически не было связи, и мне и в голову не пришло как-то проверить, что бабушка помнит о моем приезде: она никогда не забывала. Покусывая губу, я сделала шаг назад, едва не ступив на проезжую часть, и посмотрела наверх. В квартире свет тоже не горел.

Вход напрямую в квартиру находился в переулке за магазином. Я вновь пошла по улице, таща за собой чемодан мимо «Антиквариата Пенни-фартинг». Взглянув на витрину, я заметила, что натюрморт с изображением миски фруктов и мертвой рыбы за полгода моего отсутствия так и не продали. Как и изогнутый комод, на котором стоял серебряный чайный сервиз.

Я покатила чемодан к «Бишоп Митр», пабу на углу Нью-Инн-Холл-стрит. На деревянной табличке был высечен год открытия – 1588-й. Когда-то там подавали эль королю Карлу II, скрывавшемуся во время Английской революции, а теперь заведение переквалифицировалось в гастропаб. Напротив стояла церковь Святого Иоанна, рядом с которой располагалось старинное кладбище.

Я завернула за угол, прошла вдоль одной из стен паба и очутилась в переулке за магазинами. Он был таким узким, что по нему едва могла проехать машина. Везде висели знаки «Стоянка запрещена».

Я дошла до дома бабушки. Ее крошечный древний автомобиль стоял на столь же маленькой парковке, куда она его чудом втиснула. Я открыла деревянную калитку и по узкой, извилистой тропинке прошла через небольшой сад на заднем дворе. Бабушка выращивала в основном полевые цветы и зелень для кухни. Судя по всему, грядки давно никто не поливал, и сорняков на них было много. Пока я шла, моей ноги коснулась разросшаяся лаванда. Я ненадолго остановилась, вдыхая нежный аромат розмарина, лаванды, тимьяна и роз и слушая гудение пухлых, счастливых пчел. Казалось, запущенность сада их ничуть не огорчала.

Я добралась до двери и позвонила в домофон: вдруг в квартире кто-нибудь есть? Никто не ответил. Я попробовала еще раз, зажав пальцем кнопку звонка на втором этаже. Безрезультатно.

Я вытащила телефон и уставилась на него, не зная, что делать дальше. Никакого запасного плана у меня не было.

Оставив чемодан у двери, я вернулась на Харрингтон-стрит и миновала магазин рукоделия, направившись в чайную «Бузина». Заведение принадлежало двум сестрам Уотт: они уже десятки, если не сотни лет заваривали чай и пекли сконы¹ и другие традиционные английские лакомства. Сестры знали всех и вся в районе, а еще были близкими подругами бабушки. Если бабушка ушла в гости, я могла дождаться ее здесь.

Я зашла в теплое знакомое помещение. Старшая сестра Уотт, Мэри, подняла на меня взгляд. На ее лице было привычное вежливое выражение («Что хотите заказать?»), однако, стоило ей узнать меня, она тут же погрустнела.

– Люси, это ты?

– Да. Как дела, мисс Уотт?

– Неплохо, милая.

Однако по мисс Уотт этого было не сказать: она казалась встревоженной чуть ли не до состояния паники. Она огляделась по сторонам, словно ища помощи, но в чайной, кроме нее, были лишь я и семья французских туристов.

– Бабушки нет дома, – сказала я. – Можно подождать ее у вас?

Мисс Уотт прикрыла рот руками. Она вышла из-за стойки и отвела меня к самому дальнему от ее единственных посетителей столику.

– Ох, так ты не знаешь… Милая, садись. Я принесу тебе чай.

Меня не покидало ощущение, будто что-то не так, и теперь оно только усилилось.

– Не знаю о чем? Что случилось?

Мисс Уотт медленно покачала головой. Ее глаза наполнились слезами. Живот у меня свело от страха. Я, даже не осознавая, что делаю, больно шлепнулась на твердый деревянный стул.

– Люси, мне так жаль, – произнесла мисс Уотт. – Твоей бабушки больше нет.

– Нет, – прошептала я. – Не может быть. Я только что видела ее на улице.

От женщины словно веяло скорбью. Она покачала головой.

– Наверное, это был кто-то похожий на нее.

Я точно знала, что встретила бабушку. Неужели я ошиблась? Я постаралась вспомнить тот момент. Пожилая дама на улице не узнала меня, хотя я позвала ее по имени и помахала рукой. А еще она была в шляпке – бабушка их никогда не носила. Но она была так похожа на бабушку!

– Вы уверены?

Мисс Уотт кивнула.

Я не могла представить себя без бабушки. Конечно, я понимала, что она немолода и никто не вечен. Однако бабушка была энергичной в свои восемьдесят с хвостиком, часто хвасталась отличным здоровьем и, казалось, совсем не устала от жизни.

– Смерть была очень спокойной, – продолжила мисс Уотт. – Она умерла во сне. Да и молодость ее давно прошла…

– Но она не была старой! Не особо. И со здоровьем у нее все было в порядке…

Может, если бы я не увидела ту даму – чуть ли не точную копию бабушки, – мне было бы легче принять ее смерть.

– Все мы хотим, чтобы жизнь окончилась так, не правда ли? Не болеть до конца своих дней и однажды лечь в постель и не проснуться.

Мэри Уотт была почти ровесницей бабушки. Она не просто вела вежливую беседу – ей действительно хотелось умереть именно так.

Я сидела, уставившись на дубовую столешницу. Я даже не заметила, что мисс Уотт ушла, и не шелохнулась, когда она вернулась с чайником «Браун Бетти»², двумя чашками и тем самым знаменитым сконом – с джемом и густыми сливками. Она разлила чай по кружкам и села рядом со мной.

– Милая, попей чаю. И попробуй скон. Ты, наверное, проголодалась.

Есть я не могла. Чтобы чем-то себя занять, я взяла чашку и отпила из нее. Чай был горячим и крепким. Несколько минут я делала маленькие глоточки, пытаясь переварить ужасные новости.

Мисс Уотт не сводила с меня внимательного взгляда. Ее седые волосы, как и всегда, были собраны в аккуратный пучок на затылке. Лицо у нее было доброе и печальное. Бледно-голубые глаза наполнились сочувствием.

– Я не знаю, что делать дальше, – наконец пробормотала я. – В записке на двери бабушкиного магазина указан номер, но у меня здесь не ловит.

Мисс Уотт понимающе кивнула, а затем вскочила на ноги, словно радуясь, что может предложить помощь.

– Можешь воспользоваться нашим телефоном. Если не ошибаюсь, это номер ее юридического консультанта.

– Да? – Сосредоточиться было тяжело: казалось, женщина говорит со мной из другого конца помещения.

– Думаю, да. Не хочешь пожить у меня и Флоренс, пока со всем разбираешься? У нас наверху уютная гостевая комната.

Хоть я и ценила доброту сестер Уотт, я знала: смиряться с утратой будет лучше в доме бабушки.

– Спасибо. Вы очень добры. Однако, если можно, я лучше свяжусь с тем юристом. Попробую договориться и забрать сегодня ключи.

– Конечно! Если хочешь, позвони ему. Но у нас и так есть ключи от магазина и от квартиры твоей бабушки. Ты же знаешь, мы всегда на всякий случай храним ключи друг друга.

Мисс Уоттс погладила мою ладонь, ушла за стойку и вернулась со связкой ключей на латунном кольце.

Уже выходя из чайной, я повернулась к женщине и задала вопрос, который почему-то пришел мне в голову только сейчас:

– А когда бабушка умерла?

– Недели три назад. Никто не смог связаться ни с тобой, ни с твоей матерью. Мне очень жаль.

Первое, что я почувствовала, войдя в бабушкин магазин, – знакомый запах пряжи и старого камня. Если бы запах был и у слухов, я бы почуяла кучу секретов, которыми делились за уроками вязания. Бабушку любили все. Друзья и покупатели рассказывали ей истории, доверяли проблемы. Она давала отличные советы, но самое главное – была великолепной слушательницей. Гостю становилось лучше просто от того, что он выговорился ей.

Я осмотрела полки: корзины с пряжей, «вязальная порнография» – те чудесные книги и журналы со схемами, на страницах которых были красивые женщины в настолько сложных свитерах и шалях, что связать их не смог бы ни один человек (как минимум я). Глядя на все это, я почувствовала такой прилив печали и ностальгии, что пришлось опереться на деревянную кассовую стойку, чтобы не упасть. Царившая тишина была столь же тяжелой, как и скорбь в моей душе.

Я подняла небольшую пачку скопившихся писем и положила их на кассу. Затем прошла через дверь, ведущую в квартиру выше, и включила свет. Квартира занимала два этажа. На нижнем были старомодная кухня, гостиная, обеденная и кабинет, где стоял телевизор. На верхнем – две спальни и ванная, совмещенная с туалетом.

В квартире стоял затхлый воздух, словно в старом доме, который закрыли на все лето. Я распахнула окна, спустилась по черной лестнице, забрала чемодан и затащила его наверх во вторую спальню, которую всегда считала своей. Когда я была подростком, бабушка разрешила мне украсить эту комнату по своему вкусу. Мне до сих пор нравились и сиреневые стены, и постельное белье в фиолетовый цветочек. На стене висел постер с Майли Сайрус (до того как она увлеклась тверком) и еще один – со Spice Girls. Я увидела, что кровать была застелена к моему приезду, и к глазам подступили слезы. На покрывале даже лежали чистые полотенца. Бабушка ждала меня.

Я спустилась на кухню. Есть не хотелось, но нужно было чем-то себя занять. Я машинально проверила холодильник и шкафчики. Кто-то выбросил скоропортящуюся еду, но любимое печенье бабушки и полбанки мармелада³, который она часто подавала к чаю, остались на месте.

Мне пришлось долго собирать волю в кулак, чтобы подняться в спальню бабушки. Хоть она и умерла там, я почему-то ощущала ее присутствие в этой комнате меньше всего. На кровати был только матрас: постельное белье сняли. Эта спальня почему-то казалась местом, где давно никто не жил.

Почему бабушка не дождалась меня? Почему меня не было рядом, когда она умерла?

Я заставила себя разобрать чемодан, затем дошла до продуктового «Точка» на углу. Купив молоко, яйца, буханку хлеба и фрукты, я вернулась домой и сделала себе тосты. Я сидела за столом и думала, точнее – вспоминала, до тех пор, пока колокола на церкви не пробили десять часов. Я решила лечь спать.

Проснулась я в два ночи – не знаю, из-за смены ли часовых поясов или от горечи утраты. Спать не хотелось совсем – сколько ни бейся головой об подушку, ничего не выйдет.

Я встала с кровати и осознала, что мне просто необходимо чем-то заняться: от нервов меня переполняла энергия, мне хотелось кричать, плакать, ломать предметы. Я заставила себя надеть джинсы и старый свитер, сунула ноги в кроссовки и спустилась в магазин. Включила свет и начала ходить взад-вперед, почти машинально наводя порядок и поправляя то, что лежало или стояло неаккуратно.

Очарование «Кардинала Клубокси» отчасти заключалось в том, что он никогда не менялся. Я знала, где что должно находиться: товары и другие предметы испокон веков лежали на своих местах. Однако во время уборки я заметила, что корзина с пряжей для фэр-айл⁴ почему-то стояла там, где должен был быть мохер⁵. Я тут же исправила это недоразумение.

Бабушка всегда тщательно следила за тем, чтобы в магазине было не только все хорошо организовано, но и везде прибрано. Я взяла щетку и начала смахивать пыль. Затем достала пылесос и занялась старым дощатым полом. Собирая пыль в углу, я заметила, как блеснуло что-то золотое. Я опустилась на колени и сунула руку под нижнюю полку. Бабушкины очки. Она носила их на золотой цепочке. Теперь же цепочка была сломана.

Я взяла очки в руки, и на меня нахлынула грусть… и что-то еще. Я вновь и вновь пропускала цепочку сквозь пальцы. Словно в кошмарном сне, меня охватили страх и чувство, будто за мной гонится нечто ужасное – но что именно, я не понимала. Когда туман перед глазами рассеялся, сердце у меня стучало как бешеное.

Я осмотрела пол поблизости и заметила след из черных пятен. Это могла быть краска или лак для ногтей, но я, как дочь двух археологов, знала, насколько важно изучать даже мельчайшие детали. Я намочила салфетку и осторожно потерла самое большое пятно. На ней остался ржаво-коричневый след. Я не знаток в области криминалистики, но у меня не было сомнений, что на полу кровь.

Дело вот в чем. Моя бабушка без очков не видела практически ничего, особенно ночью. Возникал вопрос: если она мирно отошла на тот свет в постели, как сказала мне мисс Уотт, почему ее очки лежали сломанными на полу в магазине рядом с пятнами недавно высохшей крови?

1.Традиционные английские бездрожжевые булочки. Обычно их подают к чаю с джемом и маслом или со сливками. Здесь и далее примечания переводчика.

2.Круглый чайник, покрытый коричневой глазурью.

3.Имеется в виду цитрусовый джем с кусочками цедры – традиционный десерт британской кухни.

4.Техника вязания.

5.Вид пряжи.

Bepul matn qismi tugad.