Kitobni o'qish: «Иосиф Сталин. Отец народов и его дети», sahifa 2
Кстати, моего знакомца из старой «Комсомолки», так лихо давшего мне отпор и урок в те далекие 70-е, я не так давно увидела по телевизору в передаче Татьяны Малкиной, где речь шла об отношении к нынешним богатым нуворишам. Жив, курилка, и даже неплохо выглядит, руководит каким-то гламурным женским журналом с английским названием. Что ж, идеологические битвы позади, победа за ними (и тут уж действительно вопреки Сталину), пора и об обеспеченной старости подумать, а в наше время журналы с бабскими сплетнями дохода приносят несравненно больше, чем с обрыдшей всем либерально-демократической демагогией. Что же касается английского названия, так теперь это язык новой «элиты», каким был в свое время французский для русских бар. Не «Ярославной» же, в самом деле, называть журнал для «рублевских» жен.
Но не о нем, одном из маленьких, однако многочисленных подвижников и деятелей, готовивших и совершавших нашу «катастройку», здесь речь. Речь о том, почему эти деятели появились в стране в то время, когда она достигла пика своего могущества за всю её большую историю, став второй державой в мире, а по каким-то показателям и первой. Или это случилось раньше? И почему, за что они ее так возненавидели, что решили уничтожить? Не повторяется ли это с Россией?
И не пора ли нам, вместо проклятий «проклятому советскому прошлому», задуматься наконец о том, как и за счет чего государства добиваются величия или проваливаются в историческую пропасть? Как и почему обычные люди становятся героями, а в иных условиях – «поколением пепси», для которого главное – «не дать себе засохнуть»? И вспомнить, что героями этими становились не древнегреческие боги, а наши же родители! Что же давало им силу, за счет чего они одерживали великие победы и совершали подвиги?
Ну не страх же, в самом деле, не репрессии…
«Революцию в белых перчатках делать нельзя…»
Стоит лишь посмотреть старую хронику – съемки с первомайских парадов 30-х годов, на которых красивые, крепкие, пышущие здоровьем девушки-физкультурницы демонстрировали праздничные спортивные выступления, наподобие тех, что сейчас устраиваются перед Олимпиадами. Глядя на лучащиеся радостью счастливые лица этих девушек, невозможно поверить, что они чего-то боятся или лишь изображают то, что должны, потому что так изображать радость невозможно. Во всяком случае, русские так не умеют – не американцы, знаете ли. Им, чтобы так улыбаться, надо по-настоящему испытывать и радость и счастье.
Чему же они так радовались в разгар тех «чудовищных» репрессий, о которых нам не устают рассказывать, вставляя обязательные сцены и рассказы о них в любой фильм о том тридцатилетии, когда во главе страны стоял Сталин? Ведь все это происходило на их глазах, отчеты о процессах печатались в газетах, передавались по радио, а они сами на митингах дружно выступали за самое жестокое наказание обвиняемых, почему-то не думая, что завтра «топор страшных репрессий» нависнет и над ними. Почему-то были уверены, что над ними не нависнет. И об этом говорит не только наше студенческое самодеятельное исследование, но и статистика – репрессировали в подавляющем большинстве, как известно, элиту и ее обслугу из числа деятелей культуры, искусства и СМИ, до народа иногда долетали лишь «щепки».
Но, глядя на элиту сегодняшнюю, предающую и продающую оптом и в розницу все, что можно и нельзя, грабящую и терзающую народ, уничтожающую, по сути, страну, невозможно отделаться от кощунственной мысли: а стоит ли сожалений такая «элита»? Стали бы мы сегодня горевать, если бы все эти Абрамовичи, Вексельберги, Дерипаски, Гайдаро-Чубайсы и Грефо-Кудрины и их более мелкая, но не менее паразитическая поросль, а также их теле-радио-журнальная гламурная обслуга были отправлены в столыпинских вагонах на Колыму? Как ни чудовищно звучит этот вопрос для нашей «элиты», для народа он риторический – народ был бы счастлив и так же воодушевлен, как те красивые девушки и спортивные юноши на сталинских парадах. Народ бы воспринял это как восстановление исторической справедливости, как долгожданное возмездие за все, что они сделали со страной и с нами, и как «бич Божий», ударивший наконец по тем, кто это давно заслужил.
Но можно ли сравнить нашу «элиту», скажете вы, с той, революционной «ленинской гвардией», которая сражалась не за свои богатства, а за благо трудового народа, которая и осуществила революцию? Безусловно, та, революционная элита была много умнее, энергичнее и деятельнее, дееспособнее нынешней. Но вот по отношению к народу и его благу…
Тут невольно вспоминаются слова о «красном терроре», которые с таким восторгом произносил один из главных деятелей революции Лев Троцкий, считавший, что террор является важнейшим средством и оружием революционеров.
«Революцию, товарищи, революцию социальную такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя! Прежде всего это нам доказывает пример Великой Французской революции, которую мы ни на минуту не должны забывать.
Каждому из вас должно быть ясно, что старые правящие классы свое искусство, свое знание, свое мастерство управлять получили в наследство от своих дедов и прадедов. А это часто заменяло им и собственный ум, и способности.
Что можем противопоставить этому мы? Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, – только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти.
Предупредить, подорвать возможность противодействия – в этом и заключается задача террора…
Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения, – продолжает спокойным, академическим тоном оратор. – Это то, что, уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов: ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если будем им хорошо платить, они охотно приедут работать к нам. Контролировать их нам будет, конечно, значительно легче, чем наших. Здесь они не будут связаны со своим классом и с его судьбой. Будучи изолированными политически, они поневоле будут нейтральны.
Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм – какую ценность представляют из себя все эти слова-пустышки перед подобной программой, которая уже осуществляется и бескомпромиссно проводится в жизнь!»
Эти слова Троцкого, услышанные на собрании партийного актива в Курске, проводившегося как раз в связи с приездом в город этого вождя революции, приводит в своих записках белоэмигрант А. Л. Ратиев.
В другом месте Лев Давыдович сделал еще более поразительное и чудовищное заявление: «Если в итоге революции 90 % русского народа погибнет, но хоть 10 % останется живым и пойдет по нашему пути, – мы будем считать, что опыт построения коммунизма оправдал себя».
Не отставали от Троцкого в революционной беспощадности и некоторые другие деятели революции. «Не ищите на следствии доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого». «Если можно обвинить в чем-нибудь ЧК, то не в излишней ревности к расстрелам, а в недостаточности применения высшей меры наказания», – учил, например, своих сотрудников М. Лацис, помощник председателя ВЧК Ф. Дзержинского.
Удивительно ли, что в середине тридцатых годов, когда память о революционном беспределе двадцатых была еще свежа, когда знали еще поименно и тех, кто этот беспредел творил, с таким восторгом и одобрением воспринимались сталинские чистки, уничтожавшие этих «революционных гвардейцев», которых теперь принято считать «невинно пострадавшими»? Пусть их судили вроде бы не за то – не за террор против народа и издевательство над ним, а за шпионаж и предательство (но разве не объясняет одно другого?), – воспринимались эти процессы все равно как восстановление справедливости, как возмездие. Так, старый революционер, а затем эмигрант, не принявший Октябрьскую революцию, Владимир Львович Бурцев писал во время процессов 1936–1938 годов: «Все радовались, что наконец-то казнены эти палачи, и были счастливы, что могут открыто, на площадях и на собраниях кричать анафему казненным, о которых они до сих пор принуждены были молчать. Мы с полным правом можем сказать в защиту Сталина, что в бывших троцкистско-зиновьевских-бухаринских процессах он не проявил никакого особенного зверства, какого все большевики, в том числе и сами ныне казненные Зиновьев, Бухарин, Пятаков не делали раньше – все время после 1917 года со своими врагами – небольшевиками».
Однако, конечно же, не репрессиям радовалась молодежь, хотя без них, опять же, как кощунственно бы это ни звучало, не было бы того ощущения справедливости новой жизни, о котором писала почему-то именно в тридцатые, а не в двадцатые годы Мариэтта Шагинян, непосредственная участница тех событий: «Есть на языке человечества не то медицинское, не то психологическое или философское слово – эйфория. Оно говорит о полном, лишенном всяких других оттенков, чувстве освобождения, совершенной легкости – словно чьи-то тяжелые лапы вдруг сняты с твоих плеч, и тебя не покидает пронизывающее ощущение свободы, обретенного счастья. Вот так было пережито мною и моим поколением единомышленников чудо Октябрьской революции».
И теперь можно было с открытым сердцем радоваться новой жизни, в которой они могли участвовать в парадах и праздниках, учиться в школах, на рабфаках и в университетах, петь, танцевать, ставить спектакли, заниматься спортом в многочисленных кружках, студиях и секциях. Делать все то, о чем раньше им, детям простого народа, не приходилось и мечтать.
«Большевицкое руководство было неоднородно»
Чтобы понять их чувства, стоит вспомнить то время, когда Сталин принял страну от тех, чьи внуки и идеологические наследники ныне входят в состав нашей правящей верхушки, занимая практически все посты в политическом и экономическом пространстве сегодняшней России.
К 1921 году Россия буквально лежала в руинах. От бывшей Российской империи отошли территории Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Западной Украины, Белоруссии, Карской области (в Армении) и Бессарабии. Во время военных действий особенно пострадали Донбасс, Бакинский нефтяной район, Урал и Сибирь, были разрушены многие шахты и рудники. Из-за нехватки топлива и сырья останавливались заводы. Рабочие были вынуждены покидать города и уезжать в деревню. В общем уровень промышленности сократился в 5 раз. Оборудование давно не обновлялось. Металлургия производила столько металла, сколько его выплавляли при Петре I.
Сельское производство сократилось на 40 % Почти вся имперская интеллигенция была уничтожена. Оставшиеся в срочном порядке эмигрировали, чтобы избежать этой участи. В ходе гражданской войны от голода, болезней, террора и в боях погибло (по различным данным) от 8 до 13 млн человек, в том числе около 1 млн бойцов Красной Армии. Эмигрировало из страны до 2 млн человек. Резко увеличилось число беспризорных детей после Первой мировой и Гражданской войн. По одним данным в 1921 году в России насчитывалось 4,5 млн беспризорников, по другим – в 1922 году было 7 млн беспризорников. Ущерб народному хозяйству составил около 50 млрд золотых руб., промышленное производство упало до 4–20 % от уровня 1913 года.
По подсчётам специалистов, численность населения на оставшихся территориях едва дотягивала до 135 миллионов человек. Потери на этих территориях в результате войн, эпидемий, эмиграции, сокращения рождаемости составили с 1914 года не менее 25 миллионов человек. В их число, безусловно, следует включить и жертв так называемого «красного террора», воспеваемого Троцким и его сторонниками.
Сравните эти цифры потерь в результате Гражданской войны и революции (по материалам Википедии) с масштабами сталинских репрессий: по данным Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), чьи фонды содержат документы внутренней отчетности карательных органов перед высшим руководством страны, за время с 1921 года по 1953 год (то есть за 32 года!) за контрреволюционные преступления было осуждено 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания – 642 980 человек, к содержанию в тюрьмах и лагерях на срок от 25 лет и ниже – 2 369 220, в ссылку и высылку – 765 180 человек. Это данные из справки, представленной Хрущеву 1 февраля 1954 года. Она была подписана Генеральным прокурором Р. Руденко, министром внутренних дел С. Кругловым и министром юстиции К. Горшениным. Причем данные, приводятся, как видите, с 1921 года, когда во главе руководства страны еще стоял Ленин, а рядом с ним Троцкий, на долю которых стоило бы отнести значительное число из этих жертв. Тем не менее, это точное количество лиц, пострадавших от политических репрессий и во время «сталинизма», и в период нэпа. Приуменьшать масштабы репрессий ежовско-бериевские «монстры» были не заинтересованы – материалы не предназначались для широкой публики.
С приведенными данными о людских потерях и развале экономики страны во время Гражданской войны согласны и зарубежные исследователи. Как считает американский историк Хилари Пилкингтон, «в 20-х гг. после Первой мировой и Гражданской войн, голода в деревнях и полного разрушения экономики все общество находилось на грани развала. Население перемещалось из одной части страны в другую, люди искали, где им легче выжить: из деревни бежали в города, потом назад в деревни, потом обратно. Беспризорники объездили, исколесили всю страну. Безработица, проституция, пьянство, в целом преступность невероятно выросли». (Лекция доктора Хилари Пилкингтон в Ульяновском филиале МГУ для студентов-социологов в ноябре 1995 года).
Мало того, ущерб, нанесенный экономике и хозяйству, заключался не только в разрушенных заводах и шахтах, но и в вывозе из страны огромного количества всевозможных ценностей.
Сейчас появилось множество книг и исторических исследований, в которых весьма убедительно, с помощью документов и фактов, доказывается, что вся революция была ничем иным, как геополитическим заговором международного финансового капитала с целью подчинения им России и захвата ее богатств.
Об этом сегодня спорят между собой так называемые «красные» и «белые», причем стоят и те и другие на самых радикальных позициях: если для одних революция 1917 года – однозначно великое и светлое событие нашей истории, то для других – трагедия, обернувшаяся кровавым кошмаром. И трагедию эту, как они доказывают, готовили на чужие деньги, причем главную роль в организации сыграли международная масонерия и международный же торгово-промышленный капитал с единственной целью – сделать Россию территорией собственной добычи. Причем революцию финансировали не только деятели из немецкого генерального штаба, но и «акулы Уолл-Стрита», чтобы потом вернуть вложенное сторицей. (Так, внук известного американского банкира Якоба Шиффа оценил затраты своего деда на революцию в России в сумму около 20 миллионов долларов). И, видимо, вернули.
На сей счет основатель издательства «Русская идея» Михаил Назаров приводит следующие факты: «Российские ценности, как пишет проф. Саттон, шли за границу целыми пароходами. Газета “Нью-Йорк Таймс” сообщала, например, что только за первые восемь месяцев 1921 г. США импортировали золота на 460 миллионов долларов, из них 102,9 миллионов приходятся на фирму, основанную Шиффом “Кун, Леб и Ко.” Однако из России – “величайшего военного трофея, который когда-либо знал мир” (так Россия была названа в меморандуме 1918 г. финансиста У. Б. Томпсона Ллойд Джорджу о необходимости поддержки большевиков) – поток золота был наиболее мощным, учитывая, что оно декларировалось как привозимое из Швеции. Франции, Голландии и других стран, – так как прямые поставки золота в США от большевиков осложнялись из-за их дипломатического непризнания.
В документах проф. Саттона показано, что Госдепартамент нашел для этого удобную уловку, допуская возможность “незнания”(!) американскими фирмами советского происхождения ввозимых ценностей. Однако американские газеты не раз описывали (как и проф. Саттон) механизм “отмывания” награбленного большевиками золота: оно переплавлялось в Скандинавии и ввозилось в США с новыми клеймами. В частности, “директор шведского Монетного двора заявил, что в этом году [то есть с 1.1. по 22.4.1921. – М.Н] они переплавили 70 тонн золота стоимостью около 42 миллиона долларов США, и большая часть этого золота ушла в США в уплату за товары. На переплавленное золото ставились клейма шведского Монетного двора. Количество большевицкого золота, находящегося в настоящее время в стокгольмских банках, оценивается в сумму более 120 миллионов долларов США”, – сообщил он.
Не случайно именно в 1921 г., с началом советского нэпа, золото хлынуло в США небывалым потоком. “Нью-Йорк Таймс” выносит на первую полосу заголовок “Золотой потоп в Пробирной палате” и сообщает: “В результате непрерывного потока золота со всех краев земли, сейфы правительственной Пробирной палаты оказались до отказа набиты золотом в брусках, полосах и монетах, в результате чего она была вынуждена приостановить прием и спасовать перед тем количеством, которое банкиры собирались вывалить перед ней для переплавки и сертификации…”. В итоге, если в 1913 г. золотой запас США составлял 1,9 миллиарда долларов, то в 1927 г. он увеличился до 4 миллиардов.
“Нью-Йорк Таймс” сообщает и о прибытии 29 апреля 1921 г. “советского золота” в Париж на 10 миллионов долларов – “первой из нескольких партий согласно контракту, подписанному в Москве французской делегацией”. Коммунистическая газета “Интернасьональ” сообщила ранее о поставке во Францию 200 ящиков золота стоимостью более 50 миллионов долларов и высказала мнение, что Франция стала перевалочной базой для поставок советского золота в Швейцарию и Англию.
…Не забудем и о размахе концессий: большевики, выгнав и уничтожив своих капиталистов, ради сохранения своей власти были готовы сдавать в аренду чужим организаторам-капиталистам не только недра (добычу золота, угля, цветных металлов), но и огромные территории; в 1920 г. Ленин (тайным соглашением!) был готов передать Америке “для экономической утилизации” всю Камчатку (этому помешали претендовавшие на эти же территории японцы, которые поэтому поддержали там антибольшевицкие выступления)…
Однако большевицкое руководство было неоднородно. После смерти Ленина обострилась борьба за власть, а в ней как оружие использовались не только “идеологические уклоны” противников, но и то, что еще недавно было их преимуществом: связь с западными влиятельными кругами. До этих аргументов дошло в 1930-е гг. на серии процессов против антисталинской оппозиции». (М. Назаров. «Тайна России»).
Поэтому не будем отрицать очевидное – да, революция делалась с помощью западных денег, которые давались совсем не для того, чтобы принести народам Российской империи свободу и справедливость. Да, для достижения этих целей у Запада были свои эмиссары, занявшие на первых порах главные посты в новом революционном правительстве. Но махровый антисоветчик и монархист Назаров заметил важнейшую особенность и главное противоречие революции, которое нынешние «красные» и «белые» в пылу своих споров чаще всего не хотят замечать. Большевистское руководство было неоднородно!
Об этой неоднородности большевистского руководства, пожалуй, лучше всех написал Сергей Дмитриевский, в прошлом эсер, затем большевик, советский дипломат, в 1930 году оставшийся на Западе и оттуда осмысливавший события революционного и послереволюционного периода в жизни страны.
«Партия Ленина никогда не была вполне единой ни по своему человеческому материалу, ни по идеям и интересам, движущим ее людьми. Единство ее выступлений вовне ее «генеральной линии» охранялось сильной рукой и непререкаемым авторитетом ее создателя и вождя.
<…> В процессе революции партия выросла. Она вобрала в себя и все почти активные революционные элементы населения, вобрала в себя и многие тысячи случайных, пристраивавшихся к власти людей. Наличие в руках партии власти меняло подход к идейным разногласиям. Идеи получили в революции жизненное значение, за идеями стояла власть и возможность через эту власть много осуществлять. Наметилась неизбежность жестокой борьбы. <…>
Троцкому на Россию как таковую было наплевать. Его бог на небе был Маркс, на земле – западный пролетариат, его священной целью была западная пролетарская революция. Троцкий был и есть западный империалист наизнанку, взамен культурного западного капитализма, взорвав его, он хотел иметь культурный западный пролетарский социализм. Взамен гегемонии над миром западной буржуазии – гегемонию западного пролетариата. Лицо мира должно было измениться только в том отношении, что у власти вместо буржуазии становился пролетариат. Прочая механика должна была остаться примерно прежней – то же угнетение крестьянства, та же эксплуатация колониальных народов. Словом, это была идеология западных социалистов, и разница была одна: те не имели мужества дерзать, Троцкий дерзал; те хотели только разделять власть над миром, Троцкий хотел иметь ее целиком в руках своих и избранного класса.
Россия для Троцкого была отсталой страной с преобладанием «подлого» земледельческого населения, поэтому сама по себе на пролетарскую революцию она не была способна. Роль хвороста, разжигающего западный костер, роль пушечного мяса западной пролетарской революции – вот роль России и ее народов. Гегемоном мирового революционного движения Россия не могла быть. Как только огонь революции перебросится на «передовые», «цивилизованные» страны, к ним перейдет и руководство. Россия вернется в свое прежнее положение отсталой страны, на задворки цивилизованной жизни, из полуколонии культурного капитала превратится в полуколонию культурного социализма, в поставщика сырья и пушечного мяса для него, в один из объектов западной пролетарской эксплуатации, которая неизбежно должна быть, ибо иначе нет возможности сохранить для западного рабочего его привилегированное положение.
В самой России Троцкий стремился утвердить безраздельное господство рабочего класса, вернее привилегированных верхушек его. Только таким образом удастся погнать на чуждую им борьбу тупую массу деревенских рабов. Только таким образом, организовав из русского рабочего класса касту надсмотрщиков-управителей, удастся в дальнейшем подчинить русскую деревню западному паразитическому пролетариату. Отсюда враждебное отношение Троцкого к идее «рабоче-крестьянского» государства и союза, ставка на «рабочее» государство, на полное порабощение – как политическое, так и экономическое – городом деревни. Отсюда же, в дальнейшем, идея «сверхиндустриализации» России: опять не в интересах России как таковой, но во имя быстрого создания в ней мощного рабочего класса-властителя.
Жизнь разбивала все идеи и все планы Троцкого. Революции на Западе не происходило. Наоборот, капитализм на Западе все больше «стабилизировался». В то же самое время от русской революции все крепче начинало пахнуть мужицким, сермяжным духом.
Под давлением разбившей их жизни Троцкий и его группа пришли в конце концов к «ликвидаторству»: русская революция потеряла для них смысл».
Дмитриевский упускает из виду только одно – то, о чем выше пишет Назаров: почему и зачем финансовая олигархия Запада снабжала Троцкого деньгами. Неужели для «безраздельного господства рабочего класса», хотя бы и западного? Может быть, это делалось все же для господства над миром другого «избранного класса»? Что и вышло в конце концов наружу, когда троцкистская оппозиция, оттесненная от власти, уже открыто стала сотрудничать с западной буржуазией, а сам Троцкий опустился даже до сотрудничества с Гитлером.
Но обратимся теперь к другой части высшего большевистского руководства, которой Дмитриевский дает не менее интересную характеристику:
«Судьба революции решалась не в кабинетах и квартирах партийных чиновников… не в столицах и городах вообще, но на фронтах гражданской войны, на широких полях земли, в дыму крестьянских восстаний, среди голода. Там редко бывали люди типа Троцкого. Изредка только проносились они по огненной линии фронта и по развороченным полям в блестящих салон-вагонах – и не столько помогали, сколько мешали. Там были свои люди. Там вырастал слой крепких людей русской просторной земли, который именно и лег в основу ленинской партии, который именно и проделал подлинную работу революции: черную, трудную, кровавую. Эти люди в своем большинстве прежде почти никому не были известны.
Часть из них, но очень небольшая, принадлежала к партийной «старой гвардии» – к русской подпольной ее части. Но большинство принадлежало к молодежи… Тут были выходцы из разных общественных слоев: и простые дети народа, низов, рабочей и крестьянской среды, и интеллигенты, все – вплоть до дворян, до аристократов. В результате тяжелой жизни, упорной и кровавой борьбы они все стали внутренне на одно лицо. Их души поросли звериной шерстью, покрылись мозолями – и стали непроницаемыми для праздных сантиментов и сомнений. Много, много уродства было в их душах, как много было уродства и в сложившейся в своеобразных русских исторических условиях народной душе. Но эти люди были плоть от плоти народа. И именно такие люди были нужны стране в жестокую эпоху революции. Они походили на пионеров американского Запада. Они были пионерами новой России, которую не только хотели обратить во вторую Америку, но поставить еще выше, выше всех прочих стран, выше всего мира…
В теории они часто сбивались. Некогда было ею серьезно заниматься. И они боролись не столько за отвлеченные принципы, сколько за родную землю, за ее независимость, богатство, мощь. Они называли себя коммунистами. Но коммунизм был для них не столько целью, сколько орудием национальной борьбы. Внутри страны ими разрушались фактории иностранного капитала – динамитом коммунистических идей они хотели взорвать западный империализм в его собственных твердынях. Кроме того, идеи коммунизма вносили какой-то высший смысл в их борьбу. Они делали Россию носительницей огромной идеи мирового счастья, обетованной страной всех угнетенных народов, священной родиной социализма. Совокупность их идей легла в основу своеобразного русского национал-коммунизма. Из них родились теории социализма в одной стране и красного империализма, ставшие краеугольными камнями сталинской системы.
С такими идеями долгое время шли на борьбу, пробивались к власти народные, основные слои партии, по преимуществу ее молодое, второе поколение…
Вождем этих слоев был Сталин. Он сам был плоть от плоти их, вырос, воспитался в тех же, что они, условиях. И эти слои на своих мускулистых руках и вынесли его к власти».
