Kitobni o'qish: «Мир сказок, или Змеиные руки»

Сказки создают внутреннее состояние, которое формирует мысли, а мысли ведут к действиям, от которых зависит результат. Чтобы дети росли на правильных сказках, они должны быть с хорошим концом, без грусти и сожаления, чтобы во взрослом виде не переживать такую же печальную судьбу по примеру понравившегося персонажа.

Сказка про Любашу, поповскую дочку, и Иванушку-дурачка

Жил был поп с женой и единственной красивой дочкой. Любашка уже выросла и поп подыскивал ей жениха.

Да искал поп богатого, чтоб самому приданное не давать, жадный был, скупой, даже на нарядах жене и дочери экономил.

Частенько к ним сваты стали заглядывать, но каждый раз после очередных смотрин, разочарованная Любушка прибегала к батюшке и плакала ему в рясу, умоляя:

– Ой, батюшка родненький, повремени с помолвкой, не прогоняй меня из дома. Никто мне не люб.

Проходили дни, недели, месяцы, а девушка ни на кого не соглашалась.

Вот про её красоту прослышал сам царевич Петр. Он был гордый и надменный, потому что царский наследник, но злой, потому что был некрасив и привык иметь всё, что захочет.

Вот вместе со слугами он прибыл к попу, чтоб самому убедиться в красоте девушки. Правда это или ложь, может и не такая Любаша уж и красавица.

Поп аж обезумел от радости: сам царевич к нам пожаловал, собственной персоной.

– Да я ж зятем царя стану! Вот мне какую Господь награду послал за мою праведность! – поглаживал с наслаждением предвкушения будущего счастья свое пузико.

Сомневался Петр, не верил слухам, но как только её увидел, то потерял голову: так влюбился, что захотел её сразу же увезти с собой. Но Любаша как только увидела жениха, испугалась ни на шутку: такого страшного из людей она ещё не видала.

– Батюшка, за что? Красивей и милей женихи приходили, и то я не соглашалась. А этот уж совсем невыносим!

– Акстись, бесстыдница. Он же королевич. Ну и что, что не красивый и рябой, зато полцарства дает в приданное. Будешь как сыр в масле кататься. Я согласен. На сей раз твои отказы я не принимаю. Говорю тебе мое нет, а королевичу да.

Она ни слова не сказала, а выбежала на крыльцо своего большого красивого дома и хотела было горько заплакать – как она сможет с таким уродом всю жизнь жить!? С таким и богатства не надо , без любви-то.

Разревелась девушка, ладонями слезы утирает, не унимается, аж грудь сотрясается. Лишь бы с любимым даже в шалаше жить. А тут как раз появился молодой соседский паренек Ваня-дурачок. По пыльной дороге скакал на палке парень в рваных штанах да в потертой майке и босиком. Но лицо его было красивым, хоть красоту затмевала глупость.

Приостановился он возле Любаши и крикнул:

– Чего плачешь, красавица? Садись на моего коня, довезу тебя куда хочешь, с ветерком? – и подпрыгнул на своей палке, подтверждая приглашение.

Любушка еще больше разрыдалась и подумала: вот бы этот парень был умным, я бы даже за него вышла замуж, он намного лучше, чем царь.

– Говорю ж, не рыдай.

Немного успокоившись от его веселого тона, утерев мокрые покрасневшие глаза, еще сквозь мокрую пелену, в этот момент для себя отметила: «Эх, был бы он не дурак, а так ведь какой он красавец! Хороший жених бы вышел…»

– Да, ладно, Ваня, кобылка твоя устала. Давай в следующий раз прокатимся.

А дурачок Иван сплюнул ноги и поскакал дальше, махнув на девушку рукой: да ну тебя дура.

В это время жених царевич распрощался с попом и пообещал дать ему за дочь полцарства и прислать сватов через неделю, а когда умрёт царь-батюшка, то и королевой станет. Поп обрадовался, посмотрел на свои железные под замком сундуки и улыбнулся – только он знал, что эти сундуки скрывают половину золотых монет, представил себе их уже полными золота, подкрутил свои длинные усы, погладил бородку:

– Ах, какая пышная свадьба будет, загляденье. Хвала Богу, что дал моей дочери такую красоту, что и с царями породниться не грех.

Царевич пообещал готовиться к свадьбе и что пришлёт сватов. Люба не знала куда себя от горя деть. Путем не спала и не ела, осунулась, и наряды ни в радость. От царя подарки привезли, украшения, служанок прислали. Наряжают ее, охают:

– Посмотри, какие кружева, жемчугом шелка отделаны.

А она только смотрит печально на себя в зеркало и со стоном вздыхает:

– Зачем мне все это, когда с таким мужем и жизнь ни в радость…

А присуги ее уговаривают, увещевают:

– Да ты что, все стерпится, слюбится. Главное, во дворце жить будешь, из золотой посуды есть, по другим королевствам на золотой карете разъезжать, да в парче ходить, заморские яства кушать. Нам бы такое, мы бы уж точно слезы зря не лили.

А девушка слушает, да тихо слезу утирает.

Вот пришло время, и приехал царевич со сватами. Сел на почетное место напротив невесты, а Любаня ни жива ни мертва, смотрит на жениха и тоска душу сковала, оцепенела от ужаса, что даже мысли не посещают её красивую головку, а те, что посетили, все кучу перемешались. Сидит, как каменная, все чувства в смятении.

А принц с попом сидят, рыгают, напились до чертиков. У папа все усы в пивной пенке. А принц рукой полез в блюдо за мясом, вытащил самый жирный кусок, да накапал на камзол, вместо рта пронес кусок мимо, да размазал жир по щеке. Сплюнул. Хотел сметанки почерпнуть, хотел схватить плошку, да вместо плошки, схватил кошку, которая в это время уже уминала эту самую сметанку. Бедняжка аж жалобно замяукала, вырвалась, царапнув принца, на стол прыгнула, опрокинув бутыль с вином, что брызги полетели прямо в лицо попу. Поп крякнул, вскочил, руками замахал, да прям рукавом принцу по лицу заехал. А принц еле языком ворочая, промычал:

– Ба-аа-тюшка, по-мое-му вы пья-ны-ы…

Поп выпятил грудь, руки в боки, и гаркнул хриплым голосом:

– А теперь тост! Кто скажет?

Сзади, не менее пьяный министр финансов, сполз со стула и начал произносить малопонятную речь.

У Любушки к горлу комок подступил, дышать стало нечем, воздуху не хватает: как с таким неряхой жить?

– Пости меня батюшка, я к себе в покои пойду, – и удалилась.

А в это время Иванушка-дурачок на своей палке скакал мимо, услышал шум, веселье во дворе, пьяные речи, на своей палке-лошадке заскочил во двор и остановился под окном Любавы. Девушка широко распахнула окно и, опершись рукой на подоконник, жадно вдыхала свежий воздух. Слезы медленно катились по бледным щекам от безысходности.

– Эй, дуреха, опять ревешь что ли?

Люба подняла голову.

– Да не реви, а то все слезы выплачешь, на лук не останется.

– Да не поймешь ты меня, плохо мне, – простонала в ответ.

Ванька встряхнул головой:

– Как это я не пойму, дурак что ли я? Я все знаю, – выпятил гордо грудь.

– Да чего бы ты знал? – отмахнулась от него Любава.

– Ну я знаю, ты поповская дочь, за царевича замуж выходишь. Все ж это знают. Я ж не глухой. Вот и должна ты радоваться, а почему-то плачешь.

– Да не люб он мне!

– Ну айда тогда, садись со мной на коня, да в лес поскочим.

Люба ничего не ответила, закрыла лицо руками и только снова разрыдалась. А Иван-болван только хмыкнул, ничего не поняв. Так и поскакал дальше.

Прискакал он на опушку леса и остановился у пенька, на котором красовались 3 боровичка. Он не знал грибы какие съедобные какие нет. Соскочл со своей палки, просто хотел ею их сшибить, и только было замахнулся, но остановился в недоумении: его пустая голова не смогла придумать что это или кто это на пеньке. А боровички шляпки сняли и давай перед ним раскланиваться:

– Пощади, Иванушка, мы тебе службу сослужим.

– Вы? Мне? Чаго вы можете-то?

– Мы твои три желания исполним. Загадывай.

Иванушка вдург вспомнил о Любашке, какая она грустная ему в последнее время попадалась . Это первая мысль что пришла в его голову. Он своей выгоды не понимал и по натуре был добрым, всегда готовый помочь страдающим, и сейчас ему девушку жалко стало. Она только одна не смеялась над ним как другие, и не издевалась – вот он про неё и подумал:

– Хочу, чтобы желания у Любы исполнились.

Боровички переглянулись и одобрительно кивнули.

А девушка в этот момент горевала в комнате. Пьяный королевич со свитой завалился к ней в покои попрощаться. Ей стало неприятно: его побагровевший и опухший от пьянки нос так и норовил приблизиться к ее мягкой щечке, что она отпрянула от него и, глядя на жениха, подумала:

– Вот бы превратиться мне в комара и укусить его в этот противный нос, и улететь в окошко, чтоб больш его не видеть.

И только подумала, как тут же превратилась в большого комара к удивлению всех присутствующих и, укусив царевича в нос, вылетела в окно. Он заорал от боли, замахал руками и обалдел: его нос стал ещё больше и покраснел. Царевич подпрыгнул, маша руками:

– Не нужна мне ваша Любавушка! Она кусается! Не надо мне такой невесты! Я на комарихе не хочу жениться! – и выбежал из дома сломя голову, что аж сам залез в карету, слуги еле-еле успели заскочить на козлы, и они поскакали во дворец.

Королевич кричал, сам погоняя лошадь:

– Вези меня во дворец! Ноги моей больш здесь не будет! – и проклинал царевич всю дорогу и попа, и его дочь, и всех комаров на свете.

А Любава комаром летела прямо в лес и очутилась у того пня, где беседовали Иван с гномами. Комар подлетел к дурачку и запищал ему в самое ухо:

– Это я, Любаша! Хочу опять человеком стать! – и тут же превратилась в девушку.

Иванушка-дурачок посмотрел на комара и засмялся, когда комар превратился в девицу красу.

– Ой, Это ты? Хм, странная какая ты. То ты комар, то ты девушка.

А она ему и говорит:

– Странное что-то со мной случилось сегодня. Только я подумала комаром стать да принца в нос укусить, как тут же и стала. А потом не знаю, сюда зачем-то прилетела. А тут ты с грибами разговариваешь.

– Ха-ха, – засмеялся Иванушка. – Так это ж я загадал, чтоб сбылось все, что ты задумала. Поэтому и исполниось твое желание. Это ж не простые грибы, они гномы.

Третий боровичок спрыгнул с пенька и крикнул:

– Ну что, девушка, третье желание будешь загадывать?

– Ну да, а чего добру пропадать-то? – и обернулся к Любе. – Ну давай, загадывай, твое ж.

Посмотрела она на него ласково и вздохнула:

– Эх, Иванушка, был ты умным, цены б тебе не было. Тогда б мы с тобой и пожениться смогли бы.

И тут же желание ее и сбылось. Утерли боровички свои пышные усы и исчезли. А на их месте оказалась большая корзина с приданным,подарок от гномиков.

Обнял Иван девушку, отбросил в сторону свою палку, а она в настоящую лошадь превратилась. Сели они на нее и поскакали к попу.

– Батюшка, нашли мы друг друга, обвенчайте нас, благословите, – кинулись они в ноги пьяному отцу.

Поп, еще не протрезвевший, почесал затылок:

– Так он же дурак. И без гроша за душой.

– Это кто здесь дурак? – насупился парень, а Любушка встряла:

– Батюшка, Иванушка теперь уже не дурак. И у нас приданное даже есть, – и сунули папу в руки корзину, полную монет из червонного золота, что он еле удержал ее.

Поп аж потрезвел: парень держал перед ним такое сокровище и смотрел умными карими глазами.

На следующий же день поп обвенчал молодых, сыграли пышную свадьбу: всех вокруг позвали мед пить, да осетра есть. А поп со своими сундуками остался, рад был, что никуда от него не ушли.

И было там веселье, и как во всех сказках говорится: на том пиру и я был, мед-пиво пил, но в рот не попало.

Илья Муромец и Белый Змей

Шел как-то наш русский богатырь, Илья Муромец, без дела и вел под уздцы своего верного коня, и думал:

– Я победил многих врагов, сражался во славу Руси, а теперь с врагами покончено и я вот слоняюсь без дела. Мои друзья, Алёша Попович и Добрыня Никитич, женились и живут припеваючи. Вот бы и мне жениться, да куда уж, когда нет даже подходящей невесты для меня. Ох-ха-ха-ха. У них уже детки пошли, счастливая семья, им всем не до меня, даже в гости не зовут. Все заняты.

Думал, думал разные думы Илюша и становилось у него на душе только горше. Остановился, когда конь у него заржал. Ночь уже покрыла землю темным покрывалом и на небе появились звездочки с бледной луной, которые улыбались, глядя на землю и тускло светили, словно улыбались. Как будто в прятки играя, то появлялась, то исчезала за пробегающими тучками луна. Илья подергал под уздцы коня. Тот без конца вставал на дыбы, постоянно спотыкался в хрустящем валежнике, издававшем гнилостный запах, и ветки злостно хлестали ему по морде. Он ржал и отказывался двигаться дальше. А конь идти не хочет, упирается, никак не может успокоиться и все ржёт. Илья Муромец присвистнул:

– Вот, мать честная, куда меня нечисть занесла! Тут не только коню, мне-то трудно идти сквозь такую непроходимую чащу.

Огромные филины насмешливо ухали на ветвях. Впереди по бокам возвышались столетние ели, идти мешали густые заросли кустов, да так близко, что кололи даже иголками своими глаза. И эти черные ели, казалось, упирались в само небо. Ему даже страшно-жутковато стало первое время, но он тряхнул головой и подумал:

– Что же я, трус что ли, – и, чтобы не бояться, засвистел весёлый напев, чтобы как-то подбодриться.

Он глянул на небо, но его не увидел – высоко возвышался лес. Снова филин на дереве заухал, а потом ему вторил другой. Богатырь обвел взглядом вокруг и справа, среди просвета между ветвями, заметил тусклый огонёк справа. Обвел взглядом вокруг и завернул в ту сторону своего коня. Когда они подошли поближе, там оказалась избушка на курьих ножках.

– Ого! Куда мы попали: в гости к бабе Яге. А что, я испугался разве? Я и не с такими сражался. Или уж не справлюсь со старой старухой?! – и он поднял гордо голову, уверенно приближаясь к избушке.

Привязал коня близко к жилищу и вдруг животное заржало и затопало копытами, норовясь вырваться и убежать. Огромный волк медленно крался, оскалив клыкастую пасть и лязгая зубами. Приближался со стороны избушки, норовясь наброситься на коня. Глаза его горели зелёным огнём. И тут избушка своей куриной лапой так ударила волка, что тот высоко отлетел и, шмякнувшись об землю, жалобно заскулил и убежал прочь. А другие волки, глядя на вожака, поджали хвосты и пригнулись к земле. Встревожившись, увидев как бы товарищ их не погиб, и они вместе с ним, повернули назад в чащу, жалобно завывая.

Тут дверь избушки распахнулась и в свете горящей печи, в дверном проеме, появился грозный, но скрюченный от возраста силуэт Бабы Яги.

– Кто там еще среди ночи пожаловал? – скрипучим своим голосом закричала она во тьму. – Кого там нелегкая еще принесла?

Муромец вышел на свет, улыбнувшись:

– Это я, Илья.

– О, наконец-то пожаловал. Тебя-то я и ждала. Заходи тогда, гостем будешь. Дело есть у меня к тебе.

Илья вошел в избу. Там стояли старые-пристарые стулья, стол, сундук. Старуха встретила его, согнувшись, и сухая как метелка. Глаза её черной дырой скрывались под седыми, когда-то черными нависшими бровями. Длинный горбатый нос крючком свешивался до подбородка, закрывая почти поллица, а изо рта торчали два оставшихся желтых клыка с коричневым налётом. И там, где когда-то были зубы, остались у неё одни губы. Ее седые космы неряшливо выбивались из-под линялого платка. Она скривила рот и прохрипела сипло:

– Давай-ка чайку тебе особого заварю с дороги, а то, поди, устал. Да и коня твоего напою, чтоб не помер от страха.

Муромец уселся на низкую лавку возле кипящего котла отогреть свои промерзшие косточки. В котле варилось и бурлило странное месиво. А кот Баюн, изогнувшись дугой, походил вокруг Ильи и прыгнул к нему на колени, приняв его этим в своем доме.

– Я, Илья, тебя и ждала. Ты-то как раз мне и нужен.

– Да я вот заблудился и ненароком к тебе явился.

– Да ничего ты не заблудился, я тебя сюда привела, ха-ха-ха.

– Как это ты? Я сам пришел.

– Да это я тебя сюда завела, путая тропки. А ты, богатырь, почувствовал мою волшебную силушку, – она мотнула головой и единственная седая прядь упала ей на лоб. Она снова тряхнула и прядь как змейка уползла сама за спину. Платок сбился набок, но бабка не обращала на него внимание. Вот платок скоро закроет ей один глаз, а ей все равно.

– Ну тогда рассказывай, бабуля, чего тебе от меня понадобилось?

Баба Яга взяла зеркало в серебряной оправе и протянула богатырю. Он только глянул и не мог оторваться: на него смотрели милые ясные глаза красавицы. Она грустно посмотрела на него и слёзы покатились по щекам.

– Кто это? – спросил богатырь.

– А это моя внучка Василиса, – ответила баба Яга. – Я же тоже была тыщу лет назад в молодости красавицей.

– Ты-то что ли? Ой, насмешила!

– Ты чего ухмыляешься, не веришь что ли? – и показала ему свой запыленный фотоальбом.

Хмыкнул Илья:

– Да неужели ж и ты красавицей была? – и принялся перелистывать фотографии.

С каждой страницей все больше и больше от удивления менялось выражение его лица, искаженное даже неким восторгом. Он воскликнул, присвистывая:

– Да ты и впрямь красотка была, хоть пей воду с лица.

– У меня и мужья красивые были, – продолжила старуха и показала фотку, где она стоит в обнимку с высоким статным красавцем. Усмехнулась: – А теперь догадайся, вот с кем это я?

Илья почесал затылок:

– Принц что ли заморский?

– А вот и ни фига, – вытащила она фигушку вперед и сузила глазки от удовольствия: – Кощеюшка Бессмертный тут, а с ним рядом я.

– Оба-на! – глаза богатыря от удивления поползли на лоб. – А в народе про него совсем другое говорят.

– Ну, конечно, мы уж не такие молодые, как раньше. Мне тыща стукнула недавно, а ему на сто больше. Чуть постарели.

Долистал альбом Илья почти до конца, наткнулся на свадебную фотографию.

– Это дочка моя, тоже красавица, с миллионером за границей живёт, в Гамбургском лесу. У него там свой замок. А вот внучку ты мою уже видел. В то время у меня гостила, да её злой мой враг украл. Белый змей Улей. Он прилетел сюда из непроходимых амазонских лесов. Захватил мою кровинушку, – всплакнула Баба Яга. – У него в темнице томится она теперь. Да ещё Кощей Бессмертный предал, зараза. Меня и Змея Горыныча, моего последнего мужа. Он, этот Кощей, ирод окаянный, проклятый, и вызвал оттуда этого белого змея. Хотел с его помощью повсюду властвовать, над всеми летучими и ползучими гадами править, да Улей сильней его и хитрее оказался. Могущественный и злой, всех поработил. Кто ему пытался сопротивляться, всех рабами сделал. Теперь завладеть хочет всем миром. Посадил на цепь Змея Горыныча, держит моего Горынушку в железных оковах.

– А как он его одолел-то? – спросил богатырь.

– Да вот так. Хитростью. Мой муженек простоват, всем доверяет. Змею Горынычу на левое ухо скажешь ласковое слово: “милый мой, ласковый” и он делается слабым как котёнок. И этот Кощей разболтал мой секрет. Так Белый Змей и сказал ему в ухо пару словечек, а тот и обмяк. Растаяло ушко Горыныча от сладких речей этого проходимца.

– А как же Горынычу силу вернуть?

– А надо крикнуть в правое ухо: “эй, размазня, что скис-то, дурак что ли?” Тогда он воспрянет духом и обретет снова силу, разорвет цепи. А если уж вы все вместе объединитесь, то непременно одолеете белого гаденыша.

Бабуля подумала и продолжила:

– Этот окаянный связал моего бедняжку, в цепи заковал. Этими крепкими цепями даже горло его теперь давит. Прочные железные цепи. Эх-х.

Муромец пил чай, размышляя о своей выгоде, если возьмется за это дело.

– Ох, Илюшенька, только лишь ты можешь помочь нашему горю да и людскому, ведь если дать власть и волю Белому Змею, он всех погубит и сделает жизнь невыносимой.

Призадумался герой еще больше: ему по нраву пришлись слова Бабы Яги, лестно стало, что на него такая надежда на спасение человечества возлагается, да еще и невеста красавица намечается.

– Ой, не знаю, а вдруг я ей не понравлюсь? – но вдруг встрепенулся и спрашивает: – А как я его одолею? Мне же еще незаметно проникнуть в замок как-то надо.

– Там томится в неволе у змея ещё и Кот Баюн, брат моего котяры. Вот он то и поможет усыпить Белого Змея, а ты в это время подойдёшь к Змею Горынычу и крикнешь на правое ухо: “Эй ты, размазня! Чего раскис, дурак что ли? Очнись!” – он встрепенется от слова дурак, потому что это я его так выдрессировала. У него после этих слов появится сила великая. Он взбодрится и разорвет цепи, а там и победить врага нашего вам вместе будет несложно. Я тебе дам волшебного напитка – силушку придает, посильней будет Ред Буля. Ты и Змею Горынычу дай это попить, а то истощал, бедолага. Все это время без еды и воды, слабый стал.

– Хорошо, так и сделаю.

– Ну а теперь я тебя накормлю и спать уложу.

Богатырь поел русских щей с ржаным хлебом да куском мяса. Потом бабуля подала ему лягушачьих лапок целое блюдо. И все это он запил мухоморным отваром, да еще с настоенными соцветьями одолень травы. Он сильно наелся, но всё равно по привычке попросил пшённую кашу с молоком. Вспомнил мать: она ему в детстве говорила: «Слабый ты у меня, видно мало каши кушаешь». А теперь вот он богатырь и кашу много ест и хлеба с мясом хватает.

– Нет, Илюшенька, кашку с утра сварю, а на ночь несварение будет.

Наевшись досыта и согласившись с бабкой, Илья улегся спать, а старуха долго ещё копошилась у печки и что-то всё шептала. Долго, почти до рассвета, над котлом склонившись, старуха что-то колдовала, пока он спал.

Утром богатырь наелся пшенной каши, как хотел, испил напитка мухоморного, что его грудь распирало от силушки. Затем развел руки и, попрощавшись с хозяйкой, вышел, но на пороге обернуся и всё же спросил:

– А как я найду Белого Змея?

– Так я тебе проводника ворона дам, – она крикнула птицу и перед парнем тут же возник чёрный ворон. – Баба Яга продолжала: – Черныш, покажи дорогу молодцу к Василисе. А ты, Илья, иди прямо, да назад никогда не оглядывайся. Когда пойдешь, не оглядывайся назад, даже если тебя будут звать знакомые тебе, родные люди. Не верь им. Они погибель твоя. Это Белый Змей

захочет тебя погубить. Ни в коеем случае не оглядывайся, не то погибнешь и я не спасу.

Илья оседлал коня и поехал вслед за вороном. Долго ли, коротко ли они ехали по трудному густому лесу, величавые сосны грозно шумели и высоко над головой их голые стройные стволы, как хоровод, окружали богатыря. Он глянул на небо, но его не увидел: так высоко возвышался лес. И по бокам тянулись воющие гнилые болота. И вдруг слышит сзади голос Никиты Кожемяки:

– Эй, друг, как хорошо, что я тебя встретил, еле догнал. Остановись, оглянись! Дай хоть обниму тебя. Давно не виделись. Илюша, мы с тобой так давно не виделись, я соскучился по былым временам. Оглянись же, дружище! Или забыл меня? Совсем возгордился? – продолжал голос то обиженно, то требовательно: – оглянись, подожди! Ведь мы были с тобой как два брата. И на поле боя, и на пиру – никогда не разлучались!

Илья уже хотел обернуться, даже не помнил наказа Бабы Яги: “ни в коем случае не оборачивайся!” Но вдруг зеленая юркая змейка с ветки стрелой метнулась ему на плечо и, обвив его шею, зашипела бабкиным голосом ему на ушко:

– Не оборачивайся. Это Змей хочет тебя погубить. Помни мои наставления, не то будет погибель твоя.

Вспомнил тут Илья наставление Бабы Яги никому не верить: не оглядывайся, езжай. Если оглянешься – погибнешь. Даже если кто-то тебя знакомый позовёт – не верь. Илья пришпорил коня и помчался дальше, а ворон только крыльями могучими махал. Только за ним и поспевал Илья. Вдруг слышит сзади глухой голос,:

– Ну погоди у меня! И ты, старая Яга, и ты, Муромец! Я с тобой еще рассчитаюсь, – это был леший, переметнувшийся на сторону Змея.

А зеленая змейка исчезла.

Вот совсем поредел лес и на пути стали попадаться мелкие озёра и непроходимые болота, заросшие кустарником и болотной травой. Огалдело квакали лягушки и по воде плавали дикие гуси. И только узкая тропа вела туда, куда ворон летел. И Илья Муромц шел, ведя на поводке своего верного коня.

Вдруг слышит приятный чарующий женский голос.

– Идём, любимый, со мной!

И только он хотел оглянуться на ласковый голос, как ему на грудь прыгнула огромная зеленая лягушка и бабкиным голосом же заговорила:

– Не оглядывайся. Помнишь, что я тебе говорила? Это погибель твоя! Это кикимору Белый Змей послал, чтобы погубить тебя. Она хочет завлечь в трясину тебя и утопить.

А наш Илья пришпорил коня, чтобы побыстрее покинуть болотные топи, и услышал как кикимора от злости закричала, завизжала и бросилась с плеском в воду, а лягушка исчезла. Даже показалось, что и леший снова кулаком грозил из-за ветвей.

И не заметилдаже богатырь, как быстро миновал болотные места и очутился в чистом поле. Чёрный ворон остановился:

– Я возвращаюсь к Бабе Яге, мне дальше нельзя. Ты тут уж один дойдёшь, – ворон взлетел и взгромоздился на ветку ели: – Запомни, что оборачиваться тебе ни в коем случае нельзя. Прощай. Пройдешь поле прямо, через бугор, через яму и там уже увидишь, не заплутаешь. Там и будет царство Змея Горыныча, которого захватил Улий.

Солнце ярко ослепяло. Богатырь приложил руку ко лбу рассмотреть что там вдали, не виднеется ли царство Горыныча. Илья посмотрел вперёд и увидел вдали, в легкой серой дымке замок. Но путь к замку, где томится Василиса, был труден.

Едет он по полю и вдруг слышит сзади голос матери.

– Сынок, Илюшенька, милый, оглянись. Я так по тебе соскучилась.

Муромец встрепенулся, в груди сжалось и комок горечи подкатил к горлу от родного голоса. Хотел было обернуться, слеза сама выкатилась из глаза. Он вдруг вспомнил: откуда взялась мать-то здесь, ведь её в живых давно уже нет. Любопытство его брало верх: кто же может это быть? Но вдруг впереди мышка-норушка молниеносно взобралась на коня, прыгнула богатырю на нос и лицо ее ему показалось лицом Василисы. Она пропищала:

– Стой, Илья, где же мама твоя? Нет ее уже давно, не оглядывайся. Это лярва проклятущая, с руками загребущими.

– Ой, мышка-норушка, спасибо, подружка, – чмокнул он мышку в мордочку, да увидел, что мышкины глаза на Василисины похожи. Показалось даже, что мышка засмущалась и, спрыгнув, убежала в норку.

Илья пришпорил коня и припустил ходу, слыша за спиной, как ругалась и рычала от злости лярва, топала ногами, даже пыль столбом встала, но богатырь был уже далеко от неё, а мышка вперёд убежала. Василиса послала ее предупредить парня, ведь ее бабуля здесь, у поля, теряла свою силу.

Когда Илья приблизился к воротам замка, он почувствовал зловещие крики воронья, парящие над замком. В это время кот Баюн по приказу Василисы умурлыкивал Белого Змея, чтобы усыпить его и дать богатырю возможность пройти. Кот ему песни рассказывал нараспев, сказки напевал и так убаюкал змея, что тот уснул крепким сном.

Илья спешился с уставшего коня и услышал над головой стон. Он поднял голову и над воротами у входа увидел Кощея Бессмертного. Он весь иссохший, как скелет, болтался на цепях,. Он стонал, бормотал что-то невнятное. Муромец подошел к нему поближе и тогда только расслышал:

– Илюша, спаси, сними меня. Кружит вокруг меня стая воронья, клюют, тюкают меня по голове, норовят глаза выколоть. Мочи нет терпеть это, так и хочется реветь, да слезы высохли. Скоро без глаз оставят.

Сжалился над ним Илья Муромец:

– Так и быть, сниму я тебя. Только скажи где Змей Горыныч томится и Васил са.

– Хорошо, хорошо, покажу, отведу. Только быстрей сними, а то силы на исходе.

Снял его Муромец, а тот без сил упал на землю. Богатырь перекинул Кощея через плечо, как тряпку, и понёс, приговаривая:

– Показывай, давай, дорогу мне. Где Горыныч закован?

А Кощей только постанывает да попискивает:

– Туда, нет, не туда… налево, нет, направо.

– Чего ты меня плутаешь? Говори, а то сейчас шею сверну.

– Ой, сжалься, Илюшенька, голубчик, я и так уж на половину свернутый, – закряхтел Кощей.

Показал ему где то место. Скинул богатырь с себя Кощея и дал ему хлебнуть волшебного напитка:

– На, освежись.

У того сразу силы прибавилось, глаза загорелись и он забыл о благодарности Муромцу и о подлости Белого Змея, и побежал к тому оповестить о приходе богатыря.

Примчался Кощей в тронный зал, а Улий свернулся кольцом и посапывает. Стал он его трясти, будить, а тот только фыркает, но не просыпается. Стал ему он на ухо кричать:

– Муромец пришел, вставай!

Баюн мурлыкнул и у Кощея у самого глаза стали смыкаться.

Змей Горыныч висел обиссиленный на тяжелых цепях и только дым легкой струйкой выходил из ноздрей. Закованный цепями, с трудом дышал, повиснув с закрытыми глазами. Илья подошёл и в ухо ему прокричал:

– Эй, дурак, ты что тут раскис, вставай!

Встрепнулся Горыныч, поднял свои головы, да как начал пускать горячий дым из ноздрей, аж отпрянул Илья в сторону, чтоб не обжечься. Захлопал крыльями Змей, забил хвостом с треугольным концом по сырой земле, аж весь замок содрогнулся. Разорвались на нем все цепи и зарычал он громовым голосом:

– Кто меня тут дураком обозвал?! Ты что ли, ничтожество?

А тот отвечает с усмешкой:

– Я не ничтожество. Я Илья Муромец, и прислала меня сюда к тебе твоя жена Баба Яга. И наставления дала, как спасти Василису и изничтожить Улия, проклятого Белого Змея. И напиток дала.

Протянул ему Илья и в каждую глотку ему по очереди влил этого снадобья по глотку. От этого волшебного напитка Змей встрепенулся и отгреб лапой цепи – те со звоном покатились по полу. От этих сотрясений и рычания и проснулся Улий. И, учуяв неладное, собрался взлететь, да потолок помешал. А хвостом так шибанул Баюна, что тот вылетел через окно в сад, протяжно мяукая. И тут увидел перед собой Кощея:

– А ты как тут оказался? Я ж тебя на ворота повесил?!

– Илья пришел! Убить нас хочет. Власть захватить, – скрючившись, запищал костлявый.

Улий отшвырнул Бессмертного, что тот с грохотом шмякнулся об стену. Кощей только и успел подумать:

– И чего мне в подземелье не сиделось? И зачем к нему пришел?! От такой благоданости костей не соберешь…

Горыныч и Илья вышли в сад из подземелья и направились в зал, где их ждал Змей. И тут из окошка выглянула Василиса и прокричала:

– Илья, чтобы не случилось, ни в коем случае не смотри Улию в глаза, а то окаменеешь!

Тут Белый Змей снес крышу и вылетел им навстречу. Стал выпускать огонь изо рта. В ответ Горыныч тоже взвился и сразу из трех пастей повалил огонь на Белого Змея. Горыныч огнём дыхнул на Белого, но тот вывернулся. Оба змея приземлились, сцепившись когтями. Красные глаза Улия горели огнем и метали искры: кто в них посмотрит, в эти глаза, сразу каменеет. Поэтому змей Горыныч и Илья в глаза тому старались не смотреть и били врага наотмаш, в холостую, потому силы и были неравны. Два змея сцепились и кольцом покатились из зала на улицу. Кощей бессмертный в это время спрятался и ждал кто же победит – на ту сторону он потом и переметнется. И тут на помощь пришел кот Баюн. Он вскочил на дерево, взобрался на ветку раскидистого старого дуба и оттуда спикировал, прыгнув Белому Змею прямо в глаза, успев выцарапать лишь один глаз. И так как у Змея голова была сишком большая, до второго глаза кот не успел добраться. Улий как встряхнул своей мордой, что Баюн снова отлетел в самый дальний угол сада. Тут и Илья Муромец подоспел к ним. Змей Горыныч толкнул Белого Змея и тот упал на землю, а богатырь подскочил, закрываясь зеркальным щитом, хорошо отчищенным накануне, и хотел отсечь ему голову, но не успел. Проклятый Змей хотел пожрать смертельным взглядом богатыря, но вместо него сам увидел в щите свое отражение и тут же окаменел.