Kitobni o'qish: «Серебряная лирика»

Стихотворения 2002

В камине замка

В камине замка – хрустит огонь.

Подходит к замку спокойный конь.

Летит внезапно паж из окна.

Прыжок в падение. Катрин одна.

Летят над степью конь и седок,

копыта быстро скок еще скок.

Немного снежных дорог в мороз,

а синий иней в усах пророс.

Кто паж? Откуда? Зачем? Куда?

Что там случилось? Так ерунда.

Но в зимний холод открыть окно?

Любовь откроет. Ей все дано.

Всегда бывает Катрин и паж,

а кто-то третий не входит в раж.

Тогда зимою и мчится конь.

В камине гаснет любви огонь.

Паж был веселым, привез конфет,

стихи читал ей – упрямый Фет.

Катрин скучала, огромный дом

зимой холодный, да ветра стон.

А кто был третий? Совсем никто,

не паж, а сторож бил в домино.

Кого боялся прыгучий паж?

Спустится мог бы он на этаж.

Но сторож строгий мог не пустить,

Хозяин важный мог не простить.

И фантик лихо летел в огонь,

Катрин спасала пажа и трон.

2002

След памяти

На пальмах снег в блестящем Сочи.

Тебя не встречу никогда,

ты другом был мне, между прочим,

ты память юности всегда.

Наш первый бал. Ты – "Пьер Безухов"

и теплый город солнца – дар.

Я в белом платье. Ты без звука

со мною рядом. Кто был стар?

Нам по семнадцать. Ночь и город.

Два класса движутся к реке.

Плыл теплоход весь белый, гордый.

С тобою шла я налегке.

Все одобряли нашу пару,

готов жениться ты на мне,

но не хватило чувствам пару.

И вот на пальмах в Сочи снег.

А я? Я там, где холод лютый.

Тебя я помню много лет.

Последний взгляд. Автобус. Люди.

Остался в памяти лишь след.

От школьной дружбы след остался,

в душе навеки, навсегда.

Ты медик – медику достался.

Твой город Сочи – иногда.

3 января 2002

Стена фристайла

Стена фристайла явно не для нас,

а мы с тобой слегка в нее воткнулись,

и вместо вида славных облаков,

судьба в любви нам снова ставит нулик.

Опять затих? Боишься синяков?

Не упадешь, лежи в своих подушках.

Года идут, а ты всегда таков:

для вида заблудился ты в подружках.

Ты горных лыж не видел никогда,

и знаешь о фристайле очень мало,

впадаешь в одинокие года,

и в ванне у тебя лишь только тало.

Вот там фристайл, вот там твоя стена,

а в ванне полотенце есть и мыло,

там сущность человека не видна,

а радость на двоих с водой уплыла.

Ты выходи из ванны иногда,

меня ты на пути своем не встретишь.

Стеной фристайла стали на века

остатки той любви, которой бредишь.

2002

***

Радость детям – детские копилки:

из фарфора – девочка с косой,

в нее бросят доллара опилки,

и ребенок станет вдруг лисой.

Ему надо, чтобы в ней – гремело,

ему нужен – свой велосипед.

Он в глаза посмотрит маме смело.

Свои деньги – берегут от бед.

Поросята, страшные страшилки,

копят для детей одни мечты,

и детишки напрягают жилки:

положи хотя бы рублик ты.

2002

***

Нарастают страсти на закате,

на рассвете ветер и мороз.

От лопаты, снег скребут, раскаты.

Подоконник снегом весь зарос.

А вчера – провал в температуре

не было мороза и ветров.

И девчонки подняли вдруг бурю,

доставая лыжи. Свитеров…

Он один под курткой. Лыжи в руки.

Теплый день, снег-иней на ветвях,

как рукой прогнали с сердца скуку,

шапочки девчонок на бровях.

Бег на лыжах по лесным угодьям,

где давно проторена лыжня.

Лес чудесный, снежная погода,

две девчонки около меня.

Да, на лыжах семьи и подружки.

Розовое утро и закат.

На лыжне и дети, и старушки,

парни и мужчины, стар и млад.

2002

***

Эстафеты происходят часто:

в биатлоне, лыжах и судьбе.

Можно передать свой финиш классно,

можно не бежать, сиди себе.

Эстафета – словно жизнь земная,

жизнь друг другу все передают,

и в науке ум – умы сменяет,

и в быту, и весь его уют.

Подойдет ведь все для эстафеты:

урожай сменяет урожай.

Посмотрите: разные конфеты,

а какой сейчас в продаже чай!

Звезды только светят в отдаление,

знания лишь о них передают.

Корабли плывут, морей явленье,

и на них есть смена из кают.

Все идет, меняется в движенье:

и стихи, и музыка, и клип;

транспорта любое продвижение;

и деревья, и цветение лип.

Даже муж ушел по эстафете,

и мой друг нашел друзей других.

Снова песни новые в кассете,

а удар судьбы как львиный рык.

2002

***

Легкая морозная прохлада

стелется строптивым ветерком,

все в природе солнечно и складно:

сердце, боли, ночь и в горле ком.

Сколько одиночек в ночь печальных

бродят, ходят, ездят по стране?

Сердце их лишь в счастье не причалит,

у свободы совесть в стороне.

Потеряли, снова потеряли,

что-то неприметное в душе.

Вновь исчезли друга-мужа пряди,

и глотали ночку всю драже?

Хорошо, лекарств – для сердца много,

на потерю – несколько лекарств,

для леченья внутреннего смога,

чтоб не слышать, как ворона: «Кар».

Не сказав, ни с кем не перемолвись,

все внутри себя, похоронив,

пережили все печали, молча,

а теперь – прогулка мимо ив.

2002

***

Остановилось чувство бытия,

закончились сердечные этапы,

и скучное мне стало: Ты и Я.

Завершено. Зачем? Затем, чтоб дабы

нам избежать совместного питья.

У неба свой белесый, хладный свет.

Часы бегут. Остановилось чувство.

Я не хочу ни праздника, ни бед,

и не влечет победное искусство.

Мне безразличен возраст, давность лет.

Глаза летят в иные города,

они следят за темой на экране.

В тех городах событий борода,

там пьют, жуют и действуют без брани,

там нация спокойна и горда.

Они хранят дома и старый быт,

столетия пролетают незаметно.

А я опять: "Мне быть или не быть?

И как мне всю энергию замедлить?

И как мне укрощать свою же прыть?"

И укротила, но исчез весь пыл.

Поникли лампы. Сумрачно и тихо.

Ты где-то рядом. Был или не был?

Мне и самой все в мире стало дико.

Лишь свет экрана яркостью слепил.

29 января 2002

Фианит

Да, фианит стал бриллиантом.

Скорее нет, ни тот размах.

Не скажешь ведь пельмени – манты,

хотя похожий в чем-то смак.

Быть незаметным дипломатом?

Наверно, кто-то больший маг.

Когда живешь в далеком граде,

не зная стольной суеты,

для счастья нет в душе преграды.

Везде похожие цветы,

везде тебе немного рады,

везде немного нужен ты.

Но, окунувшись в атмосферу

цивилизации иной,

невольно сравниваешь веру,

невольно встанешь за спиной

того, кто даст сегодня фору,

но обойдет всех стороной.

И вскоре Моцарт и Сальери

возникнут в образе любом,

пусть то не в музыке, так в лире,

в стихах, записанных в альбом.

Есть бриллиант в подлунном мире.

А фианит?  Всегда потом.

2002

***

Подземные дороги тайных чувств,

найдете вы в нехоженых глубинах,

и в них прогон просторный тих и пуст,

и весь заполнен, если вы любимы.

Наземная дорога как печаль,

уводит вас по грусти как по рельсам,

где будет остановка, там причал.

Зачем грустить? В слезах дождливых ели.

Морские волны укачают вас,

и ветер освежит воспоминания,

в бассейне вы проверите свой брасс.

Мечты, мечты о чуде заклинания.

И взлет мечты не избежать вовек,

она бежит, бежит и поднимаясь,

взлетает и качается у век,

пройдет сквозь мысли, нежно приземляясь.

2002

***

Он – сын полковника с Урала,

красивый парень был высок.

Считала я его за брата,

мы пили с ним березы сок.

Она – все корни гор Алтайских,

миндалевидные глаза,

учебы путь прошла недальний,

там, где из башенок леса.

Конечно, горы Воробьевы

их повенчали в добрый час.

Он был Адам, она лишь Ева,

а где же яблоко? Сейчас.

Когда учеба завершилась

их было трое. И так что?

Их ждали умные вершины.

Надолго нет? Их путь хорош.

И вот однажды он заметил,

соседи были с ними мы,

с Урала – Я, а эту мету

с души и облика не смыть.

И Он вскипел, как будто гейзер,

и, прокусил мою губу.

Уехал в Штаты, знания, кейсы,

но через Обскую губу.

4 февраля 2002

***

Привет, Олень! Я вновь с тобою,

твой голос слышу, радость в нем.

Ты уезжаешь? Жаль, что боле

не загорят глаза огнем.

Так я ошиблась? Завтра дома?

Вот это да! Нет в горле кома!

Надежда светится от счастья,

я веру в сердце обрела.

Любовь нас ждет не очень часто,

нас ждет суббота, не среда.

Прекрасный день: февраль, день снежный.

О, милый мой, с кем нынче, нежный?

«Оленем» прозван был ты другом,

ведь от супруги ты ушел.

А с другом ты ходил по кругу,

и пил свой яблочный крюшон.

Привет, Олень! Ты мне не нужен.

Понятно мне, что все прошло,

ты был моим пассивным мужем.

Тебя забыла, есть за что.

Однако, помню – был медведем,

пыхтел, ревел, умел любить.

Но все ушло с осеннем светом,

Тебе осталось водку пить.

22 февраля 2002

Соломенное солнце

Соломенное солнце лежало на столе,

соломенное сердце спокойно в феврале.

Соломенные мысли нашли в душе уют,

соломенная дама мужчине не приют.

Она весьма капризна в течение жизни, дня,

прокручивает годы. Судьба не для меня.

Мой разговор с мужчиной и краток, и жесток,

а два, четыре слова прервали слов поток.

Рычаг попал под палец и прерван разговор.

Спокойствие, печали всегда до неких пор.

Задвинута меж нами соломенная дверь.

Соломенная крыша не едет к нам теперь.

Соломы стог когда-то был первым страшным сном:

набросился мужчина, но я была не гном.

Дрались мы жестко, классно, итогом был синяк,

синяк ему под глазом – защита от атак.

Однажды, как-то с группой мы забрались в стога,

в соломе не торчали ни руки, ни нога.

Под утро все проснулись: смотрели кто и где?

Солома разбежалась, колола всех везде.

Теперь летит спокойно соломенная жизнь,

от шалости и горя мне шепчет: «Воздержись».

Белеет на природе прохладный солнца луч,

чем дальше от восхода, тем больше жизни круч.

2002

Бай, бай один!

Птицы поют над окном свои песни.

Солнце сияет над лесом с утра.

День пробуждения свободный и бесы

с ним не проснулись. Спокойно. Ура!

Ты остаешься вчерашним и черствым,

ты остаешься всегда за бортом.

Я забываю, что было днем черным,

я забываю тебя и твой дом.

Словно отпели мы песни из сердца,

мы распрощались спокойно, без слез.

Бай, бай один, одинокий и серый,

я покидаю все таинство грез.

Я просыпаюсь одна в своем доме,

мне так спокойно, что ты далеко.

Нерв исчезает с тобою фантомом,

мне хорошо, мне так знаешь, легко.

Бай, бай один, хоть кури, хоть шатайся,

время тяни, из резины оно.

С лучшим шофером и другом братайся.

Небо уже голубеет давно.

Это же чудо, заветное чудо,

душу свою оторвать от тебя.

Кушай, готовь сам себе свое блюдо.

Птицы, я с вами! – кричу им любя.

2002

Чудо-женщина

Чудо-женщина нашей эпохи

в этот солнечный, ветреный день,

где она? Как относятся Боги

к этой женщине, где ее тень?

С увлеченьем поет чудо-песни,

гривой дикой пленяя людей,

рассыпаются розы из лести,

от улыбок, приветов, вестей.

Просто чудо, экранная дива,

я не знаю ее наяву.

Кто-то видел ее, ее деву.

Я не зритель из зала. Зову

ее образ всегда на экране,

перебрав все каналы программ,

с ней любовь моя связана, раны,

увлеченья. О, жизнь, ты – экран!

Чудо-женщина вышла за принца,

он ей замок построил, забор.

Она в замке закрытом томится,

только видит забор или бор.

Больше я на экране не вижу

чудо-женщины, песен ее,

не увижу уже, не услышу,

на экранах лишь принц, но ее.

2002

***

Когда душа витает на свободе

среди программ, дискеток и кассет,

когда она запрятана в кроссворды,

тогда певцы, актеры икс и зет.

И вдруг удар, удача, остановка.

Среди других есть явный рекордсмен!

Певец красивый – сердцу установка,

он очень модный, очень, тем и смел.

Смотрю других, красы не замечая,

певца же волос, будто бы в руке.

Я знаю о нем мало и не чаю,

увидеть его снова налегке:

волнующим, пленительным, поющим,

и новых песен слышать нежный тон.

Аристократ изнеженный и южный,

а из души мерцает милый стон.

Но он исчез, исчез и он с экрана,

другие есть, а этот никогда…

И нет любви и нет его дурмана.

Эй, появись, дай счастья иногда.

2002

***

Снега сошли, остался иней

и ветер дует суховей,

и чистота прозрачных линий,

как бы черты изящных фей.

Такое утро меркантильно,

и чистота на всех буграх,

и небеса почти стерильны,

и каждый солнцу утром рад.

И чистота в моем сердечке,

гуляет ветер в пустоте.

Я словно дикая овечка

мужчин забыла. Что же те?

Они исчезли за долами,

они ушли, и кто куда.

Я не окликну их словами,

для всех останусь: просто, та.

В такое утро запоздало

пишу я строчку за строкой,

стою у двери я устало.

Несутся буковки рекой.

Он не спешит. И дверь закрыта.

Премудрый ключ и мудрый код.

Опять у старого корыта

чужой забытый бродит кот.

29 марта 2002

Снежный саквояж

Апрельский снег застыл искристо

и равномерной пеленой

покрыл природу, стало чисто.

А холод утром, словно зной.

И щеки вновь алеют шало,

ведь ветер острый как массаж.

Нам от вселенной перепало,

нам снежный выслан саквояж.

Привет и ты! Ты на машине?

А я быстрей тебя пришла,

я шла по снегу, по вершине

земного шара. Нет числа

в красотах снежного обмана,

что так таят твои глаза.

Опять с тобою мы в дурмане

снегов и холода. Леса -

они белеют хладнокровно,

и ты холодный как они.

Ты очень снежный, дышишь ровно.

Глаза смеются. Снег. Огни.

2 апреля 2002

***

Весна. Сошли уже снега

и небеса безбрежны,

и жизнь приподнято-легка,

а где-то есть мой нежный.

И в этот ранний, теплый день

в душе возникла мыслей тень.

Опять мой милый в голове

возник весьма небрежно,

еще он дремлет на софе,

а я пишу прилежно.

Ему я посвятила день,

его в душе сегодня тень.

2002

***

Очень ярко и тепло солнце засветило,

и деревья расцвели под таким светилом.

Так тепло, хоть загорай. Солнышко на пасху.

По яичкам разбрелись лучики как пальцы.

Диво дивное пришло, Землю воскресило.

В солнце нашем как-никак неземная сила.

2002

***

Блаженство первых теплых дней,

блаженство женщины в движенье.

Сквозь лес безлиственный видней,

одежда чувствует скольжение.

Тепло и свет, и небосклон,

и блузка мило – нараспашку.

От ветра ветви шлют поклон,

и гладят волосы, рубашку.

И мир открыт, и ослеплен

своим теплом благополучным.

Седой, могучий, старый клен

еще чуть-чуть и станет лучшим.

А вот пока простор и все,

на парне – светло-голубое.

Король, валет и с дамой – сет.

Как глубоко вздыхает поле.

Тепло их душ, тепло лучей

на перекрестке сожаления.

Как вздох пропущенных мячей,

и без надежды обольщения.

12 апреля 2002

***

Просторы неба и вербы пух.

Стоят могилки, а был там луг.

Эх, мама, мама вся жизнь в труде.

Всю жизнь трудилась, всегда, везде.

Всех схоронила, ушла сама.

Сквозь боль и муки… Где те дома?

Что так спасали ее семью?

Где рестораны? Ее меню?

Была шеф-повар и много лет.

Давно заброшен там мамин след.

Вздохну всей грудью. Пройду пешком.

Ведь только утром дышать легко.

Вчера оградка и мамин сон.

Железный крестик, дух невесом.

20 апреля 2002

***

Открыты окна. Стучат колеса.

И в сером небе белеет путь,

меняю что-то в душе и сердце,

в нем очень больно, почти чуть-чуть.

Опять итоги, опять заботы,

опять скандалы, опять мираж.

И я устала творить законы,

меняю имя, меняю стаж.

И прячу снова путь изобилия,

опять ни с чем я, и все с нуля.

Но посмотрела и оглянулась,

нулей и нет ведь, вот в чем дела.

27 апреля 2002

Ось сна

Ось земли и ось сна,

ось столетий с годами из предков,

в данный миг я одна,

но такое случается редко.

Я цепляюсь за жизнь,

а она от меня убегает,

мне так хочется жить,

но в сосудах от бед много гари.

Догоняют года,

пролетают со скоростью лета,

каждый день – божий дар,

вдохновение от горестей лечит.

Я верчусь и кручусь,

моя ось отдыхает, не спится.

Мне заснуть хоть чуть-чуть,

но все мысли не вяжутся спицей.

Я встаю и пишу, сразу сон

долгожданный проходит.

Вот какой сон мой шут,

сон-стихи, уходящие в годы.

2002

Аквариум

Журчит вода. Аквариум мерцает.

В нем черепашки. Замок. Камни. Блеск.

Растения изображают цаплю,

и постоянно водный слышен всплеск.

Блестит красиво, солнечно под лампой,

там пузырьки жемчужные бегут,

качаются листочки нежно, плавно,

а камушки цветные – водный пруд.

Вот черепашки как домохозяйки,

их замок словно древний бастион.

Две черепашки, в драках забияки,

однако это пара. Шустрый – он.

Берут свой корм лишь лапками, кусают.

Потом плывут спокойно налегке.

Их панцирь словный дом, а может сани,

Простор, конечно, меньше, чем в реке.

Аквариум. Все в нем предельно просто.

Стекло, вода, растения, насос,

и галька там лежит, и камни с просо.

И только лишь насос воркует: "SOS!"

2002

Белый клен

Лето входило в права над остывшей землей.

Падали снежные хлопья отчаянно рядом

просто на листья. И ветви крутились змеей,

снег не ловили, и с листьев катился снег градом.

Листья сирени и гроздья замерзших цветов

вдруг оказались под снежным холодным приветом.

В белых соцветьях рябины, потухших костров,

снег не заметен, и спит под мерцающим светом.

Мокрые хлопья отвесно и грозно скользят

вниз по листве клена странной холодной грядою.

Листья тонки и поэтому просто висят.

Снега все больше, искрится на листьях слюдою.

Словно весь клен стал рябиной в белейших цветах,

в сочных соцветьях замершего раннего лета.

Клен притаился. Клен скован, как прожитый страх.

Снег все идет, укрывая, скрывая все это.

Бело-зеленые волны могучих лесов

вновь принимают холодные снежные стаи.

Лето без шуток. И холод почти невесом.

Снег прибывает. Цветенье под снегом не тает.

2002

Весенний бумеранг

Растаяли чувства как будто снега,

весна улыбнулась игриво.

И сразу идет к нам всевластно сама

любовь так легко, горделиво.

Оттаять земле лишь еще предстоит,

и долго в пруду лед не тает.

Так долго, как будто он гость из тайги,

как будто в снегах живет тайна.

Весна нас пленила весенним ручьем,

она нас влекла за собою.

Она нас спросила, но только о чем?

А ты заслонил мир собою.

Ты весь темперамент, ты создан из чувств,

и руки теплом полыхают.

И я от тебя задохнулась чуть-чуть,

а руки сплелись, словно халы.

Какой-то весенний в тебе бумеранг,

и чувство ко мне вдруг вернулось.

И сразу твой вырос немедленно ранг.

Зима превратилась лишь в нулик.

2002

Вербные псевдонимы

Вербные пушинки в солнечных снегах

гордо замерзают, прямо на глазах.

Обманулись. Рано расцвели они,

ведь тепло шальное – дереву магнит.

Часто привлекает в жизни красота,

быстро увядает, если жизнь ни та.

Сколько же красивых канули совсем,

ранние морщины, где желаний сейф.

Кажется – жизнь легкой, где шальной доход,

старость к ним приходит быстро как исход.

Вербные пушинки, снежные поля,

в снежных переливах спят все тополя.

Прячутся поэты под покровом букв,

несколько латинских капелек на дуб.

Пусть владеют словом – текста мастера,

но раскрыться милым не пришла пора.

Вербные пушинки раньше всей листвы

окунулись в воздух, в шепоты молвы.

Трудно им раскрыться, имечко назвать,

словно бы в пушинках им так мягче спать.

2002

***

Шикарные мужчины в телефильмах.

Прищур, размах, размеры. О, ля, ля!

Они в кино мозги и нервы фирмы,

они красивы, словно тополя!

Они мужья, любовники и парни,

и гордые фигуры за столом.

Они кричат и ходят, или в позах

ласкают, усмиряют жен излом.

2002

Лупа из пруда

Сиреневый каскад ступенчатой воды

я вижу каждый день вдали на побережье.

Сквозь лупу из пруда смотрю, а где там ты?

Но с каждым днем, поверь, тебя я вижу реже.

Где взять мне микроскоп, чтоб различить тебя

среди других людей на нашем побережье?

Сквозь облака потерь ищу тебя любя,

смотрю сквозь телескоп, слеза глаза мне режет.

Я в лупу из пруда просматриваю дно,

быть может, это там тебя я потеряла.

Не вижу ничего, лишь солнышко одно,

да лодку на песке, я в лодке и застряла.

Иду вокруг пруда, лежит он словно жук,

смотрю на небеса и местные просторы.

В бинокль ты смотрел, как в воду я вхожу,

но мы вдруг разошлись – житейские раздоры.

Теперь беру очки, смотрю на монитор.

Каскад, пруд за стеной, я их совсем не вижу.

Съем бублик, он как тор. Все. Камера. Мотор.

А где-то вдалеке Останкинская вышка.

29 августа 2002

***

Каскад великолепного фонтана

сползает очень медленно с горы.

Он бережет влюбленных многих тайны.

Он бережет их нежные миры,

Когда вокруг него мелькают листья,

когда зеленый соболь из цветов,

когда идем с тобой мы, – песне литься

под солнцем, иль прикрытием зонтов.

Когда меня интересуешь очень

ты у фонтана в блеске шумных струй,

когда ты прячешь чувственные очи,

когда уходишь, – просто сердца трюк.

Красивый вид, простор и рядом город.

Красивейший обзор домов, дорог.

Сквозь блески струй мне город больше дорог.

Фонтан сверкает, будто серпа рог.

Уют, уют прекрасного пейзажа,

вокруг снуют, играют, воду льют.

Но нам с тобой фонтан не меньше важен,

он в нашем сердце праздничный уют.

2002

Древность сквозь смог

На берегу, покрытым смогом,

я вижу древности черты.

Вот частокол, который смог бы

огородить от горя рты.

А там повыше колокольня,

домов, размытые следы.

Их можно обойти невольно,

а вот лежат холсты, холсты.

Их отбелили просто солнцем,

но юбки женщин все мокры,

они мочили их у донца,

и вот в руках у них багры.

Мужчины, сети, дети, бредни,

на них холстина, вид рубах.

И лапти среди них не редки,

вот кто-то в колокол вдруг: Бах.

Собака бродит в подворотне,

и на завалинках платки.

Но барышень платки не портят,

вот сапоги еще редки.

2002

В вишневом шелке

В вишневом шелке играет солнце,

с бокалом в искрах ты жизни рад.

В томатном соке немного соли.

Кишмиш лучистый – блеск виноград.

Рука несмело ласкает шею

и отпускает совсем легко.

Глаза смеются, уста немеют,

и все сверкает вокруг него.

И мощно плечи едва кружатся,

рука находит их дальний край.

Томление лечит, тела прижаты.

Любовь и коды, касания – рай.

Ты заблудился в вишневом шелке

и окунулся во тьму ночей.

В душе гордился рассветом желтым,

что был любимый, что был он чей.

Вода струится по мышцам тела,

сверкает волос, прекрасный шелк.

И все проходит, и все забылось,

закрыты двери. А ты ушел.

И шелк вишневый лежит несмело,

шелк сделал дело, шелк не причем.

И виноград лучистый спелый

лежит без блеска. Стих не о чем.

2002

***

Туфли, медленно бледнея,

робко подошли к дверям.

В туфлях девушка не фея,

что сегодня ей терять?

Вот рукою приоткрыла

дверь в заветное крыло.

Вырастали счастья крылья.

Двое в комнате, и лоб

должен думать о заданье.

Курсовой проект… Что там?

Из заданья вдруг свиданье

получилось, и ногам

предстояло развернуться,

сбросить туфли невзначай.

Он обнял. Он повернулся.

На столе забытый чай.

Вот и все. Они забылись

в очень нежной тишине,

среди радости и быта,

и летали, как во сне.

Где заданье? Где проблемы?

Все забыто. Кто они?

На столе у чая схемы…

Но они? Они одни.

Были туфли, некий полдень,

брючный, красочный костюм.

Вседозволенность? Нет, полно…

Просто страсти первых дюн.

2002

Холодильник

Сжимаются мышцы от грустных мелодий,

сжимается сердце от жгучей тоски,

а все потому, что вся жизнь из пародий,

и что-то противно стучится в виски.

А то холодильник клокочет угрюмо,

компрессор устал и ему невдомек,

зачем надо бегать по внутренним трюмам.

Лет 20 – работал, а этот год нет.

Устал холодильник, трясется противно,

грохочет, щекочет, но холод идет.

И шум отдается как песнею дивной,

что больше не хочет он делать свой лед.

Купили другой. Его нам подарили,

он очень большой, в нем застыла вода.

Но ручку его через день уж отбили,

такая случилась вдруг с ним ерунда.

В нем камеры две, есть мороз или холод.

Конечно, спасибо, с таким хорошо.

А ручку совсем оторвали, стал молод.

Так что мне сказать. Он стал гладким еще.

24 мая 2002

Вишневая дорожка

Я хочу вишневую дорожку

проложить от солнца до двери.

Солнце пробежит по ней немножко,

а потом рукой его бери.

Я хочу тебя увидеть рядом,

проложив заветную мечту,

в мысли у тебя вонзиться ядом,

а потом в глазах твоих прочту…

Ты идешь ко мне не той дорожкой,

кто-то уцепился за тебя.

Кто это та маленькая крошка,

что идет листочки теребя?

Дочь могла бы быть такого роста,

но ты много время прогулял.

С женщиной ведешь себя ты просто,

видно, что ее ты забавлял…

Проложу вишневую дорожку,

вопреки всем женщинам земли.

Подожду тебя еще немножко,

средь поэтов солнечной семьи.

11 июля 2002

***

Кожа в солнечных лучах

раскалилась, стала красной.

Окуну ее я в воду,

проплыву в ней, охлаждая.

А потом опять песок,

кожа высохнет как маска.

Снова в воду, вновь на сушу,

кожа стянута, блистая.

Воду просит организм,

подбодрить бы кожу надо.

А душа, что в ней витает,

то сникает, то вздыхает.

Оглушает солнца яркость,

в жаркий день не до парада.

Легкость в коже нарастает,

словно крыльями махает.

15 июля 2002

Портрет

Портрет прекрасной Натали,

работы Алова,

в нем тени ровные легли,

одежда алая.

Сияет белый воротник

ажурною каймой,

как белый к алому привык…

Сказал, что стиль такой.

Глаза с прозрачной бирюзой,

судьбой отмечены,

а брови: молния с грозой,

характер – женщины.

Еще что? Губ простой излом,

грустнее некуда,

они встречаются со злом,

а молвить некому.

И нос, как нос, слегка похож.

Ноздря с ноздрей идет.

Он рисовал карандашом,

как будто мазал йод.

А волос, волос! Как кошма!

Как будто бы парик.

Художник Бог, художник Маг,

хотя давно старик.

16 июля 2002

***

Момент инерции исчез,

душа упала, раздвоилась.

Из тьмы возник какой-то крест,

и поднялся над тиной ила.

Взошла заря, разогнала

всю эту дикую картину.

Она одна, она мала,

и день настал, где солнце дену?

Оно светило из-за туч,

оно вонзалось во все окна,

оно не знало диких круч,

оно всегда на крышах доков.

А где-то к вечеру луна

упала светом с полным ликом

на потемневшие луга,

где тени трав качались дико.

И сон окутал как туман,

и темнота, и грусть манили

в еще один ночной обман.

Вдруг лампа, вздрогнув, засветила.

2002

***

Раскрылись губы в поцелуе,

вдохнули воздуха глоток.

Сознание пело: "Он ликует!"

И зубы – жемчуга моток.

Стоит виденье пред глазами:

приятный образ, сильный лик,

его внимание с чудесами,

он так могуч. Чудесный миг.

Его весь стан в немом поклоне,

ревнивый взгляд: "А с кем же Вы?"

С улыбкой истинно салонной.

И вот, когда я засыпала,

виденье всплыло в голове.

А рот вздохнул, а я пропала.

2002

Флюидный мужчина

Когда очень сильный, флюидный мужчина

почтил своим дерзким, таинственным взглядом,

он чувства все ваши как спичкою чиркнул.

Иль это два поезда и буфер лязгнул.

Уйти он него, не уйти, не пытайтесь,

найдут его мысли, настигнут сердечко.

А в вашей душе лишь появится тайна.

Нашелся хозяин на сердце – уздечка.

Он будет преследовать денно и ночью,

без встреч, без свиданий, давя расстояния.

Он вас полюбил, полюбил взглядом прочно.

Сильнейшее чувство без чувств подаяния.

Любовь или ненависть даже заочно

находят флюидами слов или мыслей.

А взгляд – просто выстрел на чувства сверхточный.

Флюидный мужчина, он весь точно в мыле.

Пройдет все преграды. Найдет, если надо.

Обнимет, обманет, приманит, заманит,

потом он пошлет вас куда-нибудь на фиг.

Флюидный мужчина – он тот, каких мало.

2002

***

Десять месяцев любви, но без любви.

Десять месяцев копилось вожделение.

Ситуация: не хочешь, не люби?

Возникало лишь взаимности пленение.

И сомненья. И волнения. И мираж.

Это было как строительство фонтана.

Вот задумали, вот смета, входят в раж.

Материал, системы, трубы, мрамор. Да, но.

Привыкание, восхищение, первый пыл,

и касания, поцелуи длились сочно.

На фонтане от упреков жизни пыль,

но не знала дама радости от ночки.

Десять месяцев копился нервный пыл.

Поднялось давление и внутри фонтана.

Он любил ее! Он был ее! Он был!

Очень людно у фонтана что-то стало!

Был избыток молодой лихой любви,

много импульсов работало в их теле,

а потом уехал он, и не зови.

Ставим точку на строительстве и деле.

Нет, постойте, было все совсем не так.

Он приехал, даме сделал предложение,

поженились, но разъехались, вот так.

Все же было в этом деле продолженье…

2002

***

Давно не говорим мы о любви,

переросли мы сладости минуты,

в упреках искупались соловьи.

Воспоминания – мысленные путы.

Акация забилась меж домов,

и рядом нет ни тополя, ни дуба,

стоит между людей и их умов

в цветах редчайших, словно это шуба.

Мы замолчали в собственных делах,

забыли ожидания и признания!

Откуда эти слезы на глазах?

Исчезла новь, остались лишь предания.

Акация цветет, ей все равно,

цветы ее завянут как окурок.

А мы с тобой молчим и так давно,

что соловей как тетерев токует.

2002

***

Не падают звезды в космических далях,

они лишь меняют пути.

Вам хочется звезды раздеть на детали?

Нет, лучше с дороги уйти.

Пускай пролетают, сверкая надменно,

приятно от их красоты.

И вашим глазам, эта звездная смена

почти как падение листвы.

Они разноцветны с сверкающим ликом,

в падение блистают во мгле,

когда пролетают, то мечутся блики,

как солнца лучи на стекле.

Не падают звезды как слитки столетий,

пусть их позабыты миры.

Сверкают алмазные грани на леди,

галактик земные дары.

Не падают звезды – лицо в тонких нитях,

стареют немного и все,

но пишут свои похождения на свиток,

взлетают невольно еще.

2002

Неземная верность

Пустынно, светло и безоблачно мило,

иль жутко бывает порой на душе.

С какой-то волшебной, неистовой силой

тебя рассердила. Ты взорван в кашне.

Но ты хладнокровно молчал, замечая

одни недостатки, печали судьбы.

Ты весь очень мирный и просто не чаял,

когда же сойду я с военной тропы.

А я замолчала и канула в лету,

исчезла, замолкла, забыла любя.

Меня ты нашел. Я опять к тебе еду.

Ты ждешь молчаливо листы теребя.

Какая-то верность в тебе неземная.

Ты любишь другую и любишь меня,

и годы меж нами, невольно сминая,

одну на другую не будешь менять.

Ты будешь молчать, отвечать односложно.

Меня ты вернешь даже с края земли.

Ты будешь работать со мной осторожно,

всегда, укрепляя устои семьи.

2002

Спрут футбола

Футбол как спрут, флегматиков не любит,

не победит техничный в нем игрок,

и нации спокойных – часто люди,

их поражение свыше – просто рок.

И бег, сноровка, даже тренировка,

не победят холериков никак,

быть надо африканцем рядом с бровкой,

и чтобы была ловкая нога.

Себя в футболе трудно перепрыгнуть,

и обведут спокойно ни за что.

Футбол не кенгуру, чтоб с сумкой прыгать,

мгновенье и сангвиник – часто то,

что надо для игры такой красивой.

Мгновение прошло, а он стоит.

Холерик же бежит всегда ретивый

и спрута в своей сущности таит.

2002

***

Всем нравится неведомая мощь

и сила, неизвестная для многих,

и кто-то нам протягивает мост

от прошлого до будущего. Ноги

того моста идут через тайгу,

проходят сквозь моря и океаны,

с него луне повесили серьгу,

и помогли попасть кому-то в Канны.

И сила эта правит над землей,

и смешивает горы и долины,

возьмет и поменяет хлопок, лен

на сказки и забытые былины.

Неведомая сила – интеллект,

ей тоже очень многое подвластно.

Неведом нам и маленький объект,

коль почему-то он не в нашей власти.

Неведомы кулисы чьих-то дел,

не все известно нам о мироздание,

неведомы известности предел,

неведомы нам силы созиданья.

2002

Блики чувств

Отраженные блики случайны порой,

в них какая-то есть отрешенность,

будто снова идем мы тенистой тропой,

эти блики любви завершенность.

Весь ты весь на виду, словно солнце, луна,

но когда мы вдвоем ты невидим.

Отраженные блики как сердца вина,

друг на друга напрасные виды.

Ты тепло мне даешь отраженной волной,

где-то сам ты остался невольно.

Эти блики из глаз засветились виной.

Дорогой, ты такой подневольный!

И чем выше твой статус, коль ты деловой,

тем скромней отраженные блики,