Kitobni o'qish: «Миллионы вероятных шагов»

Глава 1

Чёрные, зеркальные стены лаборатории были исписаны мелкими символами и цифрами. Белый протоновый карандаш оставлял чёткие следы и при слабом нажатии, но многие линии всё равно наводились несколько раз. Казалось, кто-то намеренно выделил главное, чтобы постоянно обращать внимание на мелкий, неровный текст. Среди множества написанных слов, пересекаемых линиями и знаками, особенно выделялось одно – в центре. Начертанное большими буквами, и тщательно обведённое кривым кругом, оно сразу привлекало внимание, а знак вопроса в конце подчеркивал философское значение – «Вероятность?». Всего одиннадцать букв. Так мало, и так невероятно много. Ведь именно в них заключался самый главный вопрос, на который автор не знал ответа. Что он хотел сказать, небрежно создавая запись? У кого спрашивал – себя, Вселенной, будущего? Что мучило его, когда рука выводила каждый штрих? Сложно понять. Невозможно проникнуть в душу беспокойного человека, который мечется в сомнениях и тайнах.

Зелёный свет панели, служившей потолком, ярко освещал просторное помещение. Ровный свет падал на большие, глянцевые столы, заставленные разноцветными колбами неправильной формы. Треугольные, изогнутые несколько раз у основания, перекрученные по спирали, сплюснутые с двух сторон и вытянутые по центру. От их странного изобилия рябило в глазах, особенно, когда они хаотично начинали мелькать на вращающихся подставках. Создавалась иллюзия самостоятельной работы слаженных механизмов, которые крутили стеклянные ёмкости, не давая жидкостям в них застыть.

Сильный цветочный запах наполнял воздух, перемешиваясь с влажным туманом, повисшим возле одного из столов. Густой, тягучий аромат. Он въедался в лёгкие, сосредотачивая на себе все мысли. Так пахнет сирень после дождя, когда с её ярких цветов стекают вниз капли воды. Возникает ощущение коварной ловушки – тяжёлый аромат одурманивает, заставляя сердце медленнее биться. Веки смыкаются, и безумно хочется свежего воздуха – последнего глотка спасения. Но запах так приятен и тягуч… разве можно от него отказаться?

В дальнем углу лаборатории, прислонившись спиной к широкой колонне и скрестив на груди руки, стоял мужчина. Его задумчивый взгляд был устремлён на чёрную стену. Слово притягивало внимание в который раз, призывая понять значение неровного текста. Есть ли ответ? Существует ли он во Вселенной или ещё не создан в пространстве и времени?

Мужчина был молод. Его худое, бледное лицо казалось слегка осунувшимся, и тёмные круги виднелись под большими, карими глазами. В них мерцала усталость и тревога, но сильнее всего поражал невероятный огонь в чёрных зрачках. Так горит взгляд человека, одержимого внутренней идеей, готового на всё, ради достижения цели. И нет ничего, что способно разубедить или изменить выбранный курс. Только вперёд – любой ценой, бросая вызов жизни или смерти.

Высокий лоб, округлая форма глаз, тонкий нос, тёмные брови, узкие губы и чересчур белая кожа, выдавали принадлежность к особому, древнему народу. Бру́мнты – нация исследователей и учёных, испытателей и первооткрывателей. Это они впервые пролили свет на тёмную суть вещей. Они первые указали на истины, заставив внимать им других. Их уважали, преклонялись, испытывали благоговение, смешанное с неясным страхом. У них было много последователей и учеников, но ещё больше врагов и недоброжелателей. Ведь нет ничего страшнее для человека, чем непонимание силы и могущества великих людей. Низменные создания чувствуют себя неполноценными, боясь признавать преимущество тех, кто умнее.

Брумнты сильно пострадали. Их изгнали, обвинив в заговоре против правителей. Долгое время им приходилось скитаться и выживать с огромным трудом, чтобы сохранить свой род. Но это было давно. Сейчас новое правительство относилось лояльнее к древнему народу, и даже пыталось устранить былые разногласия. Брумнтам вновь позволили заниматься исследованиями и наукой. Некоторые стали приближенными к управляющей династии, но многие предпочли бы уединённую и свободную жизнь, вместо пафосного существования.

К таким брумнтам относился Ми́хвелс. Он давно мечтал убраться подальше из этой лаборатории, чтобы посвятить жизнь заветной цели. Вот уже пять лет он был вынужден заниматься исследованиями, которые больше угнетали, чем приносили удовлетворение. Но отказаться он не мог. Слишком многое зависело от его присутствия здесь, и приходилось послушно терпеть, в душе храня маленький осколок надежды на долгожданную свободу.

Вот и сейчас он задумчиво рассматривал чёрную стену, на которой недавно вывел начало своих перемен – «Вероятность?». Слово привлекало к себе вновь и вновь, обещая покой и безмятежность, как только найдётся ответ.

Возле колонны внезапно задрожал пол. Снизу стало появляться серое плотное облако, которое увеличивалось и росло, пока не достигло размера человеческого роста. Образовав густую пелену, похожую на кокон, оно вдруг стало рассеиваться, обозначив очертания высокой фигуры. Ещё несколько секунд серый туман слегка вздрагивал, растворяясь в комнате, пока не исчез совсем.

– Не думал, что это ты – не меняя позы, и даже не шелохнувшись, равнодушно вымолвил Михвелс.

Он лишь на секунду скользнул взглядом по высокой мужской фигуре, оставшейся на месте тумана, и снова стал разглядывать выведенное на стене слово.

Фле́окс улыбнулся, проследив за взглядом друга.

– Неужели ещё у кого-то появился доступ к твоей лаборатории? Думал, только я имею право заходить в это святилище.

Михвелс пожал плечами, нехотя оторвавшись от созерцания вопроса.

– В последнее время всё нестабильно. Боюсь, доступ сюда будет разрешён ещё некоторым лицам. И скажу тебе – меня это очень напрягает.

В узких, оранжевых глазах Флеокса мелькнуло удивление.

– Что ты имеешь в виду? Ведь это секретная лаборатория. О ком ты говоришь?

– Именно о ком ты подумал. Становится неспокойно. Мои исследования привлекают слишком пристальное внимание. Это печально. Я не могу думать о необходимом. Мысли постоянно и настойчиво вращаются около наших правителей.

Михвелс раздраженно провёл рукой по тёмно-серым коротким волосам, растрепав их. Он знал, что невозможно ничего изменить, и это жутко злило.

– Может, ты ошибаешься?

Флеокс медленно подошёл к одному из вращающихся столов. Пробирки мелькали на нём быстро и проворно, сливаясь перед глазами в цветное пятно.

– Знаешь, на нашей планете всегда было неспокойно. Менялись правящие династии, происходили народные возмущения. Мы многое испытали за последнюю тысячу лет. Но сейчас, думаю, ты ошибаешься. Мо́виган – достойный правитель Ивило́на. Он мудрый, справедливый человек. И он заинтересован в твоих исследованиях, потому что уверен в необходимости изучения мира.

Флеокс замолчал. Его рука коснулась белого дыма, который поднимался над столом. Тонкая струя рассеивалась сквозь пальцы, слегка обжигая их и оставляя на жёлтой коже красный след. Повернувшись к другу, Флеокс добавил.

– К тому же, если помнишь, именно Мовиган простил ваш народ.

Эти слова были ошибкой. Михвелс вздрогнул, словно его ударили. Белое лицо стало ещё бледнее, а в карих глазах вспыхнул зловещий огонь.

– Простил нас?! – грозно воскликнул он, сжимая кулаки – Ты понимаешь, что говоришь?! Брумнты никогда не были предателями! Нас не за что прощать!!! Из-за таких, как Мовиган, мы провели столетия в бегах!!! Нас убивали, проклинали, преследовали по всей планете! Нас хотели уничтожить – всех, до единого, только потому, что мы многое знали! И ты мне говоришь, что он нас простил?! Да я ненавижу их всех, кто называет себя правителями!

Михвелс резко замолчал. Звенящая тишина пронзала воздух, смешиваясь с запахом сирени, дыма и едкого тумана. То, что он сказал – равносильно самоубийству. Говорить о правящей династии в таком тоне – значило распрощаться с жизнью в считанные часы. И то, что в порыве несдержанности Михвелс забылся, наполнило душу смятением и тревогой. Не было легче даже от того, что свидетель пламенной речи был другом.

Флеокс и в самом деле смутился, совершенно не ожидая столь бурной реакции на свои слова. Будь он расчётливым человеком – тотчас бы отправился к Мовигану и сообщил о бунтовщике. Но он был другом, и сделал то, что, наверное, считал правильным – попытался разрядить обстановку нелепой шуткой.

– Услышал бы Мовиган – лопнул от злости. А ты ненавидишь даже Герли́нну? Мне казалось, она тебе нравится.

Михвелс тяжело дышал. За эти несколько секунд тишины, он слишком чётко осознал свою чудовищную ошибку. Все исследования и свою цель он только что поставил на грань уничтожения. Какая глупость. Непростительная опрометчивость. Но такие уж все брумнты – вспыльчивые и несдержанные. Поэтому когда Флеокс попытался сгладить ситуацию, напомнив о девушке – чувство полного смятения лишило дара речи.

– Герлинна?.. Нет… конечно, я не испытываю к ней ненависти…

Михвелс шумно вздохнул, чуть дрожащей рукой вытерев пот со лба. Он только сейчас ощутил невероятный озноб.

– Я к ней хорошо отношусь… хоть она и дочь Мовигана…

– Ну вот и славно – улыбнувшись, и считая размолвку законченной, выдохнул Флеокс.

Он подошел вплотную к растерянному другу, положив руку ему на плечо. В оранжевых глазах светилась забота и искреннее волнение за душевное благополучие приятеля.

– Тебе необходимо отдохнуть. Ты слишком много работаешь в последнее время. Это неправильно. Надо беречь силы, чтобы иметь шанс прийти к своей мечте.

Глава 2

Ивилон – единственная планета возле огромной ярко-зелёной звезды, поражала красотой и величием. Она имела форму эллипсоида, с разными длинами полуосей. Слишком растянутая в длину, с довольно невысокой вертикалью, она напоминала капсулу или сплюснутый бочонок, только большого размера. Её немного странная форма не вписывалась в стандарты других известных планет, что делало Ивилон своего рода интересным космическим объектом. Добавляло странности и яркая красная полоса светящихся газов, которая словно опоясывала планету на большой высоте, придавая ей загадочный и немного зловещий вид.

Преобладание красного цвета было и на поверхности Ивилона. И грунт, и вода, и растительность имели красный оттенок, смешанный с коричнево-бурой гаммой. Словно капли крови или вина, разбрызганные давно, изменили свой цвет, окрасив всё, к чему коснулись.

Но что особо выделалось, разбавляя красное преобладание – белые вкрапления льда. Четыре большие ледяные шапки располагались на крайних точках Ивилона, будто обозначая его границы, а множественные переплетённые полосы льда рассекали поверхность на неровные участки. Складывалось впечатление, что кто-то специально нанёс рисунок белой кистью, сделав причудливую, хаотичную разметку. Узор сохранялся постоянно, и почти не менялся, потому что температура на планете никогда не поднималась выше -10^оС. Тем не менее, это не мешало растительной и животной жизни приспособиться к условиям климата и чувствовать себя вполне комфортно. Даже вода нашла себе небольшие участки, где находилась в жидком состоянии. Небольшие озёра и пруды были разбросаны в тех немногих местах планеты, где температура поверхности нагревалась до +3^оС.

В доме, где жила правящая династия Ивилона, было свежо и уютно. Вот уже две с половиной тысячи лет именно этот дом использовался для жизни представителями власти планеты. Менялись правители, времена, изменялся суетливый мир, только дом оставался прежним. В его высоких, гладких стенах из чёрного льда растворялось время, замирая отражением в холодных зеркалах. И стиралась граница жизни, смерти, небытия – только вечность застывала в ледовой безмятежности.

Просторный зал, казалось, впитал события и судьбы разных эпох, превратившиеся в фиолетовый туман, который окутывал помещение. Лёгкая дымка обволакивала высокие колонны, покрывая их дрожащими разноцветными каплями. И казалось, что истина создания мира приоткрывает в этот момент завесу тайны.

Мовиган – правитель Ивилона, бережно держал в руках тяжёлую вазу, осторожно поворачивая и рассматривая со всех сторон. Он пытался найти квадратный символ, которым мастера прошлых времён отмечали свои работы. Но осмотр не привёл к нужному результату и, скривившись, Мовиган раздражённо поставил вазу на пол.

Низкий, коренастый человек, с чересчур узким и вытянутым лицом выглядел свежо и бодро. На его загорелой коже виднелись тонкие светлые прожилки, выдававшие принадлежность к расе венуитов. В широко посаженных глазах золотистого цвета то и дело вспыхивали маленькие разноцветные искорки – показатели душевного беспокойства.

С самого утра настроение было испорчено. День начался не с привычных просмотров отчётов и изучения дел Ивилона, а с неприятного разговора с дочерью. Герлинна вела себя непростительно грубо и высокомерно. В последнее время с ней вообще стало сложно ладить. Спокойная и уравновешенная раньше, сейчас она отличалась буйным нравом и непокорностью. И эти перемены произошли так резко, что привыкнуть к ним было сложно.

Мовиган плотно сжал узкие губы, вспомнив сегодняшний разговор. Герлинна – его единственная дочь. Её появление он ждал трепетно и долго, и тем сильнее была его любовь к ней. Но сегодня, впервые в жизни, Мовиган почувствовал ярость к дочери. Их прежние разногласия набрали максимальных оборотов, вынудив его отвечать грубо и сурово. Всё бы ничего, но Герлинна стала доказывать, что брумнты были несправедливо осуждены на изгнание. Будто они – жертвы прошлого режима, невинные и обиженные люди! Их постигли несправедливые беды и испытания, и они вынуждены были веками скитаться по планете! Непростительная глупость и самонадеянность девчонки! Так защищать этот народец! Мовиган нервно стал ходить по комнате. Нет, он прекрасно понимал истинную причину жалости дочери. Всему виной был Михвелс – редкий негодяй и подлец. Ничтожный брумнт, который с виду спокоен и выдержан, а на самом деле опасен и непредсказуем. Это он забил голову Герлинне своими исследованиями и опытами. Это он сеет зёрна раздора в их семье. Это он, прикрываясь наукой, мечтает о мести за свой народ.

В последний год девчонка только и болтает о необходимости его экспериментов и их возможности изменить планету. Она считает, что только развивая науку, можно добиться мира и гармонии на Ивилоне. Её разговоры всегда крутятся вокруг лаборатории, возле коварного и расчётливого Михвелса. И это злило Мовигана. Очень. Вначале, когда он осознал всю опасность, которую представляет брумнт, ему захотелось вышвырнуть наглеца прочь – в пустыню, где его предки бродили в темноте триста лет. Да, ему там самое место – вдали от нормальных людей, которые не нуждаются в рискованных открытиях. Но потом Мовиган решил извлечь пользу из присутствия Михвелса, держа его под контролем и дёргая за ниточки, подобно кукловоду. Он хотел заставить его играть на своей стороне, чтобы стать сильнее и выглядеть лояльнее в глазах народа. Но кто знал, что этот предатель и шпион настроит собственную дочь против него? Кто мог предположить, что хладнокровный негодяй будет мечтать захватить власть в свои руки?

Мовиган резко остановился, а потом размашистым шагом подошёл к окну. Начинался снег – вязкий и тягучий. Мужчина поёжился, не завидуя тем, кто сейчас на улице. Липкая белая паутина могла проникать сквозь кожу, охлаждая тело почти мгновенно. Шанса не оказаться в ловушке почти не оставалось.

Мысли снова вернулись к дочери. Нет, надо что-то предпринять! Нельзя позволить ситуации зайти слишком далеко. Если план Михвелса удастся, Герлинна влюбится в него и тогда… Негодяй получит полное право на место среди правителей. Нет, этого допустить нельзя!

Мовиган раздражённо стукнул кулаком по ледяной стене так, что на ней образовалась трещина. Нервно развернувшись, он направился к двери.

*******

В огромной, полутёмной комнате громкие разговоры, смех и веселье перемешались с одурманивающим воздухом. Три десятка человек наслаждались безмятежным отдыхом после трудного дня, с удовольствием обсуждая личные дела и устройство несовершенного мира. Люди сидели за цветными столами, похожими на большие шары, внутри которых вспыхивали и гасли яркие точки, словно звёзды Вселенной.

Счастливые лица и улыбки утопали в клубах оранжевого дыма – единственного лекарства, способного расслабить и отвлечь от навязчивых мыслей. Дым секретного состава был главной фишкой «Огненного шара» – клуба, где собирались представители разных народов и рас.

Благодаря возможности отдохнуть и приятно провести время, заведение было чрезвычайно популярным среди простого населения планеты Авми́р. Сюда приходили постоянно – в любое время дня и ночи, чтобы найти единомышленников, узнать последние новости и обсудить волнующие проблемы. Вот и сегодня в клубе было многолюдно и шумно. Оранжевый дым выполнял своё предназначение – делал всех чуть счастливее и веселей. Поэтому, когда на пороге появился высокий, угрюмый человек в нелепой одежде, на него никто не обратил внимание. Все продолжали оживлённые беседы, наперебой рассказывая друг другу весёлые истории. Мужчина, одетый в длинный плащ, полностью скрывавший грузную фигуру, медленно остановился возле дверного проёма. Потрёпанная шляпа была так широка, что почти полностью закрывала лицо незнакомца и, казалось, сливалась вместе с плащом. Видны были только глаза – два чёрных портала в ад.

Прищурившись, человек мрачно оглядел присутствующих, пытаясь выделить чьё-то лицо сквозь оранжевый дым. Он буравил глазами каждого, на ком останавливал взгляд, словно грозный палач, подбирающий жертву. И спустя несколько минут его маленькие глаза остановились на фигуре невысокого молодого человека. Тот же, не замечая и не чувствуя рокового поворота судьбы, увлечённо рассказывал друзьям истории своих недавних приключений. Он был молод, улыбчив и красив – опасное сочетание для спокойной, безмятежной жизни. А когда взрыв дружного хохота последовал после его затейливых слов, незнакомец помрачнел ещё сильнее, и размашистой походкой пошёл вперёд. Группа друзей замолчала, как по команде, когда к ним приблизился странный человек. Они с интересом и удивлением стали рассматривать высокую фигуру, как наивные дети, увидев волшебника. Незнакомец угрюмо стоял возле них – молча и враждебно, переводя взгляд с одного на другое лицо. Казалось, сама судьба сейчас бросала беспощадный жребий – на этом месте, среди этих людей.

– Смейтесь… недолго вам осталось… Скоро, уже очень скоро, настанет конец этому миру… И я, Ко́ес, вам в этом помогу…

Его тихий голос был подобен ржавому скрежету, раздающегося из пустой бочки. В чёрных глазах светилась ненависть и злоба, словно сам дьявол смотрел ими на грешный мир.

– Что ты такое говоришь? – возмущённо выкрикнул молодой человек, вставая – Иди своей дорогой, и не зазывай беду!

Глаза незнакомца пристально впились в жертву. Да, это тот, кого он искал – наивный, жалкий человек. Выбор сделан. Судьба бросила кости, и комбинация смерти указала игрока.

– Ты скоро это поймёшь… Только будет поздно. Для тебя.

Смелость и напористость парня мгновенно испарились. Он подавленно втянул голову в плечи, словно услышал приговор. Казалось, ничего не осталось кругом – ни громких разговоров, ни смеха, ни веселья. Только частые, испуганные удары сердца пульсировали в груди.

Незнакомец ещё секунду стоял напротив, наслаждаясь страхом в красивых глазах, а потом резко развернулся, и быстро зашагал прочь. И только когда его грузная фигура скрылась за дверью, ощущение реальности и неизбежности вернулось к обречённому молодому человеку.

Глава 3

Э́лин уныло смотрела в большое окно, пытаясь проследить взглядом за тонкими струями снежинок. Много мелких, сиреневых кусочков снега сплетались в длинные нити, которые тянулись от хмурых облаков прямо вниз. Они образовывали идеально прямые линии, плотно прижимающиеся друг к другу, словно хотели согреться. Ровные, чёткие ряды, подобно пряже, мягко опускались вниз. И даже ветер, перемешивающий их время от времени, не мог препятствовать возникновению стройных рядов вновь и вновь.

Элин нравился такой снежный дождь. Она чувствовала себя комфортно и спокойно, глядя на дрожание сиреневых линий. Там, за окном, волшебство и великолепие холодной погоды – такого редкого явления на Авмире.

Нехотя оторвавшись от зимнего пейзажа, девушка задумчиво повернула голову. Две картины, с изображениями изогнутых деревьев, симметрично разделяли стену. Скоро он придёт. Да, несомненно. Придёт, чтобы успокоить и придать силы, а это так важно для каждого человека.

В последнее время, мир вокруг казался чужим и враждебным. Что-то происходило там, за пределами её лечебной комнаты, из которой она не выходила уже целый месяц. Напряжение чувствовалось в морозном воздухе, летало вместе с сиреневым снегом, кружилось в мрачном небе. Планета, казалось, объята внутренним страхом, предчувствием неизбежности, и пыталась посылать в пространство сигналы о помощи. Но разве кто-то может услышать их? Вряд ли. Только, пожалуй, ближайшая соседка – планета Ивилон. Хотя её местному населению нет дела до Авмира. Они поглощены своими проблемами и заботами, особенно обострившимися после прихода к власти Мовигана.

Элин поморщилась. Она так устала от всех этих размышлений, что чувствовала себя совершенно подавленной и измотанной. А ещё видения. Они выматывали окончательно, заставляя теряться между вымыслом и реальностью. Иногда тонкая грань, отделявшая миры, совершенно стиралась, образуя одно бесконечное забвение.

Впрочем, за месяц интенсивного лечения, Элин стало намного легче. Она научилась контролировать появление видений и стала пытаться извлекать из них пользу. Конечно, это было нелегко. Фазы контроля поддавались с трудом, часто обрываясь или перерастая в хаотичный водоворот событий.

Две картины на шершавой стене стали быстро съезжаться друг к другу, предвещая посетителя. Послышался лёгкий шорох – словно взмах крыльев большой птицы, а через несколько секунд в стене появился дверной проём.

Молодой человек – долгожданный посетитель – быстро сделал шаг вперёд. За его спиной тут же сомкнулась серая стена, словно и не существовало прохода.

Элин замерла на мгновение, с любовью и нежностью рассматривая гостя. На его худощавой фигуре красовался коричневый комбинезон, с искусно вплетёнными серебряными нитями. Они блестели, подобно мелким драгоценностям, переливаясь в неярком освещении. Тёмные короткие волосы парня были аккуратно зачёсаны назад, выдавая щёголя, который тщательно следит за своим внешним видом. Высокий лоб и тонкий нос предполагали благородное происхождение, а в тёмно-синих бархатных глазах светились весёлые искорки беспечного человека.

– Привет, Га́ртольд! – радостно воскликнула Элин.

Она ждала его каждый день, в одно и то же время, считая минуты до появления. И сейчас ощущала невероятное счастье только от того, что он пришёл.

– Добрый день, дорогая! Соскучилась? Да, я тоже не мог дождаться нашей встречи.

Элин робко расправила складки на длинной юбке, пытаясь побороть смущение от смелых слов.

– Тебе не следует так громко об этом говорить – прошептала она, опуская глаза – Не хочу, чтобы нас услышали.

– Почему? – приподняв бровь, и делая вперёд два шага, удивлённо спросил Гартольд – Кого ты боишься?

И прежде, чем Элин опомнилась, он по-хозяйски обнял её, привлекая к себе. Девушка смутилась от такого порыва несдержанности, но тепло любимых рук действовало так одурманивающе, что совсем не хотелось сопротивляться.

– Не знаю… В последнее время у меня странные предчувствия. Я многого боюсь. Мне кажется, что скоро случится нечто ужасное. И страшно, что ничего нельзя изменить.

Судорожно вздохнув, Элин сильнее прижалась к возлюбленному, словно пытаясь спрятаться в его объятиях.

Гартольд улыбнулся. Он осторожно поправил чёрную прядь вьющихся волос девушки, слегка коснувшись бледной щеки.

– Ну что ты, милая, не надо ничего бояться. Я рядом, с тобой. Ну что может произойти? Ты стала слишком впечатлительной. Может, надо усилить лечение?

Элин вздрогнула. Напоминание о лекарствах, цепочкой связывало её мир и реальность, раскачивая хрупкое равновесие. Да, её убедили в необходимости отправиться в лечебную комнату. Наверное, она сама хотела, потому что не могла больше справляться с непонятными видениями. Но здесь она чувствовала себя подопытным образцом, который исследуют и изучают. Ещё никто и никогда на Авмире не сталкивался с подобной проблемой. И это пугало, как неизвестная болезнь, лечить которую пытаются наугад.

– Не уверена, что лечение может всё изменить. Да, мне стало лучше, но я всё равно вижу очень странные вещи – иногда из прошлого, частично из будущего. Ты знаешь, у меня перед глазами возникают невероятные картины, словно кто-то пытается мне что-то сказать. И я бегу от них, но не могу скрыться. И остаётся приспособиться жить с этим. Наверное, это моё проклятие. Возможно, я погибну из-за него.

Гартольд нежно дотронулся кончиком пальца до тонкого, изящного носа девушки.

– Ты как маленький ребёнок. Сама придумываешь проблемы. Всё скоро образуется. Я уверен, что лечение полностью поможет, и ты забудешь о своих видениях навсегда.

Элин вздохнула.

– Мне очень хочется в это верить, потому что сегодня я видела тебя. А ещё странного человека рядом, закутанного в нелепый плащ. Вы разговаривали с ним утром, и он сказал, что наш мир обречён.

Гартольда передёрнуло. Он резко разжал руки, и нервно отошёл в сторону, уставившись в окно. Уже два часа эта встреча не выходила из головы, но как о ней могла знать Элин? Неприятная дрожь стала пульсировать в теле, и чтобы совладать с ней потребовалась вся сила воли. Повернувшись, и попытавшись придать лицу безмятежное выражение, Гартольд с натянутой улыбкой произнёс:

– Думаю, это одна из твоих фантазий. Я никого не видел утром, и даже не выходил из дома. На Авмире спокойно. Поверь, я слежу за ситуацией на планете, и могу тебя заверить – всё хорошо. Нет никаких угроз. Ты волнуешься напрасно. Да и нельзя быть такой пугливой!

В красивых, серых глазах Элин застыло недоверие. Гартольд мог говорить, что угодно – ей бесконечно нравилось слушать его голос, но внутренние страхи преодолеть она не могла. Много раз интуиция подсказывала, что случится беда, и на этот раз было так же. Скоро что-то произойдёт – огромное и ужасное. И можно надеяться, что всё обойдётся, полагать, будто опасности нет. Но только внутренний голос кричал и звал на помощь – обращаясь к звёздам и призрачным мирам.

*******

Михвелс впервые за месяц, проведённый в лаборатории, вышел на улицу. Неприятный снежный туман – вязкий и тягучий, противно облепил тело. Белая паутина накрыла плотный серый костюм, пытаясь проникнуть сквозь волокна ткани. Но Михвелс не обращал на неё внимания. Это другим надо бояться, что снег охладит кожу почти мгновенно, повергнув в глубокое забытье, но не брумнтам. Их организм не реагировал на внешний холод, особенно после долгих лет скитаний по мрачным, холодным пустыням Ивилона. Другое дело повышенная температура воздуха. Она могла не только спровоцировать необратимые изменения организма, но и убить. Поэтому брумнты тщательно избегали тепла и огненных вспышек, прекрасно понимая опасность.

Путь Михвелса лежал к дому, где жила правящая династия Ивилона. Нужно было поговорить с Мовиганом – неприятная и унизительная обязанность. Для исследований требовался химический элемент, который засекречено добывался из глубинных недр планеты. R-13 – опасная штука. Он радиоактивен, быстро распространяется по воздуху и легко проникает в незащищённый специальной одеждой организм. В общем, иметь с ним дело было опасно даже брумнтам, хотя их раса более выносливая. Но, тем не менее, Михвелс предпочёл бы греться возле смертельного костра, чем работать с R-13.

И словно в насмешку над риском, сложные расчёты сводились к опасному элементу. Без него невозможно было получить то, о чём мечтали все жители Ивилона – эссенцию самостоятельного возрождения. Правда, Михвелс прекрасно знал, что больше всех в этом экстракте заинтересован Мовиган. Это он одержим идеей сохранения своей мощи и превосходства. Он мечтает быть единым правителем, который сможет держать людей в страхе и только избранным давать возможность получить желанный компонент. И, к сожалению, только он имеет доступ к R-13, без которого невозможно продолжить эксперимент.

Дорога к дому правителей была короткой. Задумчиво шагая по заснеженной дороге, Михвелс через полчаса очутился возле чёрного, ледяного замка. Его мрачные, зеркальные стены уныло упирались острыми уступами в небо, словно пытаясь разрезать его на куски.

Михвелс нерешительно остановился возле входной двери. Он словно надеялся, что она откроется сама, и у него не останется выбора – придётся зайти. Но сейчас, он почему-то ощутил странное сомнение. А может, хватит позволять Мовигану отдавать приказы и заставлять искать его, гордого брумнта, эссенцию возрождения? Может, стоит добровольно уйти отсюда? Да, тогда придётся вернуться в тёмную пустыню, и навсегда отречься от этого мира. Ведь прощения не будет. Никогда. Только преследование и скитание.

Но пугало не это, а возможный крах заветной цели – собственного, личного эксперимента, о котором никто не знал. Он был смыслом жизни Михвелса, путеводной звездой, которая маячила перед пламенным взором призрачным светом надежды. И отречься от него было невозможно. Это было выше сил и гордости, заставляя подчиняться ненавистному правителю. И успокаивало только одно – скоро, очень скоро, эксперимент будет завершён, и тогда ничто не удержит от свободы и покоя.

Дверь внезапно медленно открылась, вернув Михвелса к реальности. Перед ним стояла молодая девушка – рыжеволосая красавица, с игривым, чуть дерзким выражением смуглого лица. Взгляд её золотистых глаз излучал нежность и явную симпатию к мрачному, задумчивому брумнту.

– Я знала, что ты придёшь! – улыбнулась она, шире распахивая дверь – Заходи, отец ждёт тебя!

Михвелс смутился. Венуиты – раса правителей, всегда предчувствовали больше, чем следовало, и это напрягало.

– Добрый день, Герлинна. Не думал, что ты на Ивилоне.

– Почему? Я дома уже месяц. Просто ты редко к нам заходишь.

В её глазах вспыхнуло разочарование, но Михвелс был слишком погружён в свои мысли, чтобы его заметить.

– Я много работаю. Ты же знаешь, твой отец слишком торопит меня.

– Да, верно. Он не может дождаться, когда получит необходимые результаты. Ну что ты стоишь на пороге? Проходи! – и Герлинна нетерпеливо схватила Михвелса за руку, затягивая внутрь.

Замок внутри был не таким мрачным, как снаружи. В огромной, треугольной комнате, заполненной бледно-фиолетовым туманом, особо выделялись высокие красные колонны. Они возвышались подобно гигантским столбам – нерушимым и вечным.