Kitobni o'qish: «Призрачный роман»
Сестрам и братьям по дорам-траве посвящается!
Часть первая. Домашний призрак
Мы путешествуем налегке. Узелок воспоминаний, щепотка сожалений, приправленных горечью вечного расставания; стирающиеся день за днем в памяти лица близких – словно выцветающие старые фотоснимки… Не так уж трудно перемещаться с таким багажом из дома в дом, из города в город, правда? Да и с континента на континент тоже, ведь расстояние нам не помеха.
Компания то разрастается до размеров манифестации, то суживается до семьи в формате «мама-папа-я». Костяком, становым хребтом, если угодно, флагштоком нашего маленького соо, то есть сообщества, всегда остается господин Чжой.
Именно он и нашел меня.
…Я сидела на берегу моря, обхватив руками колени, и смотрела, как волны накатывают на берег. Море было серым, небо – серым. Песок тоже серый. Мне казалось, что я сижу здесь с тех самых пор, когда солнце первый раз поднялось над горизонтом или когда море впервые лизнуло материк. Никто меня не замечал. Впрочем, и я давно не пыталась привлечь к себе внимание.
Я и на старика-то взглянула лишь оттого, что он присел рядом со мной на припорошенную песком и солью скамейку. А посмотрела снова, потому что тот выглядел… необычно. Его костюм – сюртук? – напоминал прикид франта девятнадцатого или начала двадцатого века. Белый шелковый шарф завязан сложным узлом, на руках – кожаные коричневые перчатки. Старик сосредоточенно чертил на песке острым концом черной инкрустированной трости. Море раз за разом слизывало рисунок, но молчаливый художник упорно продолжал рисовать то ли кудрявое солнце, то ли косматого жука… то ли какой-то восточный иероглиф. Внешность у старика тоже была восточной: высокие скулы, впалые щеки, тонкий нос, узкий разрез глаз. Тяжелые веки внезапно поднялись, он взглянул искоса темно-карими глазами.
И я поняла, что меня действительно видят.
– Вот как, – произнес старик, словно я долго и подробно рассказывала ему свою историю. Еще и кивнул в подтверждение, что все понял. Решительно и многократно перечеркнул тростью рисунок – как будто ошибку заштриховал. Поднялся и кинул через плечо: – Идем!
Он ушел довольно далеко по пустынному берегу, прежде чем я сбросила оцепенение, сковавшее меня, казалось, навечно, и кинулась по почти неразличимым следам, тщательно стиравшимся морем: волны стремились то ли опутать, то ли облобызать его ноги…
Единственного ребенка в нашу компанию привела Сара. Женщина очень тосковала по оставленной маленькой дочке и потому навещала все детские площадки, попадавшиеся нам по пути. Лучше, конечно, ей от этого не становилось – она или бесконечно плакала, или просто лежала, повернувшись спиной ко всему миру. Однажды Сара заметила сидевшую на скамейке маленькую девочку, с грустью смотревшую на детей, которые почему-то не хотели с ней играть. Пригляделась, подошла и протянула ей руку… С тех пор Сара и Кэнди неразлучны. И хотя одна из них пышнотелая негритянка, а другая – миниатюрный белокожий светловолосый ангел, они настоящие мама и дочка. Иногда я им даже завидую, хотя детей у меня нет… кажется.
Имеются у нас и парочки. Все, как у людей. Влюбляются, ссорятся, интригуют, мирятся; уходят, чтобы никогда не возвращаться. Отсидеться в уголке сторонним хладнокровно-благожелательным наблюдателем удается не всегда, меня то и дело втягивают в мелкие и крупные любовные разборки; рассказывают о переживаниях, о том, что «она вот так сказала», а «он вот так вот взглянул». Этим я тоже завидую – их бурным, пусть и наигранным страстям, которые мне недоступны.
Нет, вранье! Все-таки наличествует в нашей компании персона, вызывающая во мне такие же сильные чувства, хотя и со знаком минус. Все тот же господин Чжой. Ядовитый, вздорный и придирчивый… субъект.
Именно он объяснил, что со мной произошло. Научил тому, что умеет сам. И у меня, в отличие от тех, кто пришел (ушел?) раньше, получилось освоить все (ладно, почти все) гораздо быстрее… да вообще просто получилось. Но сколько же при этом пришлось вынести! Господин Чжой не из тех, кто сдерживает свои… порывы. Я потихоньку перенимаю даже его манеру речи, иначе бы выразилась куда короче и современнее: да он просто псих ненормальный, настоящий фрик!
Господин Чжой периодически пропадает куда-то на некоторое время, а возвращается как с цепи сорвавшимся: рычит и кусает всех, кто не успевает увернуться, слиться с обстановкой или вообще предупредительно растаять. Сегодня ничего из этого списка не успела сделать я.
И потому сейчас стояла перед ним, философски ожидая, когда от меня полетят клочки по закоулочкам. Рассматривала мрачную восточную физиономию господина Чжоя. Старик сидел, сложив на набалдашнике трости руки в неизменных элегантных перчатках. Смотрел в пол. Вокруг – обстановка классического английского кабинета: застекленные книжные шкафы, массивный стол, деревянные панели, темно-вишневая кожа кресел. Умеет же Чжой окружать себя стильными вещами! Все, что создавала и собирала я сама – вернее, пыталась, – только жалкое и бледное подражательство, к тому же могущее в любой момент исчезнуть.
В распахнутых узких окнах виднелась розово-взбитая пена цветущей вишни. Я с сомнением поглядела на хозяина. Кажется, он все-таки кореец, хотя не в состоянии я отличить корейца от японца, а японца от китайца. А все мои вопросы о прошлом господин Чжой категорически игнорирует. Может, предложить ему провести сегодня мирный и торжественный «День любования цветением сакуры»? А там, глядишь, он и успокоится…
– Присядь, – неожиданно произнес господин Чжой.
– Зачем? – я даже слегка протупила от удивления. – Вы же понимаете, для нас это пустая формальность – сидеть, стоять, лежать…
– Сядь!
Не повиноваться его голосу просто невозможно. Хотя я периодически пытаюсь. Я обнаружила за спиной массивное кресло – в таком следует сворачиваться клубком и мечтательно переводить глаза со страниц увлекательной книги на цветущую за окном вишню. А не пытаться выдержать пронзительный взгляд главы нашей призрачной компании. Я села и приняла позу строгого достоинства, а не провинившейся школьницы. Ну очень на это надеюсь.
– Традиции и даже, как ты изволила выразиться, пустые формальности следует соблюдать и чтить, – наставительно заметил господин Чжой. – Иначе мы потеряем себя!
Жаль, что под его неотступным взглядом я не могла закатить глаза: а разве мы уже не потеряны?
– Окончательно потеряем! – добавил хозяин, словно прочитав мои мысли. Впрочем, он частенько говорит, что и читать там особо нечего…
– Где вы побывали в эти дни, господин Чжой? – спросила я для поддержания беседы, совершенно не рассчитывая на ответ, но старик удивил меня вновь:
– У праправнука.
Господин Чжой ни разу не упоминал, что у него имеются какие-то родственники. В смысле, живые. Что странно: ведь каждый из нас при любом удобном и неудобном случае норовит завести долгий зевотно-подробный рассказ о своих родных и близких.
Кто их, конечно, помнит.
– Вот как? А вы ведь никогда…
– Да-да, – перебил старик. – Я никогда о нем не говорил, ибо хвастаться тут совершенно нечем. Некем. Парень вырос изрядным шалопаем и бездельником. – Господин Чжой поджал четко и красиво вырезанные губы – они изобразили подкову концами вниз – и смерил меня придирчивым взглядом почти черных, зорких, совершенно не старческих глаз. Итогом было: – Видимо, такова вся современная молодежь! Испорчена, глупа, ленива. Думает лишь об удовольствиях, потакании собственным слабостям, забывая о таких понятиях, как долг, честь, почитание старших!
И так далее и так далее. Эта музыка будет вечной… В смысле, эти слова повторяются испокон веков и даже тысячелетий. И что? Мир до сих пор как стоял, так и стоит, перемалывая сонмы этих неблагонадежных молодых и превращая их в таких вот упертых стариков. Я глядела на цветущие вишни за его спиной, вполуха улавливая знакомые слова, выражения и даже интонации: ну хоть бы какое разнообразие…
– Господин Чжой! – перебила и для самой себя неожиданно. – А можно кое-что у вас спросить?
Старик едва не поперхнулся незаконченной тирадой. Но замолчал, помедлил и кивнул узким подбородком:
– Я слушаю.
– Ваш праправнук – убийца и вор?
Суженные в щелки глаза расширились почти до европеоидных очертаний.
– Что?!
– Неужели нет? – Я задумчиво поглядела в потолок. – Ну, тогда, наверное, конченый алкоголик и наркоман?
– Да с чего ты это взяла?!
– Бездельник? Жиголо? Совращает несовершеннолетних младенцев обоего пола? Отбирает деньги у престарелой матери? Сдает своих незаконнорожденных детей в приюты? Расчленяет людей на органы? – Я все больше и больше увлекалась перечислением предполагаемых грехов чжоевского правнука. Впрочем, старик вскоре перестал изумляться и возмущаться, потому что внимательно следил за ходом моих мыслей – его рот все еще изображал стальную подкову, но уже перевернутую концами вверх. Когда я дошла до каннибализма, господин Чжой вскинул сухую красивую руку.
– Довольно, агасши1! Я тебя понял!
Я разочарованно умолкла – ведь только-только разошлась, сколько еще преступлений и проступков, упомянутых в уголовном, административном и моральном кодексах, остались неперечисленными!
Старик скрестил на груди руки и откинулся на кресле. Рассматривал меня из-под тяжелых век.
– Ты сейчас намекаешь, что я к нему придираюсь?
– Не знаю, чем уж он вас так прогневал или разочаровал, но, если все-таки ничего из этого парень не делал, отчаиваться вам пока рановато. – Я храбро улыбнулась в ответ на его кислую улыбку. – Вместо того чтобы поддержать, подбодрить, похвалить собственного ребенка, родители почему-то сразу берутся за кнут. Но срабатывает кнут не со всеми, уже поверьте.
– Твои старшие родственники тебе тоже подобное говорили?
– Наверняка да, что-то в этом роде…. Вероятно, – я склонила голову набок, – и ваши тоже?
– Да. И как видишь, я все-таки вырос и прожил очень длинную жизнь достойным и уважаемым человеком.
– Верю вам на слово, – пробормотала я, и господин Чжой пристукнул по полу тростью.
– Ах ты… нахалка! Лишь из-за того, что я сегодня разоткровенничался, я должен выслушивать твои неумные шуточки и замечания?
– Простите меня, господин Чжой, – пробормотала я, отвешивая поклон под тем углом, под каким полагается извиняться перед старшей уважаемой персоной – черт подери все эти восточные премудрости! – Я не хотела никоим образом оскорбить или обидеть вас. Я лишь пыталась донести точку зрения юного, пусть и не такого уважаемого и опытного человека. А?
Кажется, получилось его умиротворить: сведенные над переносицей брови старика разгладились, он поворчал еще себе под нос, но уже не как клокочущий чайник, у которого вот-вот сорвет па́ром крышку. Я все еще не понимала, зачем конкретно господин Чжой призвал меня сегодня под свои зоркие азиатские очи: не поделиться же негодованием на неудавшегося потомка? Совершенно на него не похоже, хотя я уже привыкла быть отдушиной для остальных в нашей компании… если задуматься, неплохая игра слов – отдушина, душа, дух…
Я прикинула, сколько же мальчишке может быть лет: кажется, парой приставок «пра-пра» здесь не обойдешься!
– Но что вас все-таки взволновало, господин Чжой? – скорее из вежливости, чем из интереса спросила я. Цветущий сад за окном зачаровывал и манил – может, успею прогуляться в нем, прежде чем хозяин спохватится?
– Он подумывает о самоубийстве.
Я моргнула. Вот черт! И что с этим прикажешь делать? Господин Чжой ждет от меня совета? Я ведь не психиатр и даже не психолог! В жизни не имела дела с людьми с суицидальными наклонностями.
– А есть тому какая-то серьезная причина? Может, неразделенная любовь? Непонимание со стороны родителей? Плохая успеваемость в школе?
Господин Чжой мелко закашлялся и помотал головой.
– Нет, девушка. Ничего подобного. И ничего серьезного. Просто жизнь его – очень благополучная сытая жизнь – слишком пуста и бесплодна. Он скучает.
– Тогда ваш внучок просто с жиру бесится! – выпалила я и запоздало прикусила язык. Однако господин Чжой покивал мне со строгой благосклонностью.
– Да, так. Именно так, девушка. Ты все схватываешь на лету.
Я насторожилась – неожиданная похвала от коварного и придирчивого старика! Что-то он задумал, но пока непонятно, что именно.
– Я даже пытался наставить его на путь истинный, – добавил господин Чжой.
Я заморгала:
– Что, простите? Вы хотите сказать, что являлись ему, чтобы выразить свое негодование?
Господин Чжой, стукнув тростью, прикрикнул на меня:
– А что? Я, старший родственник, не имею на это права?! Раз мои потомки сумели только породить, но не воспитать подобающе последнего в нашей семье отпрыска, я должен все оставить на самотек?!
Я представила, как «старший родственник» лупит тяжелой тростью великовозрастного балбеса, и перебила разошедшегося господина Чжоя:
– И он что – действительно видел и слышал вас?
Старик осекся. Впервые поглядел за окно, явно не замечая цветущего сада.
– Боюсь, что нет.
Уверена, что нет.
– Но лишь потому, что он этого не желает, – добавил хозяин поспешно. Видимо, понял мой скептический взгляд, потому что пояснил: – В нашем роду из поколения в поколение передается дар видеть тонкий мир… Даже парочка шаманок имелась! Так что безмозглый щенок просто упрямится!
Бедный парень. Но у него действительно должна быть очень крепкая психика, чтобы игнорировать проделки старика: я-то прекрасно знаю, на что способен разгневанный господин Чжой!
– Хорошо, – продолжала рассуждать я. – Допустим, выразили вы ему свое недовольство и думаете, мальчишка мгновенно исправится? Перестанет скучать?
…Хотя, конечно, если господин Чжой займется им всерьез, скучать внучку точно не придется!
– Перестанет. Потому что ему придется выполнить мое поручение.
– О. И какое же?
– Он должен отыскать сокровище.
Есть слова, которые мгновенно приковывают наше внимание. Например: «Пожар!»
Или «клад». Сокровище…
Я тут же отвлеклась от переглядок с романтичным сакуровым садом.
– Сокровище?!
– Да. Это очень важно. И срочно.
– Вы знаете, где зарыто сокровище?
Господин Чжой вновь деликатно прокашлялся.
– Ну не то чтобы оно было зарыто… Скорее, просто лежит.
– Это какая-то старинная карта, да? Драгоценности? Тайное доказательство, что вы ведете свой род от древних королей Корё2? Или вы потомок недавней династии Чосон3? – Меня просто распирало от версий. – Это что-то вроде семейной реликвии?
Старик пару раз энергично кивнул:
– Да. Семейная ценность. Так будет точнее. Но раз я не сумел добиться внимания от собственного правнука, то не смог передать ему и поручение. Как он только смеет меня игнорировать!
Да, такое наверняка случилось впервые. Видать, характер у мальчишки не менее упертый, чем у деда. То есть прапра- и прочего деда…
– Может, попробуете еще?
Господин Чжой наклонился вперед и, глядя мне прямо в глаза, произнес раздельно, пристукивая тростью в такт:
– Ты. Попробуешь. Ты.
***
Вот таким вот образом чудесный вишневый сад невзначай превратился для меня в вишневый ад, по которому гуляли мы с местным Вергилием4 – господином Чжоем. Ну как гуляли: лишь старик шествовал неторопливо и невозмутимо, неспешно огибая цветущие деревья и меня, прыгающую перед ним взбесившейся обезьяной. Я вопила, что совершенно не собираюсь этого делать и не буду, поскольку это глупо, безумно и вообще… дико странно. И почему для такого важного и ответственного поручения он выбрал именно меня, ведь сам говорит, что я никчемная ученица и пустая башка… И вообще, это дела семейные и деликатные, вдруг я напугаю подростка до потери пульса, и кто же тогда будет в ответе, а?
Господин Чжой остановился под очень большой старой вишней, поднял голову и вздохнул глубоко с таким откровенным наслаждением, что я осеклась, глядя на его слабо улыбавшееся лицо с закрытыми глазами. Прекрасно понимая, что все это видимость, машинально вздохнула тоже и на какой-то миг даже ощутила аромат… Воспоминание? Они так редко посещают меня, что я не всегда могу понять, на самом ли деле просыпается моя крепко-накрепко уснувшая, да чего там – впавшая в летаргический сон – память или это наведенная иллюзия, своеобразный гипноз, внушение более опытного и сильного компаньона?
Сейчас как раз последнее, поняла я, заметив, как старик наблюдает за мной из-под опущенных век. Господин Чжой изумил меня еще больше, улыбнувшись поощрительно. Кивнул:
– Все правильно говоришь, девушка! Это действительно семейное, частное, личное дело, и сама посуди, кому же я могу его доверить? Кровных родственников у меня не осталось… кроме этого шалопая, за которого я так волнуюсь. Я не сумел до него достучаться. Да и неизвестно, смогли бы мы понять друг друга, ведь между нами целый век разницы… И слаб я, силы уже иссякают… боюсь просто растаять.
Я скептически наблюдала, как господин Чжой пытается изобразить поникшего, потерявшего всякую надежду дряхлого старца – бесполезно, не позволяли ни осанка, которой позавидует любой балетный танцор, ни острый внимательный взгляд, которым он наблюдал за мной из-под ресниц. Господин Чжой понял, что спектакль не удался, и, моментально перестроившись, заговорил обычным суховатым тоном:
– Кроме того, не думаешь, что пора уже сменить обстановку и главное – компанию? Тебе еще не надоели эти нытики, изо дня в день разыгрывающие шекспировские страсти лишь потому, что им хочется согреться твоим сочувствием и вниманием? Или некая вздорная и придирчивая персона, которой полагается давным-давно мирно упокоиться на кладбище?
– Ну что вы! – быстро отозвалась я. – Как вы можете надоесть!
Его крепко сомкнутые губы опять изобразили подкову концами вверх – сейчас потому что господин Чжой действительно захотел улыбнуться, а не изобразить эмоцию.
– Дай тебе волю, ты бы так и просидела на том берегу, пока земной шар не прекратил свое существование! Ты даже не пытаешься выйти из нашего мира, добиться внимания и понимания людей…
– Да, потому что мне это не удастся! – перебила я. – Я ведь уже пробовала.
Старик раздраженно качнул головой.
– Уж очень ты быстро сдалась, девушка! Но сейчас все получится, я уверен.
– Потому что это для вас так важно?
– И потому что на этот раз я тебе помогу.
Господин Чжой смотрел на меня, и в его пронзительных темных глазах не было ни капли сомнения.
***
Евгений Чжой, которого друзья, а теперь и коллеги звали попросту Джой, скучал. Он не спеша потягивал из бокала спиртное с явным привкусом еловой хвои (на ощупь нашел в баре: а не все ли равно, что именно пить в два часа ночи?) и смотрел на не спящий, переливающийся огнями город с высоты двадцать четвертого этажа. Выше нас – только небо… Хотя имелись в Северокаменске здания куда выше, современней и выпендрёжней, Джой любил свой последний этаж с выходом на крышу и свой далеко не элитный район. Он первым встречал солнце – если уж находил на него такой стих; звездное небо не заслоняли никакие близстоящие многоэтажки; а чад от раскаленного летнего асфальта сдувало на середине пути сложно завихряющимся средь домов ветром.
Джой покачивал бокал с нескончаемым содержимым, разглядывая сквозь него пустую улицу с редко проносящимися ревущими в ночной тишине мотоциклами и машинами, и глухо тосковал. Глухо – потому что бессмысленно, непонятно о чем – а ведь он терпеть не мог бессмысленных телодвижений, настроений и тем более мыслей. «И скучно, и грустно, и некому руку пожать» – так, что ли? Докатился…
С другой стороны, подобное ощущение бессмысленности бытия было для него внове, он даже смаковал его, слегка гордился – вот наконец и запоздавший кризис тридцатилетия, все по-взрослому.
А ведь к этому самому возрасту он пришел с неплохими результатами. Собственный бизнес, уже не требующий работы по двадцать шесть часов в сутки; возможность помогать матери; пара машин, представительская и «какую не жалко», как говорит его безмозглая сестрица; любимая берлога – он не видел необходимости менять ее на более просторную и новую; женщины – за количество уже не соревнуемся, обращаем внимание на качество. Много ездит по миру, неплохо держится на горных лыжах, дайвингует, яхту и покер осваивает…
Тоска, короче, заключил Джой с неожиданной злостью и залпом допил бокал. Жениться, что ли?
Он тут же привычно прикинул, чего и сколько для этого нужно. Женатые мужики за голову хватаются: как дети дорого обходятся! Траты, конечно, увеличатся, но все-таки свою женщину и одного, даже двух спиногрызов он потянет: жратву там, одежду, медицину, учебу… Джой окинул взглядом полумрак спальни, широкую низкую кровать со взбитой постелью и представил, как здесь прыгает, бегает, вопит и ревет парочка сопливых наследников… странно, но такая перспектива сейчас, в поздней и пьяной ночи, его совершенно не пугала. Осталось найти производительницу… в смысле жену, конечно.
Джой уже потянулся за планировщиком – чего откладывать в долгий ящик, сейчас и составить список кандидатур из числа знакомых женщин (кстати, имеются и вполне себе кореянки), чтобы методом подсчета плюсов и минусов выбрать достойную, – но хмыкнул и мотнул головой. Допился! Вот во время подобных кризисно-возрастных ловушек мужчины и вляпываются в то, что потом десятилетиями не расхлебаешь! Сам чуть не женился сразу после армии. Встретил недавно свою тогдашнюю любовь и с облегчением перекрестился: слава те господи, пронесло!
– Вот мерз-завец! – произнесли у него за спиной с ненавистью.
– Ну да, – автоматически признал Джой.
Подумал и – медленно, очень медленно – обернулся.
За спиной никого не было. Ну, не считая персидского кота Хина, полное имя которого куда длиннее собственного имени Джоя. Кот, как обычно, медленно моргал, наблюдая за хозяином недобрыми светившимися глазами. Но хотя Хин и умел мерзко вопить, когда желал мяса или кошку, произнести эти слова возмущенным женским голосом он никак не мог.
Да вообще никаким не мог, конечно…
Джой некоторое время пялился в пространство, не в силах объяснить случившееся. Почудилось? Но ему никогда ничего не чудилось. Мозги у него ясные, рациональные.
Здравствуй, «белочка»? В смысле, белая горячка? Да ну, бред, всего-то с одной бутылки… А грибочков и прочих галлюциногенов туда намешивать некому. Да и незачем.
Джой зачем-то поводил перед собой рукой, словно ощупывая воздух. Пробормотал:
– Ну-ка, ну-ка, что тут у нас…
И, независимо сунув руки в карманы штанов, вызывающе громко пошлепал по квартире, всюду зажигая свет и заглядывая за все двери. Даже на лестничную площадку вышел. Никого и ничего.
Как и следовало ожидать.
Джой замер посреди кухни и хлопнул себя по лбу: ну конечно же! Сейчас в спящем доме так тихо, что он слышит все происходящее у соседей: отношения ночью выясняют, нашли тоже время! Особенно это было заметно, когда он только въехал. С тех пор стало потише – то ли обшили стены звукоизоляцией, то ли задвинули мебелью, а поначалу невозможно было чихнуть, чтобы из-за стены не донеслось: «Будь здоров, сосед!»
Успокоенный Джой выпил стакан воды, налил второй и потащился с ним в спальню. Пора и самому баиньки, а то так скоро начнет по квартире касинов5 гонять! Длинно, с подвыванием зевнул – и выронил стакан, услышав:
– Нет, ну какой же мерзавец!
В этот раз его уха даже чей-то выдох коснулся. Джой поглядел на неразбившийся стакан – отличное стекло стали делать! – повернул голову… и, вздрогнув всем телом, шарахнулся к стене.
– Тьфу!
Вот д-дожил идиот, испугался собственного отражения в зеркале!
Недаром кое-кто намекает, как ему наверняка пусто и одиноко в огромной квартире! Джой специально, словно пытаясь кому-то что-то доказать, задержался у зеркала, приглаживая волосы – хорошо хоть дыбом от ужаса не встали! – но рука двигалась все медленнее, а потом и вовсе замерла. Он не верил в слуховые галлюцинации, но доверял своим реакциям и мозгам. Они его очень редко подводили.
Голос был? Был. Слова произносил? Произносил. И уж явно не голос с небес – вряд ли всяческие ангелы и прочие религиозные создания, разносящие благие вести, будут при этом так экспрессивно обзываться… Да и вообще обзываться.
Значит, что…
И что это значит?
Джой опустил руку и подался к своему отражению. Или вот это?
Правый край зеркала явно затуманился: ну ни фига себе, а в магазине клялись, что в зеркало еще и его внуки будут смотреться! Года не прошло, а амальгама уже облезает. Хотя эта дымка выглядела так, словно зеркало просто запотело. Он даже машинально провел пальцами по скользкой поверхности: сухо.
Зато дымка среагировала на прикосновение, как изображение на планшете, – собралась, уплотнилась и превратилась в полупрозрачное лицо женщины, хмуро взирающей на него.
Джой твердо знал, что за его спиной никого нет, и сразу пресек порыв обернуться. И так же моментально задавил желание завопить – на пару с дыханием. Некоторое время оба молча смотрели друг на друга. Потом губы женщины шевельнулись.
– Ну, что пялишься… внучек? – мрачно спросила она.
***
Неизвестно, что можно сотворить с бессмертным и могущественным духом, но по возвращении я обязательно это сделаю!
Господин Чжой сознательно создал у меня впечатление о своем внуке как о запутавшемся строптивом подростке! Ладно, возможно, я сама его не так поняла, но ведь старик даже попытки переубедить не сделал. То-то он так странно похмыкивал, когда я с умным видом рассуждала о возможных проблемах с успеваемостью в школе и конфликтах с родителями! Ну не гад ли?
Потому что этот матерый лоснящийся здоровьем и силой молодой мужик был в два раза старше предполагаемого пубертатного мальчишки. И это на него старик мне повлиять предлагает? Перевоспитать в духе… как это он говорит… почитания предков, родины и честного дела?!
– Вот же мерзавец! – с чувством произнесла я.
– Ну да, – неожиданно отозвался парень. Я онемела, наблюдая, как он таращится в пустоту – вообще-то прямо сквозь меня. Вот тут господин Чжой оказался прав: его потомок и впрямь в состоянии слышать и видеть то, что не полагается обычному человеку. Но вот сможет ли понять? Из любопытства я двинулась за младшим Чжоем, наблюдая, как он обшаривает квартиру на предмет проникновения незваных гостей из плоти и крови.
А обнаружил в зеркале бесплотную меня.
Не знаю, что он там во мне увидел, но сама я разглядывала хозяина с интересом. Первым впечатлением было: просто молодой двойник своего доставучего престарелого родственника! На второй взгляд нашлись отличия: и глаза посветлее, средне-карие, а не почти черные, и восточные резкие черты чуть смягчены, словно на них повлияло европейское окружение (господин Чжой ведь клятвенно утверждает, что никаких посторонних расовых вливаний в его семью никогда не было. Неужели он так же ревностно следил за всеми своими потомками?). Да и ростом явно выше и в плечах шире.
Парень подался ко мне, то есть к зеркалу, вплотную – буквально нос к носу. Даже отодвинуться захотелось, и я спросила:
– Ну, что пялишься, внучек?
Тот заморгал, беззвучно зашевелил губами. Я подождала и повторила:
– И что?
– Что – «что»? – спросил хозяин с неожиданной агрессивностью. – Вы кто?
– А подумав?
Младший Чжой честно попытался. Итогом было:
– Дух моей бабушки?
***
Теперь на некоторое время обалдела женщина в зеркале. И даже, кажется, обиделась.
– Почему это бабушки?!
Прямо как нормаль… то есть настоящая женщина, которой приписали лишку лет.
– Ну… внуком меня называете, – попытался исправить оплошность Джой. Тоже как в нормальной беседе, а не в полуночной безумной болтовне с призраком зеркала. Уперся кулаками в шкафчик. Он вовсе не считал позорным дрожь в коленях – не каждый день сталкиваешься с потусторонним, да еще в собственной квартире! – но не собирался демонстрировать привидению свою слабость.
– А, понятно, – сказал призрак. Женщина по-прежнему выглядела полупрозрачной: сквозь нее Джой видел отражение коридорного шкафа-купе. – Это потому что меня послал ваш прадед.
Далеко, однако, послал…
– Прадед? Это который?
Привидение завело прозрачные глаза кверху, вытянуло белые губы и начало загибать пальцы.
– Пра-пра-пра… – подумало, поглядело на Джоя и с сомнением закончило: – Пра?
Супердлинная и совершенно бессмысленная подсказка.
– А имя у этого «пра» есть? И вообще, с какой он стороны – матери или отца?
– Имя есть, – с готовностью подтвердила женщина-призрак. – Господин Чжой. Отца.
Теперь уже он закатил глаза.
– Вообще-то Чжой – это наша фамилия! Точнее, Чхве. Когда семья перебралась в Россию, ее прочли как Чжой, хотя вернее было Чой или Цой, так и записали, – выложил он на автопилоте, хотя для призрака это тоже было явно ненужной информацией. Попытался сминусовать все многочисленные «пра» от нынешнего года. Уж не тот ли это легендарный чун сиджо6, что уехал из Кореи в поисках лучшей доли? – А еще какие-нибудь данные о нем есть? Имя, год рождения?
Привидение неожиданно обиделось.
– Данные ему! Я что, паспортный стол?!
Ну до чего же чувствительный и трепетный призрак ему достался, того и гляди развоплотится от возмущения! Впрочем, Джою не привыкать вести переговоры с капризными клиентами и партнерами, так что попробуем договориться и с привидением. Он гостеприимно повел рукой.
– Слушайте, а что же мы в прихожей разговариваем, давайте устроимся поудобнее и побеседуем… – Он осекся. – Ну, вы же можете свободно перемещаться… в пространстве? Не обязаны постоянно сидеть в этом зеркале?
– Конечно, в зеркале я лишь для того, чтобы вы меня видели, – наставительно сообщило привидение. – А так – хоть куда. В спальне ведь тоже зеркало есть?
Джой кивнул, и призрак моментально исчез. Переместился в спальню, надо думать. Собираясь с мыслями, Джой еще с минуту тупо таращился на свое отражение, потом спохватился, поспешно пригладил взлохмаченные волосы, застегнул пуговицу на футболке Все-таки посланник от прадеда, да еще женщина, а он в таком… расхристанном виде. Пьяно-сонно-домашнем.
Призрак обосновался в двойном закрывающемся зеркале, которое притащила Янка. Сначала Джой ворчал на этот явно ненужный в его квартире предмет, потом стал использовать для бритья. Теперь вот опять пригодилось: буквально готовое местечко для привидений! Джой пододвинул кресло к столу и уставился в зеркало на свою призрачную гостью. Для антуража не хватает только зажженных свечей и заунывных призывов: «Суженый мой ряженый, приди ко мне наряженный!» Яна рассказывала, так они с девчонками в лагере развлекались. Хотя ему-то самому положено призывать суженую…
Не подозревавший о его мыслях – Джой надеялся, что духи все-таки не телепаты, хотя что он знает о духах? – призрак рассматривал его ответно.
– Ну и как? – спросил Джой, которому уже надоела эта игра в гляделки.
Призрак кивнул чисто по-человечески.
– Неплохо! Вы очень похожи на своего прадеда.
