Kitobni o'qish: «Заговоры волховской целительницы на поиск, привлечение и возвращение любимых»
Волховский кладезь
Здравствуйте, уважаемые читатели. Зовут меня Наталья Сытина. Живу в небольшом поселке под Новгородом на великой реке Волхове – той самой, которая в русских былинах упоминается. Может, помните, в былине о Садко появлялась прекрасная царевна Волхова – воплощение одной из красивейших русских рек? Вот именно в этих краях я и проживаю. О себе расскажу совсем немного, только то, что к делу относится. Жизнь у нашей семьи была всегда самая простая, обычная. И у меня тоже: отучилась я в школе, поступила в институт, решила выучиться на филолога, а там или в школу пойти преподавать, или еще какое-нибудь занятие по душе найти. Я всегда любила читать и мне хотелось, чтобы моя работа была связана с книгами.
Но вот однажды началась для меня совсем другая, новая жизнь. На третьем, что ли, курсе поехали мы большой группой на практику. Называется это фольклорная экспедиция. Когда на геолога учишься – ездишь разные камни изучать, странствуешь, ну а у гуманитариев принято отправлять студентов по деревням. Вот и мы отправились с девчатами, ездим по селам и деревням, собираем по крупицам народные песни, старинные сказки да прибаутки. Иной раз даже случайное словцо, по-местному сказанное, в тетрадку заносишь, потому что это подлинное сокровище. Интересно было, увлекательно, но только вот одно «но»: не только я, но и вся наша группа неизменно спотыкалась, когда доходило дело до заговоров. Да, с заговорами просто беда какая-то была.
Попросишь местных, особенно женщин, они тебе и сказки припомнят, и былички – истории разные про лешего и домового, и потешки, и колыбельные. Все охотно рассказывают, и споют, и даже спляшут, если очень попросить. А как до заговоров дойдет – ни в какую дело не движется. Мне еще в институте сказали, что заговоры собирать интереснее всего, потому что народные песни у деревенских давно уже перемешались с советской эстрадой, а вот заговоры – это подлинная старина в чистом виде, истинная магия. А я всегда была упорная, до всего хотела докопаться, и меня просто хлебом, как говорится, не корми – дай задачку посложнее. Другие девчата в группе песенку запишут, быличку запомнят – и довольны. Мне же, что называется, загорелось собрать именно заговоры – не ради пятерки, из интереса. Что-то чудилось манящее и сказочное в этой области, куда современному человеку ход вроде бы и закрыт. Словом, как мы пускались в расспросы, так я наших бабуль деревенских все к заговорам подводила.
Только заведешь речь о магии, о приворотах, о порче или сглазе, – а старушки, которые до того бойко песни пели, сразу как в рот воды набирают. Спрашиваешь: «Знаешь, бабушка, какие заговоры?» Она в ответ: «Знаю». Просишь – расскажи, а старушка в ответ: «А тебе зачем?» Я отвечаю, так и так, для науки. Бабушка отмахивается: «Ой, не помню, старая стала, все забыла». Или еще так бывало: начало заговора расскажут, а конец – нет. Говорят «нельзя дальше сказывать» или отпираются, что не помнят. Я, конечно, раззадорилась от таких препятствий и решила: я не я буду, но до правды докопаюсь. Кстати сказать, тех заговоров, у которых начало есть, а конца нет, я много в последнее время вижу и в книгах, и в Интернете.
И вот порешила я разобраться, почему старушки так упирались и беспамятными притворялись – что за сокровище такое эти заговоры, раз ими делиться с нами, городскими, ни в какую не желают. Особое удивление у меня вызывала непоколебимая вера пожилых людей в силу слова. Про молитвы тоже не понимала. Ведь во времена моей молодости – а это было давно – все мы поголовно вступали в комсомол, нас учили, что Бога нет, мир материален и так далее. А с другой стороны, зубрили же мы в школе стихи: «Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести»? Или там из Грибоедова, что «злые языки страшнее пистолета». Значит, все-таки слово какое-то воздействие имеет и не на пустом месте эта убежденность у деревенских.
Уже девчата из группы в обратный путь засобирались, а я все по деревне ходила, долго ходила, приставала к местным, пока наконец одна из женщин не пожалела меня. Отозвала в сторонку и говорит: так и так, сказки и песни собирай, а заговоры не тронь. Если слова какие знахарка и знает, она тебе их все равно полностью и без ошибок не скажет никогда, если не увидит в тебе особого света. Это не из жадности, а потому, что сведущие люди верят: заговор от того силу потеряет, если его разбазаривать, его можно передавать только тому, кто сам наделен силой словом исцелять. Вот думай что хочешь, а только слова эти, заговорные, они необычные. Если их просто так, без дела, трепать, попусту говорить, они либо вред принесут, либо не будут больше помогать. Вроде как выдохнутся. И если ты будешь говорить местным, что заговоры для книжки научной собираешь, тебе никто ничего не расскажет. Для старух это все равно что попусту разболтать, они науку не уважают. А вот если для дела просишь (болезнь там какую снять, приворожить кого), да увидят они в тебе что-то свое, то, может быть, и помогут. Дадут заговор или сами нашепчут, а ты услышишь. Только смотри, не записывай при них, наизусть запоминай, ты ж, наверно, зубрить привычная, вас там в институте вашем учат. Но совесть и понимание имей: помни, что все равно теми словами бросаться нельзя. Нельзя стариков обманывать. А напоследок она добавила: вряд ли у тебя что выйдет, потому что старики сами тебя должны выбрать, поэтому советую – не приставай или записывай только начало заговоров, так многие ваши делают – вроде как старинный дух есть, а больше нам не надо, все равно для дела их никто использовать не будет, в них не верят.
Я даже расстроилась поначалу. И обманывать старушек не хотела, и верить не верила, будто заговоры и впрямь силу имеют, и уж конечно, в себе никаких особых сил не чувствовала. Но амбиции были – как так, чтобы у меня да неудача. Я решила воспользоваться одним из советов и попросить заговор как бы для дела, всерьез – и обратилась к одной из бабушек за помощью. И вот, будто по заказу, случай подвернулся. Шла я через лужок некошеный в сумерках, не увидела веревку, которой была коза Манька привязана. Манька дурная была, испугалась, дернула в сторону, веревка обмоталась мне вокруг ноги, кожу и мясо содрала почти до кости. Кому несчастье, а я даже обрадовалась, хоть и больно было: вот, соображаю, пусть мне рану заговорят, а уж потом и к фельдшеру можно сбегать.
Пошла за помощью к знахарке. В деревне, сами понимаете, старух много, песни да прибаутки они почти все знают, но знахаркой слывет далеко не каждая. Была в той деревне бабушка Степанида, старенькая совсем. Много она заговоров знала, да только полностью ни один не сказала мне. Вот я к ней и похромала. По дороге, правда, меня сомнение взяло: а ну как рискованно это, все же нога до крови разодрана, а веревка грязная, вдруг столбняк схвачу? Но раз уж я решилась, то, думаю, дело до конца доведу.
И вот что удивительно: не поверите, только я к избе Степанидиной подошла, а бабушка уже и на пороге стоит. Как услышала. Хотя собаки у нее дворовой не было и никак старушка не могла услышать, что я иду, – она еще и на ухо была туговата. И это было только первое чудо. Показала я бабушке Степаниде ногу, пожаловалась. Она отвечает: «Помогу твоей беде, в дом ступай». Потом принесла с огорода лопух, колодезной водой мне рану омыла, на лопух паутины положила – целый комок, вроде как пряжа серенькая. Сижу, жду, что будет. Старушка на ту паутину пошептала-пошептала, да и приложила мне ее вместе с лопухом к ноге. Что она пошептала, я запомнила слово в слово, но вроде и слова-то простые все были, ничего такого особенного. «А лопух зачем? – спрашиваю. – И паутина вон… антисанитарная». Бабушка Степанида только усмехнулась да головой качнула. «Ты, – говорит, – поправиться хочешь или колченогой остаться?» И велела тот лопух косынкой к ноге примотать да носить до следующего утра. Вышла я от бабушки, а нога-то болеть уже и не болит так сильно. Ни к какому фельдшеру я не пошла, притомилась за день, уснула на сеновале как убитая. А наутро, как старушка велела, я лопух сняла вместе с паутиной и вижу: рана почти зажила, закрылась. Через три дня только царапина и осталась. Я в благодарность бабушке Степаниде свою кофту подарила – новую, теплую, шерстяную, которую взяла на случай холодов и купила как раз перед экспедицией.
С того дня убежденность моя поколебалась. Вроде все у меня на глазах произошло, все я видела, ни в лопухе, ни в паутине ничего волшебного нет… Неужели слова бабушка волшебные знает?
А тут и другой случай вышел, с моей подругой Танькой, незадолго до нашего отъезда. У нее накануне экспедиции с женихом нелады были. Она ему сказала, чтобы писал ей сюда, на деревенскую почту, а писем все не было. Танька с лица спала, раньше хохотунья была, а тут сидит в уголку и молчком молчит. Она из всех нас почти ничего и не собрала, говорила, все равно ей. Мы уже обратные билеты купили, через три дня ехать, и вдруг Танька ложится пластом и ни есть ни пить не может. Спросишь, в чем дело, говорит, тоска. Если бы болезнь какая, мы бы опять же к фельдшеру обратились, а то тоска – непонятно, как и быть. И тут меня осенило. Кинулась я к бабушке Степаниде, уговорила ее прийти посмотреть, что с Танькой такое. Бабушка согласилась, пришла, всех девчат за дверь выставила, потом послала меня у хозяйки, у которой мы жили, свежее яйцо из-под курицы попросить. Я принесла и думала, что она и меня за дверь выставит, а Степанида посмотрела на меня так внимательно, аж мороз по коже, и говорит коротко: «Останься». Сначала бабушка с Татьяной нашей шепотком потолковала, а потом смотрю: поставила ее в полный рост и давай тем яйцом обкатывать, и шепчет, шепчет, приговаривает. Потом разбила яйцо в миску, посмотрела туда – головой качает. Дала Татьяне какие-то наставления и вышла. Оставшиеся три дня наша Танька вставала ни свет ни заря и ходила купаться на реку на рассвете, одна. А к отъезду уже стала прежней – и заулыбалась, и песни стала подтягивать. Расспрашивать мы не решались, но о женихе больше разговоров не было. А как приехали мы в город, у Таньки новый появился, лучше прежнего. Однажды встречаю я ее на почтамте, посылку отправляет. Смотрю – адрес-то знакомый, той деревни, где мы были. Полюбопытствовала, кому да что. Татьяна на меня серьезно так посмотрела и говорит: «А Степаниде Антиповне подарок. Я ей по гроб обязана. Если б не она, меня бы порча в могилу свела. Порча на мне была от разлучницы, которая Петьку сманила». И так она это сказала, что я больше расспрашивать не посмела, но слова эти и вся история мне запомнились.
Полгода спустя начались у меня личные неурядицы. Уж извините, не буду в подробности входить, но помочь не мог никто – ни врачи, ни друзья. Тут и сердечные дела замешались, и многое другое. И вот тогда я вспомнила про бабушку Степаниду и, бросив все, поехала к ней, запасшись разными подарками, каких в деревне было не достать – городским товаром. Приняла она меня ласково, как выяснилось, помнила прекрасно и как будто даже ждала меня. Татьяне поклон передала, мое горе выслушала и обещала помочь. И опять пошли в дело заговоры, народная магия.
Еще несколько раз ездила я в ту деревню к Степаниде. Просила помощи уже не только для себя – для близких. Ведь, поскольку убедилась, что заговоры силу имеют, мне захотелось помочь тем, кто попал в беду. Каждый раз бабушка Степанида меня расспрашивала, я все ей честно отвечала. Конечно, я для нее все еще оставалась «городской» (хотя на самом деле жила я не в городе, а в поселке), но чувствовала я, что бабушка меня вроде как за свою держит. Я думала, она убедилась, что я не забавы ради прошу у нее тот или иной заговор, а для дела и не о себе уже стараюсь, а за других болею, потому и ласкова ко мне. Но вскорости стала Степанида не только давать мне заговоры, но и приглашать с собой к больным разным да страдальцам. Иной раз просила меня пошептать заговор, а сама стояла за плечом. Долго ли, коротко ли, а стала я тоже в нашем поселке вроде знахарки. А когда Степанида помирала (было ей не много не мало 102 годика), она позвала меня к себе. Дождалась, пока я приеду, хоть и еле теплилась в ней жизнь. И вот тут я узнала, что есть во мне искра Божья и что могу я врачевать и исцелять. Благословила меня моя учительница и добавила: «В тебе не только есть сила лечить, ты на свет родилась с особой миссией – нести людям счастье, помни об этом, а если забудешь, случится с тобой беда, пойдешь по неверной дорожке и сгинешь!»
Скажу откровенно – испугали меня те слова, но затем прошел страх, потому что увидела я в жизни именно свою дорогу, и с тех пор по ней и иду. Собираю заговоры, даю их людям. Так собралась у меня настоящая коллекция, настоящая сокровищница. Только не из золотых побрякушек, а из золотых слов
